Консультации

Отис закрыл входную дверь и с грохотом рухнул на нее всем своим весом. Взглянув на потолок, он глубоко вздохнул. Ему потребуется несколько минут, чтобы обдумать… ну, все это. Он даже не знал, с чего начать… Но если бы он мог выбирать, то, конечно, начал бы с того, что только что произошло по ту сторону этой двери. — Тебе ничего не нужно? — Отис, все хорошо. — Твой телефон заряжен? Подожди, кажется, у меня была портативная зарядка… — он попятился в холл, крутясь по сторонам и размышляя, где могла храниться его штуковина для зарядки телефона. — Отис… — умоляла Мэйв в ожидании, когда он перестанет вращаться. — Все хорошо. Не волнуйся. Я напишу тебе, когда приеду домой. Он подошел к ней, и они вместе вышли на крыльцо. — А твоя машина… — Я напишу тебе сообщение. Одно. И на этом все. — Верно, — произнес Отис, отступив на полшага назад. — Границы. — Верно, — согласилась Мэйв с серьезным лицом, скрестив руки перед собой. Несколько мгновений она просто шаркала ногами. — Наверное, мне лучше…? Мэйв указала большим пальцем на нервного таксиста, сидящего в машине перед домом. Было видно, что он хотел посигналить, но боялся плохой оценки в рейтинге. Простаивающее такси и неловкая суетливость пары в дверях говорила о том, что их время — четыре оставшиеся минуты дружбы, которые они отсчитывали на его кухне — истекло. Слишком рано. Всегда будет слишком рано. — Да, — коротко кивнул Отис, скрестив руки на груди в попытке отразить ее серьезную позу. Оба разыгрывали отношения, которые у них должны были быть. — Да… — сказала Мэйв. — Мне… эм. Мне пора. Она немного отступила назад, поправляя сумку на плече, но все еще глядя на него. — До следующего раза, Док? — спросила она с привычной ухмылкой, на мгновение снова приблизившись к нему. Он слегка кивнул ей и улыбнулся, застенчиво махая рукой. Она ответила тем же жестом, прежде чем развернуться и сделать несколько шагов к машине. Глядя, как она уходит, он отступил в холл и положил руку на входную дверь, готовясь закрыть ее, когда… — Отис! Подожди! Мэйв Уайли бежала обратно к его крыльцу. — Все нормально? — Отис шагнул за дверной проем, сокращая расстояние между ними, чтобы осмотреть ее на наличие повреждений или, возможно, похмельного обезвоживания. — Что случилось… Внезапно, Мэйв обняла его, обхватив так, что у него перехватило дыхание. Отис неловко похлопал ее по спине, желая ответить на жест более искренне, но не имея уверенности, что может это себе позволить. Мэйв почувствовала это. — Прости, — она отступила на расстояние вытянутой руки. — Это было зря? Он открыл рот, чтобы ответить, но не смог ничего произнести. Мэйв же забеспокоилась, что снова пересекла черту. Она отступила еще раз. — Просто я только что осознала… что так и не поблагодарила тебя, — импровизировала она. — Знаешь, за все, что ты сделал для меня вчера. И сегодня утром, если уж на то пошло. Отис был немного озадачен. Он был уверен, что слышал, как она благодарит его ранее, но не стал спорить. — Да, ладно, — ответил Отис, с трудом прочистив горло. — Ну, говорить «спасибо» — важный человеческий ритуал для поддержания доверия и взаимного уважения в отношениях. Она понимающе кивнула, нервно глядя на его ноги перед собой. Они стояли так еще несколько секунд. — Я не хотела… — начала Мэйв, почесывая место за ухом, все еще переживая, что объятия не были правильным жестом после разговора о границах несколько минут назад. — Прости, если снова переборщила. Просто… Я подумала, что в качестве жеста благодарности объятие было бы уместно, — объяснилась она. — Знаешь, человеческий ритуал. Отис кивнул, соглашаясь. — Я думаю, что между друзьями в такой ситуации — да, объятия были бы уместны. Мэйв кивнула, отступив на шаг в сторону, а затем снова на два шага вперед. Она нервно улыбнулась. — В таком случае… ты не против побыть моим другом еще пару секунд? Отис сглотнул. — Это можно устроить, да. — Здорово. Мэйв снова закрыла пространство между ними, обвив руками его туловище, крепко сжимая. — Спасибо, Отис, — прошептала она ему на ухо. — За все. — Конечно, — прошептал он в ответ, сжимая ее также сильно. — Конечно. Все еще сверля дыру в потолке, Отис провел рукой по волосам, соскользнув по двери немного ниже. Терапевт и клиент. Доктор и пациент. На этот раз линия была проведена четко, как и должно было быть всегда. Теперь все будет правильно. Но если все правильно, тогда почему у Отиса ощущение, будто его вывернули наизнанку? «Спасибо, Отис. За все». Он все еще мог слышать эхо произнесенных ею слов. Он все еще чувствовал ее руки вокруг себя, ее крепкие объятия. Он все еще чувствовал ее саму, ближе, чем она когда-либо была к нему — но теперь все же намного дальше, чем обычно. Терапевт и клиент. Доктор и пациент. Это их отношения. Простые и понятные. Тогда почему же они ощущались вот так? Тук, тук, тук. Отис почувствовал стук во входную дверь еще до того, как услышал. Он отлетел от деревянной поверхности как при ударе током. Мэйв. Он развернулся к двери лицом, его рука тут же потянулась к ручке. — Все хорошо? — спросил он, волнительно открывая дверь. Вместо девушки, занимавшей большую часть его разума за последний день, он увидел свою мать с рукой в воздухе, нахмурившуюся от собственного беспокойства. — Я собиралась спросить тебя о том же, — ответила Джин Милберн. — Мама! — воскликнул Отис. — Что… эм. Что ты здесь делаешь? Она указала на часы. — 10 часов, — просто сказала она. — Черт, — Отис хлопнул ладонью по лбу. Бранч с мамой. Черт возьми. Нет, нет, нет, нет. Нетушки. Ни за что. Отис не мог сейчас ехать. У него все еще голова ходила кругом от того, что произошло с Мэйв, и он только начал размышлять, что чувствует по этому поводу. Добавьте к этому Джин Милберн, сверлящую его глазами следующие полтора часа за яйцами Бенедикт и капучино, а также за расспросами о его жизни. Он просто не сможет этого вынести. Единственное, о чем он мог думать сейчас, это Мэйв. Но он никак не мог рассказать о Мэйв — его пациентке, с которой он слишком сильно сблизился — терапевту, которым он восхищался больше всех на свете и который собственноручно учил его профессиональной этике с того момента, как он произнес свои первые слова. — Мам, я… — сказал Отис. — Извини, но я вряд ли смогу сегодня поехать. Он притворно покашлял в локоть. — Думаю, я чем-то заболел… Сейчас это не сработает. Джин знала, что он пытается избегать ее, и была почти уверена, что это как-то связано с ситуацией между ним и его таинственной гостьей на месте, где она сейчас стояла. Но пока она могла ему подыграть. — О, нет, дорогой… — Джин слегка протиснулась в дверь, пытаясь рассмотреть его получше. Хоть она и знала, что Отис притворяется, она все равно не могла удержаться от того, чтобы по-матерински ощупать его лоб на предмет лихорадки: — Чем? Отис отнял ее руку от своего лица и взял в свои. — Не волнуйся… — он покачал головой. — Я уверен, что ничего серьезного, мам… Он одарил ее ободряющей улыбкой. — Ты пролежал в постели до позднего утра, — сказала она, взглянув на его пижаму и стараясь не улыбаться. — Это может быть серьезнее, чем ты думаешь. Что ты чувствуешь? — Я чувствую… Отис в очередной раз попытался определить, что же чувствует. В животе он ощущал дыру, а в груди стеснение, но у него было стойкое ощущение, что это не заразно. — Я чувствую небольшую… тошноту, вот и все. И, возможно… слабость. — Он положил руку на грудь в попытке успокоить сердце. — Просто… чувствую себя не так, как обычно. Теперь Джин взглянула на сына внимательнее. Хотя она была уверена, что он лжет, она также знала его достаточно хорошо, чтобы увидеть в его словах долю правды. Он и впрямь выглядел немного бледным и… не так, как обычно. Вспомнив дискомфорт их с женщиной прощания, Джин начала понимать, что, вероятно, между ними все было более сложно, чем казалось на первый взгляд. Ее первоначальная, менее благородная мотивация ворваться в его дом быстро обернулась искренним волнением. В конце концов, если он так увлекся этой женщиной, это был очень, очень большой для него шаг. В последний подобный раз все закончилось… плохо. Настолько плохо, что ей приходилось много раз вот так приходить к его двери и собирать его по кусочкам. Мысль о том, что он снова отдаст свое сердце без остатка, заставила ее сжаться от страха, который она была способна ощущать только к тому, что касалось ее сына. — Ну, хорошо, — сказала Джин, снимая пальто, сумку и вешая их на крючок в прихожей. — Я останусь ненадолго и позабочусь о тебе. — Нет! — внезапно ответил Отис, отрезав ей путь и не давая пройти дальше холла. У него не было возможности привести дом в порядок после их с Мэйв ночи и утра, и он знал, что у его матери наверняка сложится очень, очень неправильная картина в голове. — Я к тому, что… — Отис почесал затылок, осознавая, как отчаянно прозвучал, — не хочу, чтобы ты заразилась, мама. Я справлюсь… э-э. Я справлюсь сам. — Ерунда. Я уже здесь. Она протянула руку, чтобы погладить его по щеке, обезоруживающе улыбаясь. — Что бы это ни было, позволь мне помочь… Пока Отис пытался придумать лучший предлог перед лицом ее материнской любви, она похлопала его по щеке и проскользнула мимо. — А теперь позволь мне приготовить тебе чай… — сказала она, педантично направляясь к нему на кухню. Он безнадежно побежал за ней, но было уже слишком поздно. Джин сделала пару шагов в пространство и остановилась как вкопанная, осматривая обстановку его обычно безупречного дома. Отис мог представить, о чем она думает, и точно знал, что она хочет сказать. Но тема разговора об Отисе, который наконец-то начал двигаться дальше, была настолько деликатной, что — хотя каждая клеточка тела Джин жаждала объяснений — она воздержалась. Она не хотела, чтобы он чувствовал осуждение или чрезмерное наблюдение, особенно в отношении такого важного шага. Поэтому Джин не стала расспрашивать о парах одинаковых предметов, разбросанных по его кухне: кофейных чашках, тарелках, вилках и ножах. Она удержалась от поддразнивания его по поводу остатков того, что выглядело как «спасибо за ночь» в сковородках на его плите. Она даже не стала упоминать тот факт, что у Отиса играл его плейлист с песнями The Beatles, который, как она знала, он включал только в радостные дни, проведенные с близкими людьми. Джин даже не могла вспомнить, когда в последний раз слышала этот плейлист… Поэтому, когда шок прошел, она просто направилась к чайнику, поставила воду, а затем, засучив рукава, начала мыть посуду. — Мам… — сказал Отис с ноткой вины в голосе. — Это не то, что ты… — Ты, должно быть, был очень голодным, — сказала она, притворяясь, что ничего не замечает, складывая пустые тарелки в раковину. Она открыла кран, ополоснула тарелки, а затем заткнула слив и наполнила раковину теплой водой. Затем, не говоря ни слова, она начала тереть тарелки. Несколько минут Отис молча смотрел, как Джин убирает беспорядок после его с Мэйв посиделок, прислонившись к барной стойке. Он понял, что даже не знает, как начать объясняться с матерью, и разумно ли было вообще пытаться это сделать. Всю его жизнь они были только вдвоем после того, как его отец ушел из семьи. Она была его лучшим другом и доверенным лицом, а он — ее. Они полагались друг на друга. За исключением его нескольких трудных подростковых лет, они рассказывали друг другу все. А когда он решил пойти по ее стопам в терапевтической сфере, они стали еще ближе благодаря общей любви к своей работе. Когда его брак распался около двух лет назад, именно она была с ним на протяжении всего пути возвращения к нормальной жизни. Это она ела с ним вредную еду и смотрела с ним ромкомы. Она завтракала с ним, смешила его и говорила, что все будет хорошо. Не было никого в мире, кому он бы хотел рассказать о Мэйв больше, чем своей матери. В конце концов, из-за вихря событий, который он пережил с Мэйв за последние пару дней — за последние пару месяцев, если быть честным — он был сам не свой, а его мать была человеком, которому он доверят больше всех на свете. В то же время она была последним человеком, от которого он хотел слышать о его невыполнении своего долга как терапевта сохранять надлежащую дистанцию с пациентами. Поэтому он просто молча стоял, позволяя ей наводить порядок на его кухне и безуспешно пытаясь подобрать правильные слова. — Она красивая девушка… — произнесла Джин первой. Отис вскочил и уставился в спину матери, слегка приоткрыв рот от удивления. Он пытался сформулировать ответ, вопрос или хоть что-то в этом роде, но ничего не получилось. — Возможно, я заметила, как она уходит отсюда… — объяснила его мать, не отвлекаясь от мытья посуды. — Это не было умышленно, уверяю тебя, — продолжала она, как бы предвидя его возможные обвинения в слежке. Стряхнув руки, она слила воду в раковине, все еще не поворачиваясь к нему и стараясь не ставить его в неловкое положение. — И мне не нужно, чтобы ты мне что-то объяснял. Мне не нужно знать, кто она для тебя или что произошло между вами. Джин вытерла руки кухонным полотенцем, продолжая смотреть в окно на стене за раковиной. — Но я вижу, что она тебе небезразлична. И поэтому, когда ты будешь готов, я бы хотела услышать о ней, — сказала Джин. Наконец она повернулась к нему лицом. — Если ты не хочешь вдаваться в подробности, то, возможно, ты захочешь хотя бы назвать мне ее имя, — сказала Джин, подходя к сыну ближе. Она провела рукой по руке Отиса и подбадривающе улыбнулась ему. «Ее имя». Ну, в этом нет ничего такого. В любом случае, она уже видела Мэйв. Скрывать ее существование было уже невозможно — поезд ушел. Усугубит ли ситуацию имя? Отис снова взглянул на заботливое лицо своей мамы и, сам того не осознавая, ответил на вопрос. — Мэйв… — сказал Отис, неосознанно улыбаясь от звука ее имени. — Ее зовут Мэйв. Джин увидела просветлевшее лицо ее сына и почувствовала, как ее сердце сжалось от тихой радости. — Она… Отис снова позволил себе подумать о ней. Обо всем, что регулярно проносилось у него в голове, когда она вторгалась в его мысли. А затем он посмотрел, как его мама — человек, которого он любил больше всего на свете и с которым он делился всем — улыбалась ему с безоговорочной любовью и пониманием. И, прежде чем он успел остановить себя, его эмоции выплеснулись наружу. — Она такая умная, мама. Она самый умный человек, которого я когда-либо встречал… И она талантливая, и забавная, и такая теплая, хотя и не хочет, чтобы кто-либо знал об этом… Джин усмехнулась, наблюдая, как улыбка Отиса становится шире во время рассказа о Мэйв. Затем выражение его лица снова стало серьезным. — И я знаю, о чем ты думаешь, учитывая… все это, — он оглянулся на их утренний беспорядок, уборкой которого Джин занималась. — Но все не так… совсем. Я бы не смог… Отис покачал головой, словно пытаясь очистить разум от мысли о границе, которую он никогда не сможет пересечь. Он снова начал чувствовать дыру в животе. Джин выглядела растерянной и немного обеспокоенной, наблюдая за сменой выражения его лица. — Что такое, дорогой? Ты можешь рассказать мне… Отис понял, что мама видела все на его лице, и отвернулся от нее в тщетной попытке спрятаться. Сделав несколько шагов к кухонной тумбе, он уперся в нее руками. После минуты молчания, Джин заполнила тишину своим прочтением ситуации. — После того, через что тебе пришлось пройти, я знаю, что это может быть трудно в первый раз, когда ты захочешь… — Джин замолчала. Она продолжила свою мысль, применив немного менее прямой подход. — Совершенно нормально бояться… когда ты наконец нашел кого-то, кто снова заставляет тебя чувствовать это… кого-то, с кем ты хочешь пойти на этот важный этап. — Мам, нет… — вмешался Отис в попытке помешать ей сделать неправильный вывод. Джин уверенно продолжила говорить, как она обычно делала, когда тема вызывала у нее дискомфорт: — Я знаю, что, когда ты находишь кого-то, кто снова заставляет тебя чувствовать это, может появиться большая тревожность. Но в то же время это может вызвать громкий стук сердец, украсть дыхание, захватить дух… — Мама! Остановись. Просто остановись, — перебил Отис в панике, его голос стал громче, поскольку ее слова попали в точку. — Ты не понимаешь. — Я понимаю больше, чем ты думаешь, — непреклонно ответила Джин. — Ты видишь меня сейчас, но ты не поверишь, что после моего развода… мне потребовалась уйма времени, чтобы наконец переспать с… — Она пациентка! — Отис закричал, просто чтобы ему не пришлось услышать окончание ее мысли. Брови Джин поднялись вверх, и она быстро заморгала, сжав губы. — Мам… — сказал он кротко, почти неслышно, — она пациентка… Джин отошла на несколько шагов, скрестив руки на груди и прикрывая рот рукой, чтобы сдержать бранное слово. Увидев реакцию, которой он опасался, Отис начал лихорадочно расхаживать взад-вперед, пытаясь объясниться. — У нее тяжелые времена после развода, и вчера ей нужен был кто-то рядом, она не хотела быть одной. Поэтому она позвонила мне, — сказал Отис. Он взглянул на свою маму, которая все еще прикрывала рот, и скептицизм в ее глазах только рос от его слов. Он поспешно продолжил, чтобы перейти к основной сути дела. — И мы просто проводили время вместе, понимаешь? Смотрели фильмы. И тогда… да. В итоге она переночевала здесь… Он остановился и пристально посмотрел на маму, говоря: — Но ничего не было. Клянусь. И ничего не будет. Никогда. Джин взглянула ему в глаза, ее рука упала со рта. На ее лице застыло страдальческое выражение. Она глубоко вздохнула. — О, дорогой… — произнесла Джин, наконец поняв, в какой именно ситуации оказался ее сын. — Ты не можешь этого знать… Отис хотел защититься и настаивать на том, что он уверен, что он позаботится о том, что никогда больше не перейдет черту. Но он знал, что его мама права. Их вчерашний вечер вышел из-под контроля и стал убедительным свидетельством, что, когда дело касалось Мэйв, ничего, по-видимому, не шло по плану. Как и прежде, он мог быть уверен только в одном. — Я просто… — Отис провел рукой по волосам. — Я просто знаю, что хочу помочь ей, мама. Я должен помочь ей. Обосновывая свою цель, Отис решительно продолжил: — И мы с ней обсуждали это. Мы знаем, что прошлая ночь была ошибкой. Ситуация под контролем. — Но Отис, дорогой… — Джин подошла к сыну. Она на мгновение взяла его за руки, чтобы получить его полное внимание, а затем отпустила их. — Ты не можешь контролировать свои чувства… — сказала Джин. — И, чтобы поступить с ней правильно, ты должен думать рационально. Ты не можешь позволить своим эмоциям затмить здравый смысл. Он отвернулся, слыша слова, которые он повторял про себя снова и снова прошлой ночью. Отис точно знал, что она скажет дальше. — Я знаю нескольких очень хороших терапевтов, к которым ты можешь ее направить. Она будет в очень надежных руках… — Но ты не понимаешь, мама. Она нуждается во мне. Она никому не доверяет, только мне. Мне потребовались месяцы, чтобы добраться до точки, где мы сейчас, и я так близко… Отис почувствовал, как его решимость возросла снова. — Я могу помочь ей, мама. Я знаю это. Мне просто нужно немного больше времени… — И что будет потом? — строго спросила Джин. — После того, как ты ей поможешь. Ты думаешь, что сможешь просто… что… быть с ней? — Нет! Конечно нет, я… — пробормотал он. — Я и не говорил, что хочу быть с ней… Джин скептически взглянула на сына. Возможно, он не говорил — возможно, он даже сам не был готов признать это — но его действия, его поведение, выражение его лица, когда он говорил о Мэйв… Ее сын никогда не умел скрывать свои чувства. Она не собиралась вынуждать его признаться, но все равно хотела убедиться, что он понимает последствия. — Отис, дорогой, когда клиент приходит к нам в офис на терапию, он рассказывает нам такие вещи, о которых иначе бы мы не узнали. И мы никогда не сможем просто забыть эти вещи. Поэтому этот… дисбаланс… всегда будет присутствовать. Мы всегда будем их терапевтами, а они всегда будут нашими пациентами, даже после окончания консультаций. Отис опустил взгляд вниз и тяжело сглотнул, пока Джин диктовала очевидный постулат. — Может быть, то, что ты говоришь, правда, и ты не хочешь быть с Мэйв. Но если ты хотя бы немного рассматриваешь вариант, что, возможно, будешь иметь отношения с этой девушкой вне терапии, тебе нужно положить конец сейчас, прежде чем ты погрязнешь… Отис пнул землю, словно отруганный ребенок. Он осторожно взглянул на мать, намереваясь еще раз изложить свою позицию. — Я просто хочу помочь ей, мама. Вот и все, — повторил Отис. — Я просто хочу, чтобы она смогла спокойно жить. Она этого заслуживает. Суть не во мне. Джин вздохнула и снова скрестила на себе руки. Она сказала ему все, что могла, и теперь Отис должен был определить, как правильно поступить, самостоятельно. Несмотря на то, что он все еще был для нее маленьким мальчиком, в реальности он был мужчиной. И ему придется принять решение и смириться с ним. — Ты идешь по тончайшему льду. Но я выучила тебя достаточно хорошо, чтобы ты сам мог это понять. — Я знаю, мам. Я знаю. Я буду осторожен. Обещаю. — Просто подумай об этом в ближайшие несколько дней, это все, о чем я прошу. Отвлекись немного, и все станет яснее. Отис не был уверен, что все будет так просто, но понимающе кивнул. Джин откинула волосы с его лба и увидела улыбку, которая не достигла его глаз. Она снова прикоснулась к его щеке. — Дорогой, я люблю тебя. Позвони мне позже… если тебе нужно будет поговорить. — Я тоже тебя люблю, мама. Джин в последний раз сжала его руку и вышла, оставив Отиса наедине с его мыслями. Услышав закрывшуюся дверь, он подошел к теперь уже чистому кухонному гарнитуру. Прижав ладони к краю, он лег на него корпусом. Отис снял очки и потер глаза, будто это могло прояснить ситуацию. Надев их обратно, он увидел пустой барный стул на другом конце кухни, где ранее этим утром сидела Мэйв. Он все еще мог видеть ее там, смеющуюся над чашкой кофе и угрожающую ему хлебом, чтобы он не читал ее книгу раньше времени… Ту, которую она дала ему для терапии. Отис усмехнулся при этом воспоминании и открыл один из верхних ящиков кухонной тумбы. Он вытащил рукопись в металлическом переплете из импровизированного сейфа — Мэйв положила ее сюда, чтобы спрятать от его любопытных глаз. Он положил рукопись на стойку перед собой и уставился на нее. Дразня края страниц пальцами, он обдумывал, читать ее или нет. В голове Отис услышал голос матери: «Если ты хотя бы немного рассматриваешь вариант, что, возможно, будешь иметь отношения с этой девушкой вне терапии, тебе нужно положить конец сейчас, прежде чем ты погрязнешь…». Он отдернул руку и вздохнул. В его кармане завибрировал телефон. Отис увидел сообщение от матери, которое она, должно быть, написала, когда села в машину. На всякий случай Под ним был прикреплен файл со списком сексологов, которых Джин рекомендовала в этом районе. Он открыл список и лениво пролистал его, не смотря на имена, лишь обдумывая концепцию. В верхней части экрана появилось еще одно уведомление о сообщении. От Мэйв. Он открыл его. Я дома, все хорошо. Машину починили. Документы подписала, терапевту написала Документы подписала. Это случилось. Ее катарсис. Он задумался о том, как она чувствует себя сейчас, в порядке ли она, нужно ли ей поговорить. Щелкнув на иконку человечка, Отис открыл карточку контакта Мэйв. Его палец завис над кнопкой вызова, зная, что ему не следует нажимать на нее, но все равно чувствуя необходимость это сделать. Прежде чем поддаться импульсу, Отис заблокировал экран своего телефона и сунул его обратно в карман. Мама была права. Ему нужно было отвлечься и обо всем подумать. То, что он хотел делать, когда речь шла о Мэйв, казалось, никогда не совпадало с тем, что ему следовало делать. Отис снова посмотрел на ее книгу на стойке. Он схватил ее, отнес в свой офис, положил в верхний ящик стола и запер.