***
Я впервые видел Стэнморский полицейский участок. Нас там, понятно, тоже никому не доводилось видеть, и я опасался, что нам будут чинить препятствия. К счастью, мы с порога столкнулись с инспектором Купером, который засиял как майское солнце, едва заслышав имя Холмса. — А вы, полагаю, не менее знаменитый друг выдающегося сыщика, доктор Ватсон? — обратился он ко мне и, не прекращая широко улыбаться, затряс мою руку. — О, я вижу, недавно вам пришлось работать с корреспонденцией? Чернильные пятна на вашей ладони указывают на то, что… — Нет, инспектор, — вмешался Холмс. — Доктор Ватсон — правша, а испачкана левая рука. Боюсь, вчера мой друг случайно опрокинул чернильницу. А вот мне и впрямь пришлось заниматься корреспонденцией: нужно было отослать несколько телеграмм с утра. Купер поник и смущенно отозвался: — Да, мистер Холмс, ваш дедуктивный метод пока еще дается мне с трудом. Должно быть, нужно иметь природное дарование. — Природные данные имеют значение, — кивнул Холмс, — хотя без практики они бесполезны. Но позвольте все же перейти к цели нашего визита. — Да-да, конечно. Мистер Рональд Свансон. Он уже не под охраной. Должен признать, его показания кажутся убедительными. А ведь какая была версия! Но увы. Мы пригласили собственных экспертов для исследования этого… механизма, и они подтвердили, что при всей изощренности конструкции он вряд ли мог стать орудием убийства. У нас больше нет подозреваемого, мистер Холмс. Надеюсь, хотя бы вы сможете пролить свет на это дело. Прошу вас, присаживайтесь. Я приглашу мистера Свансона. Чтобы скоротать время, я развернул «Таймс» со статьей на целый разворот, озаглавленной «Зловещие подробности убийства в Стэнморе». С утра я успел лишь бегло ознакомиться с ее содержанием и теперь воспользовался возможностью, чтобы узнать в подробностях, что еще удалось раскопать журналистам. Меня ждало разочарование: ничего особенно нового я в ней не обнаружил. Половина текста представляла собой смакование нечеловеческого ужаса, исходящего от аниматонов Джеймса Холла — отчего-то имя Рональда Свансона в связи с ними почти не упоминалось. Стоило мне подумать об этом, как я не на шутку встревожился. Ведь и полиция готова отпустить Рональда Свансона. Что если он предвидел все это и сознательно пошел на риск? Бросил тень на своего компаньона, который, если верить Кевину, приглянулся миссис Свансон, а сам теперь получит наследство. Пусть не основную его часть, но все же существенную. Остальное будет дожидаться Кевина, пока тот обучается в финансовом колледже. За это время столь изобретательный преступник может найти способ заполучить наследство целиком… Боже мой! Не собирается ли он, выждав какое-то время, расправиться и с Кевином, оставшись единственным наследником? Я уже обернулся к Холмсу, чтобы поделиться с ним ужасающими плодами своих измышлений, как отворилась дверь и в сопровождении инспектора Купера вошел худощавый и сутулый человек в огромных очках с массивной металлической оправой. Взгляд его был направлен даже не в пол, а куда-то в центр Земли, и Холмс был вынужден обратиться к нему дважды, пока тот соизволил обратить внимание на посетителей. — Сам Шерлок Холмс? — рассеянно улыбаясь, отозвался Рональд Свансон и протянул руку. — Ужасно рад встрече. Надеюсь, вам удалось что-то обнаружить. Бедный Уильям не заслуживал такой ужасной смерти. — Должен признаться, наши успехи пока довольно скромные, — сказал Холмс. — Потому я надеюсь на вашу помощь. — Охотно помогу, но я ведь совершенно ничего не знаю об этом преступлении. Вы же понимаете, я спал очень крепко. Беверли пришлось кричать во весь голос, чтобы я проснулся. — А ваша супруга? — Неужели вы подозреваете ее? Она тоже спала. Беверли может подтвердить. Холмс нахмурился и, помолчав, спросил: — Скажите, мистер Свансон, что вы пили на праздновании? — Как и остальные, вино. Беверли принесла из погреба незадолго до начала. — Погреб запирается? — Как правило, нет. Да и зачем? Распахнулась дверь, и вошел молодой констебль с растерянным выражением лица. — Сэр, там посетители, — обратился он к инспектору. — Говорят, что получили какую-то телеграмму. — Телеграмму? — удивленно воззрился на него инспектор Купер. — Мы никого не приглашали… — Прошу прощения, это я взял на себя смелость, — вмешался Шерлок Холмс. Теперь инспектор выглядел ошарашенным. — Но… зачем? — спросил он. — Свидетели, — коротко отозвался Холмс и обернулся к вошедшему. — Я буду признателен, если вы попросите подождать их минут десять. Мы скоро закончим. — О, не волнуйтесь, — махнул рукой инспектор, направляясь к двери. — Я пока поговорю с ними. Когда мы остались наедине с изобретателем, тот поднял на нас встревоженный взгляд: складывалось впечатление, что в присутствии инспектора он чувствует себя спокойней. Потом он обреченно усмехнулся и со вздохом проговорил: — Вы ведь тоже думаете, что я имел отношение к этому убийству, верно? — Несомненно, вы имели к этому отношение, мистер Свансон, — мягко произнес Холмс. — Но это еще не делает вас виновным. Вы бы не могли рассказать о возможностях ваших аниматонов? Рональд Свансон был приятно удивлен сменой темы разговора и сразу оживился. — О, потенциально их возможности неисчерпаемы, — воскликнул он. — Я уверен, что, затратив достаточно усилий и, воспользовавшись более точными инструментами для обработки металла, я смогу заставить аниматона выполнять любую работу. Сложную работу. Требующую работы ума. «Например, убить человека?» — вертелся у меня на языке вопрос, но Холмс, наверное, угадав мое намерение, бросил на меня предостерегающий взгляд. — Вы говорите о потенциальных возможностях, — вновь обратился он к изобретателю. — Это очень интересно, но мой вопрос — о том, на что они способны сейчас. — Уверен, вы уже ознакомились с ними, — с некоторым разочарованием отозвался тот. — Они могут ходить, сохраняя равновесие… в какой-то степени. Могут брать предметы и совершать с ними определенные манипуляции. Я имею в виду строго определенные заранее. Могут воспроизводить звуки. Наконец, они могут включаться и отключаться в заданное время. — Могут ли они видеть? — Нет, мистер Холмс, — вздохнул Рональд Свансон. — У меня были идеи на этот счет, но эту задачу я пока не решил. Боюсь, все мои аниматоны слепы, а их глаза и «лицо» нужны лишь для уподобления человеку. Да это и не лицо никакое. Это металлическая маска, которую легко сменить на другую — Джеймс попросил о такой возможности, чтобы он мог вносить изменения в свое шоу, не обращаясь лишний раз ко мне. Зато, — добавил он с торжествующим видом, — аниматоны отлично слышат окружающие звуки. И, больше того, могут на них реагировать! — Это потрясающее достижение, мистер Свансон, — серьезно ответил Холмс. — У меня остался лишь один вопрос… Договорить ему не дали. Дверь снова с шумом распахнулась, и в помещение вошел Купер с весьма недовольным выражением лица. Он был не один. — Мистер Холмс, я, конечно, с большим уважением отношусь к вашим методам, — раздраженно проговорил инспектор, — но позвольте спросить, для чего вы пригласили в мой участок всех этих людей, даже не предупредив меня? Следом за ним вошел Кевин Доусон. Он бросил на нас виноватый взгляд, явно стыдясь того, в каком виде предстал перед нами вчера. За ним семенящим шагом спешила Беверли. Увидев Рональда Свансона она вроде бы испытала облегчение: из ее взгляда пропал испуг, и встревоженное выражение лица сменилось робкой улыбкой. Миссис Свансон переступила порог с достоинством истинной леди и спокойно кивнула мужу. Шествие замыкал Джеймс Холл, болезненно щурившийся от яркого света из окна, даже скрывшись за широкими полями шляпы. Нездоровая белизна его кожи в утреннем освещении была видна еще более явственно. — Я прошу простить меня, инспектор, — проговорил Холмс, — мне и впрямь следовало предупредить вас. Но, видите ли, до сих пор мы беседовали со свидетелями поодиночке, не представляя их истинного отношения друг к другу. Это мешало нам понять движущие мотивы убийцы, а не зная их, я не могу в полной мере воссоздать картину преступления. Инспектор Купер удивленно воззрился на Холмса и сказал: — Деньги — чем не мотив? Мистер Уильям Доусон был богат, даже очень. Вам, мистер Холмс, не хуже меня известно, насколько непреодолимым соблазном могут быть деньги даже для людей, связанных родственными узами. — Да, это так, — кивнул Холмс. — Но кто в действительности может обогатиться на смерти мистера Доусона? Определенно не его сын. А для мистера Свансона причитающаяся ему по завещанию сумма, хотя и достаточно велика, но никак не оправдывает связанного с убийством риска. Инспектор пожал плечами: — Мистер Холмс, давайте лучше рассмотрим улики. Мотивы при желании можно найти у кого угодно. Вот для примера, уж простите меня, миссис Свансон: она тоже извлекла бы свою пользу из доли наследства… — Инспектор! — почти прошипела та. — Вы отлично знаете, что меня там даже близко не было! Я крепко спала в противоположной части дома. — Даже слишком крепко, — заметил Холмс. — Вы не услышали ни криков жертвы, ни того, как вас звала ваша служанка. — При всем уважении, — вмешался Рональд, — вы не можете обвинять мою супругу в том, что она не проснулась. Как и я сам. — Верно. Мистер Холл, по его словам, тоже не слышал крика — он проснулся заметно позже. Зато его услышала мисс Дэй, несмотря на то, что за день она смертельно устала. На первый взгляд, в этом нет ничего удивительного: ее спальня расположена через стену. Больше того: проснулся даже Кевин, чья спальня заметно дальше. — Теперь моя вина в том, что я услышал крик собственного отца? — нахмурился тот. — Напротив, — покачал головой Холмс. — Удивительно не то, что в тишине ночи вы услышали человеческий крик. Удивительно, что супруги Свансон его не услышали. Этому есть объяснение. Холмс извлек из кармана стеклянный флакон, который нашел возле мусорного ящика, и обернулся ко мне. — Ватсон, что вы как доктор можете сказать об остатках надписи? — спросил он. — Я могу различить только буквы «дан», сказал я, — бросив взгляд на остатки этикетки. — Но всевозможных препаратов слишком много, и мне сложно сказать… — А если предположить, что это было снотворное? — В этом случае «дан» может быть… — пробормотал я, перебирая в уме названия. — Лауданум! Ну конечно. Снотворное и обезболивающее средство на основе опиума. Проклятье, мне следовало догадаться сразу же. Холмс с улыбкой кивнул. — Кому-то было нужно, чтобы крик в ночи остался неуслышанным. Накормить всех присутствующих снотворным во время застолья? Отличная идея, но велик риск попасться. Гораздо лучше добавить лауданум в вино заранее: по свидетельству мистера Свансона, винный погреб не запирается, и сделать это несложно. Конечно, это не сработает с Беверли: она в застолье не участвовала и вино не пила. Однако это не страшно для убийцы: ей требуется немало времени, чтобы добраться до места преступления. Вот только убийца просчитался: Кевин, несмотря на вчерашний казус, спиртным не увлекается. Что же касается мистера Холла, то, в отличие от прочих, он пил мадеру. И это, надо сказать, очень удобно для того, кто намерен погрузить всех прочих в крепкий сон. Джеймс Холл, до сих пор сохранявший благодушие, резко развернулся: лицо его окаменело. — Простите? — вкрадчиво спросил он. — Мне показалось, что вы приписываете мне… — Вам не показалось, — отрезал Холмс. — Думаю, нет смысла спрашивать, отчего вы не проснулись от криков жертвы. Несмотря на то, что, по вашим же словам, у вас проблемы со сном. — Да оттого, черт возьми, — вскипел Джеймс Холл, — что я пью снотворное… Он осекся, едва произнеся это. — Лауданум, полагаю? — спросил Холмс, протягивая ему флакон. Тот отшатнулся, словно от живой кобры, и, покачнувшись, опустился на ближайший стул. — Вы бредите, мистер Холмс, — сказал он севшим голосом. — Вы отлично знаете, что у меня не было ни малейшего мотива для этого убийства. Не говоря уже о том, что туманные рассуждения о том, кто когда проснулся, ни капли не свидетельствуют о моей вине. — С мотивом и впрямь не все так просто, — согласился Холмс. — Но вот остальное проблем не составляет. Позвольте сделать вам комплимент: вы действительно изобретательны. Очень изобретательны. И все же недостаточно. Рональд Свансон, все это время хмуро слушавший рассуждения Холмса, проговорил: — Прошу прощения… Я понимаю, вы действительно выдающийся сыщик. Но если вы обвиняете моего друга, у вас должны быть какие-то доказательства. — Несомненно, — кивнул Холмс. — Мисс Дэй, вы делали уборку в этой спальне до прибытия гостей, не так ли? Вы трудолюбивая и старательная девушка и, конечно, не могли оставить без внимания горстку металлической пыли на журнальном столике в спальне убитого. Следовательно, она появилась там позже. Кто ее мог оставить? Можно предположить, что сам мистер Доусон, однако все видели рукав мистера Холла, испачканный той же самой пылью еще до того, как он поменялся спальнями с будущей жертвой. — И что, черт возьми? — вскипел Джеймс Холл. — Я понятия не имею, откуда там взялась какая-то пыль. Если даже я случайно что-то рассыпал… — Дело в том, что это не какая-то пыль, — оборвал его Холмс. — Свинец и сурьма, образующие вместе легкоплавкий и при том прочный сплав, который взломщики любят использовать для изготовления ключей. Вы хотели без лишнего шума проникнуть в спальню мистера Доусона. Как это сделать? Просто отлить копию ключа от своей комнаты: низкая температура плавления этого сплава позволила вам изготовить ключ в домашних условиях, воспользовавшись свечой или спиртовкой. Но требовался предлог для того, чтобы в эту спальню перебралась жертва. Тогда-то вы заблокировали петли на единственном окне, залив в них несколько капель того же сплава, что легко проверить. Оставалось лишь пожаловаться на страшную духоту: все знали о состоянии вашего здоровья, и это не вызвало подозрений. И дело было сделано. Мистер Доусон великодушно предложил вам свою комнату, подписав себе смертный приговор. — А если бы с ним поменялся Кевин? — растерянно спросил Рональд Свансон. — Тогда именно он стал бы жертвой. — Но позвольте, мистер Холмс, — проговорил Кевин, бросив ледяной взгляд на Джеймса Холла, — как он успел скрыться с места преступления? Он бы непременно столкнулся со мной в коридоре. А если не со мной, то с Беверли, подбежавшей с другой стороны. — Если только он не находился в спальне, когда вы туда ворвались. — Но там больше никого не было! — воскликнула Беверли. — Только… Она закусила губу, и Холмс кивнул. — Мистер Джеймс Холл неплохо подготовился. Он совершенно не намеревался испачкаться в крови жертвы, а потому снял пальто, перчатки и металлическую маску со стоящего в стенном шкафу аниматона и надел на себя. На свою беду мистер Холл не был закоренелым преступником и его первый удар не убил жертву. Мистер Доусон проснулся и успел закричать до того, как был убит вторым ударом. Все еще оставались шансы скрыться с места преступления, пока Беверли спешит по длинному коридору, но почти сразу убийца услышал, как в дверь колотит Кевин. Что делать? Тихо сбежать через окно не было возможности после того, как преступник сам же заблокировал петли. Он принял решение за считанные секунды — застыл над телом с окровавленным оружием в руках. Так что, мисс Дэй, вы были правы с самого начала. Войдя в комнату, вы увидели настоящего убийцу. — Бог мой, — простонала она. — А потом, — продолжал Холмс, — вы отправились звать хозяев. Кевин побежал за полицией, и Джеймс Холл получил несколько минут для того, чтобы вытащить аниматона из шкафа, одеть его и вложить в руку нож. На деревянном полу стенного шкафа сохранились царапины от выступающих вперед ступней аниматона: он не оставил бы их, шагнув самостоятельно — его именно волокли. Убийце оставалось лишь вернуться к себе в спальню и ждать вашего повторного появления. — Но глаза, — пробормотала Беверли. — Я помню, что глаза аниматона светились, и это был электрический свет. Как? — Это действительно был электрический свет, мисс Дэй. Вы несли с собой фонарь, свет которого и отразился в выпуклых линзах, установленных на металлической маске. — Это самый безумный горячечный бред, который я слышал, — тихо произнес Джеймс Холл, не поднимая глаз. — Вы видели, как реагируют люди. И я, по-вашему, собственными руками обрек свое шоу на забвение? В которое я вложил тысячи фунтов и год жизни? Вы лишились разума, мистер Холмс. Шерлок Холмс с непроницаемым лицом сказал: — Миссис Свансон сообщила, что слышала чьи-то тяжелые шаги у двери своей спальни за день до убийства. Очевидно, того, кто намеренно изображал походку аниматона. Того, чья цель — заставить бояться этих механизмов. Бояться не их внешности, но того, что они могут сотворить. Позвольте газету, Ватсон? Взяв у меня номер «Таймс», он раскрыл его на статье, посвященной убийству, извлек из кармана карандаш и обвел абзац в самом конце. Я успел прочесть несколько предложений до того, как Холмс передал газету Джеймсу Холлу: «Слухи уже вышли за пределы Лондона. Желающие увидеть своими глазами машину-убийцу выстроились вдоль ограды особняка мистера Холла, несмотря на то, что его лабиринт ужасов по-прежнему закрыт. Собравшиеся ранее протестующие пытались воспрепятствовать этому наплыву любопытных, но безуспешно. Нет сомнений в том…» — Мы с Ватсоном, — продолжал Холмс, — удивлялись тому, как быстро разносятся слухи. Прибыв к вашему дому, мы увидели целую демонстрацию. Кто мог им сказать? Больше того, рассказать во всех подробностях? Казалось бы, никому не было от этого пользы. А потом я увидел вечерний номер «Таймс» в руках вашего дворецкого — всего лишь через час после того, как его начинают продавать в центре Лондона, и за полчаса до того, как газета доберется до Стэнмора. Как номер с такой скоростью попал к нему? Очень просто: кое-кто побывал в редакции и прихватил там газету раньше, чем та окажется на улицах. Конечно, успев до того передать массу шокирующих подробностей о трагедии. Этот кто-то очень хотел, чтобы история вышла наружу с правильно расставленными акцентами. И теперь мы знаем, зачем это ему было нужно. Голова у меня уже шла кругом. Каким бы изобретательным в своем злодействе ни был Джеймс Холл, рассчитывать на то, что убийство привлечет новых посетителей шоу, казалось невероятной авантюрой. Кто пойдет на преступление ради такого? Должно быть, прочтя мои сомнения по лицу, Холмс продолжил: — Да. Мистер Джеймс Холл отлично знал психологию публики — это его стихия. Аниматон может напугать, но страх этот длится недолго. Публика понимает, что перед ними — всего лишь искусно изготовленные самодвижущиеся куклы, и перестает бояться, а со страхом уходит и всякая привлекательность шоу. А если пустить слух о том, что аниматон повинен в кровавом убийстве? Превратите машину в исчадие ада — в нечто непредсказуемое и опасное, и она всегда будет источником скрытой угрозы. Вот что сделал мистер Холл. Он попытался создать страшную легенду — и стать ее частью. Инспектор Купер окинул Джеймса Холла хмурым взглядом и сказал: — Вы убедительны, мистер Холмс. Но судья пожелает увидеть прямые улики. Если бы вы могли представить непосредственное свидетельство, это серьезно облегчило бы нашу задачу. — Несомненно, — кивнул Холмс. — Перчатки, скрывающие механические руки аниматона, прикреплены к запястьям при помощи вшитого шплинта. Довольно острого, надо сказать — я рассмотрел его при первом знакомстве с механизмом. А, приветствуя мистера Холла, я обратил внимание на свежую царапину на его запястье, которую тот оставил в спешке, надевая перчатку. Предлагаю проверить его левую руку — царапина может быть и на ней. Наступило молчание. Судя по лицам собравшихся, все пытались переварить сказанное и не очень преуспевали. Инспектор вновь перевел взгляд на Джеймса Холла, видимо, ожидая возражений и попыток защититься от предъявленных обвинений. Тот наконец-то поднял свое смертельно бледное лицо, болезненно прищурился от скользнувшей по его глазам полосы света из окна, и, криво усмехнувшись, сказал: — Страх — ожидание зла. Вы читали Аристотеля, мистер Холмс? Я дал людям повод бояться. Испытать подлинное чувство мистического ужаса в безжизненном, предсказуемом мире. Вы отобрали его. Мои поздравления. — Вы убили человека, — тихо сказал Холмс. — Весь мир — театр, как сказал величайший из драматургов. И он как никто знал, что любой настоящий театр — трагедия, — проговорил Джеймс Холл и обернулся к инспектору. — Чего вы ждете, инспектор Купер? Ваш выход! Он отложил мятую газету и протянул руки. Стальные браслеты наручников защелкнулись на бледных запястьях.***
На нашу беду мы с Холмсом не успели добраться до Бейкер-стрит раньше, чем на город обрушился сильнейший ливень. Я промок до нитки за те несколько секунд, которые потратил на путь от кэба до входной двери, и Холмсу повезло не больше. К счастью, миссис Хадсон предусмотрительно затопила камин, едва только увидела собирающиеся тучи, и теперь мы с моим другом сидели едва ли не вплотную к жарким языкам пламени, окутанные поднимающиеся от одежды паром. Лето закончилось. — Вам не показалось убедительным мое объяснение, Ватсон? — спросил Холмс, протягивая к огню озябшие ладони. — Отчего ж? В конце концов, Джеймс Холл сам признался в том, что сделал. Но все же… Откуда вы узнали, что он способен с такой точностью просчитать реакцию публики? Холмс пожал плечами. — Строго говоря, Ватсон, в этом не было необходимости: все улики указывали на него, а мотив я смог понять, увидев утренние газеты. Но, если подумать, это несложно. Джеймс Холл — не просто любитель театра. Он легко предсказывает реакцию публики, потому что и сам бывший актер. — В самом деле? — удивился я. — Никто не упоминал ничего подобного. — Помните рассказ миссис Свансон о встрече с Джеймсом Холлом? — Признаться, смутно. Она говорила, что встретила его в театре… — Не просто в театре. На постановке Планше много лет назад — так она сказала. Джеймс Планше известен пьесой «Вампир», поставленной задолго до Брэма Стокера. У меня сразу возникло подозрение, что человек с внешностью вампира был отнюдь не зрителем. Отправить с утра телеграмму в Лицеум — дело пяти минут. А вот и ответ. Он потянулся за распечатанным конвертом на столе, извлек оттуда свернутый вчетверо лист бумаги и передал его мне. Ответ оказался предельно лаконичен и состоял из пары предложений: «Ваши сведения достоверны. Мистер Джеймс Холл действительно исполнял роль вампира в пробном показе пьесы «Вампир, или невеста островов» Джеймса Планше в 1875 году вплоть до отмены постановки». — Я далеко не психолог, Ватсон, — снова заговорил Холмс. — Обычно я могу судить о мотивах преступников, но лишь потому, что мотивы эти, как правило, просты и очевидны. Деньги. Власть. Месть. Какой бы изобретательной ни была схема преступления, понимание того, кто способен извлечь из него пользу — огромный шаг к разгадке. И Джеймс Холл, конечно, имел свой материальный интерес. Но был ли этот мотив единственным или даже основным? Он покачал головой и принялся набивать трубку, отрешенно глядя в пылающий камин. — Мне думается, он хотел не денег, а власти, — сказал я. — Власти над чувствами зрителей. Каждый актер жаждет этого. Он не просто играл когда-то вампира в театре, он пытался быть им в реальной жизни. Это навязчивое стремление вызывать страх у всех окружающих — оно ведь проявлялось в каждой мелочи. Вспомните его дом! Конечно, он тяжело переживал то, что его шоу быстро перестало пугать кого бы то ни было. Холмс затянулся и, прикрыв глаза, выдохнул дым. На его лице не отражалось ни одной эмоции: казалось, мой друг был занят решением арифметической задачи, а не обсуждал со мной драматическую подоплеку кровавой трагедии. — Наверное, вы правы, Ватсон, — сказал он наконец. — И все же здесь мы с вами вплотную подошли к темной области иррационального, где правдой может оказаться самое безумное, парадоксальное суждение о человеческой природе. Для меня это… За окном полыхнуло. Оконные стекла задрожали от громового раската, но гром не смог скрыть отчетливый металлический лязг у меня за спиной. Письмо выпало из моих разом ставших ватными пальцев. Помедлив пару мгновений, я рывком обернулся. Миссис Хадсон наливала чай из железного чайника.