Наравне

Спрячься за облаками, что окрашены в кроваво красный, за чередой царапающих ребра зданий и разбитых горящих улиц. Сбеги. Туда, где каждый рассвет приносит все меньше боли, где мелодично поют крохотные птицы и воздух наполнен запахом свободы. Туда, где лето всегда пахнет мятой, сиренью и шалфеем, а зима — рябиной, хвоей и тлеющими углями. Где мягкий ветер скромно ласкает твои руки, а в уголках глаз застывают слезы счастья. Сбежать — не всегда значит проявить слабость. Убежать туда, где не знают тебя, чтобы узнать самого себя — значит быть тем, кто ты есть сейчас. Не тем, кем ты был когда-то давно. А здесь гулял холодный ветер. Опущенный трап, что все еще впивался днищем в мокрую от дождя землю, и постоянно распахнутые двери из-за снующих роботов разных телосложений и расцветок создавали на корабле лютый сквозняк. Я поморщилась и посильнее прижалась к теплому месту на металлической стене — вероятно, здесь проходили какие-то терморегулирующие трубы или вентиляционные шахты, прогоняющие внутренний воздух наружу. — Еще раз повторяю… Прекратите балаган! — с командующей рубки вновь раздался голос белоснежного автобота. Надбровные дуги его порядком задергались, когда ответа на выкрик не последовало, он стиснул челюсти. — Тихо. — и одного слова стоящего рядом синего напарника хватило, чтобы многие обернулись. Чувствовать живость в их переглядах и разговорах, замечать смену эмоций на подвижных металлических лицах — все это до поры до времени казалось огромной программой выдающихся людей, но с каждой новой замеченной деталью, с каждым новым их размашистым движением или рефлекторной мимической ответной реакцией сомнения улетучивались. — Как ты это… делаешь? — недовольно прошипел Дрифт, пальцами обхватывая перила ограждения. После непродолжительной беседы я то и дело прокручивала в голове предложение нового знакомого, пока сидела на том же выступе в ожидании Ноа и сливаясь с шумной толпой. От Ревайнда и его завлечений в направлении пеших прогулок я деликатно отказалась: здесь было потеплее и поспокойнее. По крайней мере, в этом углу и до этого момента. Соседняя дверь поменьше со скрипом отворилась. Боковым зрением удалось лишь заприметить, как мелькнул расплывчатый силуэт, и внимание зацепилось за тихую ругань на нашем родном языке: человек… неужели. — Где же его черти носят…? — ботинки незнакомки, пропитанные грязью и уличной дождевой водой, мерзко чавкали при каждом ее шаге. Она вновь выглянула из-за двери и удивленно уставилась на меня. — Опа… — Здравствуй? — с нескрываемым удивлением шепнула я. — Человек? Здесь?! — Я… я тут просто отогреваюсь. Она разразилась заливистым смехом. Тут же шаркающе добралась до меня, в дружеском жесте хлопнула по спине мокрой рукой и широко улыбнулась. — Во дает! Ты как здесь оказалась? Потребовалось с полчаса, чтобы рассказать ей обо всем произошедшем: начиная издалека, я затронула и военные конфликты на родной планете, и знакомство с Ноа, и поверхностное обучение военному делу и даже собственные ощущения при побеге. Под конец хохочущая девчушка сменилась в лице: помрачнела, в глазах мелькало сочувствие вперемешку с холодным размышлением над всеми прозвучавшими словами. Вокруг народу тоже поубавилось и все разбрелись кто куда. Парочка незнакомцев даже прониклась моим рассказом и ненадолго заслушалась, изредка вставляя свои пять копеек. — Вот как… — под конец суховато выдала та и ненадолго замолчала. — Прости, я не узнала. Как я могу к тебе обращаться? — Кейли Паркс. Можешь просто Кейли, пупс. — Кейли-пупс? Девчонка повернулась в мою сторону с выражением, смешавшим одновременно максимальную обреченность во взгляде, сдержанную улыбку на щеках и дергающиеся брови. Я прыснула тихим смешком. — Скажи еще, что это прозвище досталось мне от фамилии. Ладно, с юмором у тебя порядок. Выходит, Оптимуса ты тоже видела только на улице. Он удрал с «Ковчега», оставив меня с документацией, а мне еще нужно успеть помочь Виндблейд с доочисткой Т-шестерни. — девушка вскинула руками, запрокинув голову. — Когда только все успеть… В нос ударил странный, незнакомый запах чего-то химического. Я вспоминала, как пахло в мастерской моей матери — заброшенными в долгий ящик эскизами и карандашными набросками, а вместе с ними пылью, углем и бумагой; сосной, кедром и густой древесной смолой, высыхающим льняным маслом и растворителем для натуральных кистей; промытыми полотнами, застывающими масляными красками и минеральными пигментами. Вспоминала, как пахло в кабинете моего отца — горьким миндалем и яблочными семечками от старинных и увесистых томов с сочинениями великих ученых и первооткрывателей; благородным деревом, кардамоном и кофе, исходящими от мягкого картона в обширной выдвижной картотеке; чернилами, типографской краской, старой, слегка выцветшей газетной бумагой. От девушки пахло смесью дегтя и бензина, масла и железа. И ноткой медовых духов. — Т-шестерня? — выстраивая в голове новые ассоциации и заново вдыхая незнакомый аромат, восторженно переспросила я. — Что это такое? — Да не вникай. Не важно, в общем. Оставлять тебя здесь одну не хочется, но ничего не поделаешь, мне еще нужно найти Оптимуса и… — Кейли стащила с рук перчатки и, поправив лямку на желтом комбинезоне, тут же повернулась ко мне. — И не смотри так на меня. Ты ведь подругу ждешь, верно? Я понуро взглянула на ту снизу вверх и меланхолично вздернула плечами. — Ох, ну что с тобой делать? — Взять с собой. Я столько рассказала о себе, а о тебе знаю только имя. — Ну… я и не планировала заводить диалог в ином направлении. Мне скоро улетать и, если честно, шанс, что мы еще встретимся, довольно минимален… К сожалению. — она задумчиво прижала большой палец к подбородку и еще раз взглянула в мою сторону. — Ладно, пойдем. У меня почти нет времени. — часы на ее руке неистово вопили, сигнализируя о просрочке очередного дедлайна. С человеком я более явственно чувствовала себя в своей тарелке. Медленно поднявшись с разгорающимся ощущением проявленной наглости, я поспешила отряхнуть пятую точку от пыльных следов и кивнула. — Ты только потом приведи меня обратно сюда, хорошо? Не хочу здесь совсем заблудиться. — Ну это само собой! Мы петляли по кораблю: длинным и широким коридорам, скрипучим подвальчикам, техническим ангарам, жилым отсекам. Кейли со временем все же разговорилась и теперь беспрестанно рассказывала обо всем, что её саму невероятно затягивало: объясняла техническую терминологию, мелкие, но важные детали, иногда залезала в историю становления той или иной особенности организма и со временем переключилась на кибертронскую хронологию — в ней, к сожалению, она оказалась не самым лучшим специалистом. Я слушала её вполуха — не совру, если скажу, что меня безумно это интересовало, но теперь я пыталась составить в голове наброски предложений с просьбами взять меня на борт хоть кем. Даже не до конца запоминала все сложности местных ходов и была сильно озадачена, увидев перед собой неплохо оборудованную зону для людей — на нее попадали через подвесной мост над главным залом. — Ого, здесь все так… — По-человечески? — было видно, что Кейли полностью довольна сложившимся впечатлением. Мне казалось, что я попала в какой-то музей, оборудованный восторженными самоучками по книгам научных фантастов нашего времени: хотя, чего еще стоило ожидать от подобных локаций, где многое люди сделали своими руками в походных условиях. Некоторые детали интерьера напоминали кому-то о далеком доме, кому-то о начале их путешествия и отсутствии привычных предметов мебели и декора. Теперь многое было обустроено с расчетом участия людей в далеких перелетах и миссиях, их членстве в экипаже космических кораблей. — На самом деле, здесь нечему удивляться. Эти ребята уже очень давно сотрудничают с человеческой расой. Начиная еще с зарождения земной цивилизации и вплоть до 51-го века, когда мы вышли на галактический уровень и стали называться Объединенной Империей. В определенных кругах мы даже шли с ними бок о бок. И, как видишь, это привело к своего рода положительным результатам. — А работается как? — Здесь довольно одиноко бывает, особенно учитывая, что людей на борту мало. Я имею ввиду, ДЕЙСТВИТЕЛЬНО мало. Я знакома со всеми, но трое из них — взрослые напыщенные самодуры, уткнувшиеся носом лишь в свои собственные лабораторные исследования, которые на корабль поднимаются только на Яблочный Спас и то раз в три года. Постоянно где-то в своих испытательных бункерах в округе созвездия, а двое других… Ох, с ними порядком и разговаривать не о чем. Мы завернули в чуть более просторный коридор, забитый кучами всякого хлама. Здесь проходил путь в жилой отсек, что оказался переоборудован из неиспользуемой ангарной кладовой. — А чем конкретно ты занимаешься? Хромдом сказал, что ты автомеханик. — я старалась замедлить шаг, в то время как Кейли наоборот убегала вперед. Хотелось подольше побродить по общедоступным помещениям, четче сохранить целостную картину в памяти. В итоге, я просто остановилась у одного из иллюминаторов, вглядываясь в горизонт — горящие огни ночного Эдельвейса почти полностью сокрылись за бушующей стеной летнего ливня. — Вот жук. Я пришивала ему грудную пластину, буквально собирая ее по кускам, а он так меня зовет? — прошипела та, рефлекторно подходя ближе и также замирая на месте. — Только не думай, что я отзываюсь плохо об этой профессии. Вовсе нет, просто в мои обязанности входит немного… больше, чем в обязанности простого механика. — Например? — Как минимум, кибертронское врачевание: я стажировалась у Рэтчета первое время. Он научил меня многим хитростям и мелочам, на которые в дальнейшем я обращала внимание при своих первых «операциях». — Но ведь они… по сути своей, состоят из проводков и шестереночек. Механики с этим и работают. — Механики работают с неживыми устройствами. В случае ошибки им, как минимум, ничего не будет, а как максимум придется собирать устройство заново. А я отвечаю за их жизни, когда они мне доверяются. Я не смогу собрать кибертронца снова, если он вдруг взорвется на моем столе или потеряет критично много энергона. Потребуется огромное количество сил, энергона и одна совсем «крохотная» реликвия, дабы воскресить его, но… ты понимаешь, что даже после всего этого я все равно потеряю самое главное — время и их доверие. — Я понимаю, да. — многозначительно склонив голову, я прижалась лбом к прохладному боковому выступу иллюминатора. Кейли говорила дельные вещи, однако я все еще не чувствовала той «механической жизни» в полной мере, о которой она рассказывала. — Оттого я больше предпочитаю термин «кибертронский врач» или «военный технический врач». Пока что я работала с Нокаутом, и мы неплохо ладили за исключением его идиотской привычки все везде разбрасывать, однако Оптимус планировал снова встретиться с Мегатроном и… Если я правильно поняла, тому на борт требуется свой специалист в этой области. Не сказать, что я рвусь на борт «Немезиды», однако у них намечается что-то глобальное и мне бы хотелось принять в этом участие. Вдаваться в еще большие подробности, кто там — кто, я пока не стала. — Неужели, там никого нет? — взгляд медленно сполз с горящих во тьме огней Эдельвейса на отражение Кейли. Та тоже смотрела куда-то вдаль и, если следить по траектории, ее взор падал на неровную зигзагообразную линию горных хребтов. — Есть один ученый-изобретатель Шоквейв. — Говорящее имя. — Вот именно. Он скорее доведет «до ручки» своими изобретениями, хоть я и считаю его гением в своей сфере. На секунду я замешкалась и тут же выпалила с надеждой в глубине души, отрывая будто бы уже приклеенный лоб от окна: — А помощница тебе… не нужна? Она молчала. Я видела, как в ее глазах сомнение окрашивалось всеми цветами радуги: перерастало из алого любопытства и соломенного смятения в глубокое малахитовое осознание, приходя к задумчивости цвета темного индиго. За эти секунды, что она пристально всматривалась в мои глаза, я успела вспомнить своего первого строгого учителя в начальных классах школы. Возможно, иногда этот старик — кажется, его звали мистер Барр — говорил действительно дельные вещи, хоть тогда я всего этого не понимала. Я запомнила одну обычную, однако крепко зацепившуюся в моём сердце фразу, которую он сказал на первых уроках ещё до того, как успел произвести не самое приятное впечатление на всех моих одноклассников и меня саму в том числе: «Важно находиться здесь и сейчас. Уметь видеть и слышать то, что твориться вокруг. Уметь применять это на практике и не бояться смотреть правде в глаза.» Тогда он говорил это об опоздавших учениках, что слишком громко обсуждали «принципы преподавания» нового учителя, которого ещё даже не видели в глаза. Но сейчас… Я погружалась по большей части в свои собственные мысли. Раздумывала над страхом признаться себе в том, что мне нравится и снова цеплялась за теперь уже дикое желание двигаться в выбранном направлении. Пробиваться, как шесть лет назад. — Ты ничего не знаешь во всех наших делах. — кратко заключила Кейли, но с места не сдвинулась. — Крови боишься? — Нет. Я на войну шла, конечно нет. — Синей светящейся крови? Я рассмеялась. — Думаю, нет. — Учиться готова? — Да. — Ну вот и отлично. — наконец, на ее задумчивом лице сверкнула довольная усмешка. — Все ждала, когда же ты решишься заговорить об этом. Вот так все Оптимусу и скажешь! На «жестянку» поступило голосовое сообщение: «Мы возвращаемся в город. Встреться с Кейли. Мы обо всем с ней договорились. Будь аккуратна в дальнейшем путешествии и не забывай нам писать.» — В смысле…? — удивленно выпалила я, а Кейли лишь тихо захихикала.