***
Эме приходит в себя быстро, даже быстрее, чем нужно, рвётся пойти пройтись по лаборатории. Да, лаборатории — на деньги Чармингов, вытащенные Дексом из семейной казны, они с Хамфри целую лабораторию отгрохали, где протезы придумывают, собирают, вживляют и тестируют. Сидар как постоянный клиент, ей и скидка, и разрешение ходить везде и всюду на искусственных ногах. Эме выпускают с ней под руку под обещание нюхать нашатырь и присаживаться всякий раз, если поведёт голову или перед глазами поплывёт. Но Сидар — кремень; ей сказано было ни слова не говорить Эме об остальных, и она не говорит, ссылается на Хамфри и на то, что он знает лучше, а она так, уголком уха, краем глаза. Эме бросает допытываться и пробует вести себя так, как будто не произошло ничего. Как будто он тоже просто гуляет, а не временно пациент и очередное поле для экспериментов. Но отдавать себя на благо науки даже не жалко, а ощущается… почётно, что ли? Не так по-дурацки, как гибнуть в пасти дракона потому, что шило в заднице и уверенность в собственное «я запрещаю себе умирать». Его тут даже кормят, как только добирается до микро-кухни. — А руки мыть как? Да и… остальное бы не мешало тоже, — рукава рубашки, конечно, чёрные, но пыль, сажу и копоть всё равно видно, как и пятна добура засохшей крови. — Пока нельзя, протез ещё не доделан, — Хамфри говорит с набитым ртом, жуя огромный бутерброд. — побрызгаю на тебя гидрофобной штукой, можно будет. Но не сегодня точно. — А дальше?.. — Подтянем, прошивку подобьём, оставим заживать. Заживёт — можно будет модить, — значит «совершенствовать и всякие приблуды вешать». — Могу выкатное лезвие в кисть вставить, тебе, думаю, понравится. — А платит кто? — Всех-Румянее-И-Белее, — Хамфри пытается ощериться, но своя половина лица может, а искусственная, запрятанная под имитацию кожи, за ней не поспевает. Разве что искусственный глаз, ярко-синий, похож под оправой очков на родной карий. — Тебе Сидар не... — Не. — Могила. Пойдём, покажу. Идут вместе, но Эме совершенно некуда девать руки. Оставлять их висеть вдоль тела — чувствовать чужими до самого плеча. Пытаться куда-то как-то положить — ломать голову, куда и как именно. Хамфри спасает — протягивает свою и говорит держаться. Держать кисти в напряжении больно, но Эме нужно учиться жить с ними, потому стискивает зубы и терпит, идя следом. В палате, к которой они пришли, намного темнее, окна зашторены, свет погашен, разве что пара мониторов, на которых все нужные показатели, светятся. На постели, словно исполняя свою сказочную судьбу, еле дышащая Эппл Уайт, укрытая простыночкой по грудь. У неё из руки тоже катетер и капельница с какой-то обезболивающе-успокоительной дичью, в состав которой Эме не особо вдавался, главное, что его взяло. Хамфри приподнимает уголок простынки — а под простынкой у Эппл такая же, как у Эме руки, искусственно-пластиковая нога. — Тебя огнём полили, а ей ногу откусили. По середину бедра. Я уже намешал кожзама — еле цвет подобрал, чтобы не выделялся, точно поганка бледная, — Хамфри звучит почти пренебрежительно, но это настолько в его характере и эмоциональном диапазоне, что было бы намного страннее, кинься он жалеть кого-то из тех, кто попадал в его руки. Эме так даже многим проще, не приходится чувствовать себя не таким. — Не думаю, что она или Её Величество закрысятся за то, что ходить сможет. Не фарфоровая ножка, конечно, но зато повод кожзам доработать и форму. Детали-то все подгоняемые. Эппл спала наполовину искусственным сном, но казалось, что видит сны и глубокие, липкие кошмары. Не то чтобы Эме ей так уж сильно сочувствовал, но будь тут прекрасный принц, способный одним поцелуем избавить её от микро-ада в её собственной голове — и болящими протезами бы притащил сюда, заставляя не медлить. Но принца не было, из полукоматозного состояния поцелуи даже самой истинной любви не выводят, а аду Эппл Уайт придётся попроисходить ещё немного. Но в конце она, быть может, будет счастлива — что хотя бы жива. Её палата, в принципе, не так уж далеко, и он сможет заходить к ней, чтобы… Сидар справится лучше, но дурной пример заразителен — вдруг Эппл как раз и нужно будет, чтобы кто-то рядом с ней быстрее шёл на поправку и лучше принимал искусственные части тела вместо родных. На глаз — так Эме даже нравилось, смотрелись железные шарниры и пластиковые детали интересно, подначивали протезами подвигать и проверить, как работают. Он и двигал, постепенно проверяя всё, что может проверить, и привыкая к тому, как теперь руки работают. Это помогало. Не циклиться на фантомной боли в том числе, даже если боль в руках была явлением привычным. Терновые ветки распарывали кожу, всегда были ранки и царапины, мелкая крапинка шрамов, постарше и поновее вперемешку, оплетала кисти и запястья. Теперь поверхность была ровной, однотонно чёрной, и как-то даже захотелось самому её расцарапать, лишь бы носила хотя бы призрачные (фантомные) следы прошлого. Но можно и просто разрисовать чем-нибудь, пластиковая обшивка на работоспособность не влияет. Магии в руках больше не будет — ни той, что выпускала из кожи шипы и стебли, ни той, что могла парой прикосновений отрастить прядь волос. Не то чтобы великая потеря — для самого Эме, для остальных — повод и посокрушаться, особенно для близняшек О'Хайр. Они, наверное, не пострадали, раз их здесь нет. Наверное, никто другой не пострадал тоже, раз протезы поставили только Эме и Эппл. Если так, то потерянные руки и пара капель магии — не такая уж большая цена.***
Эппл Уайт не занимать двух вещей — слёз и упорства. Она плакала, временами истерила от отчаяния и боли, надрывала голос в задушенных всхлипах, но — вставала с постели, наступала на протез, кричала уже от боли (фантомной, разумеется) и пробовала идти. В первый день попыток расцарапала отросшими ногтями Декстеру все плечи и руки, на второй день уже присмирела, но всё равно цеплялась так, как будто умрёт, если позволит себе потерять равновесие и оказаться пойманной в поддерживающие объятия. Эме наблюдал и украдкой посмеивался — наверное, вот куда ушли его шипы, превратились в ало-облезлые ногти; Эппл они были нужнее, чем ему, так что пусть забирает хоть насовсем. Она была встрёпанной и заплаканной, но стояла на ногах и шагала по комнате, возвращая себе королевскую осанку и лёгкость походки. Она тоже не хотела умирать и чтобы всё заканчивалось вот так просто, она тоже хотела жить и быть живой, даже если живой будет не вся она, а где-то процентов восемьдесят. Это всё равно жизнь, это всё равно будущее, это всё равно борьба и путь, который ей больно проходить, но пройти который она сможет. Привыкать к плоской подошве было обидно, но Эппл привыкла и даже смогла смириться, что каблуки ей не светят. Временно, конечно же, — могла бы запрыгать от счастья, запрыгала бы, когда Хамфри сказал, что может собрать на искусственную стопу мод под каблук, нужны только время, несколько замеров и деньги. Деньги Эппл предоставила незамедлительно, соглашаясь и на всё остальное. Её мать хотела всех поубивать, конечно же, но Эппл заступилась — Хамфри она почти не знала, но видела живующую полной жизнью Сидар и совершенно не изменившегося Эме, вышедших из-под его рук, и это добавляло уверенности в том, что завтрашний день будет гораздо лучше, чем сегодняшний. — Я же говорил, — чуть громче обычного, чтобы было слышно из-за шума вытяжки, прошепелявил Хамфри, криво сжимая сигарету между губ, пока они с Эме курили на кухне, — что она заплатит. И за тебя тоже. Вы, Ларивьеры, конечно, не самые бедные из нас, но не потянули бы. Зато теперь всё, как раньше. — Зато теперь вспоминать, как идиоту, все основы каллиграфии. На кой-то же чёрт я ей занимался полжизни. Похихикали. Докурили и разошлись спать.***
Отсутствие ногтей на протезах сильно мешало, но, благо, застёгивался кулончик не на карабин, а на винт, и его надо было вставить и закрутить, а не поддеть и зацепить. Закрутить получилось лучше. — Ты смог? — Эппл отпустила волосы, оборачиваясь к Эме с искренним восторгом. — Здорово! Ты… ты как будто руки и не терял. Платье на ней было непривычно для Белоснежки чёрным, но в белый горошек и с красным пояском. Протез из-под юбки тоже чёрного цвета, ещё не затянутый в искусственную кожу — Хамфри ещё снимал мерки под мод на стопу. Восторг на личике тут же гаснет, вспоминая о том, что вся Академия теперь будет пялиться на то, как их будущая королева идёт с гордо поднятой головой на искусственной ноге. Будут шептаться, будут жалеть её, будут считать слабее и хуже, чем она есть… Пластиковые ладони ложатся на её плечи. — Выше нос, принцесса. Сегодня в шесть, напоминаю. Сегодня в шесть. Эппл одновременно смешно и томительно, и она не удерживается от того, чтобы выскользнуть из-под пластиковых касаний в пусть и не крепкие, но тёплые объятия. Эме пообещал ей, что вместе будут заново учиться танцевать — он без рук, а Эппл без ноги. Сегодня в шесть вечера они встречаются в танцзале, будут пробовать всё, до чего доберутся. — Я помню, — Всех-Румянее-И-Белее шепчет ему в плечо и едва не вздрагивает от мурашек, когда пластиковая ладонь гладит её по спине. — Не опоздаю. Давай руку. А вот браслет из серебряных кусочков терновника застёгивается на карабин, и Эме приходится подать запястье, чтобы Эппл смогла его застегнуть. Зато потом удобно повернуть кисть и пригласить Эппл вложить свою настоящую ладонь в его искусственную. Эппл вкладывает, крепко держится, всё ещё боясь, что на протезе не устоит, — но начинает улыбаться. Она потеряла ногу, но не себя, не самую прекрасную принцессу, не будущую королеву всех сказок. Её долго и счастливо всё ещё ждёт её в самом конце непростого пути. И пока этот путь пролегает по коридорам Академии, её даже есть, кому сопроводить.