Вопреки всему

Эрн сидел возле камина и смотрел в огонь. Правда, камин был не настоящим, а представлял собой всего лишь картину, висящую на стене, так как в доме было проведено паровое отопление. Но в батареях ведь не было ничего загадочного, если не считать довольно крупных щелей в полу за ними, в которые иногда, в отопительный сезон, попадали разные мелкие предметы - то носки, то носовые платки, развешанные на батареях для просушки, и после этого их уже невозможно было найти. Скорее всего потерянные вещи просто застревали в промежутках между квартирами (Эрн проживал на втором этаже, под ним же находилось другое жильё, обитатель которого недолюбливал "соседа сверху", просто потому что не понимал, а всё непонятное, как известно, отталкивает). Но неисправимый романтик, Эрн считал, что эти щели вполне могут быть дырами, через которые предметы из нашего мира могут провалиться в другой, поэтому называл их "лукавыми щелями", и старался не вешать на батарею ничего мельче рубашки. Правда, когда он сочинял музыку, стихи или писал картину, то вполне мог забыть об осторожности и "выпасть в астрал" настолько, чтобы вновь накормить "лукавую щель" очередной парой носок. Да, Эрн был композитором, поэтом и художником в одном флаконе, хотя на жизнь зарабатывал на должности секретаря в одной захудалой конторе (а на момент начала нашей истории вообще находился на больничном) и творчеством занимался в основном по ночам. В одну из таких ночей он нарисовал картину с изображением старинного камина и горящего в нём огня, повесил её на стену и с тех пор полюбил греться у этого нарисованного огня, тем более, что нарисован он был с фотографическим искусством. Да, Бог и природа щедро одарили нашего героя талантами, пусть даже эти таланты нужны были немногим. Но самый главный талант Эрна до поры до времени оставался нераскрытым. Точнее, он впервые проявился ещё тогда, когда Эрн был ребёнком: он мог видеть во сне другие миры, и врата, ведущие в них, и проснувшись, при желании мог видеть эти врата наяву, но каждый раз, когда он уже почти касался их, чтобы войти - что-то вмешивалось и останавливало его. Мальчик и верил, и не верил в свои способности, поэтому даже став взрослым человеком, по крайней мере взрослым внешне, никому о них не говорил. Только в музыке и стихах, в рассказах и в картинах он пытался раскрыться, но мало кто это правильно понимал. Зима выдалась особенно переменчивой: морозы чередовались с оттепелью, но и тогда порывистый и сырой ветер "нагонял" простудные болезни. Не миновала "чаша сия" и Эрна: вот уже вторую неделю он болел, к огромному недовольству своих нанимателей, которые уже несколько раз звонили с требованием или закрывать больничный, или... Но Эрн не столько тяготился своей болезнью, сколько был рад свободному времени, которое, хотя и через силу, мог посвятить творчеству. Он представлял себя в полной изоляции, потому что все пути и дороги обледенели, и все врата между мирами закрылись. Единственное, что беспокоило его - это... сны. Снова эти странные ночные видения, в которых ему, как в детстве, являлась она.