Сонет №

— Я хочу поплавать в океане. Решение пришло к Робу в момент невыносимой скуки, когда он сидел в своей каморке и думал над тем, что ему сказал Лиам накануне. По большому счету ему должно было быть плевать на то, как его видят другие, но он и правда отбирал у себя маленькие радости, идя на поводу своей излишней сдержанности. Лиам, которого он уведомил и даже огорошил своим заявлением, осторожно улыбнулся. — Сейчас осень. Твой организм не предназначен для такого холода. Роб не стал говорить о том, что последний его заплыв как раз случился поздней осенью два года назад, когда он, почти единственный выживший после взрыва, тащил тела к берегу. Тогда ледяная вода казалась наименьшей проблемой, потому что в руках у него нашло свой покой тельце Камиллы, которую он просто обязан был доставить на сушу, чтобы позже проститься с ней как положено. — Я не собираюсь плавать целый час. К тому же, иногда полезно закаляться. — Это твое право. Но я буду рядом для подстраховки. Они условились отправиться на пляж через пару часов, когда будет хотя бы полдень. Погода в последнее время радовала: было безоблачно, и солнце венчало небосвод, но идти купаться утром было бы самоубийственно, поэтому Лиам и Роб дождались двенадцати часов. Роб предусмотрительно взял с собой полотенце и бутылку питьевой воды. Пока они дошли до побережья, солнце поднялось еще выше. Когда Роб принялся снимать с себя одежду, Лиам просто стоял и смотрел за горизонт. Он не собирался снимать рубаху и штаны — только ботинки, — потому что его тело должно дольше оставаться мокрым, учитывая особенности его температуры. — Ты готов? — Лиам посмотрел на него. Это был самый правильный вопрос. Тело можно приучить к холоду, но нельзя навсегда прогнать воспоминания, причиняющие столько боли. Роб тряхнул головой. — Готов. В прошлый раз он был в океане, когда спасал Лиама. Теперь же он шел туда по своей воле. Едва его босые ноги соприкоснулись с кромкой холодной воды, все тело покрылось мурашками. Ничего, можно привыкнуть. Роб зашел дальше. Лиам, охваченный какой-то непонятной радостью, побежал вперед, навстречу волнам, разбрызгивая воду вокруг себя. — Давай же! Просто окунись — так легче. — Тоже мне, русалка, — проворчал Роб себе под нос. — Я все слышу! Роб не мог не улыбнуться. Он зашел в воду по пояс и наконец-то нырнул. Дрожь за мгновение пробрала все тело. Конечности пронзило маленькими иголочками холода, ощущавшимися как тысяча уколов. Когда он вынырнул, то сделал большой вдох, потому что за секунды нахождения под водой грудь успело стиснуть. — Как ты? — Лиам оказался рядом и придержал его под локоть. — Нормально. Но удовольствия мало. — Ты просто не понял всю прелесть пребывания в океане. Пока что. — Какие тут могут быть прелести? — А я покажу тебе, — решительно сказал Лиам и потянул его в сторону. — Встань спиной к солнцу. Да, вот так. Закрой глаза. Не бойся. Просто закрой их. — Что ты собираешься мне показать? — Раз я не могу показать тебе красоту глубины, я покажу тебе красоту на поверхности. Роб-таки закрыл глаза. — Валяй. — Теперь, когда ты можешь только ощущать и слушать, расслабься и доверься мне, — Лиам нашел его руки под водой и мягко взялся за них, словно это действие не было чем-то личным. — Ты слышишь? Роб напряг слух. — Слышу что? — Как природа поет, — голос Лиама стал мечтательным. — Природа поет на все лады: звучит океан, звучит ветер, звучит многоголосие птиц — и все вместе это одна песня. Просто послушай. Вот так. Мы вдали от цивилизации, и у нас есть привилегия — природа разговаривает только с теми, кто готов ее слушать, и мы с тобой готовы. Ты чувствуешь это? Ты — часть природы. Помни об этом. А теперь прислушайся к себе. Лиам дал ему минуту на это и продолжил: — Тебе уже не так холодно, правда? Океан укутал тебя собой, как своего ребенка. Не будет ничего прекраснее этого момента, потому что именно в этот момент ты постигаешь одну истину. Все это: солнце, греющее твою спину, вода, принявшая твое тело — все это останется навечно, а ты — нет, и это прекрасно. Почувствуй себя маленькой частью вечности, ведь только будучи маленькой смертной частью, человек начинает ценить жизнь. Слова Лиама насыщали слух Роба. Его чувства, ощущения — все шло вслед за ними, будто вторя. Лиам шепнул: — Открой глаза. Медленно Роб поднял веки. Он не знал, разглагольствования о красоте так подействовали или нет, но в этот момент лицо Лиама напротив показалось ему частью этой бессмертной красоты. — Что ты чувствуешь? Ответ не пришлось долго искать. — Как все говорит со мной… Ты использовал свой трюк внушения? Лиам легонько сжал его пальцы. — Я бы никогда не сделал это с тобой еще раз. — Хочешь сказать, тебе нужно разрешение? — Всегда. Мне нужно твое разрешение даже сейчас. — Разрешение на что? Лиам приблизился к нему. — На то, чтобы поцеловать тебя. Душа Роба не завопила «да» или «нет». Она просто замерла, словно притаилась. Он вглядывался в черты лица, находящегося так близко к нему, и силился отреагировать хоть как-нибудь, хоть словом или действием. Наверное, все дело в том, что Лиам любил ставить его в тупик. Что он должен был ему ответить? Роб подозревал, что истинные желания были написаны у него на лице, и он молился, чтобы Лиам считал их и ему не пришлось бы говорить о них вслух. И Лиам считал. Улыбнувшись уголком губ, он поцеловал Роба. Скорее, это ощущалось как обыкновенное соприкосновение. Ничего необычного. Но Роб понял, что ошибся, поскольку стоило Лиаму усилить напор, парадоксально оставшийся нежным и трепетным, он распробовал всю прелесть происходящего. Губы Лиама двигались без усиленного нажима, но уверенно, и Роб подхватил этот неспешным ритм. Он обхватил Лиама руками, разрешив ему и себе отдаться чувству. Невинный поцелуй, ничего более. Но в Робе вспыхнул огонь, затопивший собой вены и каждую фибру. Он отстранился. Ему хотелось спрятать лицо или скрыться в бушующих волнах, и Лиам почувствовал это. Он обхватил лицо Роба ладонями. — Все в порядке. Было ли так на самом деле? Роб затруднялся ответить, но чувствовал наверняка — теперь, испробовав губы Лиама, он был окончательно и бесповоротно зачарован. Они вернулись в дом совсем скоро. Во-первых, у Роба был риск заболеть. Во-вторых, после поцелуя — спонтанного для Роба и продуманного для Лиама — казалось странно продолжать купаться, будто ничего и не было. Да, Лиам все продумал, но его не за что было винить — он просто поступал так, как ему подсказывало сердце. Он не видел ничего постыдного совершенно ни в чем. Но это не означало, что он не умел смущаться. Дома Лиам принялся готовить. И ладно бы, если бы он готовил что-то совершенно обыкновенное, но нет — он колдовал над столом долго и усердно и, как итог, наконец поставил сковороду на огонь спустя полтора часа стараний. Лиам делал все, чтобы лишний раз не встречаться с Робом взглядами. Правда, когда поздний обед был готов, ему пришлось развернуться, чтобы поставить наполненные тарелки на стол. Это оказался плов. Сначала они ели в тишине. Потом Роб вспомнил: — Твоя семья, наверное, думает, что ты умер. На тот момент Лиам уплетал уже третью ложку. — Так или иначе, им все равно на меня. Я не врал, когда говорил, что сильно с ними повздорил. В голове Роба снова возник укоряющий, разочарованный взгляд матери Лиама. Как бы там ни было, он не собирался лезть в чужие дела, насколько бы они не казались интересными. — Ты не мог совершить ничего такого, чтобы заслужить подобное отношение. — Ты не можешь знать, Роб. — А мне и не нужно. Просто, возможно, стоит поговорить с ними? К тому же, ты наверняка скучаешь по дому. Лиам, наполнившийся ностальгией, отложил ложку. — Скучаю. Безумно. — Знаешь, что я считаю? Я считаю, что ты должен поехать к ним. Как далеко они живут? — Примерно день езды на лошадях. Роб отмахнулся. — У меня есть автомобиль. — Ты хочешь поехать со мной? — удивился Лиам. — Если ты позволишь. — Я не уверен, что готов вновь увидеть их. Помимо прочего, они будут не очень рады видеть обычного человека на их территории. — Я не обычный человек. Я тот, кто спас тебя от смерти. Вряд ли они настолько злы на тебя, чтобы не обрадоваться твоему здравию. — Роб, я… — Лиам провел рукой по волосам в обреченном жесте. — Мне нужно время, хорошо? — Дай знать, когда будешь готов. Сам Роб едва ли хотел встречаться с теми, кто отверг родного человека, но Лиам страдал — это было видно. Роб считал его ангелоподобным, считал его образцом покладистости и безмерной доброты. Может, у его народа суровые нравы, не прощающие даже незначительные мелочи? — Ты никогда не рассказывал о своей семье, — Лиам решил, что будет лучше переключиться на другую тему. Роб пожал плечами. — О ней нечего рассказывать. Родители умерли, когда мне было двадцать два года, а родная сестра живет где-то за границей. Я один. — Зато у тебя есть я. Тоже неплохо, согласись, — Лиам не стал развивать из сказанного Робом трагедию. — Что на счет второй половинки? Детей? — Я не придаю вопросам любви большое значение, — Роб решил быть честным. — Я влюблялся лишь однажды, но она предпочла другого. Вот и вся история. — Это было давно? — Мне было двадцать пять. Лиама всегда выдавали глаза, и сейчас они были полны сожалений. — Не надо так смотреть на меня. Я прекрасно обхожусь без этой вашей хваленой любви. — Я уверен, что сегодня в океане ты бы ответил совершенно иначе. — Лиам, послушай, — Роб набрал в грудь побольше воздуха. — То, что случилось в океане… Это просто случилось, ладно? Такое бывает. Не думаю, что этому тоже нужно придавать большое значение. Глаза Лиама моментально сузились, а губы напряглись, сжимая рот в тонкую линию. Роб хотел бы врезать самому себе за эту наглую ложь, но он не видел у них с Лиамом дальнейшего развития просто потому, что сам Роб не способен был отдавать что-то взамен. Его черствость как всегда все испортит, а Лиам… Лиам слишком хорош для такого как он. Так пускай лучше Роб обозначит все сейчас, чем потом разобьет ему сердце. — Все в порядке, я понимаю, — Лиам старался придать своей интонации цвета, но вышло плохо. — Мне нужно в воду. Вернусь вечером. Роб согласно кивнул и, словно назидательный укол, ощутил как собственные губы начали гореть, возвращая его в момент сегодняшнего поцелуя.

***

Камилле случилось увидеть лик войны только потому, что она наотрез отказывалась расставаться с отцом. Маршруты Стивена были более-менее безопасными: госпитали, базы, а потом и корабли, но и там его дочь видела немало ужасов. Несмотря на это, Камилла все равно предпочитала быть рядом. После знакомства с Робом она часто проводила с ним время, пока Стивен был занят неотложными делами. Роб никогда не жаловал детей: они казались ему шумными, суетливыми, капризными, но Камилла оказалась не такой. Она была смышленой, понимающей, покладистой. Роб как сейчас помнил момент, случившийся на второй неделе их знакомства. Камилла стойко держалась и не позволяла удушливым слезам завладеть ею, хотя ей очень хотелось. Она смотрела на отбывающих солдат, вцепившись в рукав Роба. — Дядя Роб, — едва она назвала его по имени, ее губы сжались дрожащей линией. — Ты точно вернешься? Роб присел на корточки напротив нее. — Ну конечно вернусь. — Они все так говорят… А потом, потом… Детское сердце не могло справиться с переживаниями, и Камилла все же заплакала, но заплакала тихо и словно в смущении, стесняясь своих слез. — Я разве похож на всех? Эй, — он шутливо тронул ее нос. — Я правда вернусь. Обещаю тебе. — Тебе уже надо идти, да? — взглядом Камилла проводила строй солдат. — Да… Послушай, Камилла, — Роб стиснул ее маленькую руку. — Будь сильной и не думай о плохом. Ты ведь сильная, ты чудесная. Я бы хотел иметь такую дочь. Камилла понимала, насколько важны были эти слова. Она всегда все понимала. Роб поцеловал ее в голову и поднялся. — Мы еще увидимся. И они правда увиделись. Это случилось через два месяца, когда Роба вдруг вызвал командующий полком, который сказал ему о том, что генерал Стивен Харрингтон желает его видеть. Встреча оказалась неожиданной, ведь следующим пунктом назначения Стивена был очередной госпиталь, но никак не казармы, находившиеся почти на передовой. — Моя дочь настояла на том, чтобы я приехал сюда, — сказал тогда генерал. — У меня есть для тебя новая работа, солдат — впредь ты будешь рядом с Камиллой, чтобы защищать ее. А в итоге Роб так и не смог. В итоге он оказался просто бездарным защитником. Наверное, Роб ушел бы в свои воспоминания еще глубже, если бы в комнату не вошел Лиам. Предварительно постучавшись, конечно. — Я долго думал над твоим предложением и… Словом, я хочу навестить свою семью. — Когда? — Если ты не против, то мы могли бы выехать сегодня. Только… мне надо намочить одежду в дорогу. — Возможно, это не мое дело… — произнес Роб ровно. — Но почему ты передумал? Лиам ответил: — Они моя семья. Спорить с этим было бы глупо. У Роба уже давно нет семьи, но он понимал, как она бывает важна. Когда Лиам вернулся из океана, они принялись собирать вещи в дорогу. Их было немного, все только самое необходимое: сменная одежда, гигиенические принадлежности, небольшой перекус. Они загрузили автомобиль и, сев в него, тронулись. Никто не знал, какое количество времени они пробудут там, в общине. Вполне вероятно, что Робу придется уехать почти сразу, потому что народ Лиама мог его не принять, но Роб старался об этом не думать. Более того — подсознательно он боялся, что этот день станет последним днем, проведенным вместе. Имелись все шансы, что семья простит Лиама и примет его обратно в общину, а Роб будет вынужден прощально помахать ему рукой. — Что ты им скажешь? — спросил он. — Извинишься перед ними? Лиам, подставляющий лицо ветру, внимательно посмотрел на Роба. — Я не стану извиняться за то, о чем не жалею. Роб, — он стал как никогда серьезным. — То, что ты можешь узнать обо мне, когда мы приедем… Ты будешь в праве отвернуться от меня. Я говорю это сейчас, потому что потом мне будет больно видеть твой разочарованный взгляд. — Ты ешь младенцев на ужин? Или ты мучаешь несчастных животных? — Эм… нет. — Тогда все будет в порядке, я уверен. Внутренняя беспечность настораживала Роба, но оптимистам всегда легче удавалось переносить неприятные моменты, так почему бы не поверить, наконец, в хорошее? Дорога заняла у них около семи часов. Лиам, будучи проводником, подсказывал, куда поворачивать. В целом, у них имелась на руках карта, но Робу казалось, что Лиам вслух повторяет маршрут из чувства ностальгии. Когда они приехали, было уже утро. Община представляла собой маленькое огороженное поселение с железными ржавыми воротами. Из автомобиля было видно, как неспешно люди сновали туда-сюда: кто с ведрами, кто с корзинами, кто налегке. Создавалось впечатление, что они не знали, что такое суетливость — настолько вдумчиво они посвящали себя своим маленьким делам. — Останови автомобиль здесь, — попросил Лиам. — Если он заедет на территорию, многие испугаются. — Они никогда не видели автомобилей? — Видели. Но они предпочитают оставаться вдали от цивилизации. Пошли. Лиам выглядел бодро, но глаза снова выдавали его. Он волновался и был немного напряжен. Роб вышел из автомобиля и, прихватив сумку с вещами, проследовал за Лиамом. У ворот с дубинками в руках никто не стоял, и они свободно прошли через них, обратив на себя внимание некоторых поселенцев. Было видно, что теплый прием — не про них. Роб не мог ничего сказать по поводу своей персоны, а вот на Лиама смотрели долго и косо. Лиам же упорно шел вперед, даже не глядя по сторонам. О, Роб догадывался, какие эмоции он сейчас испытывал: стыд и сожаление. Но, что бы он там не натворил — и натворил, видимо, публично — он все равно четко дал понять, что не собирался извиняться. Его история казалась Робу все более и более интересной. Они прошли мимо нескольких деревянных домов, отживающих, судя по виду, свой последний век, затем прошли длинную узкую улочку и только потом остановились напротив такого же деревянного, но двухэтажного дома. Лиам волновался все сильнее. Роб осторожно сжал его каменное плечо в попытке поддержать. — Мы в любой момент можем уйти. — Нет, — резко ответил Лиам. — Я должен их увидеть. С этими словами он поднялся на старое, скрипучее крыльцо и, несмело занеся руку, постучался. Роб остался внизу, но мог беспрепятственно наблюдать за происходящим. Должно быть, у большинства из этого народа были проблемы с доверием, поскольку дверь сначала едва приоткрылась. Когда в проеме показалась голова, дверь начала отворяться все шире, пока не распахнулась совсем. На порог вышла женщина лет пятидесяти с платком на голове и в цветастом длинном платье. Она долго смотрела на Лиама, прежде чем показать хоть какую-то эмоцию. — Лиам, — ее голос странно надломился. Вероятно, она хотела придать ему жесткости, но у нее не получилось. — Мама. Роб вспомнил эту женщину — она была из видения. — Что ты здесь делаешь? — ей все же удалось совладать с собой. — Два года прошло. — Я скучал по вам, — просто признался Лиам. — По всем вам. — Лиам, ты же знаешь… — она осеклась. — Ты больше не с нами. — Никто не запрещал мне навещать вас хотя бы изредка, — он старался быть невозмутимым. — Разрешишь нам войти? — Нам? — Да, нам, — Лиам слегка посторонился, являя матери стоявшего внизу Роба. — Это Роб. Он со мной. — Ты привел в общину обычного человека?!.. — Все в порядке. Он… друг. — Лиам… — мать покачала головой. — Просто доверься мне. Роб не видел, но знал наверняка насколько обезоруживающий и нежный взгляд сейчас был у Лиама. Так умел смотреть только он, и эта способность была у него от черта, не иначе, потому что она заставляла человека превращаться в безвольника, следующего только за слепым зовом впечатлительного внушаемого сердца. Женщина ничего не ответила. Она окинула Роба продолжительным взглядом и посторонилась на проходе, тем самым выражая пускай не искреннее, но все же гостеприимство. Робу было неловко входить в чужой дом, но он чувствовал, что Лиам нуждался в его присутствии. Внутри дом оказался обыкновенной хижиной. Втроем они прошли к обтрепавшемуся дивану и остановились. — Где братья? — поинтересовался Лиам и следом добавил: — Обо всем ты можешь говорить при Робе. Я доверяю ему. Его мать была не рада услышанному. Сухо она сказала: — Твои братья уехали к океану. Мы можем выпить чаю, пока будем ждать их. — Было бы замечательно, миссис Данкуорт, — Роб наконец заговорил и следом удивился самому себе — давненько он не источал столько вынужденной любезности. Молча женщина прошла в кухню. — Когда мы приняли то решение… Ты подписал договоренности с этими людьми в форме, когда ушел с ними снова? — тем временем спросила она, ставя чайник на небольшую печку. Ее движения были заученными, привычными, но такими медленными, что Роб про себя назвал это размеренной суетой. — Мы обсуждали условия, поэтому мне пришлось задержаться. — На два года? — Мы долго не могли… сойтись во мнениях. Они предоставили мне кров на время составления необходимых документов. Роб постарался не подавать вид, что сказанное Лиамом было ложью. Он просто молчал и продолжал наблюдать за тем, как Лиам пытался огородить мать от инфаркта — как бы там ни было, она его мать, а сердце матерей очень хрупко и ранимо. Они пили чай в неловкой тишине. Роб думал о том, что если Лиама будет искать Военный Совет Народов, то наверняка не здесь и не сейчас, ведь, по их мнению, сбежавший вернется домой только в последнюю очередь, зная, что его ищут. О чем думал сам Лиам сейчас — непонятно. Его слегка подрагивающие пальцы обхватывали стекло чашки, а губы складывались в миловидную трубочку, чтобы подуть на горячий чай. Его мать, очевидно, хотела что-то произнести, но в последний момент одергивала себя. — Ты можешь сказать, — Лиам заметил ее потуги. — Хорошо. Как вы познакомились? Я должна знать хотя бы немного о человеке, которого ты привел в наш дом и которого посвятил в нашу тайну. — Роб спас меня после того, как я решил поплавать в океане в шторм. История должна звучать как можно складнее, и Роб добавил: — Я нашел его в довольно плохом состоянии и помог ему встать на ноги. — Вы врач? — Нет, я ветеран войны. Повисло молчание, которое продолжалось вплоть до момента, пока миссис Данкуорт не сделал глоток чая и не поставила чашку в блюдце с поразительной точностью. — Что ж, — ее губы подрагивали от явного неудовольствия, — на тебя это похоже, Лиам. Рассказы людей о благородности войны настолько отравили тебя, что теперь ты ищешь ее повсюду. Примерно на этом моменте Роб перестал что-либо понимать, но он не мог не высказаться: — В войне нет благородства. Война — мясорубка, и она перемалывает даже тех, кто ее завязал. — У тебя неправильное представление о людях и обо мне, мама, — сказал Лиам без укора, просто констатируя факт. — Ты доказал это своим поступком, иначе ты не пошел бы с теми людьми и не участвовал бы в этой проклятой войне, нарушив священное правило нашего народа! — Чтобы что? Чтобы потом увидеть ваши трупы, только потому что мы не смогли выполнить их условия? Я бы пошел на эту войну еще раз, лишь бы с вами было все в порядке. — Лучше умереть, чем знать, что твой сын стал марионеткой в руках этих негодяев! И что ты делал? Какие грязные задания ты выполнял, пороча себя и весь свой народ?! — Мама, тебе нужно успокоиться. Пожалуйста. Миссис Данкуорт заплакала. — Ты всегда… — всхлипнула она. — Всегда поступал по-своему. Ты бы мог продолжать жить в семье, если бы не сделал то, что сделал. — Я могу жить с вами и сейчас, — Лиам накрыл ее руку своей. — Вам нужно только позволить мне. — Нет, — мать замотала головой. — Нет, Лиам. Вы можете остаться на пару дней, но не более того. То, что происходило в голове Роба, нельзя было назвать мыслительным процессом — это был взрыв планетарного масштаба. Чем больше он слышал, тем больше ничего не понимал. Лиам воевал? Сколько ему тогда было: двадцать два, двадцать три? Что он там делал? — Хорошо — пара дней, — разговор тем временем продолжался. — Но я прошу тебя, мама, — пускай эти пару дней будут прежними, как раньше. Будь щедра и благосклонна и сделай мне такой подарок. — Я поговорю с твоими братьями, но не могу ничего обещать, — ответила миссис Данкуорт. — Завтра они будут рубить бревна для подготовки к зиме. Нужны руки. Если хотите, можете присоединиться. — Благодарю тебя, мама. Где мы можем остановиться? Братьев Лиама дождаться не удалось, но миссис Данкуорт сказала, где можно найти себе временное пристанище. Всю дорогу до торговца-палаточника Роб не проронил ни слова. Он был обескуражен: образ Лиама, который выстроился в его голове до этого, теперь рухнул с высоты небес и разбился. А Лиам шел рядом и поджимал губы. Он предупреждал, что Роб может услышать что-то, что изменит его мнение о нем навсегда. Роб перебирал самые разные варианты, но никогда бы в жизни не подумал, что Лиам — солнечный и хрупкий Лиам — участвовал в войне. — Ты вправе задавать вопросы. Любые вопросы, — Лиам почувствовал его настроение. — Давай сначала обустроимся, — только и ответил Роб. Торговец палатками и всевозможными снастями занимал свой укромный уголок на небольшом базаре. Он с радостью продал им палатку, взяв за нее сущие гроши. Со своей ношей они немного вышли за предел общины и остановились на берегу реки. — Остановимся здесь, — Лиам скинул вещи на землю. Вместе они собрали палатку за двадцать минут. Она, вопреки представлениям Роба, оказалась большой и вместительной: заходя в нее, он даже почти не пригибался. Есть и пить не хотелось, поэтому Роб просто присел на расстеленное одеяло и выжидающе посмотрел на Лиама, расположившегося напротив. — Рассказывай, — сказал Роб. — Все с самого начала. — Хорошо, — Лиам подумал пару мгновений и начал рассказ: — Такие организации, как Военный Совет Народов знают все и обо всем. Не удивительно, что однажды они узнали и о нас. Испокон веков мы оставались в стороне от любых военных действий — принятый предками внутренний закон не позволял вмешиваться. Но эта война решила все. Просто представь, каких результатов могла бы добиться одна из сторон, получи она в руки таких солдат как мы. В нашу общину пришли люди из Совета и потребовали одного добровольца для специального задания. Они пригрозили захватом всему поселению: сопротивляющихся расстрелять, остальных — в тюрьму. Мой народ, он… Он гордый, понимаешь? Мир для нас — святое правило. Но стоя под прицелом ружья, я понял, что почитаемый нами мир бессмыслен, если не останется никого, чтобы его почитать. И я согласился. — В чем заключалось это специальное задание? — Роб зацепился за эту фразу. — Внутри Совета было неспокойно. Даже если люди на одной стороне, у каждого свое представление о ведении политики и свои интересы. Специальное задание заключалось в том, чтобы убрать целую плеяду высокопоставленных чинов, не разделяющих их точку зрения. Роб смотрел на Лиама и не мог понять — как?.. — Ты… — задохнулся он. — Ты… — Да, — сказал Лиам. — Я вынужден жить с этим каждый день. Я не святой, никогда им не был, но после этого… Мои руки не отмыть от крови. Робу казалось, что с него достаточно информации. Он не мог, не хотел сопоставлять факты и видеть Лиама в новом свете. Но Робу пришлось. Нет, он не мог назвать Лиама плохим, ведь Роб и сам забирал жизни, но образ непричастного к грязи войны Лиама рассыпался на глазах. Ему хотелось спросить только одно. — Как ты справляешься с этим?.. Лиам пожал плечами. — Никак. Порой я просто малодушно оправдываю свой поступок тем, что если бы я не сделал этого, мой народ пострадал бы. Если я не буду держаться за эту мысль, я сойду с ума. — Боги, Лиам… — Роб не мог подобрать слов. — Я пойму, если сейчас ты предпочтешь отвернуться от меня и… — Я не отвернусь от тебя. Но мне жаль. Жаль, что жизнь поставила тебя перед выбором. Лиам ничего не ответил. В этот момент Роб впервые увидел в его глазах слезы.