Механические ужасы Джеймса Холла

Кэб остановился, так и не доехав до особняка Джеймса Холла. Тому была серьезная причина: подъездную дорогу перегородила немалых размеров толпа, гудевшая как огромные пчелы в улье. Некоторые из собравшихся несли самодельные транспаранты и плакаты. На одном из них можно было разглядеть грозную надпись: «Дьяволопоклонника Джеймса Холла — в Тауэр». — Мне кажется, Холмс, слухи все-таки вышли наружу, — сказал я. — Интересно, благодаря кому? Я только развел руками. — Много кто мог проговориться. Кто-то из полисменов хотя бы. А может быть, Кевин — вряд ли он станет печься о репутации мистера Холла. Не без труда протиснувшись через толпу, мы оказались перед резной металлической оградой. У входа стояли два полисмена: на одном из них, совсем молоденьком, лица не было — должно быть, сдерживать разъяренных демонстрантов ему еще не доводилось. Второй, лет сорока, бесстрастно смотрел перед собой, положив ладонь на кобуру револьвера. Стоило нам шагнуть вперед, как он обратил к нам ледяной взгляд и громко сказал: — Держите дистанцию, джентльмены. — Будьте добры, — обратился к нему я, — передайте мистеру Холлу, что с ним ждут встречи Шерлок Холмс, частный сыщик, и его коллега… — Я не швейцар, джентльмены. Держите дистанцию. — Пропустите их, констебль, — послышался хриплый голос у него за спиной. Голос принадлежал низкорослому человечку с огромным горбом, закутанному в черный плащ — чрезмерно теплый для этого сезона, судя по мокрому от пота лицу владельца. Своим обликом горбун немедленно заставил меня вспомнить несчастного Квазимодо — если не считать того, что Квазимодо вряд ли мог обмахиваться вечерним выпуском «Таймс». Лязгнув засовом, он приоткрыл калитку и жестом пригласил нас внутрь. Толпа ринулась было следом, но путь им преградил старший полисмен, выставив перед собой ладонь. — Вообще-то хозяин сейчас не принимает, — прохрипел «Квазимодо» мне в лицо. — Но для вас сделал исключение. — Мистер Холл знал о нашем приезде? — поднял бровь Шерлок Холмс. — Должно быть, знал, — попытался пожать плечами семенящий рядом горбун. Особняк Джеймса Холла был меньше, чем жилище его друга, которое мы только что покинули. Но впечатление он производил именно такое, какого я ожидал в прошлый раз. Если бы граф Дракула выбирал, где ему поселиться в Лондоне, при взгляде на этот дом он, несомненно, остался бы доволен. Готическая архитектура, темные тона, наглухо закрытые ставни на большинстве окон: мы едва зашли за ограду, а мне уже хотелось вернуться на улицу, к рассерженной толпе. Отдельного внимания заслуживала сверкавшая стальными опорами и довольно-таки уродливая пристройка — должно быть, тот самый лабиринт страха. Закрытые двустворчатые двери украшал металлический барельеф — жуткая маска, изображавшая «лицо» аниматона. Название над входом словно написали ярко-красной артериальной кровью. «Механические ужасы Джеймса Холла», — сообщала надпись. Чуть ниже висело будничного вида объявление: «Временно закрыто». Я только хмыкнул. Временно, как же. Да кому придет в голову входить туда после того, что случилось? Интерьер дома меня также не разочаровал. Уже в прихожей из полумрака на нас взглянуло бледное худое лицо неизвестного аристократа — искусная картина в массивной золоченой раме. Слуга провел нас по едва освещенной скрипучей лестнице с гипсовыми скульптурами на перилах, изображавшими каких-то летучих тварей с кожистыми крыльями. Поднявшись на второй этаж, мы оказались перед массивной дверью, украшенной потускневшей от времени бронзовой инкрустацией. — Прошу вас в кабинет, джентльмены, — хрипло выдохнул горбун и с усилием распахнул дверь. — Я позову хозяина. Кабинет был настолько же плохо освещен, как и дом в целом. Плотно задернутые шторы едва пропускали свет, но все же здесь было достаточно светло, чтобы я сразу узнал темную фигуру, стоявшую в стенной нише. Аниматон — в точности такой же, как уже виденные нами в доме изобретателя. От его поясницы в проделанное в стене отверстие уходил толстый провод в черной оплетке. — Аниматон подключен, — шепнул я Холмсу, когда слуга покинул кабинет, захлопнув за собой дверь. — Почему шепотом, мой друг? — спросил Холмс, едва заметно улыбнувшись. — Этот механизм вряд ли услышит. Я только покачал головой и опустился в кресло для гостей, развернув его так, чтобы видеть машину хотя бы краем глаза. Холмс разместился рядом, даже не взглянув на механическое страшилище: с куда большим любопытством он обвел взором внутреннее убранство кабинета, задержавшись на рабочем столе перед нами. — Как видно, мистер Джеймс Холл не вполне здоров, — заключил наконец Холмс. — Здесь повсюду так темно… — Он определенно не в себе, — кивнул я. — Кто в здравом уме станет жить в таких условиях? — Нет, Ватсон, я не про душевное здоровье. С этим у мистера Холла все в порядке. Он в меру эксцентричен, артистичен, не чужд самолюбования, но все это — не признак душевного расстройства. Зато его телесное здоровье, боюсь, оставляет желать лучшего. Посмотрите на эти шторы. Их так легко не отдернуть, придется ставить лестницу. Он не просто эпатирует гостей мрачностью своего кабинета, он действительно предпочитает жить и работать в темноте. Светобоязнь, высокая чувствительность к солнечному свету — с ним определенно что-то не то, вы об этом знаете куда лучше меня. — Это возможно, но неужели его проблемы со здоровьем имеют какое-то отношение к преступлению? Холмс откинулся на спинку кресла и сделал неопределенный жест рукой. — Пока рано делать выводы, — сказал он. — В сущности, мы ведь почти ничего не знаем, Ватсон. И самое загадочное в этом деле — мотив. — Что же тут загадочного? — удивился я. — Мистер Доусон был богат, и наследникам, должно быть, надоело ждать его естественной кончины. Такое случается сплошь и рядом. Вот только этот аниматон у кровати… — Эти механизмы невольно обращают на себя внимание, верно, Ватсон? — загадочно улыбнулся Холмс. — Однако наш дорогой хозяин не торопится, а я надеюсь до заката посетить младшего мистера Доусона. Вы не подождете меня? Я попробую отыскать мистера Холла или его слугу. Холмс прошествовал к выходу и с явным усилием распахнул дубовую дверь. Оставаться наедине с устрашающим механизмом мне ужасно не хотелось, и я уже раскрыл рот, чтобы запротестовать, но в последний момент остановился. Проклятье, что обо мне подумает мой друг? Я доктор, ветеран войны. На пару с Холмсом мы не раз попадали в опаснейшие передряги, и ни разу я не дал оснований подозревать себя в малодушии. И тут вдруг, стоило мне остаться тет-а-тет с глупой механической куклой, как у меня уже поджилки трясутся? Я глубоко вздохнул и кивнул Холмсу. Тот закрыл за собой дверь, и я остался в одиночестве. Ну, может быть, не совсем в одиночестве. Боковым зрением я по-прежнему видел застывший темный силуэт. Что ощутил несчастный мистер Доусон, когда проснулся от режущей боли и, раскрыв глаза, увидел устремленный на него горящий взгляд машины? Что ощутил бы я сам? Мне показалось, что силуэт шевельнулся, и, подскочив на месте, я вывернул шею, не спуская глаз с фигуры аниматона. Померещилось. Аниматон продолжал стоять без движения: темный и безучастный. Сделав еще один глубокий вдох, я решительно развернул кресло и сел затылком к механизму. Чем меньше пищи для разыгравшегося воображения, тем лучше. Да в самом деле, мы же расследуем убийство. Гораздо полезней рассмотреть, что это за бумаги на столе мистера Холла. Вот этот документ, похожий на договор аренды… Я поднял тяжелое пресс-папье в форме уродливой гаргульи, придавившее угол документа, отставил его в сторонку и поднес лист бумаги к глазам, стараясь рассмотреть написанное в этом ужасном освещении. За спиной у меня послышался лязг металла, и я замер — даже на несколько секунд прекратил дышать. Медленно, без лишних движений я вернул документ на стол. За спиной вновь что-то заскрежетало, и с замиранием сердца я обернулся. Глаза аниматона горели и смотрели прямо на меня. Я судорожно сглотнул, ощутив, как глыба льда скользнула вниз по пищеводу. Волосы на голове встали дыбом, мысли остановили свой бег, и осталось только оголенное восприятие. Аниматон пришел в движение. Широкая стопа поднялась и с лязгом шагнула вперед из ниши. Я отпрянул назад, больно ударившись поясницей о край стола. Еще один шаг — и машина развернулась в мою сторону. Мне хотелось закричать, но горло словно стиснула холодная стальная рука — такая же, как у этого механизма, будто вышедшего из худших ночных кошмаров обитателей Бедлама. На поясе у меня висел револьвер, но в то мгновение я о нем даже не вспомнил. На меня надвигалось само воплощенное Зло, и глаза его горели пламенем ада. Еще один тяжелый шаг. Аниматон поднял руку, протянув ее в мою сторону, и внутри его металлического черепа сквозь треск и шипение прозвучал голос: — Путешествие за смертью всегда бывает быстрым. Повалив кресло и смахнув со стола чернильницу, я сдавленно вскрикнул, отпрыгнул в сторону и рванулся мимо шагающей машины к выходу. Вцепившись в дверную ручку, я изо всех сил рванул ее, и тяжелая дверь на удивление легко распахнулась. Выбежать из кабинета я не успел: в дверном проеме из темноты возникло худое и невероятно бледное лицо — очень похожее на портрет, который мы видели в прихожей, только еще и обрамленное абсолютно белыми, почти светящимися тонкими волосами. — Мистер… — успел проговорить вошедший и застыл на месте с приоткрытым ртом, блеснув до странности заостренными зубами. — Боже мой, Ватсон, что тут происходит? — услышал я голос Холмса. Мой друг показался из-за спины бледного человека и теперь удивленно смотрел на беспорядок у меня за спиной, должно быть, пытаясь связать его с выражением моего лица. — Аниматон… — простонал я и обернулся, чтобы указать на машину. Аниматон, остановившись перед столом, разыгрывал какую-то непонятную пантомиму. За ним по-прежнему тянулся черный провод, по-змеиному извиваясь при каждом движении машины. — Джеймс Холл, к вашим услугам, — с запозданием представился вошедший, протягивая мне руку. — Могу я узнать, зачем вы включили моего аниматона? — Я не включал его! Он вышел из стены и… проклятье, он ведь хотел убить меня. Он угрожал мне смертью! Джеймс Холл смерил меня очередным ошарашенным взглядом, прошествовал мимо аниматона к столу и провозгласил: — А, понимаю. Вы поставили пресс-папье на включатель. Механизм прервал свои манипуляции, развернулся и зашагал к своей нише. Войдя в нее, он снова развернулся и хрипло провозгласил: — Лишь познавший ужас ночи может понять сладость наступления утра. Глаза аниматона погасли, слабое гудение внутренних двигателей смолкло, и машина застыла без движения. Джеймс Холл с виноватой улыбкой объяснил: — Рональд по моей просьбе научил его цитировать «Дракулу» Брэма Стокера время от времени. Поначалу было забавно, но потом ужасно надоело. Я так и не решился попросить Рональда, чтобы тот сделал аниматона менее разговорчивым. Он столько сил и времени потратил на речевой механизм, что я не хотел его расстраивать. — Но… — пробормотал я, чувствуя слабость в коленях. — Но зачем вам вообще эта машина в кабинете? Что она делает? — О, этот механизм просто чудесный. Вся эта темная эстетика — моя слабость. А конкретно этот к тому же умеет наливать мне мадеру. Конечно, если поставить бутылку и бокал в нужное место на столе, — со смешком пояснил мистер Холл. — Здесь даже отмечено место, видите? Рональд расколотил немало посуды, пытаясь приспособить аниматона для такой работы. Покачав головой, хозяин поднял кресло, поваленное при моем позорном бегстве, и жестом пригласил нас с Холмсом присаживаться. Сам он разместился за столом и щелкнул переключателем по правую руку от себя. Над нашими головами вспыхнула электрическая лампа. Свет ее был довольно-таки тусклым, но Джеймс Холл все равно болезненно поморщился и поплотней закутался в тонкий плащ, имевший некоторое сходство с облачениями самих аниматонов. Я воспользовался приглашением и всмотрелся в лицо хозяина — теперь я мог разглядеть его получше. Джеймс Холл был не просто бледен: его тонкая кожа казалась прозрачной. Такие же обесцвеченные губы едва прикрывали то и дело сверкавшую кромку острых зубов с выдающимися верхними клыками. На лишенном какой-либо растительности лице особенно пугающее впечатление производили водянистые глаза с радужкой красноватого цвета. Полный набор симптомов. Он заметил мой интерес к его внешности и с горестной улыбкой кивнул: — Да, доктор. Альбинизм в тяжелой форме. Яркий свет для меня — пытка, я вижу его даже с закрытыми глазами. Прямые солнечные лучи и вовсе вызывают ожоги на коже, и я совершенно не выношу жару. У меня плохой сон, и мне трудно заснуть без снотворного. Но я не знаю иной жизни, а мой облик… скажем так, не раз помогал мне в моих предприятиях. Шоу ужасов выглядит куда убедительней, если его хозяин и сам имеет внешность упыря. Джеймс Холл посерьезнел и покосился на окно, из которого доносились крики собравшихся внизу. — К сожалению, порой эта убедительность оказывается чрезмерной, — проговорил он. — Никогда не думал, что стану жертвой линчевателей. Холмс разместился в кресле рядом со мной и вытащил трубку. — Могу я попросить вас воздержаться от курения, мистер Холмс? — поспешно обернулся к нему хозяин. — Для моего здоровья это слишком тяжелое испытание. Благодарю. Пожав плечами, Шерлок Холмс спрятал трубку и сказал: — Мистер Холл, если вы не возражаете, я сразу перейду к главному вопросу. Я бы хотел знать, что происходило в ночь убийства. И поверьте, интересуют меня любые подробности, на которые вряд ли обратила внимание полиция, допрашивая вас. Расскажите мне все, начиная с момента, когда вы отправились на покой. — А ничего и не происходило, мистер Холмс. Я уединился в спальне на втором этаже — раньше это была комната мистера Доусона, пока не случилась неприятность с моим окном. Немного почитал перед сном и лег спать, вот и все. Ложусь я довольно поздно, но часы еще не пробили полночь, это я точно помню. А потом, много позже, что-то словно бы толкнуло меня. Я открыл глаза и понял, что слышу крики. — Кричал мистер Доусон? — Нет. Кричала мисс Дэй — она звала хозяев. — То есть проснулись вы уже после убийства. — Должно быть, так, мистер Холмс. Поначалу я не придал этому большого значения. Подумал, может быть, какое-то происшествие со всей этой техникой… Вы ведь уже были в том доме? Там повсюду электрическое оборудование, не правда ли? Словом, я, не особенно торопясь, оделся и спустился посмотреть на первый этаж, где столкнулся с этим юношей, Кевином. Он привел полицию. Хозяева тоже вскоре подошли. — Джеймс Холл тяжело вздохнул и завершил рассказ: — Больше я той ночью не спал. — Вы заглядывали в спальню? — Да, заглядывал. Ужасно, конечно. Столько крови… — И видели аниматона, не так ли? — Естественно, — поднял настороженный взгляд Джеймс Холл. — Трудно было не увидеть. — Он был включен? — Определенно нет. — Что-нибудь в его облике показалось вам странным? — Ничего такого не припоминаю. Конечно, не считая того, что кто-то выволок его из шкафа и сунул ему в пальцы нож. У людей порой отвратительное чувство юмора. — Вас не напугало это зрелище? — вмешался я. Джеймс Холл одарил меня странным взглядом и пожал плечами. — Нет. А разве должно было? Да, многим аниматоны кажутся страшными, но ведь это мы с Рональдом сделали их такими. Я лично потратил немало времени на то, чтобы создать такой облик, в особенности лицо. Холмс, выждав паузу, проговорил: — Предположим, что вы убийца… — Простите?! — возмущенно вскинулся мистер Холл, широко раскрыв глаза. — Просто предположим, — спокойно повторил Холмс. — Вам близок театр, верно? Поэтому примерьте на себя маску убийцы. Допустим, вы убили человека, и тот перед смертью поднял шум. Вам известно, что скоро на его крики сбежится весь дом. Вы станете терять время на то, чтобы «шутить» подобным образом? Вытаскивать из шкафа аниматона, который немало весит, и вкладывать ему в руку орудие убийства? Не лучше ли потратить это время на то, чтобы скрыться с места преступления? Мистер Холл выслушал его с каменным лицом и пожал плечами. — Мистер Холмс, — сказал он. — Конечно же, я не знаю, зачем убийца так поступил. Возможно, он душевнобольной. — Среди находившихся в доме в ту ночь были люди, которых можно заподозрить в психических расстройствах? — Определенно к ним не относятся ни мистер и миссис Свансон, ни юная мисс Дэй. Всех троих я знаю давно, они совершенно здоровы и уж точно никто из них не способен на убийство. — А что вы можете сказать о Доусоне-младшем? — спросил Холмс. — Ничего ровным счетом. Я ведь впервые увидел его днем раньше — как и его несчастного отца. Что я могу о нем сказать? За столом они о чем-то, гм… спорили. Вряд ли, конечно, этого достаточно, чтобы пойти на убийство. Шерлок Холмс вновь достал трубку, перехватил несчастный взгляд хозяина и со вздохом вернул ее на место. — Еще один вопрос, мистер Холл, — проговорил он. — Как вам кажется, кто может выиграть от смерти мистера Доусона? — Его наследники, без сомнения, — пожал плечами Джеймс Холл. — Я слышал, он был весьма богат, но деталей его завещания я не знаю. Что-то перепадет и Рональду, однако, я не могу представить, чтобы мой друг… — Как насчет вас? — спокойно спросил Холмс. — Мистер Холмс! — вскипел хозяин, даже привстав со своего кресла. — Это, право, уже не смешно. Посмотрите на улицу, будьте добры, если хотите увидеть мою личную выгоду от убийства совершенно незнакомого мне человека. — Я прошу прощения, мистер Холл, — улыбнулся Холмс, — и далек от того, чтобы огульно обвинять вас в чем бы то ни было. Мотив преступления до сих пор остается самой сложной частью этого дела. Мои вопросы направлены на то, чтобы понять образ мышления каждого из людей, так или иначе замешанных в трагедии. — Тогда не лучше ли спросить, — все еще сердясь, проговорил Джеймс Холл, — кто может получить выгоду от моей собственной смерти? Это ведь была моя спальня! Что если убийца планировал отправить на тот свет меня, но не знал, что в кровати совсем другой человек? Меня словно холодной водой окатили. Как мы не подумали об этом? Безобидный старик, и без того стоящий одной ногой в могиле, — кто бы стал убивать его вместо того, чтобы просто дождаться своего проклятого наследства? Джеймс Холл — другое дело. Эти воинственные крики за окном — наглядное свидетельство тому, что недоброжелателей у него предостаточно. Я обернулся к Холмсу, но тот, как видно, гипотезу мистер Холла воспринял куда более сдержанно, нежели я. — Кто из находившихся в доме не знал, что вы поменялись спальнями? — Откуда ж мне знать? — проворчал хозяин. — Мы обсуждали это за ужином… Может быть, Беверли выходила в этот момент, но я, честно сказать, не обратил внимания. Скорей всего, кто-то пробрался в дом снаружи. Если у вас есть другое объяснение — что ж, это вы сыщик, а не я. — Думаю, я вас понял, мистер Холл, — сказал Холмс. — Сожалею, если расстроил вас, но вынужден задать еще один неприятный вопрос. Какие у вас планы на будущее? Что будет с вашим шоу? — Какие у меня могут быть планы? — с досадой отозвался Джеймс Холл, снова кивнув в сторону окна. — Шоу уже давно утратило популярность. Последние полгода я работаю в убыток и уже давно подумываю о том, чтобы закрыть все это предприятие. А уж теперь-то и подавно. Куплю себе дом в другой части города, подальше отсюда, придумаю что-нибудь другое, вот и все мои планы. — Это разумно, — задумчиво кивнул Холмс, в третий раз доставая трубку. Я повернулся, чтобы напомнить ему о здоровье хозяина и вздрогнул: мне показалось, что глаза стоящего в нише аниматона на мгновение вспыхнули. Через пару секунд я понял, что это лишь отраженный свет лампы, и облегченно выдохнул. Джеймс Холл, перехватив мой взгляд, наклонился ко мне и заговорщическим шепотом спросил: — Скажите, доктор Ватсон, а этот мой аниматон… Он ведь действительно напугал вас, правда? Глаза хозяина, в отличие от мертвого взгляда машины, горели неприкрытым восторгом. Когда мы покинули особняк Холла, толпа уже расходилась: осталась только небольшая кучка особо ретивых демонстрантов, один из которых в чем-то горячо убеждал охраняющих вход полисменов, размахивая надорванным плакатом. На плакате я смог разобрать лишь пару слов о пришествии дьявола и невольно обернулся на высившийся у нас за спиной дом, сверкавший немногими лишенными ставен окнами в багряных лучах заходящего солнца. — Настоящий замок Дракулы, — усмехнулся я. Шерлок Холмс, увлеченно пускавший клубы дыма, остановился как вкопанный, долгим оценивающим взглядом прошелся по особняку, вынул трубку изо рта и медленно кивнул. — Как это верно, Ватсон, — сказал он отрешенно.

***

«Уайт Перл», стоявший прямо напротив красочного двухэтажного паба, оказался маленьким третьесортным отелем, навевавшим беспробудную скуку задолго до того, как войдешь внутрь. Столь же скучный администратор лет пятидесяти, не обращая никакого внимания на вьющихся вокруг него мух, безмолвно выслушал просьбу Холмса, бросил взгляд в реестр и невнятно пробормотал: — Семнадцатый номер, вверх по лестнице. Он принял от меня новенький флорин, лениво отправил его в нагрудный карман и вернулся к тоскливому созерцанию входной двери. — Право, Кевин Доусон мог бы снять номер в более приличном заведении, — пробормотал я, когда мы поднимались на второй этаж, стараясь, чтобы меня не услышал администратор. — Их семья не из бедных. Кварталом выше я видел «Рассел» — с виду отличный отель. — Значит, у юного Кевина были свои причины экономить, — спокойно сказал Холмс. Нужная дверь располагалась прямо напротив лестницы, так что тратить время на поиски нам не пришлось. В ответ на стук послышалась неясная возня, и спустя пару секунд раздался резкий голос: — Сейчас! Замок заскрежетал и дверь с шумом распахнулась, выпустив наружу изрядную порцию винных паров. Перед нами в длинном банном халате стоял рослый молодой человек лет двадцати. Лицо его отражало целый букет чувств, среди которых явно преобладали злость и отчаяние. — Чем могу, — громко проговорил он, запнулся и, сделав внушительную паузу, завершил вопрос, — помочь? — Мистер Кевин Доусон? — обратился к нему Холмс, проигнорировав очевидно плачевное состояние хозяина, и протянул руку: — Позвольте представиться… Кевин отступил на шаг, немедленно запутавшись в полах халата, и, нелепо взмахнув руками, с грохотом рухнул на пол. Мы с Холмсом, не сговариваясь, бросились поднимать несчастного и, затратив немалые усилия, смогли усадить его на крохотный пыльный диванчик у стены. Весил он изрядно, и вовсе не из-за тучности. Высокий, мускулистый, с широкой костью — неудивительно, что он так легко очаровал наивную мисс Дэй. — Может, нам лучше зайти завтра? — негромко спросил я у Холмса. Тот, поколебавшись, покачал головой и со вздохом ответил: — Раз уж мы здесь, постараемся выяснить хоть что-то. — А нечего у меня выяснять, — развязным тоном заявил Кевин. — Я уже все р-рас… рассказал полиции. Кто вы такие, а? — Мы занимаемся расследованием смерти вашего отца, — как можно более сурово ответил я и указал на своего друга. — Это частный сыщик Шерлок Холмс. А я его ассистент, доктор Ватсон. — А, — протянул Кевин и, похоже, утратил к нам всякий интерес. — Миссис Свам… Свам… Свансон говорила. — Мне казалось, что вы не склонны злоупотреблять вином, мистер Доусон, — сказал Холмс. — Здоровый образ жизни, увлечение охотой — с немалым успехом, надо сказать, — отсутствие выпивающих друзей… Признаться, удивлен вашим нынешним состоянием. Кевин обратил к Холмсу неприязненный взгляд и попытался встать. Попытка оказалась неудачной — утратив равновесие, он снова рухнул на диванчик, подняв облако пыли. — Да что вы воб… воо… вообще знаете? — с трудом проговорил он. — Ничего. Мне конец. Теперь стану одним из этих… этих. Он с презрительной гримасой неопределенно взмахнул рукой у себя над головой. Должно быть, это как-то относилось к неизвестным «этим», но в подробности Кевин вдаваться не стал. — Я знаю многое, мистер Доусон, — сказал Холмс. — Уж простите меня, но пьяницу распознать нетрудно — по состоянию кожи, осанке и телосложению. Вы не из их числа. А будь у вас пьяницы в друзьях, вряд ли вам пришло бы в голову напиться вином в одиночестве гостиничного номера, когда через дорогу у вас — более подходящее для того заведение. Крепкий загар, говорящий о немалом времени, проведенным под открытым небом, застарелые следы глубоких царапин на шее и запястье — такие оставляют ветви при скачке через лес, характерные морщинки у глаз, обычные для людей, которым доводилось много щуриться и целиться. Недавняя травма ноги — к счастью, она вас уже не беспокоит. Поверьте, увлеченному человеку не скрыть своего увлечения. — Ув-в-влечение, — с нажимом произнес Кевин, явно пропустивший мимо ушей тираду Холмса, и брезгливо скривился. — Отец так и говорил. Просто увлечение, пора думать о будущем. Тьфу. Книжки подсовывал. — Не любите читать? — спросил я. — Ха, — вяло отозвался он, не удостоив меня взглядом. — Давайте все же вернемся к преступлению, — вновь заговорил Холмс. — Возможно, я прошу слишком многого, но не могли бы вы вспомнить шаг за шагом произошедшее? — А чего вспоминать? — пожал плечами Кевин и попытался принять вертикальное положение, что удалось ему лишь частично. — Я все отлично помню. Проснулся от крика… Да. Кричал отец. Он вообще никогда не кричит, а тут… Ох, как мне плохо-то. Да. Я сразу выбежал и стал стучать в дверь. Потом прибежала эта девица, Беверли, начала причитать. Ну вот я и выбил дверь, а там — все это. Он снова сделал невнятный жест рукой, призванный компенсировать нехватку красноречия. — Что именно вы увидели? — А то вы не знаете. Отца на кровати я увидел. Он… уже был мертв. И в луже крови. Да еще эта дрянь рядом с ним. — Аниматон? Он поморщился. — Не помню я, как они там называют этого истукана. У них по всему дому такие стоят. Ну, я и побежал за полисменом, что еще делать? — Скажите, мистер Доусон, аниматон… этот механизм был включен? — А мне почем знать? — У него светились глаза? Кевин нахмурился и в этот миг перестал выглядеть пьяным: его лицо казалось совершенно серьезным и сосредоточенным. — Нет, — сказал он после долгой паузы. — Или да. Я не помню. Может быть. — Ну хорошо, — кивнул Холмс. — Вернемся к предшествующим событиям. Я слышал, в тот день у вас случилась небольшая размолвка с отцом. Это правда? — Да у нас всегда раз… развол… Словом, всегда! — заявил Кевин. — Я ж вам только что говорил. Он хотел меня упечь в этот, как там его… Финансовый колледж. Ну, я и объяснил ему, что об этом думаю. Ха. Он поднял на нас страдальческий взгляд и неожиданно жалобным голосом проговорил: — Спать хочу. Холмс кивнул и со вздохом сказал: — Мы больше не будем сегодня беспокоить вас, мистер Доусон. Только один вопрос напоследок. Вам известно содержание завещания вашего отца? Кевин затрясся от беззвучного смеха и, поймав его взгляд, я понял, что это чистейшей воды истерический приступ. — А вы думаете, чего я тут пью один? — сказал он наконец. — Еще как известно. Все кончено. Наследство я увижу после колледжа, а до того — пару шиллингов, чтобы с голоду не околеть. Даже этот Свансон получит больше со своей милой женушкой. — Кевин вдруг хихикнул. — Или без нее, если эта его красавица от него сбежит. — С чего ей сбегать? — не удержался я. — А с того, что ей этот мрачный тип явно приглянулся, — расплылся он в пьяной улыбке. — Уж как она его там обхаживала! А муж и не замечает. Сидит себе, думает про свои шестеренки. Не видит ничего и не слышит. Ха. — Вот как, — сказал Холмс задумчиво. — А вы не припомните, кому еще причитаются деньги по этому завещанию? — Да никому. Какие-то мелочи прислуге. На благово… блаво… благотворительность тысяч пять. И все, никого там больше нет. Шерлок Холмс привстал и протянул ладонь Кевину: — Что ж, я благодарю вас за помощь, — сказал он. — И знаете, мистер Доусон, колледж — не самое ужасное из того, что случается в жизни. А потому не стоит так сокрушаться: вы получите свое наследство, просто чуть позже. А мы с моим другом, с вашего позволения, пока откланяемся.