Home

Раньше Сугуру просто мечтал, чтобы Сатору повзрослел. Стал серьёзнее, перестал устраивать цирк на ровном месте и демонстрировал хотя бы немного этикета. Но когда Сатору действительно стал отвественнее и вместо шоколадок выбирал фрукты, а вместо сна — стирку одежды, то Сугуру стало как-то тревожно. Как будто очень важная часть Сатору растворяется в рутине, а Сатору он любил целиком, поэтому не мог допустить того, чтобы тот потерял себя в заботах. Сатору никогда себя не жалел, а с того момента, как тот обзавёлся детьми и парнем — и вовсе забыл, каково отдыхать. Если у него была возможность — он тихо забирал миссии, предназначенные для Сугуру, чтобы дать тому возможность отдохнуть (хотя Сугуру умолял его так не делать). Если у него была возможность — готовил ужин или убирался, даже если была не его очередь (хотя Сугуру его за это ругал и просил поспать в следующий раз). Если у него был хотя бы час, который он мог потратить на себя, то он безвозмездно тратил его на свою семью. Да, тот всё ещё переодически вёл себя, как дурак, но за его дурачеством стояло слишком много заботы о других. И Гето был счастлив, что у него есть такой любящий парень, который столько делал ради него, преподнося чуть ли не все блага мира к его ногам. Но Сатору явно была необходима перезагрузка, чтобы снова светить, как солнышко, а не сидеть с лицом студента во время сессии. Поэтому Гето решил внести в их жизнь что-нибудь новое. Он знал Сатору очень хорошо и именно «что-нибудь новое» всегда спасало того от хандры. — Сатору, пошли встречать рассвет в горах? — Сугуру, у тебя жар? — тот не поверил, что он мог предложить такое в адеквате, и положил руку ему на лоб. — Почему ты так удивляешься? — Гето убрал с себя ладонь и нежно поцеловал её тыльную сторону, вызывая у парня смущенный румянец. Гето умиляло то, что Сатору до сих пор краснел с таких маленьких жестов. — Потому что знаю тебя. Ты не любишь такое. — Может быть. Но нам стоит разбавить рутину, не находишь? Тот явно сомневался по поводу этой затеи, но с тем, что им нужно внести остринку в бытовуху, он согласился: — Пожалуй. — Я обо всем позабочусь и организую нам выходной. Как тебе? — А детей… — Брать не будем. У нас будет свидание. — Я уже чувствую вину за то, что мы их оставляем без веского повода. — вздохнул Годжо. Они часто могли пропадать в работе или в учёбе и днями не видеть своих детей, из-за чего им обоим было очень стыдно, поэтому они старались уделять мелким максимум своего внимания. Однако они пусть и сильнейшие, но не железные. И им было жизненно важно переодически скидывать с себя груз обязательств и расслабляться. — Сатору, у тебя уже глаз дёргается и ты пару раз перепутал Нанако с Мимико. От родительства тоже устают, милый. Но это не значит, что ты меньше любишь наших детей. Это значит, что тебе необходимо отдохнуть и набраться сил. Ты делаешь огромную работу и многое в них вкладываешь, но ты в последнее время слишком изводишь себя. — И поэтому мы попремся в самую рань в горы? — недовольно спросил тот. — Полетим. Не волнуйся, я прослежу за тем, чтобы ты хорошо поспал. — Ты уже типо всё спланировал? — Да. Всё, что мне нужно — твоё согласие. Сатору просто не мог больше сопротивляться. Потому что сопротивляться приглашению на свидание от Сугуру было невозможно. — Хорошо…мне точно ничего не нужно делать? — Просто будь готов к 11 вечера. И оденься очень тепло. — он невесомо поцеловал Сатору в щеку и отправился завершать последние штрихи перед их небольшим выездом. *** Сугуру собрал все необходимые вещи и завязал на Сатору плотный шарф, поцеловав в кончик носа, после чего они попрощались с детьми, которых оставили под присмотром Яги, что уже воспринимал тех как собственных внуков. Сугуру призвал радужного дракона и галантно помог своему парню на него залезть, после чего они поднялись вверх. Сатору успокаивал свежий воздух, вид чистого звёздного неба и мягкая шерсть под ними, что располагало к тому, чтобы отключиться на коленях у Гето под его бережными поглаживаниями. Он крепко спал, впервые за долгое время ни о чем не беспокоясь — он просто плыл по течению (а точнее — по небу) с самым дорогим для него человеком, которому полностью доверял. Пробуждение было не менее приятным: его разбудили горячие неспешные поцелуи и запах кофе. Он даже сразу не понял, что находится не в постели, а на драконе черт знает где, и когда до него это дошло, то он резко поднялся с коленей любимого: — Охуеть- Они были выше облаков и выше Фудзиямы, над которой расположились. Рыжее солнце показало свою макушку, выглядывая из-за линии горизонта и начиная озарять всё своими лучами. Сатору был настолько занят в последнее время, что забыл, каково наслаждаться красотой мира, поэтому сейчас он абсолютно очарованно глядел на открывающейся вид так, словно ему показали рай. — С добрым утром, дорогой. — родной голос Сугуру ласкал слух и звучал для него не иначе, как пение ангела. — С добрым, моя любовь. — он посмотрел на него даже с бóльшим восхищением, чем на окружающую их красоту. Потому что если бы Сатору заставили выбирать, что прекраснее — целый мир или Сугуру, то ему бы проиграла вся вселенная. Для Сатору не существовало никого очаровательнее него. Гето налил ему ароматный кофе из термоса, а после аккуратно поправил ему шарф. Сатору попробовал и в очередной раз влюбился в своего парня: — Ммм, оно с карамелью! — Погоди, я сейчас достану клубнику в шоколаде. — Гето потянулся к сумке и передал ему коробку со сладким. Каждый раз Сатору думал, что нельзя любить ещё сильнее, и Гето каждый раз доказывал ему, что, вообще-то, можно. — Я щас вообще трусы сниму. Соблазнять ты умеешь просто великолепно. — Не надо. Холодно, заболеешь. — улыбнулся тот. — Уверен? Мне, например, очень горячо от твоей любви. — сказал Годжо, поедая уже третью ягодку и довольно запивая теплым напитком. Как же было вкусно, сладко и хорошо. Прохладный воздух приятно румянил щеки, но внутри было так тепло, словно его сердце было под пятью одеялами. — Я рад это слышать. Но у нас сегодня достаточно времени на всё, так что не торопись, солнышко, — Сугуру ласково заправил ему мешающую прядь за ухо и улыбнулся, — К слову о солнышках, смотри! Солнце взошло уже наполовину, огненным шаром освещая небо. Сатору кажется, что идея встретить рассвет в горах была просто шикарной, хотя изначально он отнёсся скептически. Сказал бы Сугуру сразу, что будет кормить его клубникой в шоколаде и раздавать горячие поцелуи — он бы моментально согласился без колебаний. Когда они дождались полного восхода в наполненной любовью тишине, то решили спуститься на вершину Фудзиямы. Сугуру помог своему любимому слезть с его проклятия на заснеженную поверхность. (Конечно, Сатору легко мог слезть сам, но за ним хотелось поухаживать.) — Вау, снег летом! — тот счастливо попрыгал на месте, чтобы под ногами громко хрустело. Его внутренний ребёнок явно был в восторге. — Тут минусовая температура, милый. Здесь всегда снег, — улыбнулся Гето, а после ему в спину прилетел снежок, — Как подло! Я к тебе со всей душой, а ты- — Можешь зарыть меня в сугроб, если поймаешь! — весело ответил Годжо, убегая с места преступления и радуясь слишком искренне, чтобы на него злиться. Гето на самом деле нравилось, когда тот так себя вёл. Ведь если тот так себя вёл, то: 1) на нем не лежала гора обязанностей. 2) он вкусно покушал и хорошо поспал. 3) он был счастлив. Последний пункт был самым важным. И ради этого Сугуру сделает всё, что угодно. Потому что это был его Сатору, улыбку которого он хотел видеть круглые сутки семь дней в неделю. Ведь чего-то более прекрасного существовать не может. Пару часов они просто бесились: устроили смертоностный бой на снежках, пугали альпинистов и лепили снеговиков. Но потом они устали и решили спуститься обратно в Токио, где Гето уже забронировал им номер в отеле. И где им предстояло очень хорошо провести время с друг другом, совершенно не сдерживаясь и не боясь, что дети зайдут в самый неподходящий момент или услышат то, что слышать не должны. В сладких стонах и мягких простынях они провели четыре часа и, кажется, побили свой рекорд по продолжительности секса. Великие шаманы или родители — они всё ещё подростки, у которых шалили гормоны и было много потребностей в этом плане, которым только дай волю, и поглотят с головой. И сегодня у них наконец-то выдался шанс на то, что действительно ощущалось, как занятие любовью, а не являлось быстрым перепихоном в перерыве между уроками. И от такого колличества удоволетворения просто сносило рассудок. — У нас есть ещё какие-то планы? — спросил Сатору, выходя из душа. Он только недавно отошел от близости и выглядил очень трогательно с этим едва заметным румянецем на щеках. Сугуру хватило одной секунды и одного взгляда на него, чтобы снова его захотеть. — Сходим в парикмахерскую. Я помню, что тебе давно хотелось сменить причёску, но не было времени. А потом пойдём на шоппинг, ты там тоже что-то хотел. — Ты помнишь? Я же просто вскользь упомянул это месяц назад. — Годжо глубоко это тронуло и он даже не поверил в услышанное. Гето тогда был очень уставшим и чуть ли не отрубался, но даже так, тот сделал себе пометку о его хотелках и ждал шанса их исполнить…от этого осознания в груди в очередной раз за сегодня разлилось сладкое тепло. — Да. Хотел вытянуть тебя раньше, но это оказалось не так просто. Надеюсь, ты не успел передумать? — Нет, я даже знаю, что хочу конкретно сделать с волосами. Спасибо, любимый. — он заключил Сугуру в свои объятия, крепко прижавшись и в очередной раз убеждаясь, что отношения с ним — самое правильное решение в его жизни. *** Уже в парикмахерской Годжо заявил, что его парню тоже нужно немного разнообразить облик, а потому отправил его в кресло в другой части зала (они решили сделать друг другу сюрприз и до последнего не видели, что другой делает с волосами). Конечно, Годжо умолял его не укорачивать длину, но тот всё равно смог его удивить. — Тебе очень идёт. — сказали они в унисон и так же одновременно с этого хихикнули. — Правда. Ты теперь выглядишь намного аккуратнее, — Сугуру нежно прошёлся рукой по его выбритому затылку, что забавно отдалось колючими ощущениями, — Ежик. Сатору стал выглядеть солидно с этими зачесаными назад волосами. Не как подросток, которым тот является, а как мужчина, которым тот становится. (Хотя его волосы всё ещё хотелось привычно растрепать.) Сугуру любил этого подростка всем сердцем, но просто таял с нового образа Сатору, который тот неспеша создавал, меняясь внешне и внутренне. — Ты понимаешь, что я теперь всегда хочу видеть тебя с этими кудрями? — Сатору с наслаждением сжал их в своих руках, поражаясь их мягкости. — Обойдешься, эти будут держаться пару дней. — чуть усмехнулся Сугуру. Сделать такую укладку, чтобы тот отстал, показалось ему самым оптимальным решением, но Годжо так понравилось, что он задумался о том, чтобы переодически делать себе кудряшки дома. — Шучу. Я хочу видеть тебя всю жизнь с любыми волосами, да и вообще в любом виде, лишь бы это был ты…но кудряшки тебе реально подходят, — он притянул прядь к своим губам и оставил на ней легкий поцелуй, вызывая у парня смущение, — Надеюсь, ты продолжишь их отращивать. Сатору смотрел на него с такой любовью, что отказать ему было невозможно: — Если тебе нравятся, то продолжу. — Ура! К тридцати будешь, как Рапунцель. Очередной мультик, который пришлось смотреть с детьми. Дети тогда тоже сказали, что ему бы подошла более серьёзная длина. Говорят, что волосы хранят воспоминания. В таком случае, Сугуру действительно не имел права стричься, лишь бы сохранить при себе этот воздвигнутый внутри дом воспоминаний, который был так ему дорог. Дальше был шоппинг. Они с важным видом ходили по дорогим бутикам со стаканчиками из старбакса и с причёсками из салона, чувствуя себя, как те самые малолетние миллионеры. Сатору всё идеально шло и Гето совершенно не пожалел о том, что взял с собой сразу несколько кредиток. Для них было непринципиально, кто платит — оба хорошо зарабатывали уже сейчас. Но ему снова захотелось за ним поухаживать, поэтому Сугуру случайно скупил ему пол магазина. Фушигуро Тоджи бы точно перевернулся в гробу, если бы узнал, что его проклятие, похожее на червяка, теперь использовали для переноса новых шмоток Годжо. И не только Годжо, они понабирали целую гору всего для детей в том торговом центре — от сладкого до одежды. Но после того, как Сатору уломал Гето померить пару классических костюмов, карты окончательно покинули последние средства, и им пришлось выйти из торгового центра, договорившись пользоваться счетами Годжо до следующих выплат с заданий. Надо сказать, что сливать деньги подобным образом было отдельным видом терапии. После этого они пол вечера ходили довольные и смеялись со всякой ерунды, стараясь вести себя беззаботно и просто наслаждаться моментом. *** Они неспешно гуляли по набережной, когда начало садиться солнце, наслаждаясь последними мгновениями их свидания. Сатору, поддавшись настроению, взял своего любимого за руку, сплетая пальцы вместе, и утянул в танец. Рядом с Сугуру он ощущал себя так окрылённо, словно весь мир принадлежал только им двоим, словно от каждого прикосновения Сугуру рождалась новая вселенная, словно они поднимались на восьмое небо от счастья — седьмое давно перескачили. Повинуясь этим светлым чувствам, Годжо нежно улыбнулся и крепче взял парня за талию, прижав к себе и распространяя на него бесконечность. Теперь с каждым новым шагом они буквально поднимались по невидимой лестнице в небо. — Не бойся. — мягко прошептал он, чтобы успокоить опешевшего Гето, который только успевал подстраиваться под его движения. Но успевал. И делал это идеально, ведь они превосходно чувствовали друг друга. — Не боюсь. Ты же со мной. — Гето улыбнулся, позволяя ему вести дальше и послушно следуя за ним, как за своим главным ориентиром. Сатору таял от этого абсолютного доверия, аккуратно направлял его вверх и кружил в танце, держа его рядом крепко-крепко, но при этом бесконечно нежно. С каждым шагом они были ближе к звездам. А с каждым совместнопрожитым днем они достигали новых высот счастья, познавая новые грани этого чувства. — Я люблю тебя. — они произносят это одновременно и тихо с этого смеются, не решаясь нарушить интимную сокровенность момента какой-нибудь неосторожностью — всё казалось слишком волшебным. Сатору уверен в том, что он буквально дышит Сугуру. Ему противит вдыхать воздух, в котором не чувствуется запах его парфюма с остринкой или его шампуня с ароматом роз, и он буквально задыхается, когда Сугуру нет рядом, словно теряет доступ к кислороду — ему становится плохо и лёгкие будто сдавливает, пока внутри появляется нехорошее предчувствие. Вместе с этим ему отвратительно смотреть на мир, когда он не видит рядом Сугуру — без него вся его всемогущая красота становилась бессмысленной и теряла все краски, будто бы рама картины теряла холст, на котором изображен шедевр. Но рядом с Сугуру весь мир начинал выглядить так, словно фильм самого талантливого кинорежиссёра, где каждый кадр, каждый момент был невыносимо красив. Сатору пропал без вести. Утонул в шоколадных глазах, провалился в шелковые волосы, потерялся в нежности голоса и не думал выбираться, наконец-то найдя свое место в этом мире. Зависимость? Пускай. Любовь — его благословение, а не проклятие. Когда танец подходит к концу он бережно берёт на руки своё счастье, ласково спрашивая: — Хочешь, отнесу тебя домой, принцесса? Его принцессу охраняет радужный дракон, у неё длинные волосы, грация в каждом движении и вовсе он не принцесса. Но обращался с Сугуру он именно так. — Ты и есть мой дом. После этой фразы Сатору кажется, что его уровень счастья сейчас даже не на восьмом небе, а касается другой галактики. Сугуру притягивается ближе и оставляет поцелуй на губах, тихо добавляя: — Но я слишком соскучился по детям. Так что давай возвращаться. — Я тоже. Здорово, когда есть, к кому.