Место для шага вперёд

Владу нравится дорога. Любовь к ней была заложена в нём ещё с детства: ребёнком он только и глядел в окно машины, развлекая себя сам, пока мама с папой болтали впереди, ни о чём не беспокоясь. Деревья сливались воедино, прерывистая линия на скорости превращалась в сплошную, чувство полёта захватывало мысли, а лоб неожиданно бился о стекло при повороте. Влад недовольно мыкал, потирал больное место и прикладывался к окну снова. Радостно сообщал родителям о каждой корове, что появляется на горизонте, и мирно засыпал под шум колёс, дёргая носом при камушках, влетающих в лобовое. Влад вырос, чувства поменялись. Теперь он не наблюдает, а следит — внимательно всматривается в каждую машину, отвлекаясь на виды лишь на пару секунд. Лоб больше не сталкивается со стеклом, безопасность в приоритете, ремень всегда пристёгнут. Камушки, царапающие стекло, вызывают лишь недовольные вздохи, нос не дёргается, по-настоящему морщится. Но дорога всё ещё успокаивает. Появились другие радости. Теперь он может поехать куда-то, не прося, ёрзая на пассажирском, остановить на ближайшей заправке, — он полностью контролирует процесс. Не нужно больше в страхе прикрывать глаза при обгоне — он сам решает, когда лучше. Не нужно ограничивать себя, выбирая, чем перекусить на «Лукойле», потому что ты взрослый и сам себя обеспечиваешь. Не нужно умолять переключить Агутина на «Парк Горького». В общем, жить стало чуточку легче. Появились другие проблемы. Нельзя продремать всю дорогу, разложившись на задних сидениях. С отдыхом в принципе сложновато, особенно когда ехать приходится больше дня, задница затекает, спина неодобрительно воет, а потратиться на номер в гостишке, чтоб немного поспать, — жаба душит. Цены на бензин бесят, водители бесят, попеременный интернет бесит. Но самое большое открытие — отсутствие времени. У семьи, друзей и других потенциальных пассажиров, с которыми хотелось бы его провести. Не всегда твоё расписание совпадает с чужим, отыскать пару деньков на совместный досуг почти невозможно. В итоге приходится молчать наедине с собой, иногда шикая на неприятные ситуации на дороге. Почти ретрит молчания, платить всё равно приходится, зато музыка на фоне теперь подходящая, и босоногий мальчик больше не танцует тарантеллу на ушах. Поэтому во Владикавказ ему пришлось ехать одному: не каждый сорвётся в конце декабря, когда уже пора бы готовиться к праздникам, на юг России, чтобы посмотреть на «город мёртвых», так ещё и на тачке в целые сутки. Сомнительная акция, зима, холодно. Влада не парит — ему хочется. Примерно таким девизом он убеждает себя доехать до пункта назначения. Даже когда каждые четыре часа приходится выпрыгивать из машины и нелепо скакать вдоль обочины, разминая затёкшие мышцы. На морозе, без куртки, зато как приятно потом вернуться в нагретый салон. Были б ещё по пути нормальные заправки с нормальным кофе — цены бы не было. На Даргавский некрополь он всё-таки смотрит. Фоткается на фоне слабо заснеженных склепов, топчется в грязи и краем уха от других приезжих слышит что-то про «сказочный» Гудаури. Загуглить не может — вышку пятьджи для усопших не построили, поэтому приходится прислушаться к чужому разговору. Значит, горнолыжка. Владу нравится кататься на машине. А ещё — на лыжах. В школе всё время расстраивался от того, что на уроках физры их этому не учат, как многих других. Напрашивался у родителей в «Сорочаны», там и привыкал к спуску, набивая шишки. Как чуть подрос, удалось побывать и на Красной поляне, и в Архызе, сразу понял, что Подмосковье по сравнению с этим — чепуха. И пришлось учиться заново. Ехать в Грузию он не планировал. Спрашивать о пересечении границы тоже, но язык ему не друг, когда дело касается хотелок: ноги уже несут к другим туристам, и Влад вызнаёт подробности вплоть до времени основного потока у КПП. Карта на телефоне светит радующим глаз отсутствием трафика и ничуть не огорчает нуждой вернуться обратно во Владикавказ, чтоб выехать на нужную трассу. Пару раз сгрести снег лицом хочется больше, чем вернуться домой и снова приступить к работе. В Гудаури оказывается жарко по меркам нормальной зимы, к которой Влад в Москве уже успел привыкнуть. В футболке не походишь, но сверху хватает одной джинсовки, удачно сливающейся с горной слякотью. Зрелище, честно говоря, жуткое: всё в камнях, как на сочинском пляже, среди них редко проглядываются комки грязного снега. Канатка предсказуемо стоит на месте, вокруг — ни души. По безлюдным закуткам бродят собаки, в прокатном домике пустуют стойки. Действительно сказка. Расстроило? Мягко сказано. Разочаровало. Даже мысли не возникло: обычно сезон катания открывают в конце ноября. Всё завалено снегом, а до канатки приходится стоять километровую очередь, цепляясь за чужие лыжи. Вокруг ходят спортсмены, отчаянно желающие перепродать свой ски-пасс, холодный воздух мешается с ароматом кофе в руке контролёра турникетов, ты каждые пять минут перепроверяешь наличие телефона в закрытом кармане и сгораешь от нетерпения. А тут всё просто — ничего. Владу нравится кататься на машине и лыжах, но точно не на своих нервах. Пальцы без особого интереса меняют в картах курс на Тбилиси и небрежно опускаются на руль, нервно царапая кожаную оплётку. Уж столицу вряд ли закроют, посмотреть на неё даже любопытнее, чем целый день прослоняться в горах. Так Коноплёв себя успокаивает: слишком громко хлопает дверью и впервые жалеет, что в бардачке нет ни одного диска — искать музыку в телефоне под настроение сейчас нет никакого желания. Перемешавшиеся скачанные треки ласково подкидывают «АукцЫон», и Влад сдавленно ржёт, пропевая «долгую дорогу бескайфовую», вставляя новый стик в айкос и заводя машину. Долго ехать не приходится. Проходит один трек, второй, ястребом скользящий по дороге взгляд натыкается на вытянутую руку с активно машущим большим пальцем, и Влад съезжает на обочину, скорее, по инерции, едва сумев осознать манёвр. Он не успевает рассмотреть голосующего — натыкается на тускло-зелёный спортивный костюм и сразу открывает окно, приглушив музыку. Незнакомец не медлит, тут же хватается за крышу, нагибается и, светя камерой в левой руке, добродушно интересуется: — Подбросите? Влад немного скептик. А ещё очень любит сомневаться, и вид чужого лица совсем ему не помогает: глуповатые усы, патлы под чёрной шапкой и солнцезащитные очки посреди декабря не внушают доверия. Располагает к себе, наверное, только большая красная сумка за плечом — точно путешественник. «Нет, по приколу остановился», — хочет съязвить Влад, но вовремя осознает, что есть в этом доля правды. Подбирать попутчиков ему ещё не доводилось, а для сегодняшнего дня такие обстоятельства даже к месту. Будет хоть кому пожаловаться на неудавшееся приключение. — Кидай сумку на заднее, — смириться с новой участью оказывается довольно легко. Инструкциям следуют с отчаянной преданностью, уже через мгновение на соседнем сидении довольно ёрзают, но окончательно устраиваться не спешат — не он один здесь сомневается. — Куда тебя? На «вы» с ним как-то сразу не задаётся. Чудной какой-то. — До Тбилиси удобно будет? — Удобно. Куда угодно удобно, — тот сразу попускается и снимает очки, видимо, почувствовав надёжность. — Только давай без камеры. Блогер? — Просто креативный. Костя. «Просто креативный Костя» тянет ладонь для просто человеческого рукопожатия, послушно выключая камеру. Влад наконец сталкивается с ним взглядом и глупо дёргает уголком губ, едва ли не обречённо вскидывая брови, — у Кости глаза безумца. Отдающие той самой растаявшей горнолыжкой, в цвет Владовской джинсовки. С такой же безумной улыбкой, пестрящей острыми клыками. Коноплёв всё-таки пожимает руку, называет имя в ответ и хватается за руль. Сказка медленно перерастает в очередную фантазию Томаса Харриса. — Куда угодно? У тебя московские номера, — не только креативный, но и наблюдательный Костя пристёгивается, Влад беззвучно выдыхает, довольный, что не пришлось просить самому. — Тоже приехал красóтами любоваться или по делу? Полминуты у Влада уходит на то, чтобы решить, стоит ли быть с Костей честным. Ещё десять секунд он мычит себе под нос, пока выезжает с обочины, — слишком неожиданная нужда в мыслительном процессе после суток отшельничества. — Я вообще не должен быть здесь, — взгляд бегло цепляется за время пути: торчать в тачке придётся ещё два часа. — Ездил смотреть некрополь, услышал про Гудаури… — Приехал, а сезон ещё не начался, — Костя перебивает и дёргает носом, улыбаясь своим мыслям. — Та же фигня. Мужик меня довёз, время потратил, а ничего не работает. Но не зря, я потом на арку дружбы народов скатался. Люди тут приятные, несложно кого-то поймать. — А то, приятные, — Влад нехотя соглашается. Проезжать через КПП под бесконечный галдёж ему не понравилось: много незаконщины, людей разворачивают, приходится стоять, а потом с тоской выдерживать на себе раздражённый после предыдущего водителя взгляд. — Приятные. Ты приятный, сразу ведь поймался? — возможно, Владу стоило бы среагировать на это чуть более негативно, а не одобрительно хмыкнуть, покачав головой. Костя находит в этом что-то своё, боковым зрением видно, как он сразу подбирается, с трудом сдерживая поток слов. — Катаешься, да? На чём? — На лыжах. — Это не техника дошла, а я сюда сама дошла, на лыжах! — Костя делает голос выше и, прежде чем Влад успевает переварить очевидную цитату мамы Дяди Фёдора, продолжает: — Я на борде. Уже примерялся, как буду съезжать по камням, если честно. Давно не катался. У Влада лицо камнем, по которому этим самым бордом и проехались, а зубы сжаты, чтобы не заржать. На Костю тяжело не смотреть, пока он говорит, потому что до этого момента Коноплёв и представить себе не мог, что первое впечатление может быть таким обманчивым: образ маньяка сменяется активным участником Клуба весёлых и находчивых. И он бы дал себе ещё минуту, чтобы посомневаться в этом, если бы Костя не добавил: — Лицо у тебя «просто» и «квашино». Че такое? Ты из этих? Лыжи — вперёд, долой сноуборд? — Влад не знает никаких этих, поэтому сдаётся и расплывается в улыбке. Как же ему этого не хватало — простого и непринуждённого общения, без лишних воспоминаний о проблемах и работе. Будто не он подобрал Костю, а Костя прикарманил его: удобно взял Влада с тачкой к себе в компанию, вытащил утопающего из мерзкого разочарования одной отсылкой на мультик. В таких случаях главное — не поспешить с выводами, но Владу очень и очень хочется, чтобы это не прекращалось. В том, что Костя чудной, он точно не ошибся. — Ты как из песни «Сплин», — вместо опровержения своей псевдовойнушки с сёрферами заключает Влад, мучаясь от того, что начинающийся серпантин мешает спокойно делать два дела сразу: рулить и болтать. — Шёл чудак, раскалённому солнцу подставив нагретый чердак. — Я в шапке, — Косте сравнение явно нравится, он тут же ползёт в телефон, бегло что-то записывая. — И что, помогает? — Туше, — он бормочет и тянется к регулятору громкости, возвращая на фон музыку, в которой Влад теперь совсем не нуждается. — Вы, палочники, пухляк портите. Ответить нечего — претензия детская, несерьёзная. Влад молчит, прислушиваясь к тому, как Костя делает глоток воды, и ловит краем уха строчки Цоя, постукивая пальцами по ребру руля. «Место для шага вперёд» становится короткой передышкой, но уже через минуту Костя снова подает голос, перед этим коротко промычав припев. — А почему один? Костя — тот самый сосед в ласточке, который нуждается в постоянном собеседнике. Костя — тот самый дальний родственник, который найдёт возможность поболтать, даже если придётся общаться жестами. Костя, судя по всему, экстраверт. Влад пообещал себе не спешить с выводами, но чужую особенность видно издалека: он и мёртвого из склепа поднял бы вышки сотовой связи достраивать. Владу подходит. Надо иногда прятать наушники в кейс и теряться с соседом в вагоне-ресторане. Интересоваться родственниками и вылезать из нелюдимого панциря. В его случае — открываться новому знакомому в самых простых вещах. — Так Новый год скоро. Все по домам, — Влад пожимает плечами, словно нет ничего более очевидного. — Ёлки там, корпоративы. А мне отдохнуть надо было. Я ж от самой Москвы на колёсах. — Делись с прибывшими, — Костя протягивает ладонь, сложенную в чашечку, на что Влад только закатывает глаза: одна шутка лучше другой. — Я с Питера. Иногда хочется, знаешь, отдалиться от всего, сунуться в новую локацию и исследовать без всяких интернетов. Снимать, болтать с незнакомцами. С ними легче. — Потому что вы больше никогда не увидитесь? — Потому что каждый из них — проводник, — темп чужой речи ускоряется, добавляется жестикуляция. Костя втягивается. — Типа как персонажи в играх, помогающие главному герою дойти до цели. Когда ты долго наедине с собой, всегда так ощущается. — Как Вергилий и Данте? Он вдруг замирает, а Влад рефлекторно вытягивается в позвоночнике, соприкасаясь лопатками. — Да-а-а, — задумчиво тянет Костя. — Да. Как Вергилий и Данте. Только не в Аду. — А где тогда? Костя разводит руки в стороны. Откуда ему знать. — Пока в Грузии. Здесь сразу в Эмпирей. Собственный вопрос «где?» скачет мячиком, отталкиваясь о стены черепной коробки. Влад здесь: в своей машине, в нескольких сотнях километров от дома. В почётном статусе «проводник». В лёгкости и тяжести одновременно — Костя заземляет и грузит. А ещё постоянно машет стройными пальцами. Отвлекает. А потом Коноплёв вспоминает припев, беззаботно пропетый Костей, и выдаёт совершенную дикость: — Белые горы, — Влад чувствует, как чужой взгляд припечатывается к лицу, искренне внимая. Приходится нетерпеливо посмотреть в ответ, смочить губы языком и вернуться к дороге. — Где? Белые горы, — повторяет с уверенностью, проговаривая каждый слог, и кивает сам себе. — Поехали в Домбай. Костя молчит. Щурит глаза, поворачивается всем корпусом, пока Влад нервно крутится, проверяя чужую реакцию. Предложение отчаянное, импульсивное, откровенно — херню сказал. Полную чушь: кто в своём уме поедет на горнолыжку с незнакомцем, до которой ползти в лучшем случае десять часов, если не пятнадцать, в зависимости от загруженности на КПП? — А погнали. Костя поедет. Костя уже едет — крышей, чердаком, шапкой. Костя не в своём уме. Влад немножечко тоже. — Только в Домбае нет лягушатника. Справишься? — уточняет Костя и лукаво улыбается. Сгрести снег лицом всё-таки получится. Заодно и чужим, слишком довольным.