Justice of digital

      Он не мог уже больше терпеть этого. Просто не мог. Не мог сносить как шиноби и как гражданин одной из некогда самых могущественных скрытых деревень того, как медленно, но верно умирает его мир, окутанный тысячей мельчайших, невидимых глазу проводов, черпающих чакру из окружающего пространства, которые, словно нити ткани бытия, теперь опутывали все вокруг благодаря Великой Грибнице.       Ушел в небытие не просто мир шиноби, сдавшийся и проломившийся, как гнилой старый череп древнего павшего ломается под копытом коня, несущего воина битвы нынешней. Ушел в прошлое мир, в котором сила приобреталась со старанием и стремлением, со знанием и тренировкой, а успех зависел от твоего искусства, неважно какое оно — ниндзюцу, тайдзюцу или кендзюцу. Теперь от него не осталось даже руин. Потому что их просто не было.       Внеземной клан Ооцуцуки и их прихвостни, Металлический Цех Марса под руководством никому неведомых Бессмертных прочно обосновались в этом мире, обещавшим некогда быть таким уютным и безопасным под сенью Альянса шиноби. Но вот незадача — даже союз самых могущественных ниндзя не смог справится с новой, идеальной угрозой.       Металлическим машинам не нужны были сон, еда и питье, а также отправление других естественных надобностей. У них не было нужды в обучении, росте и развитии. Даже воспроизводство их шло неестественным путем штамповки на Материнском заводе, находившемся где-то в глубине Марса и, по слухам, снабжаемым энергией чистой чакры, высасываемой из тел некогда похищенных великих ниндзя.       Возможно, что кореш Наруто и Хината первыми стали жертвой этой энергетической установки, которая из крошечного всплоха живой чакры могла сразу воспроизвести миллионы киловатт энергии! Следом за ними были похищены Киллер Би и Пятый Казекаге Гаара. Саске-сама каким-то чудом сумел избежать печальной участи, впрочем, как и всегда. Не сидится же ему на месте, да еще и Боруто, как назло, в последний раз увязался с ним якобы на поиски новой силы!       После побега Ады и Каваки в иное измерение парень был сам не свой. Те слова, что бросил ему Каваки, проклиная Коноху… Они, верно, резанули Боруто по самому сердцу.        — А ты, сучка, все же когда-нибудь ослепнешь! — пожелал Каваки тогда и Сараде, в чье гендзюцу был безукоризненно пойман прежде, чем нанес бы последний, сокрушительный удар по Боруто. У Сарады, как, наверное, у любого из истинных Учиха, все техники, связанные с шаринганом, получались безупречно, хотя, признаться, все же не с первого раза.       Боруто честно хотел тогда нанести ему смертельный удар в ответку. Возможно, из-за того, что Сарада тогда подвергла себя из-за него серьезной опасности. А, возможно, он хотел сделать это не для того, чтобы убить Каваки, а в надежде, что уродливая сущность, всецело завладевшая его другом, отринет его и сгинет, наконец, в такое родное небытие. Момошики, видно, крепко запротестовал тогда, наложив подобное на себя, но лишь только неизвестно кем открывшийся прямо перед Каваки и Адой портал помешал Боруто закончить начатое. Мицуки не участвовал во всем этом: был тяжело ранен, также прикрывая Боруто. Отдать жизнь за свое солнце: как это страшно непохоже на Орочимару, носителем чьих, по его скромному мнению, уникальных генов Мицуки являлся.       И именно в тот момент Конохомару и понял, что он все-таки отпустил это. Отпустил свой страх и свои переживания за своих бывших учеников. Надо же! Он-то думал, что они точно никогда не будут бывшими, что он — не дед Сарутоби и не сможет вот так просто взять и практически забыть когда… если с ними…       Конохомару часто и тяжело задышал. Он пришел сюда, к источнику в глубине леса, окружающего Коноху, чтобы смыть с себя ежегодную скверну. В буквальном смысле соскрести ногтями накопившую за год грязь — очень жаль, что нельзя разверзнуть грудь кунаем, вынуть сердце и соскрести с него еще и тяжесть позора! Или вскрыть череп и вырезать часть мозга, которая вечно будет помнить тот день, когда их всех — всю Коноху — заставили разом отказаться от Воли Огня и присягнуть на верность Бессмертным, которых Ооцуцуки называли «истинными хозяевами этого мира, нуждающимися в вечной дани и прославлении».       Конохомару ступал неслышно. Во мраке ночного леса, едва освещаемый светом слабенького и беспрерывно мигающего и мутневшего из-за отъема энергии батареи Грибницей фонарика, он казался призраком, ожившим из глубины начала истории шиноби. Дед бы точно не понял его. Он пожертвовал жизнью, сражаясь с напавшим на деревню Орочимару. А что они все?.. Что же они?       Медленно сняв с себя юката, которое он обычно одевал только в такие дни, Конохомару остался лишь в одной набедренной повязке. Он проведет обряд не сколько и не столько для собственного очищения, сколько в память деда. И всех дедов и прадедов, так или иначе сражавшихся за Коноху и Страну Огня до самого конца их жизни.       Потому что завтра должен был наступить день, в иное время ставший бы для него особым.       Подойдя к водопаду, превратившемуся от постоянного высасывания природной чакры в небольшой плещущийся ручеек с мутно-желтой водой от попадающей туда Жизненной жидкости Машин, по-простому именуемой бензином и в изобилии извлекаемой из недр Страны Земли, Конохомару, едва преодолев в себе брезгливость, прошел сквозь потоки мутной воды и направился туда, где к огромному удивлению медленно, но верно умирающей природы, еще бился живой жилкой светлый чистый родник, будто бы души всех павших шиноби Конохи собрались и объединили свои силы в этой чистой воде!       Почувствовав запах мокрой травы, Конохомару улыбнулся, протянул руку и легонько тронул пальцем бьющую вверх прямо из скалы воду. Не водопад, конечно, но, присев на корточки, можно и кое-как обмыться настоящей, чистой водой. Он нашел этот родник еще пару месяцев назад, но просто не мог даже взять воды в чайник из такой редкости и красоты. Однако завтра он должен быть полностью очищен, с соблюдением всех норм, обрядов и церемоний. Потому что завтра…       Внезапно Конохомару показалось, что он видит рядом свою собственную тень. Он вздрогнул, по привычке сжал руку, думая о том, что несмотря на строжайший запрет для шиноби использовать чакру, кто-то все-таки решился его нарушить. Но кто? Кто отважился? Неужели Мицуки или Сарада?!       Внезапно из тени возник силуэт, совершенно не напоминавший Конохомару двух своих бывших учеников, одна из которых стала джоунином и была теперь первой помощницей Восьмого Хокаге Шикамару, а второй — усиленно работал вместе со своим треклятым родителем, выглядящим сейчас даже моложе своего двадцатилетнего дитя, на новых хозяев (к которым быстро переметнулся, почуяв, что может прикоснуться к силе более могущественной, чем силы любого из когда-либо живших шиноби).       Но это был такой знакомый, собранный наверх, но чуть более растрепанный, чем у отца, хвост иссиня-черных волос. Зеленые с паволокой глаза матери. В свете внезапно и почти подло невероятно ярко блеснувшей частью лика из-за плотных туч луны Шикадай казался рослее и крупнее своего отца, чем-то неуловимо напоминая более ширококостного Шикаку-сама, которого Конохомару помнил еще с далекого детства. И если раньше молодой Нара виделся Конохомару самым что ни на есть типичным ниндзя Конохи, то с возрастом (и с внезапно слишком рано начавшей пробиваться достаточно густой темной бородкой) Конохомару невольно начал замечать в Шикадае неуловимые ранее типичные черты ниндзя Песка, что, впрочем, не мешало самому двадцатилетнему парню с настороженностью относится к родной деревне матери.       Свободная походка. Простота в общении, но умение подать себя в отличие от достаточно сдержанного и стремившегося к одиночеству Шикамару. Восьмой мог быть разговорчив, но по-настоящему заинтересованным же он становился, когда дело касалось серьезных проблем. На другие он совершенно не обращал внимания, предпочитая созерцание природы и неспешную игру в шоги суетному внешнему миру. Шикадаю же было любопытно все: от устройства каминарифонов, в детали которого он, тем не менее, не вникал, до истории клана Нара от его безымянного основателя, которую уже никто не помнил даже внутри главной семьи. Шикамару никогда не заморачивался такими мелочами. Он играл на широком поле. Шикадай же нескольким размашистым и сильным, глубоко продуманным ходам предпочитал маленькие, но уверенные шажочки к своей цели. Он всегда медленно, но верно шел вперед, не отказываясь от борьбы, даже если до желаемой победы был всего один-единственный и очень трудный путь, что обычно всегда и случалось, когда он садился играть с отцом.       Вместе с тем Конохомару очень удивляло, что Темари почему-то имеет на сына не столь большое влияние, как на мужа. То ли Шикадаю каким-то образом удавалось усыпить ее бдительность, а потом творить, что хотелось. То ли Темари сыну слишком многое на самом деле позволяла. В общем, Конохомару хотя и очень уважал передавшуюся Шикадаю по наследству гениальность Нара, но все же считал его человеком, который всегда себе на уме, что не мешало парню, однако, заведовать всеми контактами Конохи с Ооцуцуки и прочей властной шалупонью. Господ в последнее время что-то развелось слишком много, и если бы не Великая Грибница, то, возможно, союз шиноби, как и в старые добрые времена братишки Наруто, одолел бы наглецов на раз-два!       Странно, но Конохомару всегда представлял себе Шикадая только в двух ролях: в роли будущего главного стратега Конохи или в составе ее основной ударной силы, потому что его Тени и Ветер были поистине незаменимы как в ближнем, так и в дальнем бою. Шикадай мастерски владел додзюцу родителей, но создавать раз в год по технике, как корешок Наруто, похоже, все еще никому было не по силам. Однако Шикадай Нара, к удивлению многих уважаемых нинздя Конохи, с выбором своей специализации не спешил, а однажды даже, по словам Моэги, едва не ушел в политику.       — От отца и матери есть известия? — голос Шикадая не был взволнованным. Даже наоборот. Он как будто бы и не ждал утвердительного ответа.        — Нет, — так же спокойно ответил Конохомару, аккуратно входя в воду. Поначалу она была чуть желтоватой, но с продвижением к бившему дальше среди камней чистому ручейку в свете луны затихала мутиться и светлела.       — Это значит, — тут уже Шикадай одним рывком снял с себя толстовку вместе с футболкой, которые были отмечены знаком клана Нара. — Что ждать больше незачем. Надо инициировать поиски.       Луна совершенно вышла из-за туч и осветила своим бледно-желтым цветом крепкого, но стройного юношу. Странно, Конохомару ожидал, что Шикадай будет сильнее похож телосложением на своего отца, которого ему пару раз пришлось видеть в онсэне вместе с Наруто. Но то ли лунный свет придавал коже Шикадая такой молочный оттенок, то ли она действительно отличалась от бледности с синеватой сеткой вен Шикамару, особенно на фоне того, что молодой Нара внезапно имел развитые мышцы и крепкую грудь, на которой даже курчавилось несколько завитков. Видимо, и он частенько захаживал в спортзал к Ли, который, в отличие от всех остальных, ни разу не пал духом, а как всегда продолжал свои тренировки совместно с тренировками многочисленных за последнее время посетителей. Тренировочные базы и полигоны шиноби были повсеместно разрушены, а сами тренировки — отменены. Люди привыкали жить без ниндзюцу, тем более что Грибница бы все равно не дала им использовать чакру, предварительно не выжав ее из носителя досуха!       Шикадай тоже разделся почти полностью, но, в отличие от Конохомару, по обнаженному торсу которого уже стекали крупные капли от первых неловких плесков прохладной воды, он все же накинул на себя традиционное белое одеяние. Теперь они оба были готовы: лучше все же совершить очищение совместно.       Немного размявшись и совершив несколько принятых в клане Нара гимнастических движений, Шикадай сложил руки в молитвенном жесте, но Конохомару с неудовольствием заметил, что молодой Нара и не знает в общем-то всех нужных слов и просто бормочет что-то свое. Сам же Конохомару, закрыв глаза и сделав нужный подсчет, тихонько охнул и… неожиданно для себя буквально кинулся в воду. Под единственный чистый ручеек. И что-то внутри разрушилось, как разрушается древняя, замшелая стена, которая поддерживала главную подпорку крыши старого здания, затем с треском обвалившегося и окончательно похоронившего под собой всю прежнюю картину мира.       Да! Он сделает это!       Вместе с этими непонятно откуда взявшимися струями кристально чистой воды к Конохомару вдруг постепенно возвращалась и ясность ума. Он должен это сделать! Он не может подвести! Как раз в такое сложное время Сарутоби, как один из самых опытных кланов ниндзя, придерживающихся традиций, восходящих еще к основанию Конохи, должны взять управление рассеянной и ныне разобщенной деревней скрытого Листа в свои руки. А иначе… А то…       А Шикадай тем временем просто осторожно подошел к нему и аккуратно начал мыть руки от капающей сверху чистой воды, перебегающей по камням из ручья, в котором до этого так яростно плескался сам Конохомару. Похоже, на сей раз он все-таки ошибся с тем, что Шикадай ничего не перенял от своей песчаной матери. Ну да пусть с этим разбираются сами Нара.        — Завтра, — собственный голос, обращенный к так внезапно нарушившему его одиночество Шикадаю, показался Конохомару грохотом весеннего грома, хотя последние чистые дожди, а не мутно-желтая жижа шли почти девять месяцев назад.        — Знаю, — прикрыв свои зеленые глаза, ответил тот, — завтра Вы, Сарутоби-сама, возьмете на себя смелость объявить себя Девятым Хокаге.