Врачебная тайна

Нам осталось так мало, А любви так много Мы танцуем на грани болевого порога Только небо над нами, и туда нам дорога Мы танцуем на грани болевого порога! "На грани болевого порога" Планка Марьяна Романова буквально врывается в хирургический кабинет, нарушая не только тишину и покой сего помещения, но и его хозяина. Влад, который судя по виду недавно плакал и только-только пришёл в себя, смотрит ошарашенно. Марьяна теряет свою злость, она испаряется, на смену же приходят беспокойство и сочувствие. — Влад... Прости, что я так резко к тебе. Что-то случилось? Парень пожимает плечами. — Ничего. Так, по мелочи, неважно. Не хочу делиться, — повисла неловкая тишина, из-за чего Владу приходится напомнить о причине появления здесь Романовой, — А ты чего сюда пришла? — Ангелина украла у Вики какие-то ценные бумаги. Мне нужно, чтобы ты заставил её отдать их мне, — объясняет Марьяна, решая не играть в партизана. Череватый отрицательно головой машет, а затем хватается за волосы, словно у него случился резкий приступ мигрени. — Я не могу, — болезненно отвечает он, — ничем помочь не могу, прости. Девушка садится напротив него, и начинает свой допрос. — Почему не можешь? Объясни, что происходит, пожалуйста! Мы же... Друзья. Ты можешь мне доверять. Череватый обнимает её моментально, как в каких-то слезливых фильмах. — Я так долго молчал... Я.... Пообещай, что всё это будет между нами и ты не будешь меня осуждать. — Конечно, Влад, конечно! Парень становится увереннее и начинает свой жуткий, душераздирающий рассказ.... *** Это была весна. Необычно теплая, ласковая. Уже во всю по утрам пели птицы да зацветали нарциссы, сладкий, дурманящий запах вишни около старой, богом забытой больницы, заполнял собой всё пространство рядом. Я, как обычно, шёл на работу в очень хорошем настроении. Что бы кто не говорил — быть медиком очень здорово. Я до безумия горел этим делом, наверное, как никогда, ведь это был второй год моей практики после универа. Меня распределили не в самое лучшее место, однако какое это имеет значение? Коллектив нормальный, зп тоже не сильно низкая, а остальное в мои совсем молодые годы — сносно. — Доброе утро, Владик, ты слышал, что сегодня у тебя дежурство? — громко спросила женщина с короткой стрижкой и глазами, веки которых выкрашены в стабильно темный черный цвет. Это была Елена Валерьевна Голунова. Главный врач той самой больницы, где я проходил отработку. Талантливая женщина с богатым опытом. Действительно гуру в своём деле. — С вами дежурить одно удовольствие! — также довольно отзываюсь я, произнося чистую правду. — Эх, если бы. Сегодня вы дежурите не со мной. Позволь тебе представить. Виктория Германовна, моя протеже. И я вижу уверенную в себе брюнетку, в глаза которой искрятся амбиции и яркие пожары самолюбия. В тот момент я понял — она хочет превзойти своего учителя. "Мда, женщина много хочет, да хрен ей. Голунову и её больницу ни что не переплюнет" Кто же знал, что это случится, и тем более так скоро. — Владислав, очень приятно с вами познакомиться, — уже чуть более приветливо, но всё также свысока здоровается Райдос. — И мне, и мне. Побегу работать. Прошу понять и простить. И я ускакиваю к моей новоиспечённой подружке Ангелинке, оставляя дам вдвоём. А Изосимова в тот день выглядела так, точно собралась на какой-то праздник. Её длинные темные локоны были легко завиты, острые стрелки очень красиво подчеркивали взгляд, а платье, которое к моему счастью, прикрывалось халатом было уж больно для неё откровенным. — Доброе утро! Представляешь, у нашей мамы (мы так вежливо, с особой любовью, называли Елену Валерьевну) появилась "дочь"! Геля глаза закатывает, но идёт к парню ближе, открывая руки для объятий. — Нам ещё и эту "дочь" терпеть. Кошмар на улице Вязова. Знала бы она насколько пророческими были эти слова. День проходил спокойно, даже отлично. Мы с Ангелиной работали, пили чай вдвоём, мирно болтали. Она смотрела на меня таким светлым взглядом, словно была влюблена в меня. А я отвечал ей тем же. Так наивно, так чисто, так... Романтично. Но после светлого дня всегда наступает темная ночь. Эта ночь была не похожа на другие. Небо было чистым-чистым, ни единого облачка, одни яркие звёзды, что сияли тогда особенно сильно. Я курил в одиночестве на улице, вдыхая аромат свежести этой ночи и ментоловых сигарет. Было особенно волнительно, тревожно, хотя, что может случиться? Весна, тепло, время любви, ласки. Какие могут прибыть пациенты? Какие могут быть болячки? Только не этой весной... Только не сейчас... — Эта Виктория мне уже надоела, — вещает неоткуда появившиеся Ангелина. — Сна нам сегодня не видать. А я могу только как дурак улыбаться, ведь всегда любил, когда она злится. — Чёрт с ней с этой Райдос, сейчас быстро сделаем, что она говорит и на боковую. — Как у тебя всё просто, покурить не дашь? — Дам, только мою. В нелегкое время живём, экономить надо. — Жмот. Мы стоим вдвоём в темной ночи, изредка переглядываясь. Было в этом что-то дико романтичное, хотя я и сам не понимал что. — Слушай... Не хочешь кофе выпить после работы? С самого утра, — предлагаю я смело, абсолютно готовый к отказу. — Владик, ну какой кофе? — сразу же отмахивается женщина. — Американо, всё как ты любишь, — не теряю надежды я, говорю всё также весело, как пою. Ангелина смеётся, а затем мягко отвечает: — Я, если честно, больше чай люблю. Зелёный, с каким-нибудь травами. Давай-ка лучше как-нибудь потом, а? Я правда безумно устала. Я понимающе киваю, подходя чуть ближе, а затем аккуратно кладу руку на её тонкую талию, внимательно наблюдая за реакцией. Драки не случается. Геля просто устало закрывает глаза и сама делает ещё один шаг, чтобы быть ко мне ближе, а после кладёт голову мне на плечо. Аромат хвои и лесной земляники окончательно вскруживает голову, дыхание учащается, а слова точно сами выливаются из моего рта: — Давай я тогда тебя до дома отвезу. У меня машина ничего такая, солидная. Изосимова тихо смеётся, показывая всем своим видом, что ей всё происходящее нравится. — Я согласна только если у тебя Майбах. — Такой роскоши пока нет. Я бросаю небольшой окурок, вдыхая последние нотки сладкого дыма и слышу короткое "нам пора идти. Райдос хватилась нас небось", но удерживаю женщину за руку. Мы смотрим друг другу в глаза, которые сейчас сверкают, как сапфиры, из-за ярких звёзд. Казалось, сейчас могло бы произойти что-то немыслимое, но в любой бочке меда должна быть ложка дёгтя. Ей становится Виктория. Безумно напуганная, тревожная, нарушающая наш покой. — Почему вы вдвоём ушли? Там человека привезли, бегом в операционную! Я сразу же стремлюсь за Райдос, а Ангелина, по всей видимости, пошла за нужными препаратами к себе. Быстро накидываю халат, брошенный где-то возле двери с табличкой "служебный выход", надеваю маску и мчусь в операционную. Картина, которую я увидел там, потрясала. Наверное, я до сих пор могу в деталях описать этого молодого парня, всего в крови, он ели-ели дышал, капельки пота стекали с его лба стремительно быстро. — Что с ним? — задаю базовый вопрос я. Виктория стоит, словно палач, не издавая не единого звука. — Множество ножевых ранений. — Зашивать будем? Ответа не поступает, но я не так сильно в нём и нуждаюсь. Я подхожу к столику с инструментами, надеваю перчатки, выбираю нужные приборы. Остаётся только дождаться Ангелину с анестезией и дело сделано. Вдруг я вижу тетрадку, где нужно записывать всех людей, кто прибывает к нам во время дежурства. "Керсов Владимир Игоревич — умер от потери крови в 3.27. Отправлен в морг √2" — Так он же... Жив ещё. Мы можем его спасти. Я наложу швы... — Мы не будем его спасать. Владислав, я вижу, вы хороший парень, но ему правда никак не помочь. Так нужно, сегодня за главную я, а стало быть и решать всё мне. — Это невозможно. Он же не умрёт, вы сами понимаете. — Скажешь Ангелине ввести тройную дозу диэтилового эфира. — Тройную? Это же убьет его... Это незаконно... Мы лечить должны, а не калечить. — Делайте, как я говорю. Я пойду позвоню в морг, успехов. Поверьте, Владислав, я щедро вас отблагодарю. Я не помню, что конкретно происходило дальше, но на утро приехал неизвестный мне человек и забрал тело Владимира Игоревича. Ангелина смотрела на меня глазами, полными ненависти и разочарования. Через месяц Виктория ушла из больницы, потому что открыла свою, а мы, как её "добрые" помощники получили большой гонорар и отправились работать к ней. Как я понял потом, во время одной из ссор с Ангелиной, я действительно чуть ли ни на коленях умолял её вколоть запретную дозу препарата, а Райдос труп был нужен, чтобы продать тело и заработать денег на собственную больницу. Только вот была одна проблема... Отец этого парня — Керсов Игорь Александрович. Он не смог смириться с такой внезапной смертью сына, винил во всем нас, врачей, а затем сам смертельно заболел, и, кажется, от горя сошёл с ума. Мне каждую ночь сниться весь этот кошмар. Мы втроём тогда получили клеймо "убийцы", от которого уже, увы, не избавиться. Безумно стыдно, больно и ненавистно. *** Череватый уже не смотрел на Марьяну, только в окно. А девушка пребывала в состоянии шока. "Я влюбилась в... Убийцу?" — Влад... Мне жаль, что вы пережили всё это. Мне так жаль... Она обнимает парня так крепко, как только может. Никто уже не сдерживает слез. Все маски сняты, все тайны разгаданы. Только вот что остаётся делать дальше? — А в документах, которые ты ищешь, как раз полная история этого Владимира, да и Игоря тоже. Там есть прямые доказательства нашей некомпетентности. Марьяна лицо руками закрывает. Ей становится так стыдно за всё то, что она говорила и делала Ангелине. Только сейчас до неё доходит, что Изосимова просто жертва обстоятельств, абсолютно беззащитная женщина, которая зла никак ей не желала, а напротив, хотела помочь. — Влад... Спасибо тебе большое. Ты очень мне помог, правда. Я не знаю, что мне делать дальше, но... Спасибо. — Я тоже не знаю, что тебе делать. Я правда хочу быть тебе другом, и... В кабинет заходит Ангелина и молча бросает стопку бумажек на стол. Она сейчас абсолютно другая, вовсе не та женщина, с которой Марьяна вела диалог на крыше. Глаза зелёные уже не пустые, а горят ярким пламенем, уверенности свой она на растеряла, напротив, кажется сейчас сильнее её нет на этой планете. — Можете подавиться. Селяви. Изосимова удаляется, громко хлопая за собой дверью, а Влад хочет с места быстрее ринуться, побежать за ней, сказать что-то, да не находит в себе силы. Он сейчас такой слабый, такой уязвимый, что никак ничего, наверное, не изменит. Марьяна берёт бумажки в свои мокрые от слёз руки, и всё думает, как же ей быть со всем этим дальше.