***
Растяжка прошла, и Антон выдохнул, он буравил все двадцать минут счастья Арсения. Парень так бы и хотел резинку в него пульнуть, но нашёл в себе силы и просто разорвал резинку случайно. Пришлось новую брать под колкие фразочки Попова. На отдыхе Шастун, вместо нормального человеческого лежания на кровати, переодевался в спортивную одежду, а то и так ему люлей всыпали за джинсы ещё на беге. Зато на человека был похож, а не на скелет. До тренировки оставалось минут пятнадцать, и Антон решил, а почему бы не выйти на лёд? Ну, по правилам лёд — это вторая тренировка, но сегодня день такой. Взяв коньки в руки, юноша лёгкой походкой двинулся к катку. В зале не было ни единой души, гробовая тишина, нарушаемая тихими шагами Шастуна. Сев на трибуну, светловолосый за считанные секунды напялил на ноги коньки и также быстро их зашнуровал. «Надо аксели потренировать», — раздумывал Антон, выходя на лёд. Проехав два круга, юноша набрал скорость и, оттолкнувшись, взлетел. Высоко даже очень, получилось три с половиной оборота, тройной аксель, хотя целился Шастун на четверной. Волосы превратились в взрыв макаронной фабрики, ибо с такими выкрутасами и отлететь могут. Антон снова набрал скорость и уже сильнее оттолкнулся, делая в воздухе четыре оборота. Недокрут. — Да блять, — буркнул парень, разъезжая так вольно. Левая нога скользит влево и уходит назад, чуть шире плеч, а как только правая уходит вправо, левая снова отталкивается и уходит влево. Ноги почти не согнуты, спина прямая, а Антон морально готовится к четверному акселю. Прикрыв глаза, парень набирает скорость и взлетает, четыре с половиной оборота, выход получается идеальный. Шастун доволен своей работой, этот прыжок у него получается когда как. Настроение должно присутствовать во время исполнения квада. — Страшно, — раздался голос позади. Шастун повернулся на этого всемогучку-пристовучку и поборол желание харкнуть в лицо тренера. Глаза загорелись, и там уже насыщенный зелёный с чёртиками был. Губы сжались в тонкую полоску, а пальцы то сгибались, оставляя полумесяцы на ладошке, то разгибались. «Смотреть на Вас страшно, такая рожа ублюдская, быдло, блять», — поливал дерьмом Антон, раскатываясь на гладкой поверхности. — Я на лёд выходить не разрешал, теперь вопрос: какого чёрта ты там находишься? — с нажимом спросил Арсений, отстукивая ритм пальцем по бортику. «Чтобы тебе маленькие крупицы льда в глотку попали и твоё тело оказалось под землёй, а ты на небесах», — отвечал Антон про себя, а то бы проиграл в своём же споре. Шастун захотел отработать каскады с риттбергером — это сущий кошмар. Самый простой для Антона — это два риттбергера подряд, поэтому он с него и начал. Сделав ещё один каскад, парню это поднадоело, и он решил закончить двойным акселем с тройным риттбергером. — Ты там баланс поймаешь? Руки в разные стороны вертишь, будто сейчас упадёшь, — Попов был не рад такому исполнению и ушёл в тренерскую, так как Шастун вылез из катка, снимая коньки.***
Обед прошёл мимо Антона, так как парень после уроков вообще не соображал, какой обед? Ближе к пяти подъехал Эдуард, и началась туса года. Брюнет чуть ли не целовал всех подряд, обмениваясь пожеланиями на год, ну как бабушка, мать честная. — Я к Попе, — сказал Выграновский, уже обзывая тренера на весь коридор и не парясь, что будет за это. — Я тебя подожду у тренерской, — кивнул Антон, шуруя смело к тренерской. — Сейчас тебе такую историю расскажу! — воодушевлённо заверил Эдуард. — В общем, шёл я по улочке, натыкаюсь на котёнка, и что думаешь? — Ты кашлянул, и это существо испарилось? — выгибая бровь, спросил Антон. — Да, конечно! — саркастично ответил брюнет. — Я, значит, обзваниваю родственников, чтобы те разрешили взять, и в итоге весь день проносились по ветеринарам. Он такой крохотный, как бы не сесть. — Да, ты как-то сел на хомячка, — припомнил Шастун, хохоча. — Ну кто ж знал, что он такой мелкий? — в оправдание сказал Выграновский, поднимая руки в сдающемся жесте. — Я тебе потом пришлю фотку котика. — Как хочешь назвать? — задал разумный вопрос светловолосый, шаркая кроссовками по полу. — Лис, ну он правда белый, — почёсывая затылок указательным пальцем, ответил Эдуард. — Хочешь я буду лисичкой, а хочешь твоей медсестричкой, — напел Шастун, сразу же сгибаясь пополам в новой порции смеха. — Блять, — разделил этот смех с другом Эдуард, касаясь дверной ручки. Антон, дав пинок другу, остался ждать снаружи. Брюнет же на прощание послал воздушный поцелуй, подмигивая. Шастун скорчил рожицу и стоял, взирая в дверь. Попов-само-спокойствие сидел и подписывал документы, только когда Выграновский сел рядом в кресло, мужчина обратил на него внимание. Отодвинув два листа от себя, Арсений достал из стола другие документы и принялся искать нужные, это было несложно. — Подписывай, — протягивая лист с ручкой в сторону фигуриста, объяснил Попов. — Даже без: «Здравствуй», — фыркнул Эдуард, читая документ, не пропуская строчки с мелким шрифтом, а то вдруг подпишет согласие на переселение какого-нибудь своего интересного органа. Арсений проигнорировал упрёк и просто выжидательно смотрел, как на листе появляется подпись. Выграновский даже на секунду забыл, как она пишется, и чуть не подписал Шастуновской подписью. Похихикав над этим, Эдуард протянул лист бывшему тренеру. Контракт закончен, и всё. Разошлись в море корабли. — Можешь идти, тебя тут теперь ничего не держит, — отгоняя парня рукой, а-ля: съёбывай отсюда, попросил Арсений. — Ещё увидимся! — вылетая из кабинета, крикнул звонким голосом Выграновский, напугав своими резкими движениями Шастуна. — Ну, что там? — подал голос Антон, уже облокотившись о бортик катка копчиком и скрестив руки на груди. — Ну всё, браток, — выставляя руки верх и сгибая запястья в разные стороны и чуть приседая, ответил Эдуард. — Да, блять, гандон конченный он, — выругался светловолосый, шагая с другом в сторону выхода. — Мой помощник уже к Матвиенко обратился, поэтому по-е-бать, — держа весёлое лицо, произнёс фигурист. — Как же я буду без тебя? — задал риторический вопрос Шастун, так как на душе прям каменная гора уже. Эдуард, хоть и держал маску шута, не сильно отличался моральным состоянием от Антона, даже намного хуёвее. Тебя выбросили после одиннадцати лет служения этому дьяволу. Ты буквально пропустил все свои лучшие годы, чтобы тебя прогнали к чертям собачьим, так как ты тут нахуй не сдался. Мало того, что они целых три года занимались у одного тренера, а потом выступили на олимпиаде, и бац! Уже у Попова очутились, причём они этому радовались. Одиннадцать лет были полным адом, фигуристы молились не терять вес, пропадали на катке целый день, хоть и сначала тренировки были по четыре часа, то есть, одна — два часа и вторая — два часа. В девять лет у фигуристов уже появился большущий прогресс, и, может, из-за этого Арсений как с катушек скатился, но больше кажется, что это из-за чего-то личного. С каждым годом тренировки увеличивались, и тут насколько часов она увеличится — зависит только от Попова. Но сейчас-то уже похуй, так как они будут работать, пока не сделают всё идеально. Вот же ж радость! Гадость, блять, самая последняя. — Ну, не суждено мне у этой Попы тренироваться, значит, буду у Матвиенко. Не расстраивайся, — обнимая друга, подбодрил Эдуард, чуть грустным голосом. — Я этому пидору устрою вторую тренировку, пусть подавится нахуй, — заверил светловолосый, утыкаясь носом другу в шею. — Только пусть потом меня не зовут на твои похороны, — подшутил брюнет, отстраняясь. — Ещё посмотрим, кто первый к Ленину попадёт, — злорадно ухмыльнулся Шастун, представляя картину маслом, как Попов с небес проклинает его. Ну даже там заебёт! Капец! — В кровать? — подмигивая и расплываясь в дурацкой улыбке, уточнил Эдуард. — Вот теперь он хер дождётся поздравлений с днём рождения от меня! — метко поменял тему брюнет. — А сколько ему будет? На пенсию уйдёт? — Двадцать четыре вроде, либо двадцать три, — нахмурившись, ответил друг. — Ну если он взял нас тренировать в тринадцать лет, то ему двадцать четыре! Вот гандон молодой! — сам удивился такой информации Выграновский. — Пиздюк, — хохотнул Шастун, выходя на улицу. Фигуристы попрощались, потому что за Эдуардом подъехала машина, и он мгновенно полетел в неё. Антон же помахал ему на прощание и, взглянув на время в экране телефона, побежал в сторону раздевалки, времени чуть меньше трёх минут. А это ещё добежать надо успеть! Светловолосый, сшибая с ног юных фигуристов и взрослых хоккеистов с другим персоналом, забежал в раздевалку. Молодец, что коньки оставил, а то вообще не успел бы. Переодевшись в термокостюм, Антон с еле зашнурованными коньками двинулся в сторону катка. На льду парень перешнуровал коньки, да так туго, что, кажется, нога будет синяя. Поднявшись с колена, Шастун начал разминать плечи и после поехал на два разогревающих круга. Арсений за это время подошёл и лицезрел прокат. Антон даже не обращал внимания на Арсения, парень просто отрабатывал прыжки, вращения, шаговые дорожки и другие элементы. Не успел Шастун выехать с двойного акселя, как ему прилетает: — Не сутулься! И что с лицом? Тебя пытают тут? Можешь с Выграновским за компанию выметаться, — вопрошал мужчина, усевшись на трибуну. Антон оскалился и ездил с такой лыбой, что аж самому уже больно в челюсти. Но ради такого он готов страдать. Лишь бы Арсений отъебался. У тренера от такой улыбки и бешеного взгляда чуть ли глаза не задёргались. — Антон, сюда! — подозвал фигуриста Попов, показывая записи в блокноте. — Учи и выполняй, это к олимпиаде в октябре. В сентябре отдыхаешь, а в октябре три дня подряд выступаешь, — пояснил тренер, когда Шастун скептически посмотрел на мужчину. Антон фыркнул и изучил программу, в принципе, легко. Всего два прыжка и три каскада. Их было легко выучить, только на кой хуй тогда он выпендривался на той олимпиаде? На него почку, что ли, поставили? Да, на карту пришла кругленькая сумма, но от этого Выграновского не вернёшь. Шастун кое-как выучил элементы, вообще, это должно всё делаться было на первой тренировке, но Попов, видимо, недавно дописал. Антон на это только фыркнул, сдерживая себя от цоканья. Отъехав в центр и дождавшись нужной музыки, Шастун надеялся на слух, ведь ему даже не объяснили, когда вступать и что делать. Парень вылез из начальной позы, как оказалось, вовремя и поехал задним ходом на прыжок. — Опоздал и скорость надо быстрее, — останавливая музыку, сказал Арсений.***
Они целый битый час возились с программой, но Шастун и слова не выдал, молчит, как партизан. Попов даже на лёд выехал, чтобы до этого тупоголового донести. Антон запомнил, в какой момент надо выполнять элементы, и поэтому просто ждал, пока ему позволят сделать прокат. — Давай, — отъезжая от парня на нужное расстояние, чтобы не помешать Антону, сказал Арсений и включил музыку, которая отозвалась по всему катку. Шастун выполнил первый прыжок и сразу услышал: — Где подскок? Ты вообще сегодня что-то делать будешь, кроме как трепать мне нервы? — ворчал мужчина, подъезжая к фигуристу. Антон с ярости долбанул лезвием конька по льду и заново выполнил прыжок, обзывая тренера всеми обзываниями, которые придумали. — Но ты его не сделал! — складывая руки на груди, возмутился мужчина. — Лёд тебе не игрушка, твои эмоции не утешит, заново, — уже спокойно проговорил Арсений, хоть ярость не передать словами. — Я тебе тоже не игрушка, — пробурчал себе под нос Антон. — Тебе только БДСМ подойдут, блять, — фигурист встал в центр катка и выдохнул. — Прям устал, — дразнит Попов, показательно вздыхая. Опять этот ритм, опять прыжок уже с подскоком, и Антон выходит на новый уровень. — Спину держи, а не разваливайся, — чуть обгоняя мальца, трещит под рукой Арсений, фигуристу так и хочется въебать чем-то тяжёленьким по этой чёрной макушке. У Антона, между прочим, после этого прыжка бабочка, а благодаря вот этому говорению под руку он, блять, чуть ли не падает. — Хватит под руку бухтеть! — наорал на тренера Шастун, резко останавливаясь, что крупинки льда летят в Попова. — Надо же, рот открыл, — поражённый такой новостью, Арсений схватил парня за руку и, в два счёта разогнавшись, отпустил вперёд, чтобы тот доделал программу. — Придурок! — крикнул Антон, выполняя каскад. — Обдолбанный! — продолжил парень, разгоняясь, ведь сейчас шаговая дорожка. — Я Вас ненавижу! — видимо, рот у него не заткнётся сейчас, накипело, так сказать. Элементы шли мимо глаз, светловолосый делал их только из-за ритмов музыки. — Вы самый уёбищный тренер! — Я тебе сейчас твои слова в отжимания превращу, — угроза слетела с уст Арсения, который прибывал в лёгком шоке. — Да мне по-ху-ю, Вы просто самый настоящий быдло! — произнёс Антон в выполнении каскада, состоящего из двойного акселя и тройного риттбергера. Программа подходит к концу, и осталось только выполнить кантилевер с спиралью колечко, каскад и арабеск с заканчивающим вращением. Шастун выполнил кантилевер, придумывая, как бы ещё обозвать Попова. — Да Вы, блять, полный эгоист! Урод! Такого фигуриста, сука, потеряли! Зараза Вы неимоверная! — обсирал Антон, выполняя спираль, и ему влетело за то, что нога хуёво поднята, точнее, его просто долбанули по бедру. — Руки не распускайте, сучара! Я Вас больше жизни ненавижу! Уёбище самосвальное! Каскад буквально пролетел, Шастун и сам не понял, как выполнил его. Теперь арабеск, нога поднялась вверх, по его мнению, нормально, но Попов его словил за запястье и дёрнул к себе в сторону. — Сто пятьдесят штрафных отжиманий, и выполнить арабеск так отвратительно надо ещё постараться, — отчитывал Арсений, резко берясь за левую ногу Антона и поднимая вверх, из-за чего парень чуть ли не теряет равновесие. Фигурист как тряпичная кукла, нога в правильном положение, можно сказать даже, в идеальном. Арсений швырнул ногу вниз и оттолкнул Антона, чтобы тот закончил программу. — Чмо ебанное Вы, — ответа долго ждать не пришлось, и поэтому Шастун заново выполнил арабеск, уже как надо, и выехал на волчок. Перед глазами всё крутилось, но у парня рот не закрывался: — Да вы самый испорченный гандон в России, туда всё говно затолкали и слепили человека, это просто высер полный, а не человек из Вас! — Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять! — считал Арсений обороты, чтобы Антон не запутался. Шастун откинул голову назад по задумке и поднялся, закончил с программой, молодец. На душе стало немного легче, но если дать ему ещё один раз сделать прокат, то он вообще станет другим человеком. — Какой же Вы пиздюк! — закончил Антон, вдыхая воздух. — Шастун, я тебе рот вымою мылом и заставлю всю ночь отжиматься! — выставил окончательное решение Арсений. — Тогда мне похуй! — взбудоражено ответил парень, и когда включилась музыка, он заново начал программу. — Нет, ну Вы и пидор, я просто поражаюсь, как можно было, блять, прогнать Эда за то, что он, сука блять, получил растяжение ноги? Ну Вы и придурок, конечно! Я просто хуею, чмо вы реально. С такими милыми словами Антон выполнял первый прыжок. Арсений же прикрикнул: — Спину ровно, руки изящно!***
Когда программа была отполирована, Антон сам удивился, как так получилось. В детстве из-за огромного желания уделать всех всё получалось, а сейчас память не та. Зато как пообсирал Арсения, сразу всё получилось. Фигурист взмокший и потный вышел из катка и двинулся в раздевалку. «Чтоб его камаз сбил», — как мантру читал Антон, пользуясь Nivea Men дезодорантом и накидывая на себя футболку. Всё должно быть по красоте, Шастун быстро расправился с джинсами и перевёл взгляд на ноги, а точнее ступни. Те ныли, как убитые в хлам. Немного стянув носок с одной ноги, парень закусил губу, она была вся в ссадинах и натёртых местах, где-то вообще синяя. На вторую ногу Антон не решился делать unpacking и поэтому обулся. Повертев светлой головушкой по сторонам на счёт, если что-то забыл, парень поплёлся на выход, держась за стены, ибо спина и ноги гудели. Арсений каким-то хуем примостился на трибуне, говоря с кем-то по телефону. Антон попробовал прошмыгнуть в позе гуся к выходу, но его словили за шкирку прямо у трибуны. — Да, давай, пока, — каким-то несвойственно добрым голосом попрощался с кем-то Попов. — Еблан, — сморозил Шастун непонятно, какое уже оскорбление в адрес тренера. — Сейчас ты у меня попляшешь, — оскалился мужчина, таща спортсмена на улицу. — Плясать будете Вы, я не собираюсь ничего делать. Тренировки закончились! — воскликнул парень, когда с ним обращались, как с вещью. — Рот прикрой! Итак дел полно, так ещё и ты выкабениваешься, — сорвался, наверное, впервые Арсений и, кинув парня на асфальт, который, как тряпичная кукла, повалился и даже не додумался выставить руки, прочистил горло. — Сто шестьдесят раз тебе придётся отжиматься, а мог спокойно помолчать, какая жалость. — Вы полное Вселенское чмо, — напоследок сказал Антон, валяясь на сыром асфальте, ведь недавно закончился внезапный ливень. — Сто раз на скакалке, — накинул Попова, стоя и прожигая взглядом парня сверху-вниз. — Вы ебанат конченный, чтоб с таким встретиться, надо ещё, блять, накосячить в жизни, — продолжил фигурист, смотря насмехающимися и в то же время до усрачки злыми глазами. — Я Вас так ненавижу, Вы не представляете. Вы не видите, как я катаюсь, всё время придираетесь. Вы даже на олимпиаде не смотрели на меня! Вы самый чёрствый, злой, вечно недовольный человек… — А теперь слушай меня! — приседая на корточки, перебил Арсений. — Я делаю из вас чемпионов без помарок в карьере, я мог спокойно убрать Выграновского из списка, но вы молчали! Что я, по-твоему, должен делать? Мне надо, чтобы вы были беспроигрышными, я в тринадцать лет вас начал тренировать, так как видел потенциал. Эдуард же сейчас вообще никакой был, зачем держать? Я насильно не тренирую. Ты сейчас тут сидишь, нюни распустил, — мужчина сделал жалобное лицо. — Мне по горло хватило ваших истерик, я ставлю на вас ставки и делаю всё, чтобы вы купались в золоте, а вы этого, как я вижу, не хотите, — закончил брюнет. — Что мне Ваше золото, блять! Я, блять, будто друга за него могу вернуть, у меня вся комната в этих медальках золотых и серебряных, я просто в ахуе, — начал было возмущаться Антон, как ему прилетел сильный подзатыльник. — Не хочешь тренироваться? Выступать? — спросил Попов, испепеляя мальца помутневшими голубыми глазами. — Я… — Шастун задумался, он всем сердцем горел всякими прокатами, но то, через что он проходит… — Верните Эда и я буду выполнять всё, буду брать только золото. — Мне не надо в будущем времени это говорить, вот у тебя прекрасная возможность выиграть чемпионат России, — тыча парню пальцем в грудь, сказал тренер. — Ну, Вы и скотина, — выплюнул эти слова Антон, ударяя кулаком по асфальту. — Двести прыжков на скакалке, — поднимаясь на ноги, произнёс Попов, совершенно обычным тоном. — Да чтоб Вас из тренеров выгнали! — закончил свой поток слов Шастун, принимаясь отжиматься. В голове царила одна нецензурная лексика, посвящённая Арсению-Сатане-Сергеевичу. Антон, когда начал мухлевать и отжиматься не грудью к мокрому асфальту, а на еле сгибавшиеся руки, счёт обнулился. И благодаря этому обнулению он получил ещё соточку на скакалке, кто ж знал, что изо рта вылетят такие скверные слова. — Ну что ты, не можешь ещё тридцать сделать? — дрючил парня Попов, изредка поглядывая в телефон на приходящие SMS. — Да, как же Вы заебали, рот прихлопните уже, — чуть ли не стонал Антон, эти отжимания его пиздец выматывают. — Какие мы неженки, у тебя скоро будет тысяча прыжков на скакалке, но пока четыреста, — подкинул Арсений, расхаживая вокруг Антона. На последних силах Шастун выполнил отжимания, просто второе дыхание открылось. Послать бы Попова куда подальше со своими ебантяйскими наказаниями, но ладно, спасибо Господи, что Антон обматерил тренера. Выуживая из сумки скакалку, светловолосый пару минут стоял и втыкал в мысы кроссовок своих, чужих и всё вокруг. Руки ужасно забились, они как кувалды ноют, а что будет утром? — Что ты время теряешь? Полпервого на дворе, а ты тут сидишь, час для скакалки выбираешь, — слишком театрально дразнил Арсений, что даже спортсмен приохуел. — Отстаньте, — махнул рукой на брюнета Антон и высунул язык. Четыреста прыжков заняли четыре минуты жизни. Шастун это точно знал, так как испытывал уже такое наказание, только в два раза больше. Поднявшись на ноги и чуть не упав, от того, что голова закружилась, ведь парень сегодня-то и не ел нихера. — Да в пизду, блять, — мотнув головой в разные стороны, чтобы из глаз пропала темнота, фигурист забил огромный болт на мат и теперь в полной мере продолжал: — А Вы знали, какой Вы идиот? В общем, Вы такой придурошный долбаёб, я поражаюсь иногда, честное слово. Я в ахуе, как Вас земля держит, ну правда! Вот Вы меня так заебали, я в шоке. Не хотите ли Вы нахуй сходить? Ваша остановка по-моему. — Шастун, ты хоть раз подумай головушкой, что говоришь, я ж от тебя завтра ни кусочка не оставлю, — прорычал Попов, всё это время держа хрупкое плечо и сдавливая. — Присоска Вы отъёбанная, дай Бог, чтобы Вас в подворотне нахуй посадили и вилкой в глаз дали, — оскалился Шастун, принимаясь прыгать, но перед этим сдёрнул с себя чужую руку. — Семьсот прыжков и завтра с восьми утра будешь делать ОФП до тех пор, пока я не скажу, — отчеканил каждое слово Арсений. — Тогда ещё пару слов в Вашу сторону, — гаденько улыбнувшись, начал Антон. — Вы очень мерзкий человек, мне противно в Вашей компании. Вы ублюдок самый последний, Вас даже, наверно, любимый человек не выдерживает, потому что вы реально гандон! Вот, теперь всё! — поставил точку фигурист, прыгая через скакалку. — Тысячу прыжков, — увеличил Арсений, из последних сил сдерживая себя. — Видимо, не всё! — убирая точку с прошлых слов, приготовился уже к новому выплеску Антон. — Вы мразь! — Антон, я иногда поражаюсь твоей тупости… — А чему Вы ещё поражаетесь? Что Вы в этой жизни похуярили по льду, заработали кубки медали и пошли нахуй. Сейчас тренируете, а сами в итоге ничего сделать не можете, ведь Вы ничтожество. Я вообще поражаюсь, что у Вас были девушки, они бы от таких абьюзеров бежали нахуй, Вы ведь только ебать всех умеете, а кататься на коньках уже не в силах. Даже ничего стоящего показать и сделать не можете, только ебёте во все дыры, — вот Шастун и спизданёт иногда, конечно, что сам как рак становится. — Антон! — крикнул на уже в край обозревшего парня Арсений, уже не переживая, что может так въебать, что фигурист дай Бог глазки откроет в жизни. — Сейчас ты закрываешь свой поганый рот и делаешь всё молча. Я тебя услышал, хватит трепетать над ухом! Я о тебе тоже не лучших слов хочу сказать, но помалкиваю. — Терпила Вы, — пробурчал Шастун, скача то на одной ноге, то на другой, то на двух, ну разнообразие у человека. — Бойся завтрашнего дня, он будет хуже, чем тогда, когда ты поправился на два килограмма перед соревнованиями, — припомнил Попов, заламывая локти. Антон примолк, он тот день с ужасом на лице вспоминает. Он целый день. Целый! Провёл на ОФП и катке, это просто чередование было и там отдыха не было, они даже не спали, с полседьмого утра до полседьмого утра ебались этими тренировками. Потом ещё у парня болели мышцы, он ходил как приведение, вроде есть, а вроде и нет. Он словил два обморока, пока делал утреннюю зарядку, даже к еде не притрагивался, а бежал на первую тренировку. А чтобы что? Чтобы получить недовес на три с лишним кило! Допрыгав эти злосчастные тысячу прыжков, Антон решил напакостить, и когда складывал скакалку, типа по чистой нечаянности въебал по ногам тренера, но тот даже не пошатнулся. Шастун на это только глаза закатил и повесил сумку на плечо, из-за чего на некоторое время прикрыл глаза, было жутко больно. — Чтоб Вы завтра не проснулись, — процедил Антон, находя в себе силы и убегая в здание. Парень слышал громкие высказывания Арсения, но делал упорно вид, что не слышит. Добежав до своей комнаты, юноша лёг на кровать и застонал от боли, всё тело изнывало. Хотелось плакать. Светловолосый потёр глаза, которые жгли так сильно, будто утюг. Антон отметил тот факт, что тренер был на грани срыва, то есть, ему совсем капельку не хватило. Ну и ладно, живее будет. Но сегодняшний день запомнится надолго. Фигурист, прямо в уличной одежде и лежа посередине кровати, ногами упираясь в пол, уснул. Шастун и так устал, зачем что-то ещё тут делать? Завтра успеет, у него же целый день ОФП — это охуено. Оптимизм должен присутствовать даже в морге, куда он попадёт ночью, так как уже не чувствует ничего и мыслей в голове нет.