Истинный убийца

Ноябрьское утро, раннее и очень тёмное, по капле сочилось в кабинет через приоткрытые шторы. Миша бросил в мусорное ведро очередной фантик от ириски, прошёлся по кругу и опять встал напротив чёрной доски. Разлинованная мелом на четыре столбца, она обличительно ярко напоминала, что за прошедшие недели расследование не продвинулось ни на йоту. Бля, да даже личности двух последних жертв так и не были установлены! Миша взял со стола Андрея стопку заявлений о пропаже людей, ещё не отсмотренных, стал внимательно листать. Князева он вчера вечером почти насильно отправил домой, обстоятельно разъяснив, что выспавшийся сотрудник будет гораздо более полезен, чем всю ночь торчащий в кабинете, как пень. Андрей тыкал ему в лицо прогнозом погоды, сулившим сильный дождь, и нагнетал, но Миша, на правах старшего по званию, рявкнул как следует, и Князев покорился. — Снова полуночничал? — в незапертую дверь заглянула уборщица, присела напротив. — Как лягу, так кошмары снятся, — признался Миша. — Решил совсем не спать. — Ох, Мишка, — она вытащила из газетного сверточка пирожки, ещё тёплые. — Держи, покушай. Да не принюхивайся, нет там печёнки. С капустой да с мясом. — Спасибо, тёть Галь, — Миша от души улыбнулся, потёр глаза, — сейчас я это… Чай заварю. Посидели, поговорили. Нравилась Мише Галина Игнатьевна, за доброту, мудрость и острый ум. Вот и сейчас она вдруг заметила, отвечая на его невысказанный вопрос: — А может, девчушки-то не из тех, кого ищут? Сиротки, или, прости Господи, заблудшие души. — Заблудшие? — Миха замер со стаканом в руке. А что, если это правда? Может быть, девушки были проститутками? У обеих алкоголь в крови и одежда не с областной фабрики, а получше да подороже… Чёрт, надо будет обязательно отработать эту версию! Тётя Галя покивала, растрепала ему волосы и ушла греметь в коридоре вёдрами. Андрей вбежал в кабинет, шумно и громко переговариваясь с Балуновым. Миша глянул на них, вполне себе отдохнувших и бодрых, и порадовался, что принял вчера верное решение. — На улице сыро, как в болотных топях, — Князь набросил кожаную куртку на спинку стула, чтобы сушилась. — Не боитесь, что сегодня новое тело где-то всплывёт? — Андрей, мы в Ленинграде, — заметил Миша, здороваясь с Шурой, — здесь почти каждый третий день дождливый. Заебёшься бояться. Да и вообще, ё-моё, может, просто совпадение все эти дожди. Андрей скептически изогнул бровь. Как это он научился так ловко ей управлять? Миша невольно бросил взгляд на своё отражение в зеркале, что висело у шкафа, и посуровее сморщил переносицу. Вскоре пришли оперативники, принесли отчёты. В них не было ничего принципиально нового, день тянулся долго и липко, как нагревшийся на солнце гудрон. У Миши от недосыпа ныла голова и слезились глаза. Он сердито моргал, снова и снова вглядываясь в доску и карту города, на которой красными крестиками были отмечены места убийств, и решительно не знал, куда двигаться дальше. Рассказал свою гипотезу, поручил операм потихоньку наведаться к жрицам любви, что сотрудничают с органами, и разузнать, не знают ли они убитых, а потом поплелся с Андреем и Шуркой на обед. Отвлечённо вылавливая ложечкой курагу из компота, Миша вполуха слушал, как Князев вспоминает своё первое место службы. — Лугу знаете? Ну вот, а недалеко деревня, Голубково. Я там у бабушки гостил, пока мелкий был, а после армии к участковому помощником приткнулся. Весело посмеиваясь, Андрей рассказывал о деде, что бегал с вилами по деревне, об утопленниках, о буйных и хитрых соседях, вечно воюющих между собой. Миша неожиданно для себя обнаружил, что уже не витает в своих мыслях, а внимательно слушает Князева и улыбается. — А на первую мокруху я бухой пришёл. Там у чувака-мотоциклиста труп в доме на кровати нашли. Я испугался, эт самое, ну и самогонки намахнул. Пришёл в пижаме, походил там, побродил, запнулся и на сервант с хрусталём упал, — Андрей весело сверкнул глазами, будто анекдот рассказывал. — Шуму было, пиздец. — А Гаврила у нас тоже на одном из первых выездов отличился, — ехидно вставил Шурик. — Расскажи, Мих. — Да чё… — Миша допил компот и махнул рукой. — Ну, не пьяный был, но переволновался, или может съел чего-то. Наблевал, короче, там. — А дальше? — Выгнали, нахуй, — Миха коротко хлопнул Андрея по плечу, дескать, и говорить тут не о чем, а Князев так озорно рассмеялся в ответ, что у Миши даже на душе светлее стало. К вечеру тяжёлой поступью пришёл Гордеев. Рассказал, что прокуратура продолжает внимательно наблюдать за расследованием, и жёстко требовал найти подозреваемых, чтобы было о чём писать в отчётах. Миха возразил, что для этого нет никаких оснований, втянулся в спор и буквально сплюнул на пол, когда Гордей ушёл. — Чтоб его черти разодрали… — Нет, смотри, можно лучше, — Андрей поманил его к себе, показал рисунок, начирканный размашистыми штрихами. Миша пригляделся, увидел собаку в фуражке и человека на четвереньках, очень смахивающего на их начальника. Было жутко неприлично и до колик смешно. Миша закусил было губу, но не сдержал лавину и громко расхохотался. — Бля… Андрюха, ты только спрячь, а то он тебя со света сживёт. — Хорошо. Слушай, Горшенёв, ты давай дуй домой, поспи тоже, этой ночью я поработаю. Миша задумался, но как только начал собираться, в дверь вломился Серёга. — Труп, мужики. В сточной канаве у парка. — Наш? — подобрался Андрей. Миша почувствовал, как сильнее заломило виски. — Женщина, чуть постарше, чем обычно, но остальное похоже. Быстро собрались, поехали. Дождь кончился, слегка подморозило, лужи покрылись ледком. Миша трясся в кабине, смотрел на голые деревья в бликах фонарей и тёмно-серое низкое небо. Движок надсадно гудел на подъёмах, от печки разливалось тепло. Миша клевал носом, проваливаясь во что-то зыбкое, густое и вязкое, на поворотах стукался виском о боковое стекло, приподнимал голову, но веки снова тяжелели. Когда УАЗ полностью остановился, Миша запоздало вскинулся, озадаченно посмотрел вокруг. Одинокий фонарь неровно мерцал, зыбкая призрачная ночь липла к лицу, как паутина в чулане. Вздрагивая и кутаясь в плащ, он пошёл широким рваным шагом к канаве. Жертва лежала на боку, неестественно скрючившись среди причудливых теней, что отбрасывали уродливые кусты на обочине. Они тянули вниз свои когтистые лапы и смеялись, словно гиены, учуявшие добычу. Миша заморгал чаще, тряхнул раскалывающейся на части башкой. Сквозь пелену, медленно застилавшую и без того тусклый свет, он увидел вымазанные в грязи каштановые волосы, завитые химией, споткнулся взглядом о сумку. Большую, светло-бежевую, с удобными ручками. Такую же, как они с братом Лехой подарили маме на день рождения. Нет… Нет, не может этого быть! Виски взорвались бурной пульсирующей болью, Миша летел в пропасть с высокой скалы и не мог остановить ужасающее падение, чтобы повернуть время вспять и всё исправить. Он забыл, где находится, потерялся в страшных кошмарах, снова стал маленьким мальчиком, который смотрит на чудищ, убивающих его мамочку, и не может пошевелить даже пальцем. — Товарищ старший лейтенант, — окликнул кто-то, — разрешите… Миша лишь промычал, не поняв ни слова, оцепенел, будто оглушённый. Небо стало ещё ниже, пробралось в мозг, залило всё серым. Это ведь она. Волосы, сумка, фигура… — Михаил! Горшенёв, эй! Вокруг, видимо, продолжалась жизнь, но для Миши всё застопорилось, закончилось в один момент. Он спрятал лицо в ладонях, совершенно не понимая, как выбираться из адского ядовитого тумана в башке. Мама… Мам… Руки задрожали, сами собой сползли вниз. Его звали, от него, как от руководителя следственной группы, требовали ответов, ждали незамедлительных действий. Драгоценные минуты утекали впустую. Миша исподволь, краешком сознания, улавливал это, даже слышал настойчивый голос Андрея, но ничего не мог с собой поделать, лишь глотал горячий комок слёз, подкатывающий к горлу. Князев нетерпеливо заглянул своим пронзительным светлым взглядом прямо в душу, сумел, видно, понять, что от Михи сейчас ничего не добьёшься, и перехватил инициативу, встал на его место. Миша сквозь мглу и шум в ушах заметил, как после чётких князевских указаний закипела работа. Сам Андрей пошёл опрашивать очевидцев, потом вместе с операми осматривал местность, аккуратно кружился с подъехавшим Поручиком возле трупа, следил, чтобы фотограф всё зафиксировал, как положено. Когда Сашка начал динамический осмотр и перевернул тело, Миша кое-как подошёл ближе, еле переставляя ватные ноги, буквально рухнул на колени и увидел наконец лицо. Не она. Другая. Лет тридцати, совсем с иным разрезом глаз и формой носа. Миха шумно выдохнул. Звуки вернулись, как и способность управлять телом. Он встал, качнувшись, нащупал в кармане острые ключи, сжал, чтобы боль отрезвила. Едкая дымка в голове рассеялась, лишь сердце стучало, как бешеное, да по спине струился холодный пот, будто Мишка только что выплыл из ночного горячечного бреда. — Миха, ты какого хрена сюда встал, здесь следы были! — орал, видимо, не в первый раз, Балу. — Ну ты блин урюк… — Шурка, не шуми! — крикнул Андрей, разглядывая землю в стороне, у кирпичной ограды парка. — Здесь ещё есть! — Это не его… — Его! Миха повёл плечами, стряхивая тяжесть бытия, осторожно подошёл к Князеву, всмотрелся, вслушался в его рассуждения. Нужно было срочно выдать какое-то гениальное умозаключение. Тьфу ты… Миша с горечью и страхом подумал, что Андрей, наверное, теперь считает его слабаком и болваном. Как же уёбищно, должно быть, Миша выглядел со стороны… Встал, как Александрийский столп, посреди места происшествия и выпал из реальности. Бля… — Он специально по забору оттуда перебрался, видишь? — горячился Андрей. — Я вижу, — подхватил Миша, внезапно поняв, о чём толкует Андрей. — Шурик, вон там! Да ё-моё, ты сравни! Здесь пятка глубже вдавлена, будто спрыгнули с высоты. Балунов внимательно изучил оба следа и наконец согласно кивнул. — Блин ты ж мой горелый. Вы правы, мужики. 43 размер, это и без экспертизы скажу. Миша склонился рядом, разглядывая ёлочку протектора, лишь бы не смотреть Андрею в глаза. Позор, нахуй… Какой позор… Надо как-то объясниться. Неподалёку Миша вдруг заметил пустую катушку от фотопленки. — Шур, смотри. Возьми на всякий случай. Может, тоже к делу относится. Когда уже уезжали, Миша быстро оттянул Князева в сторону и бормотнул: — Андрей, ты это… Ну, молодец, что всех опросил, протокол составил, чётко всё сделал. Я просто… У мамы у моей причёска похожая. И сумка. Понимаешь, да? Перемкнуло, бля, меня… Андрей опять посмотрел ему прямо в глаза, легко прихватил за предплечье, сжал, кажется, ободряюще. Ничего не сказал и мягко подтолкнул к УАЗу, а в отделе после всех необходимых формальностей вдруг взял его под локоть, подал плащ. — Миха, — он впервые назвал его так, неформально, по-приятельски, и улыбнулся, — иди домой. Ну вот правда, несмешно. На тебе лица нет. А без лица, понимаешь, очень трудно. Мерещится всякое. Покемарь хоть до утра. У Миши почти не осталось сил возражать. Он позволил накинуть на себя плащ, не с первого раза попав рукой в рукав, и всё же сказал: — Да я бы здесь поспал, на самом деле, не привыкать. — Иди, — звонко сказал Андрей спокойным, но бесконечно уверенным, прямо-таки стальным тоном. Миша в смятении поджал губы, потрогал языком обломок резца. Здорово у Князева, конечно, получается приказывать, ни у кого желания ослушаться не возникает, даже у самого Миши. Тем более Андрей прав: спать рубит страшно, а в гудящей голове пляшут спутанные мысли. Пока Миша шёл до коммуналки, он снова и снова прокручивал своё фиаско и не мог найти себе оправданий. Следователь не должен идти на поводу у эмоций. Сначала дело, потом сопли, и то в крайнем случае. Так учил его когда-то отец. Так старался работать сам Миша. Но стать бездушной машиной не получалось. Да Миха этого и не хотел. Спал он, несмотря на усталость, неважно. Опять плавал в душных кошмарах и просыпался каждый час. Кое-как встал с будильником, а по дороге в отдел остановился у телефонной будки. Мама, должно быть, ещё дома. Миша бросил монетку, покрутил диск, застревая пальцем в отверстиях, услышал родной голос и улыбнулся с облегчением. Поинтересовался здоровьем, делами и с жаром попросил по темноте никуда не ходить и знакомых девушек, кто помоложе, тоже предупредить. — Хорошо, Миш. А сам-то хоть как? Спишь ли? Знаю я тебя, с головой в работе. — Мам, ну какой тут сон. Кошмары всякие в башке, — бормотнул Миша, ногтем колупая красную краску на стенке. — Всё те же. — Опять снится, как меня убивают? — помолчав, тревожно спросила мама. — Ох, Мишут… Отдохнуть тебе надо как следует. Заходи в гости, я твоих любимых блинчиков напеку. — Попозже, мусь. Ну, давай, целую, — он повесил трубку на рычаг, прошёлся растопыренной пятерней по волосам. Так, к чёрту эмоции. Надо взять себя в руки и пойти работать, чтобы побыстрее найти маньяка и упрятать на долгие годы за решётку, где ему самое место. В кабинет Миша вошёл самым уверенным шагом, чтобы Андрей не догадался, как он корит себя за вчерашний ступор. Но Князев заговорил о деле, никак не выказывая презрения или отстранённости, и Миша вскоре перестал загоняться и переключился. В конце месяца, когда они с Андреем по привычке кормили вдвоём у крыльца кошек, из здания вывалился Гордеев. Еле зажёг спичку, зажал в зубах сигарету и процедил: — Ну что, допрыгались? Дотянули? Начальство вызывает. Завтра в главк едем. Я и вы. Оба! Андрей беспечно пожал плечами, а Миха весь подобрался: в главке работал отец. Он был начальником следственной части по особо важным делам и вполне себе мог насторожиться, узнав, что в одном из районов города завёлся настоящий маньяк. А Миша старался по служебным вопросам пересекаться с батей как можно реже. — Да-да, Горшенёв, ты всё правильно понимаешь, — Гордеев докурил, прочитав, видимо, что-то в Мишином взгляде и брезгливо ткнул пальцем в кошек, что ластились к ногам Андрея. — Прекратите вы их подкармливать. Развели тут зоопарк. Чтоб не видел больше! Делом займитесь, алё! Андрей посмотрел ему вслед, положил руку Мише на плечо и сказал: — Пошли. Дорисую к собаке кота. Миха секунду непонимающе смотрел на Андрея, а потом вспомнил карикатуру и опять расхохотался, сначала беззвучно, а потом во весь голос.