Дым табачный воздух выел. Комната — глава в крученыховском аде. Вспомни — за этим окном впервые Руки твои исступленно гладил. (Сплин — Маяк)
Море здесь было особенным, гораздо более реальным, чем другое, за границами снейпового разума: Гарри нравилось сбегать из города, чтобы, прогуливаясь вдоль берега, думать о чем-нибудь отвлеченном. Например, о том, как приятно холодит ноги песок, — судя по всему, стояла ранняя весна, пара чаек взмыла в небо. Еще он хотел подумать о себе, сейчас тоже более реальном, чем раньше: Джейми Эванс пропал, стило переступить границу. О нем напоминал только побледневший загар и отросшие волосы, сейчас, конечно, темные. Гарри привычно взлохматил их рукой, тоскливо проводив взглядом плывущее облако. Разве не странно? Столько времени бежал, что бы в итоге оказаться рядом с собой — не мертвым и не живым, просто воспоминанием в голове Северуса Снейпа. Хотя, конечно, он никогда не видел Гарри взрослым, в смысле, достаточно взрослым, без истерических замашек и набившей оскомину мантии: здорово, что здесь ее не было, слишком многое было связано с красным цветом. Впрочем, не было и куртки, любимой Джейми. Гарри просто появился в обычных джинсах и водолазке, словно призрак-маггл конца девяностых. Палочки не наблюдалось. Было бы странно, если бы он мог колдовать в выдуманном мире. «Которым из многих?» — едко спросил внутренний голос, единственный собеседник за все время существования здесь. Снейпа как не было, так и не было, наверняка он успел раствориться где-то на улочках вместе с запахом сырой рыбы. Просто удивительно, что именно это место показалось ему… спокойным? Раньше Гарри считал, что Снейпу больше подошел бы мир без Поттера, то есть, самый обычный, магический мир. А вот поди ж ты, поищи теперь его среди толпы безликих, не существующих людей. Каким он хотел быть? Азартным торговцем на базаре? Рыбаком в шторме? Праздным бездельником? Гарри обошел город вдоль и поперек, но следов Северуса Снейпа так и не обнаружил. Он был здесь, очевидно, оставшись ветром над крышами и, совершенно точно — превратившись в водолазку, облепляющую его грудь. Просто неразрешимая задача. Один ищет другого, оба: хотят быть ненайденными. Блеск. Чем больше времени проходило, тем меньше Гарри хотел бороться с действием артефакта. Мир внутри чужой черепной коробки казался куда приятнее настоящего, по крайней мере, здесь не было войны и не было сожалений. Джейми Эванс не мог притворяться беспечным, а Поттер — забытым покойником, но… Вечное «но»: Снейп умирал, подпитывая эту реальность, как бы хорошо он себя ни чувствовал, снаружи — все гудело, по капле разрушая оболочку. А Гарри… или Эванс, не важно, должен завершить задание, чтобы вернуться, застегнуть куртку и броситься в водоворот набившей оскомину жизни. Нет, она была хорошей, правда: рев мотоцикла, собственный дом, о котором никто, кроме Кингсли не знает, рок-фестивали, дорога… Он прожил бы так еще десять лет, пока не вернулся бы в спальню с ружьем наперевес. Просто что бы закончить. Перестать вскакивать по ночам от мелькающих воспоминаний, нажать на курок и вырвать с мясом неполноценного Эванса, который так и не смог заменить собой Поттера. Черт. Не удивительно, что Кинг так смотрел на него. Это же сумасшествие — не притворяться кем-то другим, а стать им. Поверить в реальность Джейми, который никогда не знал Гарри, который хранил его посмертное фото на стене кабинета и ничего ни к кому не испытывал. Его не волновала Гермиона, не одолевала тоска по компании Малфоя, даже любовь в одно мгновение исчезла. Снейп. Гарри говорил с ним в прошлом, совсем немного, большую часть в бреду; в настоящем — насмешливо, тыча как котенка мордой в пол, а теперь должен был поговорить в нигде, чтобы убедить вернуться. Легче легкого! Легче, мать его, легкого… Волна подступила ближе, лизнув голую ступню. Кеды остались лежать где-то на пляже.***
Гарри наклонился, чтобы завязать шнурок: иной раз его веселили правила, по которым существовал этот мир. Голода, например, он не чувствовал, а вот несчастная веревочка то и дело норовила выскользнуть из петли, вываливаясь на дорогу. — Вам нужна помощь? — прошелестел голос неподалеку, по ощущениям, сверху и левее. — Вы хорошо себя чувствуете? Разогнувшись, Гарри внимательно посмотрел на мужчину в светлых штанах и рубашке навыпуск. Кто бы мог подумать, что он будет носить такие рубашки, этот вечно запертый в своей одежде Снейп? Сейчас он почти не напоминал мрачного зельевара, даже мимолетно улыбнулся ему, протянув большую, теплую руку. — Мне показалось, у Вас кружится голова? Да. И нет. Просто Гарри не думал никогда, что сойдет с ума настолько сильно. Будет стоять и глазеть на Северуса Снейпа, кем бы он ни был, спокойного, живого, даже настоящего. — Все в порядке, сэр. — Тобиас Принц. — Тобиас Принц, — ровным голос повторил Гарри, стараясь удержаться от ругани. Неужели, они оба прокляты желанием выдумывать себе новые имена? И не какие-нибудь, а сшитые из памяти о родителях. — Давно здесь? — Вообще-то всю жизнь, — рассмеялся… Тобиас, на Снейпа он походил как Гарри на Эванса. — А Вы?.. — Гарри Поттер. Приехал отдохнуть. Теперь они обменялись рукопожатиями. — Интересное место Вы выбрали, Гарри. Откровенно говоря, климат здесь не курортный, а из развлечений только бар за углом. — Мне хотелось побыть в тишине какое-то время. — Понимаю, — улыбнулся Тобиас, проходя вперед и ожидая, что Гарри последует. — После крупных городов, этот кажется спасением. Вы уже видели море? — Да, оно… просто прекрасно. Что тут лукавить: у Снейпа получилось создать кусочек рая, до того настоящего, что отказаться от него смог бы только безумец. — Чем Вы занимаетесь, Гарри? — они шли вместе до конца улицы, разговаривая, будто и вправду были случайными знакомыми. — Гм, работаю в полиции. А Вы? Вот дорога убегает вверх, сужаясь, дома нависают над ними, и Тобиасу приходится шагнуть ближе, почти слиться с его плечом. Он даже понижает голос, что бы ответить, из-за чего это звучит почти интимно: — Рисую. Согласитесь, грешно было бы не попробовать, когда живешь в таком месте? Действительно. Море, холмистая местность, изрезанная улицами с невысокими домами; Гарри, наверное, и сам занялся бы чем-нибудь похожим. Один проулок, другой, Тобиас небрежно трясет головой, позволяя волосам скользнуть за спину. Такой свободный, легкий жест, окончательно разрывающий связь с Северусом Снейпом. Гарри никак не может перестать смотреть на него, сбиваясь с шага: шнурки снова лезут под ноги, подчиненные знакомому незнакомцу, как змеи — заклинателю. А Принц рассказывает о чем-то веселом, не уничтожая смех, как сделал бы это прежде, и потому — он несется дальше, выше и выше, кажется, до неба. — Не хотите заглянуть ко мне, Гарри? Тобиас живет прямо на вершине холма, откуда открывается панорама города и даже кусочек необъятного, серого моря. Он спрашивает, прислонившись к низенькому забору бедром, смотрит при этом с легкой усмешкой, весь погруженный в спокойное существование. Гарри и сам не замечает, как соглашается. На мгновение ему хочется забыть обо всем: о профессоре, крови, так и не смытой с пола, артефакте и Джейми Эвансе. Гори оно огнем. — Хотите чаю? Тобиас оставляет его разуваться в прихожей, быстрым шагом пересекая коридор, чтобы исчезнуть где-то на кухне. — Есть прекрасный травяной сбор: душица, тимьян, пижма. С капелькой меда — самое то. Гарри хочет рассмеяться от одного только слова — «пижма», прикрыв расплывающиеся в улыбке губы, он что-то бормочет, что Принц воспринимает как согласие. Здорово, наверное, что они сошли с ума одновременно. Здорово. Сидеть за крошечным столом, разглядывая Тобиаса, слушать его болтовню. — Вы уже ездили на маяк, Гарри? Чудесное место. Отвечать, позабыв о заданных ролях. — Нет, но хотелось бы. — Тогда обязательно, как шторм утихнет! Пить ненастоящий, отдающий сладкой горечью чай.***
Очевидно, что Тобиас не знал никакого Северуса Снейпа, даже если внешне напоминал его. Гарри пытался несколько раз завести разговор о своем бывшем профессоре, но наталкиваясь на вежливый, ни капли не прояснившийся взгляд, вскоре бросил, наслаждаясь ни к чему не обязывающим обществом. Они встречались в доме Принца днем или вечером, рассматривали картины, беседовали на кухне, а иногда сидели во дворе, наблюдая за росчерками заката. — Я никогда не рисовал людей, — признался Тобиас, сидя вполоборота. Солнце бросало свет на его щеки. — Но тебя бы — очень хотел. — Почему? — Ты красивый, — от простого ответа сердце Гарри сжалось до микроскопической точки. — Я смутил тебя? — Нет, просто… до сих пор еще никто не хотел нарисовать такого, как я. — Зря. Ты красив как греческая статуя: широкие плечи, сильный торс, ямочка на подбородке, яркие, живые глаза… Мне бы хотелось оставить что-нибудь на память, когда ты уедешь. — Представляешь себя Бэзилом Холлуордом? Учти, я бы хотел, что бы мой портрет старел. Тобиас рассмеялся, запрокинув голову: тлеющие солнечные лучи очертили дрожащий кадык. — Прости, Гарри, этого я обещать не смогу.***
Тобиас попросил снять водолазку и еще некоторое время бережно очерчивал каждый шрам, рассекающий грудь, словно стараясь отнять успевшую стать привычной боль. — Что же за жизнь была у тебя, Гарри… — Невыносимая. Без небытия, порожденного чужим сознанием. В вечном бегстве от себя и обратно. Тобиас перехватил его руку, продолжая следовать по пути боевых ран. — Даже эти следы делают тебя совершенством. Северус никогда бы такого не сказал.***
Тобиас обещал, что зрелище будет особенным, и Гарри верил, задыхаясь от резкого ветра с брызгами соленой воды. Вечерело, волны отражали красное, пылающее солнце, издалека уже показывалась вершина маяка. — Совсем скоро ты увидишь… — Конечно. Ведь если Тобиас чего-нибудь хотел, оно обязательно случалось. Как портрет незнакомца в углу мастерской или вот эта поездка на маяк, которая Гарри не очень нужна была. Раньше, до того, как он попробовал просто жить. Небольшой остров со всех сторон обливался разошедшимся морем: дышалось так легко и свободно, что будь у них крылья — настоящие, из перьев и пуха, то небо непременно бы очутилось куда ближе земли. Гарри бы этого хотел. Поднимаясь по ступеням, Тобиас то и дело касался его руки своей, безмолвно напоминая: он — из плоти и крови, рядом. Шаг за шагом, поворот за поворотом, пока не достигли вершины с огромным, горящим фонарем и обзорной площадкой, тенью другой, из миллиарда прожитых жизней. Гарри смотрел, как беспечно Тобиас опирается руками о перилла, с немым восторгом вглядываясь вдаль; так, наверное, правда мог выглядеть Снейп, проживи он как-нибудь по-другому, без волшебства. — Правда красиво? — Да. — Иди сюда, не бойся. Какая глупость. Сколько раз Гарри оказывался на высоте? Сколько раз падал? Но это было совсем по-другому: от Тобиаса исходил жар, он сам был полностью пронизан похожим огнем, и ветер не мог потушить его, все больше распаляя. Здесь, на вершине всего и ничего сразу — хотелось вобрать в себя и серое море, и тяжело бредущие облака, даже руку, скользнувшую за спину. Гарри повернул голову, чтобы что-то сказать и замер, потому что Тобиас точно так же смотрел на него потемневшими, почти бездонными глазами. — Останься со мной, — попросил он спокойно, — я же вижу, как тебе здесь хорошо. — Я… Не могу? Не должен? — Ты не понимаешь. — Не понимаю, — согласился Тобиас. — Ради чего ты возвращаешься туда, где несчастен? — Потому что не умею иначе, потому что там… — Тебя ждет твой профессор? Гарри вздрогнул, стараясь не отводить глаз от лица Тобиаса. Неужели вспомнил? Неужели сейчас все, к чему он успел привыкнуть, закончится? — Прости. Мне показалось… ты так рассказывал о нем, словно он тебе дорог. Дороже, чем кто-нибудь другой. — Тобиас… — Правда, Гарри, прости. Мне не следовало… — Что? — Останавливать тебя. Привязываться. Ты как ветер, как море — на тебя можно только смотреть. Он замолчал, переведя взгляд на небо. Гарри не знал, может ли задохнуться в выдуманном мире, но чувствовал, что уже близок к этому. Тобиас прижался к периллам, выдыхая полупрозрачное облако пара. В сумерках его лицо приобрело особенную чувственность. — Гарри, — прошептал он, и вдруг — покачнулся. Ограда застонала, дрогнув под тяжестью. Словно в замедленной съемке Гарри увидел, как Тобиас, прижавшись к ней, теряет равновесие, чтобы, взмахнув руками, полететь в пропасть. — Нет! Он был аврором — там, в прошлом, когда жизнь от и до представляла из себя кромешную тьму; он привык бросаться смерти наперерез только, что бы не умер кто-нибудь другой. — Гарри! Пусть Тобиас кричит, пусть тянется вперед, главное, что он сидит на твердой поверхности. Главное, что это не он летит вниз. — Гарри! Не его накрывает кровавое марево пополам с темнотой. Последнее, что Гарри запомнил — выражение ужаса на знакомом лице.***
В нос проникал едкий запах лечебных зелий, где-то слышалось яростное бормотание, но, сколько бы Гарри ни прислушивался, уловить хоть какие-нибудь слова он так и не смог. — Очнулся? — выдохнул кто-то неподалеку. — Как же ты напугал меня, Эванс! Точно. Джейми Эванс — магглолюбец в кожаной куртке, наглый и сильный, лишенный даже намека на прошлые привязанности. Он снова здесь. В отвратительно-пустом мире. — Что случилось, Кинг?.. — Глупость случилась! — раздраженно откликнулся министр, заложив руки за спину, он быстро прошелся от одной стены лазарета к другой. — Кто тебя просил умирать в разуме Снейпа?! Ты хоть понимаешь, что вообще мог не проснуться?! — Да. Но оно того стоило, верно? Тобиас… Северус — не важно, они оба получили возможность жить на краю моря, освещенные блеском высокого маяка. Кингсли ругался, бродил как заведенный волчок, а Гарри просто лежал и смотрел на белый потолок, не чувствуя, что впервые за восемь лет безмятежно улыбается.