Ни звука больше о женских бедрах

К тому моменту, когда их церемония уже готова начаться заново - знаменитый барьер клана Лань оказывается убран равно смущенным, как и впечатленным дядюшкой Лань Сичэнем: мужчина держит за руку своего смущенного племянника и одновременно с этим делает плавный взмах ладонью другой руки, развеивая барьер. Все это никак не влияет на сокращение численности гостей. В противовес ожидаемому - во всяком случае со стороны одного из участников предстоящей церемонии, все происходящее сильно смахивает на то, что толпа скорее увеличивается - причем исключительно на силе предвкушения. Когда Старейшина Илина снова появляется на трибуне, это вызывает дружный судорожный вдох целой толпы гостей. И если раньше он выглядел сияющим изнутри, то теперь сверкающая аура появилась вокруг всего его силуэта. Причем буквально... На нескольких мгновений этот переливающийся свет становится настолько сильным, что кажется почти неземным сиянием, заставляя пульсировать, то что внутри и то, что снаружи него, на манер привидения из потустороннего мира. Требуется пара мгновений, и всем становится очевидно, что это действительно некое привидение. Заключившее знаменитого Старейшину Илина в свое мерцающее потустороннее сияние. Для человека, который повелевает разнообразной нежитью при помощи своей чёрной флейты, стоящий на подиуме Вэй Усянь выглядит как небожитель, сошедший с Небес. А затем привидение просто растворяется в воздухе, словно его и не было. И перед толпой гостей предстает опять все тот же самый Старейшина Илина с ослепительной улыбкой. Ничуть не хуже прежнего, даже несмотря на то, что всего несколько минут назад в него, как всем показалось, вселился какой-то призрак. Если Вэй Усянь и был в курсе произошедшего, он ни единым жестом этого не демонстрирует, а вместо этого протягивает руку к ребенку, сидящему в первом ряду среди остальных представителей клана Гусу Лань. - Где мой податель колец? - зовёт он с мягкой улыбкой. Лань Сычжуй поднимается на подиум, его осанка настолько строгая и величественная, что им бы гордились все его многочисленные предки из клана Лань. Все это плюс сияющая улыбка на лице. Мальчик держит в руках два одинаковых футляра, в которых хранятся кольца. Он протягивает Вэй Усяню первый футляр, тот, в котором находится кольцо с гравировкой имени его отца. Вэй Усянь весело подмигивает Сычжую, принимая футляр из его рук. После этого Сычжуй поворачивается к отцу и протягивает футляр с кольцом, внутри которого выгравировано имя его любимого шифу, и это действие сопровождает его полная гордости улыбка , которая словно заявляет: «Папа, мы сделали это!» Лань Ванцзи улыбается сыну в ответ, и толпа судорожно вздыхает во второй раз. Потому что ни один из них ни разу в жизни не видел улыбки Лань Ванцзи. По крайней мере, той, что сейчас открыто говорит: «Я люблю тебя». Сычжуй кивает ему в ответ, и его улыбка становится ярче. Мальчик, было, поворачивается, чтобы спуститься по ступенькам, но Вэй Усянь останавливает его, мягко кладя ладонь ему на плечо. Когда Сычжуй в замешательстве разворачивается к нему, Вэй Усянь достает откуда-то из своего алого ципао крошечный мешочек. - Новая жизнь подразумевает нас троих. Так что тебе, конечно, следует остаться. Сычжуй бросает удивленный взгляд на отца, но холодное лицо мужчины никак не выдает его чувств, поэтому малыш послушно кивает. Сычжуй снова переводит взгляд на своего шифу. Который выуживает из мешочка ещё одно кольцо и становится на оба колена, протягивая ему кольцо на раскрытых ладонях. - Примешь ли ты меня в свою семью, Лань Сычжуй, не только как своего шифу, но и как одного из своих отцов, чтобы с этого дня заботиться и беречь тебя, в горе и радости, в богатстве и бедности, в болезни и здравии, любить и лелеять, пока смерть не разлучит нас? Наступает гробовая тишина, посреди которой вся толпа гостей стоит, затаив дыхание, и наблюдает за происходящим. Это момент наивысшего напряжения. Потому что за время этой маленькой речи улыбка Сычжуя исчезает с его лица, и ребенка охватывает некое подобие неподвижности. Улыбка Вэй Усяня тоже начинает тускнеть, и как только он принимается извиняться за эту нелепую сцену, Сычжуй бросается ему на шею и обнимает руками, почти заваливая того назад. - Да, да, да!! - выкрикивает Сычжуй, тон его голоса выдает слезы, которые он изо всех сил пытается сдержать. - Мы оба будем заботиться и беречь тебя, и папа, и я. Вот увидишь! В отличие от ребенка, Вэй Усянь не пытается сдержать слезы, и они текут по его щекам, пока он обнимает Сычжуя в ответ, шепча в его ухо: - И я тебя тоже. По толпе проносится торнадо нескольких приглушенных слезоразливов, хотя большинству гостей всё-таки удается ограничиться всего лишь комком в горле от умиления. Когда Вэй Усянь поднимается с колен во весь рост и надевает маленькое кольцо на указательный палец Сычжуя, толпа переживает появление целой второй за один день улыбки Ханьгуан-цзюня. И эта улыбка - на этот раз - куда менее невинная. Далее обмен клятвами происходит в более сдержанной манере. Поэтому, когда раздается финальное «А теперь вы можете поцеловать своего супруга», толпа испускает последний судорожный вздох за этот нелегкий день. Поскольку Ханьгуан-цзюнь, эта Королевская Ледышка клана Гусу Лань, этот достойный представитель прославленного поколениями предков наследия и семейного богатства, посылает к херам всю сдержанность и здравомыслие, проявленные двумя предыдущими парами, а также веками прославленную нравственность и холодность Облачных Глубин и вовлекает ничего не подозревающего Старейшину Илина в наличествующий согласно ритуалу поцелуй. И это отнюдь не скромный клевок в губы. И совсем не краткое соприкосновение губ. Нет нет нет. Это нечто такое, что заставляет детей стыдливо отводить взгляд. Нечто такое, что заставляет несчастливых в браке супругов, что стоят среди зрителей, смотреть на своих мужей или жен с укоризной. Нечто такое, что заставляет одиноких тяжело вздыхать, страстно желать и с тоской мечтать о любви. Это заставляет толпу вычеркнуть напрочь все предыдущие глупые слухи о том, что Старейшина Илина мог сбежать, оставив Ханьгуан-цзюня в одиночестве у алтаря. Это заставляет всех присутствующих в толпе извращенцев с сожалением вожделеть опции платного просмотра события в день премьеры.