***
На следующее утро Артур спрятал чудовище в шкафу. В том самом, куда забрасывал всю ту одежду, которую не планировал больше носить, и куда слуги заглядывали не особо часто. В конце концов, у него в комнате было много других шкафов. Хлипкие деревянные створки, впрочем, едва ли заглушали громкие назойливые звуки, что издавало существо почти непрерывно. Артур многократно успел пожалеть о своём решении, но каждый раз, когда он пытался заговорить об этом с кем-то из взрослых, язык словно прилипал к нёбу. И — пусть даже звуки были надоедливыми — он не собирался в самом деле бросать это существо в камин, как того хотела странная женщина. Когда пару лет назад Артур ушиб колено, споткнувшись на лестнице, и разрыдался при всех, отец провёл с ним долгую лекцию о том, как подобало себя вести принцу. Он ведь не бросил его в огонь, хотя наверняка был раздражён даже сильнее. Возможно, не-принцам позволялось рыдать сколько влезет. Если так, то Артур завидовал. Первые несколько дней чудовище прекращало свой вой только тогда, когда усталость вынуждала его прерваться на сон. Артур же не мог довольствоваться этим, досыпая на уроках арифметики и истории. И на всех прочих занятиях тоже. Отец не был доволен Артуром, а Артур не был доволен своим новым соседством. И чудовище, казалось, не было довольно ничем вообще: ни еда, ни вода не могли его утихомирить. И уж точно просьбы (пусть и довольно грубые) замолчать не приносили пользы. Это продолжалось несколько недель, пока однажды Артур, безуспешно пытавшийся уснуть уже который час, не решил спросить вслух, не особо надеясь на ответ: — Ты вообще можешь говорить? Чудовище прервало свои визги так резко, что Артур самую малость заволновался. — Могу, — ответил тихий голос спустя минуту. Голос был до странности обычным. — То есть, ты понимаешь меня, когда я прошу тебя замолчать? — уточнил Артур, а потом добавил, когда тишину прервал едва слышный всхлип: — сейчас это вопрос, а не жалоба. — По-понимаю, — голос его будто бы стал ещё тише. — А почему продолжаешь кричать? Голос не отвечал так долго, что Артур почти уже погрузился в долгожданный сон. — Я скучаю по маме, — призналось наконец чудище. Артур не мог представить, что у чудовищ были любящие мамы — даже у него самого такой не было. И женщина, которая принесла чудище, уж точно на таковую не походила. Чудовища, наверное, жили где-то свою чудовищную жизнь, в окружении других чудовищ. И даже у них, по-видимому, были мамы, по которым они могли скучать. — Везёт, — протянул Артур сонно, от усталости он не смог сдержать признание: — Я свою маму вообще никогда не знал. — Мне жаль, — сказало чудовище. Вот так вот просто. Никто в Камелоте не говорил о его матери, Артур даже не знал, как выглядело её лицо. Он не должен был грустить, думая о ней. Отец назвал бы это слабостью. А будущий король должен быть сильным. — Но у меня есть отец, — добавил Артур, потому что он не мог позволить себе оказаться хуже какого-то чудовища. — И он меня очень любит. И он бы не дал меня похитить, и в любом случае тут же нашёл бы меня и вернул домой. И мне не пришлось бы скучать по нему. А потом продолжил: — Возможно, тебе не стоит скучать по твоей маме, если она не может тебя найти. Может, она не так уж сильно тебя любит. Чудовище ничего не ответило, но и его вопли не возобновились: только тихие шмыги и всхлипывания доносились из закрытого шкафа. Артур в тот день так и не смог уснуть.***
Со временем Артур привык к необычному соседству: чудище больше не устраивало истерик, предпочитая тихо существовать за закрытыми дверцами шкафа. Оно выходило ночью и в те моменты, когда принца в комнате не было, если судить по пустевшим тарелкам с едой, которые Артур всегда оставлял на видном месте, и изредка появляющимся новым книгам. Они редко разговаривали, но для Артура в этом не было ничего нового: с отцом они общались лишь за ужином, а на уроках и тренировках за болтовню наказывали. Да и дети дворян в большинстве своём были слишком взрослыми, чтобы с ними было интересно говорить, а к детям прислуги его не подпускали. Точнее, это других детей не подпускали к нему, но для Артура особой разницы не было. К учёбе у Артура тоже не было особого пристрастия — о каждой его ошибке докладывали отцу. Каждый его вопрос заставлял преподавателей лишь угрюмо качать головой и говорить: «это было бы вам понятно, Ваше Высочество, если бы вы только уделяли внимание уроку, а не витали в облаках» — вот только он слушал, правда, слушал. Вскоре Артур перестал спрашивать. В конце концов, наказание за нежелание учиться было не так плохо по сравнению с признанием, что у Артура что-то могло не получаться. Нет. Он был принцем. Он не мог казаться глупым. Иногда, стоило ему надолго отлучиться, Артур находил поверх своих незаконченных заданий небольшие куски бумаги с корявыми заметками неожиданно подробных решений. Артур не знал, откуда чудовище научилось читать и писать. Даже дети прислуги этого не умели. Впрочем, вполне возможно, что чудовище просто сидело на чужих уроках, в том числе на Артуровых, пользуясь тем, что никто больше не видел и не слышал его. Временами Артур косо глядел в сторону шкафа, но ничего не говорил. Заметки были достаточно подробными, чтобы не требовались пояснения. Иногда они даже содержали в себе ответы на те вопросы, что Артур так и не отваживался спросить у учителя во время занятия. Они с чудовищем не разговаривали об этом напрямую. Кроме редких обсуждений погоды они редко обменивались словами. Чудовище иногда что-то шептало себе под нос, а Артур, забывшись, мог запеть застрявшую в голове мелодию, но большую часть времени они существовали во взаимном молчании. И всё же Артур всё чаще оставлял на столе куски пирогов и прочих сладостей, оставшихся после ужина. В конце концов, сам он всё равно не был особым фанатом сладкого. На утро на тарелках не оставалось ни крошки.***
Было уже лето (полгода с тех пор как чудовище стало его соседом), когда мирная жизнь Камелота была нарушена неожиданным происшествием. Это был колдун — он вошёл через главные ворота как и прочие просители, ничем от них не отличаясь. Когда пришла его очередь, мужчина в обычной рубахе и запятнанных грязью штанах, сделал шаг вперёд, как и все до него, чтобы обратиться со своей проблемой к королю. Вот только он не пришёл просить отсрочки от налогов или помощи в борьбе с лесным чудищем, как другие крестьяне — представители своих поселений на просторах Камелота. Нет, этот мужчина оскалился, словно дикий зверь, и заговорил на языке, который Артуру показался смутно знакомым. Глаза человека засияли золотом, и стражники тут же разделились — часть из них бросилась на колдуна, а остальные побежали к королю, закрыв собой прямой обзор. Колдун, осознав, что напасть на короля теперь будет сложно, решил сменить жертву: Артур встретился с ним взглядом, и почувствовал, как всё тело оцепенело — столько ненависти было в глазах этого человека. — Это за моего сына, — произнёс колдун, и поднял руки перед собой. А потом Артур мог чувствовать лишь острую боль, и мир вокруг померк. Артур проснулся от ощущения чего-то холодного на своём лбу, и когда он открыл глаза, то встретился с жидким золотом чужого взгляда посреди непроглядной темноты. Он попытался одёрнуться, но неожиданно крепкая хватка удержала его на месте. Боль растекалась волнами от каждого вздоха, и Артур пожалел, что очнулся. В темноте он едва ли мог разглядеть хоть что-то кроме блеска глаз колдуна, и это пугало его даже сильнее, чем то, что он не чувствовал собственных ног. И рук. В ушах звенело, а в висках что-то отчаянно пульсировало. Артур взвыл, когда очередная волна боли прокатилась по его туловищу. — Тш-ш-ш, — сказал голос. Совсем не такой низкий, как был у колдуна. — Кто ты? — спросил Артур, с облегчением обнаружив, что его голос не дрожал. — Тише, — голос казался уставшим, а его обладатель прижал холодный палец сначала к губам Артура, а потом — ко лбу. Вместо новой волны боли пришло странное облегчение, и принц решил послушаться. Когда его глаза, наконец, привыкли к темноте, Артур смог разглядеть знакомый силуэт, склонившийся над ним всем своим невпечатляющим ростом, кончик его пальца осторожно чертил круги по лбу принца. Это было чудовище. И Артур вспомнил, почему речь колдуна показалась ему знакомой — чудовище иногда говорило на том же наречии. Оно говорило на нём и сейчас. — Если ты решил меня убить, то не напрягайся, — сказал Артур так громко, как только осмелился. — Очень скоро ты всё равно будешь свободен. От меня. И от проклятия. Сможешь вернуться к своей маме. Только не мучай меня больше. Чудовище недовольно поморщилось, и сквозь зубы прошипело: — Тише. Не отвлекай меня. Артур почувствовал укол под рёбрами — там, где бешено колотилось его сердце — и боль заставила его издать совсем жалкий звук, а на глазах выступили слёзы. Чудовище нахмурилось сильнее. — Я буду преследовать тебя призраком после смерти, — предупредил Артур, сквозь плотно сжатые зубы. — Не будешь, — ответило чудовище уверенно. Артур никогда раньше не замечал в нём такой уверенности. Вдруг Артур осознал, что он был не в своей комнате — потолки были слишком высокими. Под его спиной была не перина матраса, а холодный камень. И одет он был слишком нарядно для сна. А по щекам чудовища бежали дорожки слёз. Артур погрузился в сон до того, как осознание пришло к нему. Это случилось лишь на следующее утро, когда Утер, готовившийся похоронить своего единственного сына, застал того крайне растерянным, но живым и здоровым в комнате, предназначенной для подготовки к упокоению. Он смотрел на Артура неверяще, словно на призрака, долгое мгновение, а потом коротко, но крепко обнял его, как не обнимал уже долгие годы — Артур уже почти забыл это ощущение. Отец не стал задаваться вопросами о том, что спасло Артура от гибели. Пусть советники и шептали о магии, Утер Пендрагон во всеуслышание назвал это Чудом, божественным благословением миссии его рода по искоренению магии. После этого дня началась очередная охота на ведьм. Костры горели почти каждый день. Артур всё так же не смотрел в окно. Теперь он точно знал, что колдуны не всегда выглядели как чудовища. И любой мог оказаться колдуном. Но — и это было почти так же сложно для осознания — не все колдуны были злыми. И не все чудовища — опасными. Всё было так сложно. Ему повсюду мерещился запах дыма. — Как тебя зовут? — спросил Артур, плотно захлопнув окно, несмотря на летнюю духоту. — Ты никогда раньше не интересовался, — ответило чудовище, закутавшись в длинный плащ, как в кокон. Жара его нисколько не беспокоила, но при дневном свете чудовище всегда предпочитало прятаться в тенях, хотя никто кроме Артура всё равно не мог его видеть. Оно словно избегало смотреть на себя. — А ты — моим. Чудовище тихо усмехнулось. — Я не настолько глуп, как тебе может показаться. Я давно уже знаю твоё имя. Да, точно. Едва ли это было тайной. — Ты никогда не звал меня по имени, — сказал Артур. — Ты тоже. Артур вздохнул. — Я могу продолжать звать тебя чудовищем в своей голове, если не хочешь делиться. Чудище поморщилось, и Артур мысленно пнул себя — они только начали нормально разговаривать, и это определённо было не то, что он хотел сказать вслух. Только чудовище удивило его, внезапно улыбнувшись: — У себя в голове я зову тебя выскочкой. И пока что планирую продолжить в том же духе. Артур оскорбился: — Ты не можешь продолжать делать это, когда я стану королём. Чудовище закатило глаза. — Тогда спроси меня снова, когда будешь королём. Может быть, к тому времени я передумаю. Костры полыхали ещё несколько месяцев, прежде чем пыл Утера на время стих.***
Артуру было десять, когда Моргана поселилась в замке. Он не спал в ту лунную летнюю ночь, поэтому видел, как отец — сам на себя непохожий — выбежал из замка навстречу странной процессии. Девочка в чёрном платье и чёрной вуали поверх копны иссиня-чёрных волос в свете фонарей казалась гигантской вороной, спрыгнувшей из телеги на каменную кладку площади. За ней вереницей тянулся ворох слуг и солдат в одеждах чужого герба — Артур, кажется, когда-то видел его на турнире. Может, это были дипломаты из другого края? Но кроме девочки никто из них больше не был одет в дорогие наряды. — Если хочешь, я могу подслушать, о чём они говорят, — предложило чудовище. — А то ещё немного, и ты вывалишься из окна в попытках расслышать. Артуру было любопытно, но не настолько, чтобы соглашаться. Он задёрнул занавеску и злобно уставился на своего соседа по комнате: чудовище лежало на полу, подстелив под спину стопку старых артуриных рубашек. Оно давно уже не помещалось в шкафу, и Артур давно пытался найти благозвучную причину притащить в комнату матрас, но пока что слуги только косо на него смотрели. — Магия запрещена, — сказал Артур строго. Чудовище закатило глаза, но ничего не сказало. На следующее утро отец привёл странную девочку прямо в покои Артура, её маленькая ладошка в его ладони всю дорогу, словно она не была выше Артура почти на голову. А ведь он давно уже вырос из таких нежностей. — Это Моргана, — сказал отец. — Надеюсь, вы подружитесь. Отец всегда говорил, что его дружбы не были достойны оруженосцы рыцарей, с которыми он тренировался. С детьми кухарок не стоило даже общаться, а к городским оборванцам — подходить, не то ещё блох можно было подцепить ненароком. С девчонками нужно было быть вежливым. На этом дружбу не построить. Глаза у Морганы были красные, и она выглядела так несчастно, что Артур решил хотя бы попытаться: — Я Артур, — он протянул ей руку. — Приятно познакомиться, — ответила она, и её рукопожатие оказалось неожиданно крепким. Как и хватка меча на тренировке следующим утром. Для девчонки, разумеется.***
У Артура не было братьев и сестёр, но теперь представить их было бы не так сложно. Если бы у него был младший брат, то они бы определённо устраивали бы всякие шалости за спиной отца, потому что жизнь принцев без этого была бы слишком скучной. Они бы вместе делали уроки, и Артуру не пришлось бы стесняться своих пробелов в понимании, потому что ему было бы с кем обсудить их. Его брат, возможно, не интересовался бы военным делом или сражением на мечах, но в этом не было бы ничего страшного, потому что он всё равно был книжным червём до мозга костей. В будущем он мог бы стать его советником. Со старшей сестрой, напротив, можно было бы устраивать шуточные сражения на мечах, и пусть она была бы на голову его выше (буквально и фигурально), это всё ещё было бы весело. Особенно потому что, в отличие от других мальчишек или инструкторов, она никогда не была бы против объяснить его ошибки и поправить стойку. И будучи его сестрой ей не запрещалось бы тренироваться с остальными, а их маленькие вылазки не заставляли бы всех вокруг говорить об их возможном будущем браке. Хорошо ещё, что лицо отца при этих разговорах скривлялось так сильно, что советники больше не поднимали этот вопрос прилюдно. Впрочем, Артур ещё не очень понимал, что означал этот «брак», и раз уж как будущему королю ему едва ли грозило жениться по любви (так говорила его нянька, но она наотрез отказывалась пояснять чем эта любовь отличалась от, например, его любви к отцу), то Моргана казалась далеко не самым худшим вариантом будущей королевы. Молодые оруженосцы на пару лет его старше говорили, что он поймёт когда вырастет, но Артур уже был достаточно взрослым, и это всё ещё не имело для него никакого смысла. Чудовище, не глядя ему в глаза, предложило пару книг из королевской библиотеки, в которых рыцари спасали принцесс от всяких напастей, а потом женились, признаваясь друг другу в вечной любви, но Артур всё ещё не видел в этом никакого смысла. Самой интересной частью таких книг всё равно были сражения со всякими злыми монстрами, но — по очевидным причинам — с чудовищем это обсуждать не хотелось. Отец на его вопрос об этом отмахнулся с такой тоской в голосе, что Артур больше не спрашивал. Отец с каждым годом казался всё более уставшим, и после приезда Морганы всё будто бы стало лишь хуже. Когда Артур стал бы королём, то он определённо отправил отца в путешествие, чтобы он смог наконец отдохнуть. Он изредка — всё реже с годами — рассказывал Артуру о своих приключениях из молодости, и в его голосе звучала улыбка. Отдых пошёл бы ему на пользу. Артур хотел бы и сам когда-нибудь отправиться в путешествие. Возможно, когда он стал бы старше, то отец позволил бы ему. В конце концов, принцу стоило узнать мир вокруг, чтобы лучше править своим народом. Он взял бы чудовище с собой — не то чтобы у них был выбор — и может даже помог бы ему отыскать его маму. Артур так никогда и не извинился за свои грубые слова, но прошло уже слишком много времени, и они, кажется, сдружились, поэтому было бы странно поднимать эту тему сейчас. Лучше было бы отыскать её, и тогда извиняться не пришлось бы вовсе. Они отправились бы вместе на край света — или, по крайней мере, к морю, о котором Артур лишь читал в книгах, но оно звучало невероятно. Возможно, чудовище назвало бы тогда своё имя, потому что говорить о нём как о чудовище в своей голове было всё сложнее. Артур писал бы Моргане письма из своего приключения. Возможно, она бы сдружилась с чудовищем, если бы они могли узнать друг друга. Но ничего из этого не сложилось так, как Артур представлял.***
Этот день ничем не отличался от остальных, и многое Артур узнал гораздо позже. В замок прибыл проситель из приграничной деревеньки Эссетира. Мужчина едва держался на ногах, и придворный лекарь — Гаюс — ринулся к нему сразу же, и, оглядываясь назад, казалось очевидным, что они были знакомы. Деревня — Эалдор, как позже скажет чудовище придушенным голосом — подверглась нападению бандитов, и выжившим нужна была помощь врача. Король Эссетира их мольбу проигнорировал, и король Камелота был готов ответить тем же, но Гаюс вызвался помочь добровольно. И по какой-то непонятной причине Утер согласился отпустить своего единственного доверенного лекаря. Тем же вечером во время охоты ремень, крепящий седло на королевском скакуне, лопнул прямо в то время, как король галопом преследовал дичь. Артура тогда не было рядом — он был в своих покоях, играл в кости с чудовищем — и о неладном заподозрил лишь по крикам с главной площади, куда выходили его окна. Король упал с лошади, ударившись головой о землю, и с тех пор не приходил в себя — так перешёптывались между собой слуги и стражники, и казалось все на свете понимали, что происходит. Все, кроме Артура. Когда Артур добежал до покоев отца, его не впустили сразу. Вокруг толпились люди, пёстрые шёлковые камзолы перемежались с серыми рубахами и металлом доспехов. Голоса смешивались в неразборчивую какофонию, звоном отдаваясь в ушах, а воздух казался столь плотным, что каждый вдох приходилось делать с усилием. Среди бури цветов и звуков, якорем была холодная хватка костлявых пальцев чудовища чуть выше локтя. Прошло время. Может, час. Может, сутки. Но Артура, наконец, пустили к отцу. В покоях остались лишь пожилой лекарь, которого Артур никогда раньше не видел, и глава королевской стражи. И отец. Он лежал на кровати поверх покрывал, и кожа его была мертвенно бледной на фоне кровавого пятна, растекающегося по тканевой повязке, перематывающей голову. И зрелище это было столь непривычным, что Артуру очень хотелось заплакать — но он не мог. В конце концов, принцам нельзя было показывать свою слабость при посторонних. Лекарь сказал что-то главе стражи, вручил ему стеклянный пузырёк с ярко-зелёной жидкостью внутри, и поспешно удалился из покоев короля. — Как вы, Ваше Высочество? — спросил мужчина тихим басом, когда они остались в комнате одни. Артур не мог ничего ответить. Чудовище шепнуло ему на ухо: — С этим лекарством что-то не так. — С этим лекарством что-то не так, — неуверенно повторил Артур, и чудовище зашипело на него. Кажется, не стоило озвучивать это вслух. — Я понимаю, что вы можете не доверять лекарю Лорда Уолтона, Ваше Высочество, но другого выбора у нас нет. Нам повезло, что нашёлся хотя бы он. — Ладно, — сказал Артур. И молча смотрел, как стражник приподнял голову короля одной рукой, а второй залил жидкость из пузырька ему в рот. Чудовище металось из стороны в сторону за его спиной, и Артур чувствовал на языке непонятную горечь. Но он не знал, что ещё сделать. Лунный свет озарял комнату сквозь открытое окно. Пахло металлом и болезнью, как в лекарских покоях Гаюса. Это почти успокоило Артура. Он опустился на один из стульев возле кровати, взял ладонь отца в свою и закрыл глаза. Когда он открыл глаза, небо за окном уже начало светлеть. Чудовище склонилось над королём, и руки его дрожали. Главы стражи — или хоть кого-то из стражи — не было поблизости. Чудовище судорожно что-то шептало, его глаза сияли золотом. — Что происходит? — спросил Артур сонным голосом. — Когда я сказал, что с лекарством что-то не так, тебе стоило придумать что-то поумнее, чем повторять мои слова, — проворчало чудовище. — Но ты ведь всё равно сможешь его вылечить, — сказал Артур. Это не было вопросом, принц знал, на что был способен его сосед, хоть и не всегда хотел признаваться себе в этом. И Артур не хотел признавать, насколько сильно он был растерян. Чудовище на мгновение прервалось, чтобы послать Артуру испепеляющий взгляд: — Я не просто так сказал это. Вылечить травму головы было бы не сложно, но этот яд, с ним что-то не так, — а потом он одёрнулся, — теперь не говори со мной, мне нельзя отвлекаться, иначе… Тишину прервало резкое жужжание воздуха, которое Артур каждый день слышал на тренировках, а потом — смачный хлюпкий звук, будто нож мясника застрял в туше телёнка. Чудовище взвыло от боли, и обеими руками потянулось к кинжалу, вонзённому в своё плечо. Глаза его снова стали водянисто-голубыми, прищуренными от боли. — Колдун! Стража! — закричал Утер, бледный как смерть, его рука так и зависла в воздухе. Угол покрывала был отогнут, как если бы что-то было вытянуто из-под подушки. На лбу его проступил пот, а глаза смотрели прямо на чудовище. — Отец, стой! — Артур схватил обе его руки и прижал их к кровати. Это почти не потребовало от него усилий. — Тише! Тише! Утер продолжал звать стражу, но на крики никто не сбежался. Артур бросил взгляд на чудовище, скрючившееся на полу от боли: кинжала в его плече больше не было, но кровь ручьём растекалась по полу. — Нас не услышат, — прошипело чудовище, рвано выдыхая на каждом слоге. — Только угомони его! — Отец, пожалуйста, успокойся! — взмолился Артур. — Мы пытаемся помочь! Король в самом деле замолчал и посмотрел на Артура пустым взглядом. — Игрейн, — сказал он. — О, Игрейн, мне так жаль. Я солгал. Артур не знал что делать, поэтому ничего не ответил. — Нам не нужен наследник, Игрейн, — голос отца дрожал, — У меня уже есть наследница, нам не нужен сын. Если ты признаешь её своей дочерью, мы сможем быть снова вместе. Тебе не нужно будет умирать. Она бойкая девочка, тебе понравится, из неё выйдет достойная королева. — Пап? — Артур не узнал собственный голос. — Мне так жаль, что я пошёл на сделку с Нимуэй, — продолжал отец, глаза его страшно округлились, — если бы не она, ты была бы жива. Если бы не магия, ты была бы жива. Я был неверен, прости меня, пожалуйста. Я знаю, что ты хотела сына, но мы могли бы… Он прервался в приступе кашля. — Чу… Эм, что с ним? — спросил Артур у чудовища. — Яд, — ответило оно, сквозь плотно сжатые зубы. — Ну так помоги ему! Чудовище хрипло рассмеялось, без капли радости в голосе, и начало медленно подниматься с пола. — Как скажете, Ваше Высочество. Утер заговорил снова: — Я подготовил всё необходимое, на случай если она захочет стать королевой, Игрейн. Мы можем быть вместе… И… Колдун! Он тоже захочет твоей смерти! Стража! Казнить его! Каз… С новым приступом кашля кровь начала течь из его глаз, и Артур в ужасе одёрнул руки. Когда он обернулся, чудовище следило за ним холодным взглядом. — Он видит меня, — сказало оно. — Не знаю почему, но он видит меня. — А ещё он видит мою маму! Будет не сложно убедить его, что всё это ему лишь приснилось. Прошу, помоги! Чудовище вздохнуло, а потом, выставив руки перед собой, всё же сделало шаг к королю. Вот только король резко дёрнулся, свалившись с кровати. И приподнялся с пола с мечом в руке: — Ни с места, отродье! — его голос звучал уже совсем безумно. — Артур! — чудовище отскочило назад, испуганно прижав ладонь к ране на плече, — если ты хочешь, чтобы я его вылечил, его нужно удержать на месте! Артур попытался схватить отца за руку, но тот лишь взмахнул мечом по широкой дуге. Артур даже не сразу почувствовал боль — только посмотрел на свою кровоточащую ладонь в недоумении. Чудовище оттащило его назад, и Артур только и мог, что уставиться на фигуру отца, безумно мечущегося на месте, захлёбываясь собственной кровью. Когда чудовище сделало шаг вперёд, Артур удержал его руку. Очень быстро страшные звуки закончились, и в комнате стало тихо. Слишком тихо. Чудовище тяжело выдохнуло, и по воздуху пробежала дрожь. Теперь Артур мог слышать крики петуха со двора, и звон доспехов патрулирующей замок стражи из коридора. — Зови на помощь, — сказало оно. — Теперь они услышат. — А как же… — Артур указал пальцем на неподвижное тело отца. Чудовище молча покачало головой.***
Дальше всё было как в тумане. Артур делал то, что от него просили. Подписывал бумаги, что советники подсовывали ему. Кивал, не вникая в разговоры. Он двигался машинально, и не запомнил почти ничего, кроме обода короны на лбу, и крики толпы: «Да здравствует король!» Вечером, когда Артур вернулся в свои покои после коронации, чудовище ждало его со стопкой бумаг в руках. — Твой отец был не в себе, — сказало чудовище, — я уверен, что на самом деле он любил тебя. Артуру хотелось свернуться в клубок и никогда не выходить из комнаты. Но чудовище продолжило: — Но он не солгал про одну вещь, — оно взмахнуло стопкой бумаг, — он действительно подготовил все документы для того, чтобы Моргана могла стать королевой. — Моргана? — недоумённо спросил Артур. Чудовище вручило ему верхний свиток. Он называл Моргану Пендрагон второй в очереди наследования престола, несмотря на то, что она была старше Артура. По крайней мере, отец не собирался лишать Артура короны. Артур, может быть, не был лучшим учеником, когда дело касалось правления, но и идиотом он не был: — Если эти бумаги всплывут, то они захотят избавиться от меня так же, как и от отца. Тогда им не придётся играть в регентство. — Почему? — чудовище наклонило голову набок, поморщившись, и Артур только сейчас заметил, что рана на его плече всё ещё не была обработана. Он молча достал свежие бинты, и указал чудовищу сесть на кровать. Гаюс пытался научить его основам оказания первой помощи, и Артур — пусть и не идеально — мог сделать перевязку без чьей-либо помощи. — Кто-то из них просто женится на ней и заберёт всю власть себе. Я не знаю о чём думает… думал отец, но это не поможет ни ей, ни мне. — Нам нужно спрятать эти бумаги? — спросило чудовище, поморщившись, когда Артур затянул бинт потуже. — Нам нужно их уничтожить, — решил Артур. — Сжечь например, только нужно проследить, чтобы в камине не осталось клочков бумаги. — Или можно сделать так, — чудовище взмахнуло рукой, и все бумаги мгновенно воспламенились и догорели, не оставив следа. Когда Артур перевязал рану, он сел на кровать рядом с чудищем. — Как тебя зовут? — спросил он устало. — Мерлин, — ответило чудовище после небольшой паузы. — Приятно наконец познакомиться, о Король Пендрагон. Артур откинулся назад и, глядя на пыльный балдахин кровати, сказал: — Я всё ещё Артур. Чудовище… Нет, Мерлин коротко усмехнулся. — Тогда приятно познакомиться, Артур. — Приятно познакомиться, Мерлин, — а потом он закрыл лицо руками. Он услышал как матрас промялся рядом с ним. — Может помочь поплакать, — сказал Мерлин тихо, словно делился секретом, — я зачарую комнату, чтобы никто снаружи не услышал, если тебя это беспокоит. — Но ты-то услышишь всё равно, — голос Артура дрожал, и он ненавидел себя за это. Принцам нельзя было показывать слабость, но Королям нельзя было проявлять слабость вообще. Мерлин тяжело вздохнул. — Это тоже помогает. То, что ты во всём этом не один… Я не буду думать о тебе хуже. Обещаю. Артур взвыл, выплёскивая всю боль и ужас последних дней, и, когда чужие руки осторожно обняли его, стало самую малость легче.