Lily of the Blood Valley

Изящная чайная пара одним махом слетела со стола, и чашка с блюдцем вдребезги разбились звонким эхом об пол. Осколки дорогого фарфора, подаренного послом бывшего союзного государства, безнадежно разбросало по сторонам, но Эрену было абсолютно плевать. Как и было плевать на надорванные корешки и смятые страницы старинных книг, сваленных с полок, на капли чернил на роскошных тканях одежды и на стоящую за запертой дверью Микасу, которая, похоже, не собиралась уходить. Принц навис над столом, опустив голову. Ноздри расширялись от тяжелого дыхания, а губы, которые еще хорошо помнили поцелуи ассасина, саднили от постоянных укусов. Темные пряди растрепанных волос мелькали перед глазами, и Эрен слышал собственную кровь, разгоняющуюся по венам и артериям, и отдающую шумом в ушах. Шумом, что уже перебивал мысли и голоса в голове. — Эрен? — глухо донесся голос сестры, и в ту же секунду стеклянная ваза влетела в деревянную дверь, оставляя после себя лишь мелкие острые осколки. Дрожащими от напряжениями руками Эрен упирался в стол, и казалось, что чистая ярость плавит кожу изнутри. Он смотрел на скомканные листы бумаги под ладонями и хотелось точно так же сжать свое сердце, чтобы оно хотя бы ненадолго прекратило так бешено биться, чтобы оно дало Эрену немного тишины. Чертова библиотека будто увеличивалась в размерах и сжималась на каждое его сокращение, отдаваясь импульсами в глазах. Хотелось рычать от боли, перевернуть этот стол к чертовой матери, сжечь проклятый сад вместе с ротондой, потому что он не находил никаких объяснений кроме одного. Его предали. Предали в самый важный момент, когда война подобралась к самому порогу дома. Предали, как и многие другие раньше, но этот раз оказался слишком мучительным, слишком хрупким. Чертова война. Чертова семья. Чертов ассасин. Принц сжимал челюсти до скрипа зубов, по привычке пытаясь сдерживать нарастающую силу, но… сдавался. Сдавался, потому что это было слишком подло. Неужели он и правда ушел вот так? Неужели Эрена настолько ослепила надежда? Неужели он настолько ничтожен, что готов был доверить всего себя наемному убийце только потому, что тот подарил маленькие эпизоды безмятежности? Лишь одному Леви он доверил свои слабости, а получил взамен кинжал в спину. Ты оказался даже хуже тех, кого убивал во славу справедливости, Леви. Тело трясло от перенапряжения: кровь внутри то закипала, то леденела, будто кто-то окатил родниковой водой с головы до ног. Вены на руках вздулись, прорастая ветвями акации, и колючками надрывали кожу. Обида, застилавшая глаза, красными ручьями пролилась по щекам на губы, щипля искусанную кожу, и металлический вкус на языке вызвал тошноту и головокружение. Резко упавшее давление пошатнуло почву под ногами, и Эрен схватился за край стола, пытаясь удержаться на ногах. Слезы стекали к подбородку, но в предрассветной темноте библиотеки пятна крови на одежде было почти не разглядеть. — Эрен, открой сейчас же! — Микаса, услышав грохот внутри, заколотила кулаками в дверь, но ей так никто и не открыл. Как только шум по ту сторону стих, ее обуяло еще большее беспокойство. Приказав стражникам выломать замок, она терялась в предположениях о том, что может увидеть по ту сторону, но шестое чувство ей подсказывало, что Эрен не мог. Она чувствовала, что он не мог себе навредить, но отчего-то не могла полагаться на свои чувства всецело. Замок тяжелой и крепкой двери был выбит не сразу, но как только Микаса оказалась внутри сумрачного помещения, она, обнаружив Эрена сидящим у стола, вмиг упала перед ним на колени. Отняв вымазанные в чем-то ладони от лица брата, она увидела как из его глаз по щекам текла густая темная кровь, теряя цвет в прозрачных слезах. В залитых багровым глазных яблоках невозможно было разглядеть зеленой радужки, — потемневшие, почти черные, — Эрен смотрел ими сквозь свои руки словно в забвении. Из-под рукавов рубашки на коже проявлялись ложбинки: словно русла реки, они постепенно заполнялись черной смолой, и Эрен посмотрел в напуганное лицо сестры. — Микаса, я умираю? — хриплый шепот дался ему с трудом, и он практически не видел сестру, только нащупывал ее плечо горячими пальцами, пытаясь зацепиться за ткани ее платья. Боль распространялась по всему телу, что шипело и, казалось, готово было исходить паром, словно дерево, на котором выжигали рисунки. Эрен стискивал зубы, одновременно с этим чувствуя, будто душа покидает тело из-за отравляющей своего носителя силы крови. Микаса дрожащими руками попыталась снять с брата рубашку и в нетерпении дернула ее так, что пуговицы вылетели из петель, и она прикрыла рот рукой, когда увидела испещренное угольными надписями тело. Кожа от самого центра груди постепенно покрывалась какими-то едва знакомыми ей текстами и рисунками. Каждый завиток и штрих вспыхивал огоньком и тут же гас, оставляя после себя новое послание. Это смотрелось жутко, — до дрожи и сорванного дыхания, — но одновременно с тем казалось чем-то невероятно красивым и завораживающим. Непонятная доселе сила обретала облик, причиняя владельцу нестерпимые мучения, будто кто-то невидимый раз за разом проходился по коже раскаленной иглой. И тогда Микаса порывисто обняла Эрена, прижимая его как можно ближе к себе. — Ты не умираешь, Эрен. — Мне нужно найти Леви… Мне нужно найти Леви, — принц повторял и повторял одну и ту же фразу, будто в кошмарном сне. Он дергался в руках сестры, но сил подняться не хватало. От прижимающегося к нему прохладного тела становилось немного легче, но сердце продолжало неутомимо биться, словно вот-вот и выпрыгнет, но уже от страха. Страха, что и сестра тоже оставит здесь одного. — Сейчас не время, — последнее слово утонуло в громком колокольном звоне, что должно быть оглушил каждого, кто находился в замке. Он означал только одно — война подобралась к самым берегам острова. — Пожалуйста, не рассказывай отцу. Он плохо помнил, как добрался до своих покоев, как ему меняли одежду на доспехи, которые должны были защитить его от случайных стрел и маловероятных ранений. Его разум словно был вне этих событий, как под толщей воды. Единственное, что отчетливо всплывало в памяти — это сжимающая его рука, что успокаивающе поглаживала горячую кожу, раз за разом вытаскивая из вод подсознания, и как он отрывками приходил в себя, отказываясь от помощи. Теперь же, наконец вернув власть над самим собой, Эрен вглядывался в край моря, где все появлялись и появлялись крошечные точки, постепенно обрастающие очертаниями кораблей. Этот день казался ему бесконечным. Он не спал уже двое суток, но каким-то образом держался на ногах, как обязывал его долг. Столько лет тренировок, столько ужасов в детских глазах, но сейчас Эрен как никогда не был готов. Разве к этому вообще можно быть готовым? Груз пустой и сухой тоски придавливался легкими доспехами, которые казались непосильно тяжелыми. Черные слоистые наплечники словно драконья чешуя обтягивали плечи, мелкая вязь кольчуги тихо шуршала на каждое движение рук; перетягивающие торс ремни держали спину прямо, когда хотелось согнуться пополам и закрыть руками зияющую дыру в подреберье, а подошва плотно сидевших до колена сапог крепко сцепилась с рельефным камнем балконного выступа. Принц внимательно слушал доклады командиров. Всё, что оставалось сейчас — это выжидать, пока там, внизу, сотни королевских солдат обороняли границы острова, готовые к бою на смерть. — Мы справимся, — стоявшая позади Микаса сказала это совсем тихо, и ее «мы» вселяло маленькую надежду, в которой так нуждался брат. Затянутое тучами голубое небо затемняло неспокойные воды, крик чаек затих, а уши то ласкал, то хлестал порывами морской ветер, что развевал в воздухе знамена и королевский герб. Отсюда были совсем не слышны залпы артиллерии, и корабли словно замерли на месте, но вспыхивающие пожары давали знать о начале боя. Королевский флот должен был сдержать, вымотать и проредить вражескую армию, и Эрен отчетливо представлял себе объятые огнем тела, бьющиеся в предсмертной агонии, пока он здесь просто наблюдал. — Я так не могу, — Эрен сорвался с места, но успел сделать лишь шаг, как на его запястье тут же сомкнулась чужая рука, охлаждая пыл. — Ты погибнешь, — умоляющий голос Микасы заставил Эрена обернуться, — Я не смогу тебя защитить отсюда, — брат смотрел на нее с отчаянием, с немой просьбой отпустить, но она продолжала держать его за руку. — Тогда пойдем со мной. — Это самоубийство, Эрен. Эти люди полагаются на тебя, ты их последняя надежда. Не лишай её их, — принц застыл, рассматривая лицо Микасы, и его собственное исказилось в непонимании: широкие брови сошлись к переносице, выдавая враждебность и намерение сопротивляться, но не прошло и минуты, как он расслабил плечи. Она была права. — Ваше Высочество, нам доложили, что на западных землях высадились сухопутные войска. Наша армия еще сдерживает натиск, но у них численное преимущество. Они бьют в наши слабые места, мы не можем быть уверены, что солдаты смогут выстоять долго, — Эрен сжал кулаки и кожа перчаток неприятно скрипнула. Как долго военный министр докладывал противникам о расположении войск, как много знают теперь враги? И есть ли хоть доля участия в этом ассасина? Тот пустой конверт… Теперь это выглядело как подлое издевательство. Ассасин был с ними заодно. Сорвавшись с места, Эрен с силой толкнул руками балконные двери и тяжелым шагом направился вниз. — Эрен! — Микаса последовала за ним, пытаясь нагнать спешно удаляющегося брата. Подгоняемый решительностью, Эрен уже спускался вниз по крутой винтовой лестнице, и стук его каблуков расходился тревожным топотом, что рассеивался среди суматохи вокруг. Сколько можно было прятаться как мышь по углам? Душу раздирала несправедливость происходящего — его люди не должны так умирать! Всем им было что терять, а у Эрена и так было отобрано всё: свобода, выбор, детство и нежные чувства, что внезапно окропились предательством. Они не могли отобрать у него еще и дом. Темные волосы подбросило встречным ветром, когда принц вышел из замка. Дорогу переходили готовящиеся к сражению солдаты, женщины помогали переносить в сооруженный лазарет снадобья и бинты. Одни останавливались, глядя ему вслед, другие же кланялись и продолжали свою суету. Эрен шел по вымощенной камнем дорожке, устремляя взгляд вперед и наступая грубой подошвой на опавшие белые и розовые соцветия плодовых деревьев. Ветер подбирал их, спутывал под ногами и уносил вдаль, и Эрену подумалось, что скоро они окрасятся в красный, потеряв былую красоту и легкость. И больше никогда не смогут взлететь. Как только он добрался к войскам у крепостных стен, командир отдал приказ выстроиться в две шеренги, и солдаты, с гордо поднятыми головами, по левую и правую руку встречали своего принца, не смея шевельнуться. Эрен больше не сомневался. Он должен быть здесь, рука об руку с армией… нет — людьми, что готовы положить голову в этой войне за независимость и спокойную жизнь. Они смотрели на принца такими глазами, что, заглянув в любые из них, он мог набраться оттуда непоколебимости. Его народ верил в него — это было видно по каждому движению, как и уважение, проявляющееся в каждом поклоне. Как и страх. Страх, что они прятали поглубже: кто-то сжимал в кулаке письмо, что не успел отправить семье, кто-то кусал подрагивающие губы, но все они решительно стояли за свое государство. Эрен, дойдя до конца строя, остановился, развернувшись к войску. Слова застыли комом в горле. Сотни глаз смотрели на него в ожидании, но принц не мог произнести ни звука. Казалось, что любое сказанное слово тут же потеряло бы свою ценность перед лицом смерти, и Эрен завел одну руку за спину, склонив перед своими солдатами голову. В ней промелькнул образ ассасина, преклонившегося перед ним в тот самый день. Тот взгляд, полный отчаяния и слепой надежды, те безвозвратно ушедшие минуты безмятежности. И тот секрет, оставленный поцелуями на губах, что пророс майскими ландышами, болезненно проникая маленькими корнями-иголками в самое сердце и распускаясь девственно чистыми, белыми лепестками. Воины торжествующе вскрикнули: «Да здравствует, Элдия!» и принц не смог сдержать приветливой улыбки. Микаса, оставшаяся стоять в другом конце шеренги, больше не смотрела на брата с беспокойством — ее лицо выражало лишь твердость, и она легко кивнула, демонстрируя поддержку. Мы выстоим. Успевшая высадиться пехота уже штурмовала каменный берег острова. Рельеф местности действительно давал как минимум временное преимущество. Принц, сидя верхом на коне, глубоко дышал, ожидая, когда вражеские войска подберутся чуть ближе. В пустой от изматывающих последних двух дней голове мысли осели пылью и больше не поднимались вихрем — только мерное, глубокое дыхание и лязг доспехов. Скрытый под капюшоном мантии, он смотрел, как стройные ряды солдат шли вперед, прикрывая его собой. Еще один глубокий вдох полной грудью и медленный выдох. Время пришло. Руки, держащие поводья, дрогнули. Эрен ощутил прокатившуяся под кожей волну, одним толчком приводящую кровь к стремительному движению по венам, артериям и сосудам, снова заставляющую сердце биться чаще. Вдалеке были слышны столкновения тяжелых мечей и залпов оружия. Принц прикрыл глаза, прислушиваясь к собственному дыханию. Открыв их, он направил взгляд над головами своих воинов, и в ту же секунду вдали раздалось громкое, истошное лошадиное ржание. Эрен словно под лупой видел, как яблоки глаз жеребца лопнули, а затем животное свалилось наземь, придавив своим телом наездника. Очередной взгляд и очередное падение, очередная жизнь оборвалась за мгновение, опадая наземь следом за предыдущими. Глаза Эрена вспыхивали красным огнем, затмевая радужку. Это было последним, что видели убиенные его рукой, если оказывались достаточно близко. Его глаза несли ужас всем, кто успевал в них взглянуть, прежде чем они гасли, а затем набирали силу вновь. Раз за разом и по кругу, бессчетное количество жертв и звуки падения тел, что прерывались ржанием наперебой с пронзительными человеческими криками. Погасив в себе сострадание, Эрен убивал животных и людей, как делал это не раз. Малочисленность королевского войска сказывалась на оборонительной линии — несмотря на то, что принцу удалось задержать конную армию, в смешении войск он терял ориентиры на королевских доспехах и оттого терял время на то, чтобы в месиве латных доспехов разделить своих и чужих. Как только вражеской армии удалось прорваться с краев, он осознал, что их пытаются окружить, и кровь в жилах закипела с новой силой. Пехотинец, что направил меч на королевского солдата, схватился за голову. Душераздирающий, нечеловеческий крик разошелся по полю боя, заставляя замереть на мгновение всех солдат, что бились рядом. Кожа под его пальцами покраснела и будто шевелилась, когда крик оборвался, а лопнувшая черепная коробка стекла по доспехам. Все, что осталось от еще недавно человеческого лица — кипящая на земле кровь, от которой исходил пар. Омерзительный запах вскипяченной крови и внутренностей уже подбрался совсем близко, и Эрен натянул черный платок на нос. Как делал ассасин. Как это делал чертов ассасин, оставивший принца в самый страшный в жизни момент. Почему у меня не получается возненавидеть тебя? Микаса, все это время наблюдавшая за Эреном со спины, услышала его надрывный рык, как у раненого зверя, вырвавшийся из грудной клетки, и через мгновение, солдат противоборствующих государств один за другим разорвало на куски. Кровь в их телах в считанные секунды вскипала до невыносимых температур, бурля, оставляя ожоги, а затем разрывая плоть, и Эрен обрекал матерей никогда не опознать останков своих сыновей. Алым дождем проливалась жизнь на землю, впитываясь в благородную почву, пока сестра держала защитный купол над разъяренным братом. Беспокойство за его состояние не оставляло мест для других чувств — перед глазами все еще стоял образ Эрена, как его истязала и лихорадила собственная кровь, окрашиваясь в черный цвет и проступая на коже старинными писаниями. Она узнала их. Именно эти тексты она видела в древнейшей книге рода Йегеров. Именно их читал отец на незнакомом для нее языке. И если в первый раз она смогла помочь Эрену и снять боль, то теперь уже не была уверена, что сможет сбалансировать его на этот раз, если он не справится с собственной силой. Принц не чувствовал как каменеет собственное тело, как брыкается под ним лошадь, как глаза чернеют. Гнев собирался ядовитым клубком в солнечном сплетении и выплескивался кровью тех, кто пришел на его земли, чтобы их отобрать. Поле боя перед ним вспыхивало алым пожаром и всплесками бурой пены омывало холмы. Он не мог успокоиться, пока родные земли не накроет мясом вражеских тел. Пока он слышал чужеродный язык, что долетал до него, оскорбляя воздух, которым дышали его люди и он сам. Черная кровь шепотом предков рисовала рисунки на теле Эрена, прорываясь наружу, выбивая искрами символы на его груди, плечах, расползаясь по конечностям и проступая от шеи к челюсти. Он уже не слышал собственного надрывного крика, но продолжал убивать — один за одним тела бились в конвульсиях, и принц не видел испуганные лица своих же солдат, никогда прежде не видевших ничего подобного. Даже их воображение не могло представить столь чудовищную смерть. Стрелы все реже свистели над головой, и видимый только сестре купол истончался. Его золотая оболочка прорывалась и трещала по швам. — Эрен! — Микаса из последних сил уже бежала к брату, что ничком свалился с лошади, оставшись безжизненно лежать в сырой зеленой траве.