Однажды ты покинешь меня

      — Фрэнни! Собирай своё барахло! Поехали!       Дверь с грохотом распахнулась, ударившись о стену с другой стороны.       — Какого чёрта! Ты напугала меня до смерти… Подожди, что? Собирайся?       — Да, или нет. Мне всё равно. Я куплю тебе пятьдесят нарядов, когда мы вернёмся домой, но сейчас нам нужно идти.       — Но мы только что приехали, я подумала…       — У нас изменились планы, — я сняла её шапку, нахлобучила ей на голову и накинула на неё пальто поверх пижамы. — Ты можешь переодеться в машине.       Она постояла несколько секунд, прикрыв один глаз вязаной шапкой, потом пожала плечами и взяла свой чемодан.              Оказалось, что мне не стоило так спешить. Мы прибыли по указанному мистером Смитом адресу через три часа, в четвёртом часу ночи. Но, как сказала Фрэн, лучше подготовиться заранее. В доме было темно, если не считать мерцающих разноцветных огоньков в двух фасадных окнах. Вокруг было тихо. В конце квартала горел одинокий фонарь. Здесь шёл дождь, но было холодно. Я не хотела заводить двигатель, не хотела привлекать внимание, поэтому выключила обогреватель. Меньше всего мне было нужно, чтобы бдительный сосед вызвал полицию.       Фрэн спала на заднем сиденье, зарывшись в куче одежды. Я видела, как с каждым её вдохом из одного конца кучи поднимались маленькие струйки пара.       Из-за холода я не могла заснуть, просидев там четыре часа. В ожидании я думала о мистере Смите. Он всегда знал. Он знал об этом с той самой секунды, как я услышала ту песню. Он пытался мне помочь. Стоит ли Вам принимать решение прямо сейчас? Вам следовало бы всё обдумать. Подождите несколько дней. Подумайте хорошенько. Но почему ему пришлось действовать окольным путём? Я не могу влиять на Ваши решения, не могу принимать их за Вас… Ну и ладно. Я не жалуюсь. Если всё это сработает, я никогда и ни на что не буду жаловаться. Может быть, мне не стоило называть его мудаком.       Наконец, когда небо из чёрного стало тёмно-фиолетовым, а затем начало медленно розоветь, в доме, за которым я наблюдала, зажёгся свет.       — Фрэн, — сказала я, потянувшись за спину и толкнув её локтем, — просыпайся, только что зажёгся свет, нам пора идти.       — Да, хорошо, хорошо, — ответила она, без возражений смахнув с себя джинсы и свитер и протирая глаза.       — У тебя есть всё, что нужно? Карта, указания, адрес?       — Мммм…       — История?       — А?       — Как ты собираешься доставить её сюда?       — Не знаю, — она зевнула, потянувшись.       — Фрэнни, перестань, это важно.       — Ты сомневаешься во мне? Это же её день рождения, верно? — она пожала плечами. — У меня есть для неё подарок, просто нужно поехать со мной, что-то в этом роде.       Я открыла дверь и вышла из машины, она запрыгнула на водительское сиденье и завела двигатель.       — Я тебя не подведу, — сказала она, её голос и веки всё ещё были тяжёлыми ото сна. Она подмигнула мне, захлопнула дверь и отъехала от тротуара.              Дверь в доме номер 5246 по улице Лоуренса приоткрылась лишь на четверть. Женщина за дверью, молодая и довольно симпатичная, даже в такой ранний час, без единого намёка на макияж и с накрученными на бигуди волосами, посмотрела на меня и тут же перевела взгляд поверх моих плеч, оглядев улицу.       — Чем я могу помочь?       — Мне очень неловко беспокоить Вас в столь ранний час, — сказала я. — Я увидела свет и не захотела стучать, пока… Пожалуйста, могу я поговорить с Уильямом?       Она сразу насторожилась.       — Вы ошиблись, я не знаю никакого Уильяма.       — Прошу Вас, здесь никого нет, — сказала я, прежде чем она успела закрыть дверь перед моим носом. — Я одна. Не могли бы Вы передать Уильяму, что мне нужно кое-что рассказать ему об Энн. Это очень важно, мэм, иначе я не стала бы Вас беспокоить.       Она внимательно изучала меня в течение нескольких секунд, затем открыла дверь шире, вновь посмотрев поверх моего плеча. На этот раз она наклонилась вперёд и осмотрела улицу слева и справа. Я инстинктивно повернулась, чтобы проследить за её взглядом. Вдоль обочины стояло несколько припаркованных машин, но она, вероятно, хорошо их знала, потому что в итоге велела мне подождать, прежде чем закрыть дверь. Я услышала щелчок замка, затем её шаги удалились вглубь дома.       Через минуту или две она вернулась.       — Пожалуйста, входите.       По сравнению с холодным воздухом, в котором я просидела всю ночь, в небольшом доме было теплее, почти как в ванне, когда вода достаточно горячая. Тем не менее я была очень рада теплу, хотя меня почти сразу потянуло в сон.       Я следовала за женщиной, пока она вела меня через гостиную в затемнённый коридор и затем к двери справа. Она кивнула мне и пошла обратно по коридору.       Он полулежал на односпальной кровати, шторы были задёрнуты. На прикроватной тумбочке горела лампа.       Я уже много лет пыталась представить его в своей голове. Мальчик (или мужчина, сейчас ему было около двадцати двух), которого моя мать никак не могла забыть. Я представляла себе всё: от прекрасного неземного мужчины, стройного и высокого, со скульптурными скулами, пухлыми губами, острым подбородком, и мягкими карими глазами цвета коньяка, до более грубого, широкоплечего, атлетически сложенного с мускулистыми руками, глубоко посаженными тёмными глазами и шрамом через всю щёку.       И мне предстояло продолжать фантазировать. Потому что я не могла сказать, как он сейчас выглядит, даже находясь с ним в одной комнате. Я едва могла определить цвет его глаз. Левый был закрыт, кожа вокруг него опухла и была фиолетового оттенка. Радужка правого глаза была полностью окружена красным, без единого намёка на белый цвет. На распухшей верхней губе запеклась кровь. На голове, чуть выше виска, виднелась большая шишка. Из одной ноздри сочилась свежая кровь, которую он вытирал тёмной салфеткой. И по тому, как он сидел, слегка наклонившись в сторону, я поняла, что у него, вероятно, было ещё много синяков, которые я не могла разглядеть под его белой футболкой.       Каким благородным и достойным человеком был мой дедушка.       — С ней всё в порядке? — спросил он, не дожидаясь пока я войду в комнату.       У него был акцент, как и у женщины, открывшей дверь, но из-за его распухшей губы трудно было понять, настоящий это алабамский акцент или нет.       — Энн? Да, с ней всё в порядке, — сказала я, хотя понятия не имела.       — Кто Вы? Откуда Вы её знаете?       — Я её подруга. Послушай, у меня не так много времени до её приезда.       — Она приедет сюда? — он рывком встал с кровати, или попытался это сделать. Он схватился за рёбра слева и поморщился.       Это заставило меня зажмурить глаза.       — Прости, — сказала я, подняв руки вверх. — Я не должна была падать на тебя как снег на голову. Но да, она будет здесь, сколько бы времени ни понадобилось моей подруге, чтобы доехать туда и обратно.       Я собиралась рискнуть всего часом. Линбрук находился в тридцати минутах езды отсюда. Или в двадцати, учитывая манеру вождения Фрэн.       Он снова положил руку на рёбра и вздохнул.       — Может, тебе лучше пойти в больницу?       — Нет, нет, мэм, я в порядке.       — Меня зовут Эвелин.       Он покачал головой.       — Она не придёт, — тихо произнёс он, прислонившись головой к изголовью кровати. — Он не выпустит её из дома. Только не после того, что произошло.       — Ты не знаешь мою подругу.       Звук скрипа дверных петель заставил меня оглянуться. Женщина вернулась, держа в одной руке стул, а в другой — чашку кофе. Она поставила стул рядом со мной и протянула мне чашку.       — Спасибо.       Она кивнула в ответ и вышла из комнаты.       — Моя сестра, — сказал Уильям, возможно, увидев вопрос в моих глазах.       Я сидела и потягивала крепкий горячий кофе.       — Она будет здесь. Ты ведь хотел этого? Быть с ней? Она ведь не собирается проделать весь этот путь, чтобы ты отправил её обратно домой?       Он пристально посмотрел на меня.       — Именно поэтому я и приехал. Зачем бы я проделал весь этот путь?       Ладно, глупый вопрос.       — Куда ты собираешься направиться?       Он долго не отвечал. Может быть, оценивал меня.       — Как ты узнала, где меня найти?       Я посмотрела на часы.       — Не хочу показаться грубой, но это неважно. Я сейчас здесь и пытаюсь помочь. Так что, пожалуйста, просто выслушай.       Он кивнул. Неохотно, но кивнул.       — Ты не обязан говорить мне, куда ты собираешься направиться. Но я предполагаю, что это недалеко отсюда. Недостаточно далеко. Он найдёт вас. Вас обоих. И когда он это сделает, это будет гораздо хуже, чем сломанные рёбра. Ты это знаешь. Вы намерены пожениться?       — Как только сможем.       — Тогда вам придётся покинуть страну.       Он попытался усмехнуться, но боль в рёбрах не позволила ему это сделать.       — Он офицер полиции, а не агент ФБР.       Я вздохнула. Мне не хотелось говорить о том, что может вывести меня из себя, но ничего не поделаешь.       — Дело не только в этом. Твой день рождения 14 сентября, верно?       Он моргнул одним глазом.       — Откуда ты знаешь?       Я покачала головой. Неважно.       — Тебе ведь достался в лотерее номер один, так? Тебе нужно уехать из страны, уехать в Канаду. Потому что ты попадёшь во Вьетнам. И не вернёшься.       Он снова долго смотрел на меня, его грудь поднималась и опускалась, замирая при каждом вздохе. Я снова посмотрела на часы. Оставалось сорок минут. Мне следовало поторопиться.       — Слушай, я знаю, как это звучит…       — Моя бабушка сказала то же самое за месяц до лотереи, — произнёс он. — Она…       В этот момент из его носа снова пошла кровь. Он вытер струйку рукой прежде, чем она успела попасть на губу.       — У неё бывают вещие сны. Сны… которые иногда сбываются.       В другой жизни я бы сказала, что бабушке следовало бы подкрутить несколько гаек и болтов, либо следовало бы пометить все бутылки со спиртным в её доме, но не в этой. В этой я молча поблагодарила её.       — Возьми это, — я протянула ему конверт, который достала из своей сумочки.       Когда он открыл его и увидел, что внутри, то покачал головой и попытался сунуть его обратно мне в руки.       — Я не могу это взять.       — Это всего лишь деньги. У меня их много. Я не хвастаюсь или что-то в этом роде, просто, пожалуйста, возьми, мне не будет их не хватать. А ещё у меня есть подруга, её зовут Пег, она живёт в Канаде, всё устроено. Необходимая вам информация находится в этом конверте. Вы с Энн первое время можете пожить у неё, пока не подыщете себе жильё. Этого должно хватить, чтобы устроиться.       Он положил конверт на кровать и покачал головой.       — У меня есть друзья, — сказал он. — Двое из них сейчас там. Мой брат уехал туда в прошлом году. Он умер там. Я не собираюсь покидать страну.       — Мне очень жаль.       Он кивнул.       Я не знала о его брате, и мне было неприятно настаивать, но времени было в обрез.       — Уильям, послушай, я знаю всё о сложности выбора. Я слишком серьёзно к этому отношусь и обычно против нарушения закона или уклонения от обязанностей, но это… если ты уже принял решение, я ничего с этим не могу поделать, но раз уж принял, то тебе нужно уехать. От неё. Ты должен отпустить её.       — Почему?       — Потому что если ты этого не сделаешь, она последует за тобой, куда ты захочешь. Ты увезёшь её далеко от всех, кого она знает, от её дома, а потом тебя отправят во Вьетнам, и она останется одна. Даже если ты не веришь мне, что я знаю… на самом деле забудь, что я вообще тебе это сказала. Ты знаешь. Твой номер в лотерее — первый. Тебя заберут в армию, ты это знаешь. И ты также знаешь, что есть большая доля вероятности, что ты там погибнешь. И что тогда? Что она будет делать, если это случится? Думаешь, что семья примет её обратно с распростёртыми объятьями? Что она будет делать совсем одна?       Он отвернулся и снова вытер нос.       — Послушай, я не могу запретить тебе делать то, что ты считаешь нужным, но, пожалуйста, ради меня, ради своей бабушки, а больше всего ради Энн, если ты заберёшь её, отложи это. Как только получишь извещение о призыве. Сделай всё, чтобы отложить это на месяц или хотя бы две недели. Лучше на месяц.       Это всё, что я могла сделать. Не могла же я надеть на него наручники, отвезти в Канаду и держать взаперти в тёмной комнате до марта 1973 года? Если бы он хотя бы отложил это, то не оказался бы в том же самом месте в то же самое время. Возможно, он всё равно погибнет, но что я могу поделать?       Он снова повернулся ко мне, положил руку на конверт и постучал по нему пальцем.       — Пожалуйста, подумай об этом.       — Мой брат.       — Поездка туда не вернёт его.       Он кивнул.              Фрэн сделала всё, как я просила. Она трижды просигналила, когда остановила мою машину возле дома. Я отнесла маленькую чашку на кухню, соединённую с гостиной, поблагодарила сестру Уильяма за гостеприимство, а затем опустила взгляд в линолеум на полу, когда они с Фрэн переступили порог. Именно поэтому я попросила Фрэн поехать со мной в эту поездку. Мне и так было тяжело расставаться. Увидеть её было бы ещё тяжелее. Уильям, вопреки желанию сестры, встал с кровати и дошёл до конца коридора.              Восемнадцать лет. Всего на семь лет моложе меня. Поразительно. И ещё более удивительным было услышать, как она ахнула и заплакала, когда увидела его. Единственное, что я успела увидеть, — это её спину. Её тёмно-каштановые волосы были собраны на затылке в конский хвост, одной рукой она держала его за талию, а другой нежно касалась его лица.       Мы с Фрэн незаметно выскользнули из дома, сели в машину и уехали, прежде чем кто-то успел опомниться и не начал задавать вопросы.              Фрэн молча села за руль и не задала мне ни одного вопроса. Она не спросила очевидного. Ты сказала, что она твоя школьная подруга. Как такое может быть? Она слишком молода. Она вообще не разговаривала, пока мы не оказались в Луизиане.       — Ты в порядке?       Я лишь кивнула.       Давным-давно, много-много лет назад, задолго до того, как я зашла в кафетерий, я смотрела документальный телесериал. Один из тех, что о настоящих преступлениях. Этот фильм был о взрослой женщине, которая сдала свою мать полиции. Преступление, совершённое её матерью, произошло несколько десятилетий назад, когда эта женщина и её младшая сестра были ещё детьми, но она помнила о произошедшем и обо всём, что ему предшествовало, в мельчайших подробностях. И она, и её сестра подвергались жестокому обращению со стороны матери. По сути, их отдавали на ночь незнакомым мужчинам за деньги. В то время им было по десять-одиннадцать лет. Их избивали и морили голодом. Их лишали элементарной медицинской помощи. У неё остались шрамы от давних порезов ножом и следы ожогов от сигарет. Я обратила внимание на белый шрам под её нижней губой. Она рассказала печальную и ужасную историю о том, как её мать в конце концов фактически убила сестру. Не намеренно, но тем не менее жестоко, заставив её три дня подряд сидеть в ванной, наполненной холодной водой, в разгар зимы в штате Мэн, при открытом окне, и всё потому, что она случайно уронила стакан и разбила его. И всё же, призналась эта женщина, несмотря на то, что она выдала свою мать, несмотря на то, что ей было известно, каким чудовищем она была, она любила её. Она всё ещё любила её, потому что та была её матерью. По сравнению с ней, моя мать, ну… Я просто сидела на своём месте и время от времени вытирала слёзы, катящиеся из глаз, на протяжении всего пути, а Фрэн ничего не говорила.