A (high pitch) cry for help

Следующие несколько дней были тяжёлыми. Здоровье Изуку все еще было хрупким, и подвергать его еще большему стрессу не рекомендовалось. На следующий день он проснулся с лихорадкой, и когда они позвонили, чтобы сообщить врачу, который его видел, им сообщили результаты его анализа крови. Возможно, путь выздоровления оказался несколько длиннее, чем они думали. Как и предполагалось, у Изуку была инфекция легких, и хотя к этому нельзя относиться легкомысленно, ее можно было вылечить некоторыми антибиотиками. Антибиотики, которые немного усложняли ситуацию. Его желудок был достаточно чувствительным, и из-за антибиотиков он почти ничего не мог есть. После проверки выяснилось, что в квартире, в которой жил Изуку, был какой-то неприятный грибок, и, используя это в качестве доказательства, детектив добавил к обвинениям, с которыми столкнутся его родители, еще и пренебрежение ребенком. Он пока не мог добавить жестокое обращение с детьми, поскольку Изуку не мог дать показания. Помимо того, что бедный ребенок был прикован к постели, он очень беспокоился. Казалось, ему было намного комфортнее рядом с Айзавой, но в его глазах появлялась небольшая паника каждый раз, когда Мик повышал голос до чего-то выше шепота. Так что пока блондину пришлось ограничиться шепотом и языком жестов, как бы это ни расстраивало. Первые три дня приема нового лекарства его рвало почти всем, что он ел, и температура снижалась так медленно, что ему измеряли ее почти каждый час. Они решили привести выздоравливающую девочку на второй день для получения второго заключения, но она также сказала, что, пока температура не поднимется, с ребенком все будет в порядке. Выздоравливающая девушка дала им номер знакомой медсестры, чья причуда была «Восприятие причуд», что позволило бы им без 1000 тестов узнать, что такое причуда Изуку и как она работает. Она также поздравила их с ребенком, но ни у кого из них не хватило духу сказать, что это временная приемная семья. Однако на четвертый день ребенок выглядел лучше, его температура значительно снизилась, и он смог съесть половину тарелки риса и супа. Его разум также, казалось, был менее затуманен, и у него даже хватило сил попросить блокноты своего героя. На пятый день пара подумала, что пришло время вернуть кошек. У них было два пушистых комочка, которые остались у Немури под предлогом «дом дезинфицируют». Это также было подходящее время, чтобы поговорить с Немури и попросить его подстричься. В этот самый момент Хизаши находился возле квартиры, пытаясь успокоить Немури по телефону, если бы она говорила громче, его слуховые аппараты просто взорвались бы. «Что значит, что у вас вдруг появился ребенок??!» Она снова закричала, как будто он не объяснил ситуацию три раза. «ПОЧЕМУ Я ТОЛЬКО УЗНАЛА?!» Он немного отодвинул трубку от ушей и неловко рассмеялся. — Это было ммм неожиданно? И, конечно же, не зря это называлось лицензией на экстренную приемную семью. «Вы можете встретиться с ним сейчас, но нам придется сохранять спокойствие, если мы…» — Я словно спрашиваю разрешения, буду через десять минут. И линия оборвалась. О, нет. О, нет, нет, нет. Прежде чем ему придется заставлять Шоту ждать ее, она выслушает его сварливую задницу. Они действительно любили Немури, но с ним можно было многое справиться, и они ни за что не позволили бы ей прийти, крича и желая обнять ребенка, которому нужна помощь, чтобы встать и пойти в ванную. Если Мику уже было трудно сохранять тихий голос, он не мог себе представить, насколько плохо все может пойти, если что-то пойдет не так. Они не могут допустить, чтобы у ребенка случился еще один срыв сейчас, когда ему, наконец, становится лучше. Как и ожидалось, она была там настолько быстро, насколько позволяла ее дрянная машина, кошки были в своих конурах и выглядели такими же веселыми, как и Немури. Шота ждал ее, впуская кошек, прежде чем подробно объяснить ситуацию с ребенком. Он постарался ответить на каждый вопрос, чтобы она не задавала ему вопросы. Он шаг за шагом говорил, что приемлемо, а что нет, и предупреждал ее, чтобы она не принимала это на свой счет, если она не нравится Изуку, особенно если они попросят ее уйти до того, как ситуация обострится. Они очень хотели, чтобы она с ним познакомилась, но им пришлось поставить его на первое место. После разговора, который, на ее взгляд, был слишком долгим, ее впустили. Она подошла к двери, на которую указала пара, и глубоко вздохнула, явно взволнованная новостями и встречей с маленьким человечком. Она дважды постучала и вошла, полностью осознавая, что ребенок не собирается отвечать. Внутри Изуку был укрыт толстым одеялом, которое даже не выпускало его глаз. Он был полностью под одеялом, и большой комок на кровати был самым забавным способом, которым герой мог придумать встречу с ребенком своей подруги. Она осталась там, рядом с дверью, ожидая сигнала войти или уйти. Она сказала себе, что примет все, но на самом деле ей хотелось, чтобы она понравилась ребенку. Через минуту-другую из него вылезли два ярко-зеленых глаза, любопытство взяло верх. Тогда она поняла, что сделало Шоту настолько мягким, чтобы впустить ребенка в его собственный дом. «О, господин, разве ты не самое милое создание на земле?» ей пришлось сдержать взволнованный визг, прежде чем он смог его спугнуть. «У тебя очень красивые глаза». Изуку не ответил, он просто внезапно почувствовал, что его щеки стали горячими, но и не пытался снова спрятаться. «Я друг Мика и Шоты, ты не против, если я войду? Изуку посмотрел на нее, а затем позади нее, где стоял Шота, после полуулыбки кивнул и вышел из-под одеяла. На первый взгляд Изуку не выглядел слишком позабавленным при виде другого человека (имейте в виду, он спал, когда вошла выздоравливающая девочка), но с небольшим отвлечением и детской болтовней он был побеждён. На самом деле он мало что говорил, так как Немури не особо была знакома с языком жестов, поэтому все время речь шла больше о том, как она разговаривала и раскрашивала картинки из книжки-раскраски, которую она каким-то образом принесла с собой. Изуку нравились ее рассказы о том, как она была героем, она даже была достаточно добра, чтобы не допустить каких-либо сексуальных или неуместных шуток. Как ни удивительно, герой с рейтингом R отлично ладил с детьми. Глаза Изуку сказали все, он был очарован ею, ее стишки и мягкий смех сделали ее идеальной няней на будущее. В какой-то момент дня Изуку попытался набраться смелости и снова попросить об этой стрижке, но прежде чем он успел это выразить, Айзава спросил Миднайт, готова ли она это сделать. Мик, который расселял кошек в их главной комнате, пока у ребенка не разрешилась проблема с легкими, начал готовиться к стрижке, задаваясь вопросом, не зайдет ли это слишком далеко, оторвав одну прядь волос, чтобы отметить ее как свою первую стрижку. стрижка волос. «Ты уверен, что тебе нравится стричься?» Шота спросил еще раз, он знал, как некоторые люди к этому привязаны. «Мы можем остановиться в любой момент, просто дважды коснись моей руки, и мы остановимся, ладно?» Он кивнул, и в этот момент у всех в комнате возникло ощущение, что для парня это нечто большее, чем просто стрижка. Они установили станцию в его комнате, ему стало лучше, и у него не было намерения пораниться из-за слишком большого количества движений. Полотенце на плечах, ножницы, вода в пульверизаторе, немного крема для локонов и новенькая расческа, которую они купили на этот случай. Миднайт была так же рада стать частью этого глубинного воспоминания, как и ребенок обо всем этом. — Я буду такой нежной, что ты даже не заметишь, — сказала она, начиная с воды и распутывающего крема, тихо напевая мелодию, которая заставила нервозность Изуку улетучиться. Айзава был впечатлен уверенностью, с которой она делала прическу: в конце концов, ее волосы были прямыми, но ее руки показывали мастерство. Изуку был невероятно спокоен на протяжении всего процесса, даже позволяя проявить малейшую улыбку. Шота был единственным, кто заметил связь с его волосами, хотя это было надуманно, он знал, что ребенок привык к тому, что его мать была единственной, кто прикасался к ним, и тот факт, что Немури делала это с такой легкостью, из чего было понятно ребенок больше привык чувствовать себя в безопасности в женской компании. Это заставило его немного позавидовать, в чем он никогда бы не признался, но он сохранил воспоминания о том, как ребенок первым обнял его, как он позволил ему мягко погладить его по голове. «На данный момент этого достаточно, исцеление — это процесс», — напомнил он себе. Детские песенки вскоре были разделены голосами Немури и Мика, оба молчаливо договорились, что они будут мягкими и спокойными, без каких-либо слов. В эту секунду его сердце заболело знакомым образом: вид ребенка в окружении мужа и близкого друга казался ему правильным. Он поймал себя на том, что не думает о ребенке как о чем-то временном. Он поймал себя на том, что ему просто хотелось бы, чтобы подобные вещи продолжались еще немного. Если возможно, еще на целую вечность.