Графити

Жизнь медленно утекает сквозь пальцы, выскальзывая словно песок. Это болезненно осознавать что ты — молодая девушка, умираешь, подкошенная болезнью. Ей всего тридцать — едва ли прожита половина жизни. Это так обидно. До жути. Она ещё хотела сделать так много… Пион спорит сама с собой о судьбе, карме и думает о послесмертии. Ей говорят: — Не волнуйся. — Всё будет хорошо. — Ты поправишься! Но натянутые улыбки, плач матери после посещения… Напряжение не покидает её исхудавшие плечи. Она… Слабеет. Пион больше не может подняться с кровати даже с помощью ходунков — тех самых, с которыми ходят старики в фильмах. Вместе с лежачим образом жизни приходят множество трубок и аппаратов, поддерживающие её жизнь. Её лечащий врач — единственный, кто говорит ей жёсткую и жестокую правду: — Вы не выживете. Вскоре вместе со спинным мозгом, который у вас почти превратился в губку, начнёт разрушаться головной мозг и нервные окончания. — Вскоре у вас пропадёт любое мироощущение: зрение, слух, осязание… Поговорите со своими родственниками, об эвтаназии. Тогда вы не продлите свои страдания. Мужчина складывает руки на колени, скрепляя их в замок: — Я даю вам ещё от двух месяцев до полугода, прежде чем вы умрёте. Пион… Дрейфует. Думает. И, кажется, совсем не против смерти. Лучше блаженный покой, чем такое бессмысленное существование. — Пион, девочка моя, цветочек мой… Подумай ещё, пожалуйста… Прошу… На глазах матери появляются слезы. Они жирными, большими каплями катятся по щекам, подбородку, срываясь куда-то вниз. — Мам… Женщина хватает слабую, тощую руку, с серой кожей, мягко прижимая её своей щеке. — Мама, я скоро не смогу говорить, видеть и слышать. Я не буду отличаться от трупа — ещё дышащего. — Милая, я… Я же совсем одна останусь. Девушка мычит, прилагаю усилия, что бы прижать ладонь ещё ближе к родному теплу. Женщина мягко опускает руку на место, пристаёт и целует в лоб. — Ладно… Ладно. Хорошо. — Судорожный вдох. — Я согласна. Пион опять мычит, уплывая в небытие. Хорошо… *** I would give my whole world If you'd live one moment more Just to hear your voice I would die one thousand deaths Every day is lost will to live Every moment is time unspent Knowing that nothing can save me from my endless eternity I saw you for the last time… *** — Вы точно уверенны в этом? Многие бы хотели провести ещё немного времени со своими любимыми. Психоаналитик настаивает, давит на ненужные кнопки. — Я уверенна. Моя болезнь не излечима. Я не смогу выжить, а провести ещё время в таком положении… Без возможности увидеть, услышать или почувствовать маму… Для меня это самое большое мучение. Сейчас я даже не могу пошевелить рукой, а веки все труднее открывать. Она выдыхает, с трудом открывая глаза: — Я потеряла интерес к своим хобби, к своей страсти и не могу ничего сделать сама. Я больше не могу творить. Женщина замирает с поднесенной к бумаге ручкой. Она смотрит с жалостью, но Пион уже это не волнует. — Я устала. — …Тогда прямо сейчас я позову юриста и натариуса. — Отлично. *** Я бы отдала весь мир Если бы ты прожила на один момент больше Просто чтобы услышать твой голос Я умру тысячями способами Каждый день теряю волю к жизни Каждый момент сохранен Зная, что ничто не может спасти меня от моей вечности в бесконечности Я видел тебя в последний раз… *** Её увозят куда-то в другую часть больницы. Мама идёт рядом, крепко удерживая её за руку. Заземляя. Это грустный, траурный момент. Тишина нагнетает ещё больше. Врачи суетятся, готовят препарат и дают им время на прощание. — Мам, я так тебя люблю. — Я тоже, я тоже… Всё слова уже сказанны, просто комфортное молчание, прерываемое дыханием, движением врачей и стуком приборов. — Мам. — Да? — Я займу тебе место по-лучше. Ты только не спеши. Женщина судорожно вздыхает и врач прерывает их сухим кашлем. — Последние слова и я делаю инъекцию. Женщина привстет на слабых ногах и целует дочь в выступающие скулы, лоб, тонкий нос… — Спокойной ночи, милая. — До свидания, мам. Игла вводится по кожу, её веки тяжелеют и Пион… Дремлет, прежде чем провалиться в небытие. … … … Громкий звук-крик-стон оглушает, вырывает из небытия. Пион резко открывает глаза, смотрит на отсутствие потолка или неба. Где она…? Смутная тревога прорывается сквозь штиль спокойствия, закручивая в водоворот. Это загробный мир…? Девушка пытается встать и со слабым удивлением наблюдает, как пол становится все дальше и дальше. Пион смотрит как её руки — здоровые, сильные руки, с перекатывающимися мышцами под кожей помогают ей подняться. На ней какая-то странная одежда, напоминающая тогу (или мантию, или ещё что-то там… она не разбирается в одежде.) и её ноги совершенно босы. Значит, точно не реальность. (Я мыслю, значит я существую.) Она оглядывается. Пространство серое, полностью, не считая огромного экрана по среди этого места. Он резко включается, показывая размытое изображение пятен, а звук ужасен словно доносится сквозь вату. — My dear little… — Женский голос слабый, с хрипотцой и молодой. Потом в поле зрения появляется более тёмная фигура, она будто бы обнимает женщину Девушка знает английский, пусть и не на уровне носителя, и может различить простые предложения и слова «Моя дорогая, маленькая…» Повествование идёт будто бы от первого лица. Из экрана опять слышется шум, вскрики, а потом он начинает медленно темнеть, пока не остаётся одна тьма. Пион ещё раз оглядывается. Больше тут ничего и нет. — …Ну, значит буду исследовать. Она начинает идти вперёд, думая о маме, любимом кактусе, оставленном на подоконнике, единственной подруге, коллегах. Пион передвигает ногами все быстрее и быстрее, пока не срывается на бег. Свобода… Смех, будто испуганная птица, вырывается наружу, расправляя крылья и улетая далеко-далеко. Пространство начинает наливаться цветом: верх становится голубым и вроде как есть намёк на облака, а под стопами появляется мягкая трава. Она бежит, не чувствуя усталости, боли; эмоции пузыряться как шампанского и грозят перелететь через край. Она бежит, пока не достигает водоёма. И только тогда она оглядывается. Небо стало ярко голубым, с плывущими по нему облаками, под ногами мягкая трава, приятного, зелёного цвета, а на против озеро со сверкающей, прозрачной водой. Оно маленькое, вдиаметре едва ли двадцать метров Пион думает, что даже с середины озера можно разглядеть его дно, с мелкими камушками, водорослями и илом. Восторженно улыбаясь она наступает на гладь озера, которое как желе трясётся, пускает круги по поверхности, но не пускает глубже. Уже смелее она наступает второй ногой и бредет к середине идеально-круглого водоёма. А потом… Падает. ***