***
За окном стрекотали ночные насекомые, из приоткрытой рамы прохладно сквозило, от сквозняка трепетало пламечко свечки. На простом канделябре их было три, но горела только одна — Эме хватало этого и света луны из окошка, чтобы дописать последние строки домашки. Начинала нападать зевота — время уже перешагнуло за полночь, пора бы и спать. Тресс потянулась на кресле и сверкнула глазами в темноте — на постель, когда Эме спал в ней не один, она из принципа не приходила. Спала, впрочем, только Холли, собрав на ночь волосы и укрывшись только наполовину. Её едва было видно из-за перекладины и балдахина, но она спала, раскинув руки и свободно дыша свежим ночным воздухом. Эме задувает свечу, оставляет листы высохнуть, неспешно убирает чернила. Зевает, трёт глаза. Тресс перекатывается с бока на спинку — но на постель всё ещё не идёт, даже зная, что он уже ложится. Ей не нравилось, что она не единственная, где будет холодные простыни согревать, она ревновала и всей собой показывала, что не так поступают с любимыми женщинами. Даже если любимая женщина — это кошка. Окно остаётся открытым, только чуть зашторивается. — Иди сюда, вредина, — Эме шепчет, а вот Тресс мяучит в голос, когда он забирает её на руки. Когтит ему плечо и кусает за пальцы, но остаётся на руках и, как только укладываются, топчет простыню возле хозяйского бока. Едва ли ожидая какой-то опасности, но Эме проверяет стилет — без ножен под подушкой, на своём месте. Он мельком гладит Тресс, оставляет ей руку, чтобы кусала и когтила в своё удовольствие, но смотрит на Холли, безмятежную и открытую. Она-то ничего не боится, она не видит из раза в раз кошмары, в которых собственный клинок лишает не жизни, но огромной и важной важной её части, она может позволить себе довериться и заснуть в чужом логове, даже зная, что острое лезвие всегда наготове. Но вместо лезвия её щеки почти что касаются костяшки пальцев. Ладонь Эме замирает в воздухе совсем близко, он почти что улыбается в темноте и, подумав немного, отводит руку. Отпечатывает на костяшках тёплый поцелуй и только потом касается скулы Холли — её кожа мягкая и нежная, а спит она крепко и глубоко, не просыпаясь. Тресс впивается клыками в палец, и касание выходит смазанным, скользнувшим от скулы к подбородку. Эме поворачивается к кошке и всё внимание уделяет ей, оставляя Холли спокойно спать, и только после этого тишину комнаты наполняет мерное тихое мурчание.***
В принципе, если сёстры О’Хайр позволяют себе входить в его комнату без разрешения (они же постучались!), то Эме позволит себе войти даже без стука. В комнате аврал — хотя бы потому, что Холли носится туда-сюда, переставляя на постель ноутбук и подключая к нему зарядку, при этом пытаясь не опрокинуть две огромные миски с чипсами. Эме, замерший в дверях, переглядывается с Поппи, юркнувшей мимо Холли вдоль по стеночке — она жестами показывает, что им лучше выйти и поболтать в коридоре. — Удачи тебе, — Поппи забирает у него из пачки пару сигарет, чтобы было, что курить по пути туда и обратно. — Ты специально взяла вечернюю смену, когда у неё сериальная ночь? — Я первые два сезона с ней смотрела раз шесть, избавь меня от этого ужаса. Когда я приду, вы уже будете где-то на середине третьего. В принципе, Эме понимал Поппи, но не мог не зыркать в её сторону, вопрошая, какого ж хрена посидеть с ребёнком теперь его обязанность. Ведь это вовсе не его ребёнок! Но Поппи смазанно чмокает его в щёку и убегает на работу. Стирая след от блеска для губ со щеки, Эме всё же решает постучаться. — А… Убежала уже, — Холли размахивает руками и тащит его на кровать, нажимая на пробел. Гнусавый голосок из титров объявляет название сериала, и Эме понятия не имеет, о чём он, но послушно садится к изголовью и откидывается на сваленные в кучу подушки. Холли пристраивается сбоку, внимательно смотря в экран. Ему скучно просто пялиться в одну точку, даже если сюжет кажется неплохим. Холли поглощена целиком и никак не реагирует на то, как Эме вынимает из её волос заколку и начинает перебирать их, чтобы занять руки. К середине сезона он успел заплести в несколько разных кос примерно половину её волос, пока сама Холли хрустела чипсами и иногда комментировала то, что проиходит на экране. — Вот сейчас, сейчас! — она дёрнулась на месте, и Эме едва-едва успел отпустить прядку из рук, чтобы не сделать больно. Холли заметила, но дождалась, пока закончится одна из её любимых сцен. — Ты вообще смотришь? — Смотрю. Но дай мне занять руки. К приходу Поппи, принёсшей газировку и орешки, они и правда досмотрели первые два сезона, а волосы Холли были убраны наверх под оплетающий голову терновник без шипов.***
На среднем ряду скучно. На галёрке повеселее — там чудесовцы разложили карты и играют на щелбаны, — но там совершенно ничего не слышно, а учиться как-то надо, даже если не хочется. Поппи чатится с кем-то из коллег из салона, Эшлинн чертит какую-то рабочую таблицу, переписывая в неё расчёты из калькулятора, а вот Холли, едва ли не растёкшейся по парте, делать совершенно нечего. Ну, можно и правда слушать лекцию. Голос у Джека Би Нимбла задорный, даже если местами нудноватый, он расхаживает туда-сюда перед первыми рядами… и где-то на первом-втором ряду аудитории сидит Эме. Холли не поверит, что он не страдает от скуки, потому выискивает его взглядом. Находит. Он сидит на втором ряду (первый они тактично оставляют пустым), вертит в ладони обычную шариковую ручку, а сидящий рядом Декстер смотрит, как у него не получается обернуть ту вокруг пальца. Просит ручку, мастерски показывает, как это делается, в правой руке, в левой — конечно же, у него же самые ловкие руки во всём сказочном мире — и отдаёт обратно. Эме повторят за ним, и теперь получается. Холли чувствует, что, вообще-то, улыбается, когда начинает сводить щёки. Садится ровно, поправляет волосы, делает вид, что нисколько она не пялилась — но глаза-то всё равно смотрят туда, на то, как теперь Эме ловко проворачивает ручку в ладони вместо того, чтобы этой самой ручкой писать конспект. Его тычет в плечо сидящая на ряд позади Рэйвен, и Холли отсюда чувствует, что это, вообще-то, больно, но Эме оборачивается к ней и о чём-то с ней перешёптывается. Прямо напротив прошедшего мимо них Би Нимбла. А потом необъяснимым образом метает взгляд как раз в сторону Холли, на неё саму — и легко склоняет голову набок, ловя то, как она на него смотрит. Холли прячет взгляд ровно на пару секунд, чтобы после посмотреть снова и увидеть, как Эме одними лишь глазами улыбается нисколько не Рэйвен, а именно ей. «На кого ты так смотришь?» — она почти читает это по губам Королевы тьмы, но сильнее этого цепляется за то, сколько нежности ей мерещится в еле уловимом ответе: «На Холли. Тоже дурью мается».***
— Смысл был гонять нас по полю наравне с остальными, если мы всё равно сольёмся и ни за какую сборную играть не пойдём? В принципе, Холли могла понять, почему походка у Эме неловкая, движения тяжёлые и обессиленные, а сам он злой и колючий. Лишние три часа на палящем зное, в полном книгобольном обмундировании со всеми его щитками, под оглушающий свист и ругань Пряника. По-другому физрука никто не называл, разве что ласково Пряничком, но ласковое — это не сегодня. Не после того, как он сам был черствее забытого на солнце сухаря. Холли ещё из коридора слышала, как громче всех после тренировки матерились Эме и Спэрроу — Эме потому, что совершенно не так рассчитывал провести время, Спэрроу потому, что с него сошли семь потов и два слоя спеси, а у него сегодня, вообще-то, выступление, наскакался бы он с лихвой и на сцене. Поматерились, повозмущались, выпили на двоих половину кулера и решили до самого матча с Бобовым стеблем на тренировках больше не появляться (к чёрту успеваемость, но за Спэрроу хоть словечко могли замолвить, у Эме же рисковало красотваться единственное за семестр «удовлетворительно»). — К чертям, — уже не злобно, а устало, роняя себя в кресло и откидываясь на спинку. — Пусть принцы оголтело скачут, им положено. Холли покивала, но Эме, растирая уставшие от солнца глаза, этого не увидел. Ему прощался даже внеочередной бокал виски, едва ли крепко держащийся в руке, опущенной на коленки. Влажные после душа волосы смялись и прилипли к шее, несколько капель затекло за ворот рубашки. Готовясь к тому, что мокрая кожа будет скользить, Холли зашла за спинку кресла и положила ладони Эме на плечи, начиная их разминать. — Думаешь, это поможет? — он отхлёбывает виски и жмурится, глотая. — Я хотя бы попробую. Она не лезет поболтать, и это только на руку. Пересохший от долгой жажды язык разговаривать очень сильно не хотел, тело ныло и просило кинуть его куда-нибудь в утиль или сразу в пекло, перед глазами до сих пор плясали всполохи от слепящего солнца. А ещё, кажется, Эме случайно залепил по лицу Хантеру, но сил даже просто написать ему и спросить, нормально ли он, не было. Ладони Холли двигались мягко, но уверенно, сжимали и давили ровно так, чтобы напряжённые мышцы расслаблялись и переставали болеть. Через несколько минут Эме расправил плечи, ещё через пару, кряхтя и шумно вздыхая, подставил шею, ещё через сколько-то — Холли показалось, что это был очень тихий, но очень довольный стон. Эме роняет голову вперёд. — Всё, всё, хорош, а то ещё замурлычу, — стакан он отставляет на стол, освобождая руки, чтобы поймать ладони Холли и на каждой внутри запястья отпечатать по мелкому поцелую. — А ты мурлыкать умеешь? Холли склоняется ближе, чтобы его приобнять, но из-под кресла вылезает Тресс, запрыгивая к Эме на коленки. И вот она-то ревниво мяукать умеет точно.***
Эме живёт один, но его комната немногим больше, чем комната сестёр О’Хайр, живущих вместе, потому чертежи и листы с расчётами к ним отлично разложились на полупустом полу. Тресс, валяясь где-то там же, лениво гоняла лапкой карандаш, укатившийся из-под рук. — А я говорю, там зазор семь, — Поппи, лёжа на животе и болтая ногами в воздухе, переписывала на чей-то лист готовые расчёты. — Пять! — Холли, скрестив ноги и склонившись над чертежом, показала ей ладонь с растопыренными пальцами. Поппи помотала головой, не соглашаясь. Эме стоял к ним спиной и копался в камине, но как-то по-своему почувствовал, что Холли тычет взглядом ему между лопаток, ища поддержки. — Семь, — ответил, даже не спрашивая, какой именно зазор она имеет в виду. — У меня посмотри. Холли гневно рычит и тянется к его листу, уже готовому (вчера ночью сделал, пока все нормальные люди сладко спали в своих постелях). Смотрит в нужное место. — Ёб твою! Реально семь… Поппи тихонько похихикивает. А Холли-то уже начертила с зазором пять миллиметров! — Оставь, — Эме едва смеётся, вешая на гвоздик около камина маленькую кочергу, — я переделаю потом аккуратно. Черти с другой стороны на семь.***
Дева Мэриан, чаще сокрашаемая до просто Мэриан, как-то не рассчитывала, что ей придётся в скромном кабинетике разместить не только принцесс и иже с ними, но и принцев с их собственным набором иже. Мест не хватало, и молодые люди тактично уступили мягкие диванчики леди… но не все. Спэрроу, пользуясь тем, что Мэриан, вообще-то, его мама, устроился за преподавательским столом, насилу удерживаясь от того, чтобы не закинуть на него ноги в пыльных сапогах. А Эме, легонько коснувшись плеча Холли, шепнул ей: — Давай я сяду, а ты ко мне на коленки? Холли закивала, убрала в сторону волосы и уступила место уже ему, после с царственной грацией садясь на коленки. Не слишком мягко, но так им обоим было вполне удобно. Мэриан едва ли не улыбнулась, глядя на них, но тактично удержалась. В принципе, на сегодняшней лекции ничего записывать не понадобилось, юноши и девушки просто слушали её и запоминали о вещах, которые она говорила. Холли слушала, сидя в объятиях Эме: вроде бы внимательно, но то и дело отвлекаясь. Она то брала его ладони в свои, растирая костяшки и пальцы, то снимала с левой руки кольцо и вертела в руках его, рассматривая выдавленные из серебра буквы, то, надев кольцо обратно, уложила его руки на себе, наконец отпуская, а сама откинулась назад, чуть съезжая и опирая голову на него. Под конец она и вовсе обняла его за плечи, вполне комфортно устроившись в его руках и не обращая внимания на чужие взгляды, то и дело прилетающие к ним. Её всё устраивало, Эме тоже — вопросы сняты с повестки.***
Эме как-то упустил момент, в который утренние приветствия с сёстрами О’Хайр перешли с касаний ладоней не только на объятия, но и на мелкие поцелуи в щёки. Нет, он ни в коем случае не был против, даже когда у него на лице оставались отпечатки от косметики, просто… это правда произошло как-то само по себе, будто без их участия и ведома. Поппи впечатывается губами в щёку в курилке, когда притаскивает новую пачку сигарет и ворует у Эме зажигалку. — Ты не помнишь, как давно мы стали целоваться? Она растерянно моргает и тушуется, как будто сделала что-то странное и неприличное. Между ней и Эме отношения были не самыми мягкими, поначалу даже острыми и колючими, как терновник, периодически впивающийся в неё до сих пор, когда очень нужно, но… вроде бы… всё было не настолько плохо?.. Или же Поппи просто привыкла к тому, что если можно Холли, то можно и ей, они же близняшки и не разлей вода, этот момент был каким-то сам собой разумеющимся… — Отомри, — Эме склоняется и целует её в щёку сам, чтобы тучи перестали сгущаться вокруг Поппи. — Я не говорю, что я против. Просто интересно, когда это стало, а то я как-то упустил момент. — Но ты и не сказал, что согласен… — забыв о сигарете, Поппи мягко прикрывает ладонью поцелованную щёку. — Хорошо, отдельно для тебя говорю — я согласен. Поппи, вроде бы, успокаивается, но мысли её больше занимает неловкий момент с тем, что им всё ещё приходится договариваться о смене этапов взаимоотношений, а не просто плыть по течению, как плывёт Холли. Коротко прощаясь до следующей встречи в коридоре или на занятиях, они целуются снова, и только после этого Поппи перестаёт хмуриться и копаться в себе. Холли Эме находит возле шкафчиков, сосредоточенно обсуждающую с Эппл и Эшлинн что-то из организационных моментов будущего конкурса талантов (победители которого, конечно же, уже известны заранее — люди-то участвуют одни и те же). Она была настолько собранной и напряжённой, что окликать её Эме не решился, только подошёл поближе, как раз когда уже начавшая засыпать Брайер нуждалась в паре шагов в сторону, лишь бы не рухнуть прямо на месте. Эппл замолкает и почти уже здоровается, но Эме гораздо важнее отпечатать поцелуй на щеке у Холли, всё ещё отвлечённо игнорирующей, что он пришёл. — Зайдёте к Тресс? Я после четвёртой убегаю в Бук Энд до самой ночи. Холли растерянно хлопает глазами, но расплывается в смущённой улыбке, поворачивается к нему и кивает, игнорируя теперь девчонок и в особенности шутливо закатанные глаза Брайер. Обещает, что да, зайдут, покормят пушистую ревнивицу, занесут очередную передачку от Джинджер, оставят приоткрытым окно и всё такое прочее. А ещё ловит Эме за руку и растирает его костяшки — тоже традиция, появившаяся как-то невзначай, и до сих пор забавляющая тем, как Холли надеется, что это поможет избавиться от россыпи шрамов. — Тогда до вечера? — теперь за поцелуем тянется она сама, улыбаясь, когда Эме щёку подставляет, а не убирает. — До вечера, — махнув на прощание согретой в её руках ладонью.***
Холли буквально продирается к столу, за которым парни в столовой обсуждают, как правильно расставить стенды на фестивале. Дебаты идут пока что на пониженных тонах, вполне себе адекватно, но на лицах у пары человек она уже может прочитать желание послать всё к чертям и сделать по-своему. Особенно после того, как подныривает под рукой у Хоппера и высовывается в самом центре совещания. — Не-не-не! — чей-то планшет в потрёпанном чехле, играющий на инсталляции роль сцены, Спэрроу берёт в руки. — Музыке нужны слушатели! Или сцена стоит здесь, — он кладёт планшет в самый центр, — или вы идёте нахуй и музицируете сами. Вон, принцессок своих позовёте, на пианинках вам спиликают. Она отсюда чувствовала, насколько сильно возмущается коррективам Дэринг, предложивший изначальную расстановку, но в спор со Спэрроу влез не он, а Декстер. — Мы можем сдвинуть сцену вот сюда? — он передвигает планшет ближе к краю стола, там, где скомканная жилетка Хантера, очевидно, изображала стену замка Академии. — Мы не дотянем провода настолько далеко, чтобы сцена стояла посередине, придётся чуть сместить. Спэрроу прикинул проходимость в том месте, которое предложил Декстер, и протянул ему руку для пожатия, соглашаясь на такой вариант. Минус одна проблема и минус один человек за столом. Когда остальные подвинулись, Холли даже смогла влезть вся, а не только головой, да и Хоппер, стоя рядом с ней, вздохнул посвободнее. Пообсуждав ещё немного, парни переключились на кулинарные столы, которых по указанию директора Гримма должно было быть минимум два. Дэринг, которому гораздо важнее было разместить на видном месте подиум для Эппл и Эшлинн, выложенный из их с Хоппером телефонов, собирал на себе всё больше и больше гневных взглядов. Взгляд Эме, которого Джинджер уже припахала помогать именно с кулинарией, в том числе. — А что плохого? — Дэринг упорно не понимал, почему столы с кексами не могут стоять за колесом обозрения. Он продолжал упираться в своё, как баран, упрямо не замечая никаких аргументов против, которых было предостаточно. Холли не то чтобы была заинтересована в предмете спора, переходящего в разряд конфликта, но парней, с Дэрингом не согласных, понимала кристально ясно. Тихо прорычав сквозь зубы, Эме упёрся руками в стол и, прервав Дэринга в его идейном монологе, резюмировал общее недовольство: — Пошёл. Нахуй, — он легко, впротивовес собственной интонации, подхватывает со стола свои же зажигалки, изображавшие столы. — Один стол поставим здесь, — чёрная зажигалка кладётся напротив планшета-сцены, но на достаточном расстоянии, — а второй… Он тянется к другому концу стола, чтобы синюю зажигалку положить возле обустроенного в дальнем конце площади тира, но волосы, так невовремя свалившиеся со лба, перекрывают ему весь обзор. Мотнуть головой и стряхнуть их не получилось, стало только хуже. Холли не сильно задумывается, когда поднимает через весь стол руку и зачёсывает его волосы назад, особо непослушную прядку заправляя за ухо. — … спасибо. А второй — здесь. И точка. Эме выпрямляется, складывает руки на груди и смотрит на Дэринга слишком уж красноречиво, даже если и не настолько злобно. Хоппер поднимает руки, сдаваясь — и у Дэринга не остаётся выбора, кроме как сдаться тоже, потому что остальных такой вариант устраивает намного больше. Но единственное, о чём может думать Холли — то, что волосы продолжают лежать ровно так, как она их небрежно зачесала.***
Места в комнате отдыха было предостаточно, но Эме, принесясь после вылазки с Хантером в лес, сел не напротив, не сбоку, а возле Холли. Пьеса по ролям, которую они удивительно отхватили себе в качестве домашки по актёрскому мастерству, сама себя не отрепетировала бы, а встречаться в ночи и вновь засыпать у него вместо своей родной постели было не комильфо. Не утрудившись получить разрешение, Эме укладывается головой на коленки Холли и раскрывает свой экземпляр пьесы на заложенной странице. — Подожди! — Холли начинает стряхивать у него с плаща и из волос мелкие листья и веточки. — Вы где вообще пропадали? В ушах листья, в попе ветки, возвращаюсь из разведки? — Мы, — Эме приподнимается, давая ей стряхнуть с юбки на пол, — немножечко свалились в овраг. Никто, кроме поломанных кустов, не пострадал. — Глаз да глаз за тобой! — причитает больше в шутку, кладя ладонь ему на лоб и укладывая обратно на свои ноги. Так даже удобнее, если честно — не приходится повышать голос, зачитывая реплику, и всегда видно, какие эмоции вызывает та или иная интонация. Но, несмотря на то, что все листики и ветки давно уже были вытряхнуты, Холли так и не убрала руку от перепутанных волос Эме, разбирая их пальцами. Было слишком заманчиво касаться его, пока он был рядом.***
— О Боже! — Эппл картинно схватилась за сердце, услышав, что именно Холли заказала в кофейне. — Холли, ты не заболела? Всё в порядке? — Эппл! Что, по-твоему, не так? — Но ты ведь не любишь горький кофе… Ты точно в порядке? Вдруг на тебе какое заклятье! — Одно большое заклятье — это твоё шило в одном месте, Всех-Румянее-И-Белее, — Холли отвечает беззлобно, но раздражённо. — Кофе я беру не себе, вообще-то, как и ты. Эппл прикусывает язык и выбирает ничего не спрашивать. На неё и правда иногда накатывает слишком сильное любопытство и желание всё на свете контролировать, и она далеко не всегда может удержаться от того, чтобы сунуть очаровательный принцессочий носик в совершенно чужие, нисколько не касающиеся её дела. Потому она изредка поглядывает на большой стаканчик в руках у Холли аж до самой библиотеки, куда они шли почему-то вместе. Эппл несла Брайер, с головой утопившейся в домашке по истории, взятый навынос тонизирующий чай — его только в Бук Энде в одной-единственной кофейне делали так, чтобы он и правда бодрил Спящую красавицу на несколько часов, потому Брайер очень просила взять его. За столом в уголке, закинув на него ноги, Брайер сидела одна, но вещи были разложены на двоих. — Спасибощке! — она, потянувшись к Эппл руками и губами, попросила подругу наклониться к ней, чтобы чмокнуть в щёку. А после пусть и всё ещё приглушённо, но крайне обречённо взвыла, увидев в другом конце коридора Эме с двумя тяжёлыми фолиантами в руках. — Надеюсь, ты вот этим вот великолепием собираешься меня бить, а не впихивать его в меня. — Никак нет, принцесса. Будем штудировать, выискивать, изучать… — фолианты он кладёт на стол, стряхивая с их обложек и со своих рук слой пыли. Холли улыбается ему, приобнимает и тоже целует, ставя на стол стаканчик. — Кофе чёрный, как твоя душа. В нём нет вообще ничего, кроме кофе и кипятка. — Ого! Выходит, я тоже здесь не усну, и мне останется от скуки только долго и мучительно умирать? Спасибо. Холли посмеялась, а вот Брайер шутку не оценила, продолжая подвывать. — Золотце, — она протянула руку к Холли, — забери этого душнилу! Он заставляет меня копаться в дерьме, датированном шестнадцатым веком! Это ж пипец какая скукотища! Я тут умру с ним! Она изобразила предсмертный припадок, заставив всех неловко посмеяться, прикрывая рты. Но в действительности, конечно, Брайер была благодарна Эме за его помощь — Холли не обязательно было слышать этого вслух, достаточно было увидеть в коротких взглядах, которые Брайер, запивая чаем, кидала на него. Чего, к сожалению, не скажешь об Эппл Уайт.***
— Подожди, я опять запуталась! Холли неловко переступает с ноги на ногу, разбивает расстановку, глубоко дышит и встаёт обратно. Эме терпеливо держит её за руки. — С правой ноги назад, левую вбок, правую приставить, — повторяет, ждёт кивка, что Холли поняла, и вслух отсчитывает. На первом счёте Холли делает шаг назад, на втором переносит ногу, а на третьем приставляет. Так, как надо было с самого начала. — Давай ещё раз? — Давай. И всё повторяется. Холли своему успеху, конечно, радуется, но гораздо больше думает о том, насколько учить её и показывать ей не упёрлось Эме. Его учили танцевать со средней школы в душном зале лицея, пропахшем паркетным лаком, и он наизусть знал не только вальс, но и несколько других танцев. И танцевал их весьма и весьма хорошо, натренированный лицейскими балами. Холли танцевать не умела, но старалась, держалась за Эме, слушала его подсказки и делала так, как он говорит. Сначала чертовски, бесяче медленно, потом побыстрее, привыкая к темпу и к тому, как оно должно целиком смотреться и выглядеть. У неё получалось, и она была за себя рада, но самое главное — за её был рад Эме. Когда к ним «на огонёк» заходит гаденько похихикать Дачесс, хихикать ей, в общем-то, не над чем — прогоняют вальс они ужасно медленно и без музыки, но вполне себе хорошо, для новичка-Холли, у которой от долгих полуобъятий сердце бьётся чаще положенного, так особенно.***
Уроки ожидания пригодились хотя бы тем, что Холли научилась совершенно ничего не чувствовать, пока она ждала. Перед аудиторией, в которой принимали экзамен сам Мильтон Гримм и госпожа Её Королевское Величество Белая Королева, все стояли не просто в лёгкой дрожи, а откровенно трясясь от волнения. Поппи потряхивало тоже, но она хорошо справлялась с этим, делая дыхательную гимнастику и отвлекаясь на плейлист в наушниках. А Холли… просто обнимала Эме, смотрела в точку и старалась не чувствовать совершенно ничего. Не чувствовать было сложнее всего. Ей было тепло от того, что они с Эме стояли вплотную. Она чувствовала запах его сигарет, отпечатавшийся на коже и одежде. Его ладони, сцепленные в замок, лежали у неё на талии, приобнимая. Он дышал, выдыхая теплом в её волосы. Холли не могла не чувствовать его, не могла не думать об этом, вплетая большие пальцы между задних шлёвок его строгих чёрных джинсов, не могла не воспринимать близко к себе. Но это в любом случае было лучше, чем картинно кусать губы и покачивать красной туфлёй на шпильке перед носом у кучки озабоченных парней, как это делала Эппл. Она не специально, просто её научили волноваться только так и никак иначе. Холли вот волновалась, отворачиваясь от всего мира носом в шею Эме, совсем легко пахнущую сигаретами. На второе его плечо опирала голову Поппи, но кроме плеча её ничего не интересовало, и Холли могла забрать его всего себе, чем и занималась, поднимая ладони по спине и сцепляя их на лопатках. Эме переложил руки тоже — поверх её волос на плечи. Без единого слова и игнорируя несколько косых взглядов, прилетевших им в бок. Холли волновалась, но волноваться в его руках было намного уютнее.***
Не сказать, что они часто звонили друг другу — чаще просто писали, отвечали все быстро. Иногда до Эме попросту было не дозвониться, потому что уходил настолько далеко в лес, что никакая связь не ловила, потому написать надёжнее — и сама не забудешь, и он, как сможет, ответит. Он всегда отвечает. Но иногда позвонить было быстрее и проще, особенно если время, словно песок, утекало сквозь пальцы. Эме и звонил — но не Холли, лежавшей у себя на постели и томно ожидающей невесть чего, а Поппи, которая рисовала стрелки, закрывшись в ванной. Трубку, впрочем, могла поднять и Холли, сказать, что сестрица очень активно собирается и с минуты на минуту уже выскочит сначала в коридор, а потом под руку с Эме и в Бук Энд, куда тащила его на выступление Мэрри Мэн. Её остановило только то, что на экране была их с Эме фотография. Подписан Эме был как «колючий говнюк» (ответочка «крашеной стерве»), но это нисколько не помешало Холли смущённо заулыбаться, увидев на экране телефона сестры его и себя. Это был какой-то из праздников, Холли уже даже не помнила, какой именно, но они танцевали — не вальс, а что-то попроще, и Эме держал её за руку, а она кружилась, мягко улыбаясь. Но нужно было принять звонок. Вдруг что-то срочное. — Ага. — Тебе Спэрроу ничего не отдавал? — Эме спрашивает такой интонацией, как будто надо было не забрать, а отвоевать из его загребущих рук. Наверное, цацка какая-то, потому что до цацок руки у Спэрроу и правда загребущие. А ещё Эме опять не узнал их голоса по телефону. — Вроде бы, ничегошеньки. — Но ты спроси у Поппи, вдруг. А то… Хотя нет, всё-таки узнал. — Стрелки дорисует, спрошу. — Что спросишь? — Поппи из ванной буквально вылетает, цепляя на плечо сумочку. — Про Спэрроу? Отдал! Скажи, что я ему все мозги выклевала! Холли смеётся, а Эме отмахивается — слышал, повторять не надо. Прощается с Холли и кладёт трубку, оставляя их с сестрой наедине. — Скинь мне фотку, которая у тебя на контакте Эме стоит. Я себе поставлю тоже.***
Когда Поппи невесть зачем будит уже задремавшую Холли едва ли не под самый отбой и тащит вместе с ними (кто именно «они», конечно же, никто не уточняет) в лес, Холли очень хочет сказать, что подаёт на развод и сестру царственно завещает любым загребущим рукам, которые это сокровище захотят подобрать, но почему-то всё равно встаёт, собирается и прётся с сестрой на ночь глядя в чёртов лес. Она должна была догадаться, что Эме, конечно же, пойдёт тоже. Впрочем, сюрприз получился вполне себе приятным. — Не замёрзнешь? — он раскрывает объятия, откинув в сторону полу лесного плаща, но Холли вместо этого берёт его за руку и опирается лбом в плечо. — Не замёрзну. Спать хочу, — и начинает вполголоса ворчать на Поппи. Поппи слушает мельком, вместо этого допытывая Хантера на предмет того, точно ли они не заблудятся и не сожрёт ли их по пути какой-нибудь зверь. В лесу прохладнее, чем на площади перед Академией, солнцу сложнее пробраться сквозь густые ветки и согреть землю. Холли всё равно не замерзает — держит Эме за руку и идёт за ним почти шаг в шаг, чтобы не запинаться об корни, пока он с Хантером, не затыкаясь, болтает о какой-то чепушне, заставляя Поппи смеяться между реплик. Поппи, вообще-то, утонувшего в сумерках леса боялась, но оттаяла, отвлечённая парнями. Это грело откуда-то изнутри. Эме по-другому перехватывает ладонь Холли, но не выпускает, как будто это само собой разумеется, что они идут за руку, держась друг друга и всегда рядом. Поппи легонько взвизгивает, запнувшись и едва не выронив фонарик, но её ловит Хантер. А Холли вспоминает, что они, вообще-то, шли по лесу. — А куда мы вообще идём? — На месте увидишь, — Эме поднимает их руки к себе и мягко целует её костяшки. Просит довериться. Холли доверяется. Поппи закатывает глаза и, запнувшись ещё раз, решает, что впиться в локоть Хантера как-то понадёжнее, чем вот это вот всё. Они приходят к невысокому утёсу около реки. Здесь прохладнее от воды и ветреннее, приходится, не расцепляя рук, обняться и потушить фонарики. К тому времени уже светит на безоблачном небе луна и видно яркую россыпь жемчужинок-звёзд. Поппи усаживается прямо на землю, Холли на торчащий из земли валун, всё ещё держа Эме за руку. Хантер, подойдя поближе к краю, залихватски свистит. В ответ на свист поднимается раскатистый грай, мелодичный и переливчатый. А потом из-под утёса взлетают над рекой большие среброкрылые птицы. Их перья переливаются в лунном свете, голоса разрезают тишину изящной, постройневшей песней, и выглядит это на фоне спокойной реки и колышущихся в поле трав так красиво, что захватывает дух. Холли улыбается, прижимая ладонь Эме к груди, он садится к ней рядом и обнимает, Поппи смотрит во все глаза, приоткрыв в улыбке рот, Хантер так и остаётся ближе к обрыву, птиц пересчитывая. — Их только ночью видно так красиво, потому мы вас и дёрнули, — у Хантера с собой, оказывается, маленькая банка как раз под окурки. В лесу тихо настолько, что слышно, как тлеют сигареты. — А как нашли место? — Поппи жмётся поближе, чтобы не мёрзнуть. — Загулялись, отошли от тропы, разорались, а тут вот… Птицы, выписав дружной стаей несколько кругов над утёсом, успокаиваются и возвращаются в свитые гнёзда, переливы их перьев исчезают, оставляя только мерцающие воспоминания. Начинает становиться зябко, небо по краям заволакивают набежавшие облака. Дорога обратно кажется легче, даже если в лесу кромешно темно и только от белых фонариков видно что-то. И вовсе оно не страшно, если смотришь под ноги и слушаешь приглушённо болтающие голоса. Поппи больше болтает, переругиваясь и споря с Хантером, Холли больше слушает, обнимая ладонь Эме своими. Почему-то только сейчас, переступая через торчащие из земли корни, она вдруг задумывается о том, что его терновник ещё ни разу её не поранил. — Вас проводить? Холли поднимает голову — оказывается, пришли уже, видно сквозь прорежающиеся деревья стены Академии. — Да смысл? — Поппи смахивает с плеча упавший листик. — Здесь-то не заблудимся уже. У меня ноги устали. Холли кивает — у неё устали тоже, но усталость эта приятная и лёгкая, воодушевляющая. Поппи насилу удерживается от взвизга, когда Хантер поднимает её на руки и ловким, быстрым шагом несёт к раскрытому коридорному окну, из которого сбегали наружу. Эме почти выпускает руку Холли из своей, чтобы подхватить её тоже, но Холли не даёт — изворачивается и впивается пальцами крепче, не желая отпускать. — По лестнице сама пойдёшь. — Да я и не настаивала! — Хорош орать, — на замечание Эме Поппи и правда прикрывает рот. Где-то кто-то в Академии всё равно не спит и ночных гуляк может подкараулить. Время близится к часу ночи, уже давно пора спать по постелям. С Хантером прощаются быстро и просто, лишь обняв и пожелав доброй ночи. Эме всё же вызывается сестёр проводить, так и не отпустив ладонь Холли из своей. А пока Поппи разувается на пороге, Холли ловит момент и, осмелев, целует его не в щёку, а в самый-самый уголок губ.