Без короля цыганам тяжко

      Кардинал был на удивление гостеприимен, хотя сегодня он гостей совсем не ждал. Приказал сразу подать жаркое и вино, хоть Фелль и отказывался поначалу, но неудобно как-то, правда ведь? Хотелось поскорее уйти отсюда. Во всём сознаться и уйти. Он сгорал от стыда за свои слова. За своё предательство. И хотелось расплакаться прямо на месте. Но при кардинале он натягивал улыбку и держался бодро, поднимая бокал за здоровье короля и поедая вкуснейшую утку. А из головы не уходил её злобный крик и лицо, становившееся самим воплощением брезгливости при виде кардинала. И сколько бы кардинал ни задавал ему вопросы, он думал только об одном: поймала ли её стража и жива ли она сейчас.       Держать лицо Зеро никогда не умел. И я не о его эмоциональном состоянии. Об этикете он был наслышан лишь из книг. Но, по всей видимости, Метатрону было достаточно и того, что он знает, в какой руке держать вилку, а в какой нож.       — Вы так грустны, мой юный друг. Что вас тревожит? — поинтересовался он, глядя на Фелля, что смотрел в стену отсутствующими глазами. В разведку с ним точно идти нельзя. Это я вам на заметку, если вы вообще решите идти в разведку с Феллем.       Фелль нервно рассмеялся и перевёл взгляд на кардинала, сидящего напротив него.       — Всё в порядке, mon seigneur, я просто задумался. Понимаете, я ведь совсем недавно в Париже, и не могу до конца всё переварить. Столько всего нового…       Похоже, эта отмазка удалась. Но тренироваться врать ему необходимо. Фелль всё ещё был открытой книгой, а, судя по всему, в том месте, в котором он сейчас находится, это было недопустимо.        — Не переживайте, мой мальчик, я тоже нездешний. И тоже из Бретани, — мягко улыбаясь, подбодрил его кардинал и налил ему ещё вина. Слуга с недоумением посмотрел на него, но кардинал жестом попросил его выйти вон.       У Фелля чуть не отвисла челюсть от услышанного, и только он хотел спросить, как кардинал узнал о его происхождении, как вдруг выяснилось, что тема разговора будет совсем другой, и ему оставалось лишь внимательно слушать.       — Она ведь совсем не цыганка, эта Кроули. Просто выросла не с теми людьми. Она могла бы стать прекрасной придворной актрисой, а может, и чьей-то фавориткой. Но английская кровь! — он пригубил немного вина и причмокнул, — англичанку из неё ничем не выведешь. А если ещё примешать этих цыган… убивает по-цыгански, а уходит по-английски. Вы неглупый юноша, месье Фелль. Совсем неглупый. И наверняка понимаете, что сейчас грядёт, — кардинал допил до дна и поморщился.       И снова вот это «что», которое сейчас грядёт. Конец света? Всемирный потоп? Массовая эмиграция русских?        — Простите, mon seigneur, но что сейчас грядёт? Я не совсем понимаю, о чём вы говорите.       Метатрон громко рассмеялся в ответ, стукнув бокалом по столу. Похоже, он уже был изрядно пьян. В целом, пьянел он довольно быстро. И оттого много пил, иначе в чём смысл вина? На самом деле, этот факт объяснял очень многое.        Феллю сделалось немного дурно и от этого ещё более неловко. Он пытался незаметно отодвинуться от кардинала, но тот сам пододвигался ближе к нему.        — Мой маленький Зеро, ты совсем не видишь, что происходит вокруг тебя? Учишься в Военной школе и при этом совсем ничего не знаешь? Революция грядёт, месье Фелль, самая что ни на есть революция. Ты думаешь, зачем эта Кроули убила моего советника, даже не скрывая, что она убила? Зачем висят везде эти плакаты, а больные на голову, Христа не знающие люди провозглашают себя ораторами? Революция, месье Фелль. Революция!       Феллю только и оставалось слушать, широко разинув рот. Угораздило же его прибыть в Париж к началу революции… А может, он просто пьян и не думает, о чём говорит? Сейчас бы Феллю хотелось верить только в это.        — Mon seigneur, вы, кажется, пьяны, не может же такого быть… почему же они так невзлюбили Его Величество?       Кардинал посмотрел ему прямо в глаза, то ли насмешливо, то ли с горечью улыбаясь.        — Месье Зеро Фелль, только вы у нас один любите власть. Любите быть подчинённым и любите того, кто сделал вас своим рабом. Вы белая ворона среди всего парижского народа. Это большая редкость для нашего времени, любить правительство страны, в которой вы живёте. И именно вы нам нужны.       Он поднялся со своего места и медленно направился к Феллю, встав за ним и покровительственно положив руки на его плечи. От этого Фелль невольно поёжился. Всё это было так странно… зачем он нужен? Юный, неопытный, трусливый… на кардинала явно плохо действовал хмель.        — Я ведь знаю, что вы соврали мне. Что вы её знаете и, похоже, сильно влюблены, не так ли?       Зеро замер. Холодок прошёлся по спине, заставляя его тело незаметно подрагивать. Воздуха стало не хватать, а в глазах потемнело. Казалось, будто он вот-вот лишится чувств.        — Mon seigneur, я… я могу объяснить, вышло совершенное недоразумение…        — Ради того, чтобы быть ближе к королю, ты готов предать свою любовь, мой мальчик, правда же? Готов, Зеро? — полушёпотом спросил кардинал, наклонившись к его уху.       Фелль посмотрел на него, обернувшись. Безусловно, он хотел этого, он стремился к этому чуть ли не всю свою сознательную жизнь, неужели он бросит всё ради, по сути, незнакомой ему цыганки? Которая к тому же и убийца, развращающая умы людей. И ведьма.       Но что-то внутри него заставляло его сомневаться. Он и так поступил весьма подло, хотя лично ему Кроули ничего плохого не сделала. А если он сейчас согласится на предложение кардинала, так и вовсе станет таким моральным уродом, что в своё отражение не сможет смотреть, не то что кому-то в глаза.        — Мне необходимо время на то, чтобы всё обдумать, mon seigneur.        — Да о чём тут думать, мой дорогой месье Фелль? Как ты можешь сомневаться в таких вопросах? Господь ведь ненавидит сомневающихся, знал об этом? Давай я налью тебе ещё немного вина.       Фелль лишь молча смотрел на то, как кардинал наливает ему в бокал напиток. Наблюдал, не двигаясь. Бокала он не мог принять. Он ведь не пил, и решения ещё не принял, нельзя ведь давать поспешных обещаний. Но если кардинал посчитает это за дерзость?..       Может, ещё не поздно. Может, Метатрон смилуется и даст ему время на размышления. Может, он ещё сможет вернуть себе моральный облик. Но о каком моральном облике может идти речь, если он откажется от короля?        — Почему ты не пьёшь, месье Фелль?        — Потому что вы пьяны, mon seigneur, — единственное, что решился ответить на это Фелль. — Я прошу меня простить, но такой важный вопрос правда нуждается в обдумывании, я не могу дать поспешных обещаний.       Кардинал в ответ лишь пододвинул к нему бокал вина.        — Пей, Фелль. Пей. В знак нашей дружбы.       Фелль только одного понять не мог. Почему именно он? Не Габриэль, не Мишель, не пресловутый Пульцифер, его однокурсник, а именно он?        — Не совершаете ли вы ошибку, предлагая дружбу именно мне? Я знаю людей, которые явно достойны её больше, чем я.        — Ты любишь власть. Больше мне не нужно ничего. Пей.       Зеро перевёл взгляд на бокал, потом на кардинала, потом снова на бокал, потом опять на кардинала. Какая же это дружба, если оппонент с ним не на равных и может распоряжаться его жизнью так, как ему вздумается? Даже убить?        — А что на это скажет король? — осторожно поинтересовался Фелль, медленно пододвигая бокал к себе.        — Он будет только рад будущей встрече с тобой. Пей.       Фелль не выдержал затянувшегося напряжения, схватил бокал и мигом осушил его, поморщившись от горечи. Тепло разлилось по его телу, затрагивая каждую его часть. Послышались аплодисменты.        — А теперь иди с миром. И принеси мне её голову.        — В какой срок?.. — тихо спросил Фелль, ещё не придя толком в сознание.        — Пока не начнётся революция.       Придя домой, Фелль почувствовал тот же самый запах, который успел возненавидеть за время визита к кардиналу. Запах алкоголя, к которому прибавился этот ужаснейший перегар. Он вошёл на кухню и обнаружил лежащего прямо на столе Габриэля, который неразборчиво пел мотив незнакомой Феллю мотив. Что-то там про оружие, батальоны и нечистую кровь.       Настолько сильно Габриэль ещё не нажирался никогда. Феллю было, мягко говоря, страшно на него смотреть. Если на пьяного, но ещё соображающего кардинала ему смотреть было мерзко, то при виде Габриэля он словно становился скован по рукам и ногам. Тот же даже не заметил его присутствия. Он громко рыдал, да так, что его стоны и рыдания наверняка были слышны в какой-нибудь Гасконии. Фелль не мог расслышать, что он говорил через рыдания. Единственным отчётливым словом было «Бастилия».       Оправившись от шока, Фелль понял, что ему больше ничего не остаётся, кроме как действовать. А вернее — облить его холодной водой и, не обтерев, уложить спать. Чтобы во время простуды больше не повадно становилось пить. Запах алкоголя уже засел у Фелля в печёнках, после такого он даже к бутылке зарёкся близко подходить.       Но времени у Фелля уже было катастрофически мало. Нужно принести голову цыганки, а где её найти — он не имел ни малейшего понятия.       Он сел на кровать и посмотрел в окно. Шикарно живёт Габриэль, ничего не скажешь. Прямо из окна вид на Нотр-Дам. Горожане этот храм не очень-то любили, да и не использовали его как храм. Скорее как рыночную лавку. Но Фелля что-то привлекало в этом здании. Было в нём как будто что-то магнетическое. Неземное, волшебное.       Зеро побывал в Нотр-Даме всего раз за всё время пребывания в Париже. Это было ещё в первые дни его приезда. Он пришёл, чтобы побеседовать со священником, но его так и не нашёл, а когда начнётся месса, никто не знал. Как будто никто туда и не приходил. Странное, однако, зрелище — храм без прихожан. С одной стороны, всё ещё наполненный людьми, а с другой стороны, абсолютно пустой, ведь люди заняты совершенно не тем. Но кто Фелль такой, чтобы судить? В том-то и дело, что никто. Но лицезреть это ему было больно.       Мимо Нотр-Дама проехала крытая тележка с запряжёнными в неё лошадьми, похожая скорее на дом на колёсах. Кто-то из горожан кидал в неё сырые яйца и помидоры, кто-то кланялся и приветствовал едущих в ней, радостно смеясь. Свесив ноги, прямо у края телеги сидела та, которую он должен будет скоро убить. Антуана Кроули. И ведёт она себя, как ни в чём не бывало. Улыбается, машет прохожим, хотя, казалось бы, её ведь ищут. И, видимо, она ещё что-то пела. Смутные отголоски музыки были слышны оттуда.       Фелль тут же выбежал из дома. У входа, около сарая, к забору была привязана лошадь Габриэля. Почему бы Зеро не воспользоваться таким роялем в кустах, спросите вы? А я вам отвечу — почему бы и нет. Только проблема вот в чём — из Фелля наездник совершенно никудышный. Поэтому нагнать кибитку цыган он не мог достаточно долго, хоть она и ехала довольно медленно. Упасть ведь страшно, мало ли, что он там себе расшибёт. Поэтому лошадь шла чуть ли не шагом, чем была весьма недовольна. Ей бы галопом скакать. Только даже если Фелль упадёт, найдётся наездник, который просто будет стоять на ней, никуда не двигаясь. Так что этой самой лошади сейчас лучше смириться.       Через некоторое время, когда телегу уже пора было поставить, Кроули, приподняв повязку (поскольку толком никого поблизости не было), заметила вдалеке знакомый, уже порядком раздражавший её силуэт. Она отбросила повязку в сторону подползла к женщине, сидевшей в глубине повозки с закрытыми глазами. Та женщина была средних лет, с длинными распущенными волосами по лопатки, в бордовом крестьянском платье.        — Э биби, давай уедем подальше и коней погоним быстрее? — скороговоркой спросила Кроули, сев рядом с ней по-турецки, подражая ей.       Женщина посмотрела на неё косо, всем своим видом показывая, что её сейчас оторвали от очень важного дела.        — Зачем это, о быято? И так постоянно едем, пора бы и отдохнуть.        — Ну… пожалуйста, оставаться здесь опасно, ты же не хочешь, чтобы я ещё кого-то убила? — с умоляющим взглядом упрашивала её Кроули.        — С чего это ты взяла, что не хочу? — не глядя собеседнице в глаза, спросила она.        — Тебе явно будет лень опять меня тряпкой хлестать, а если ещё немного проедем, то ничего страшного не случится, Агнесса, раны, умоляю!       Та женщина, которую назвали Агнессой, в ответ лишь рассмеялась и потрепала Кроули по голове, параллельно возвращая повязку ей на глаза.        — Что с тобой поделаешь-то. Гуарил! — она вылезла из кибитки и подошла к грузному пожилому мужчине, что сидел снаружи и управлял парой лошадей.       Кроули обернулась и заметила, что спохватилась слишком поздно, Фелль уже догонял их. Она выскочила вслед за Агнессой, быстро сказала ей, чтобы без неё не уезжали, и что она вернётся буквально через секунду, поправила пёструю юбку и быстрым шагом подошла к этому недоделанному наезднику. Он в свою очередь заметил, что некоторые её участки тела покрыты волдырями и струпьями.        — Ну, кто так погоню устраивает? Нормально бы ехал, за минуту бы нас нагнал, — крикнула она Феллю и зло усмехнулась. — Либо ты говоришь, что тебе надо, разворачиваешься и уезжаешь, либо я тебя убью прямо здесь. Устраивает такой договор?        — Нет, я… — Зеро даже с лошади слезть не успел, как его мигом перебили.        — Я тебя не спрашивала, это была чистая формальность. Так сказать, вежливость перед приближённым самого кардинала. Добро пожаловать в наш табор, mon seigneur, — она натянуто улыбнулась и присела в насмешливом реверансе, после на её лице вновь появилась нескрываемая гримаса отвращения и презрения.        — Я… я хотел извиниться перед тобой, Анту…       Когда он только начал произносить вслух её имя, он заметил, как она достаёт из-за спины заготовленный заранее нож. Не её собственный, разумеется, её собственный ей так и не вернули. Такое несчастье…        — То есть, Серпе… Змея. Да. Вот. Я поступил, как трус. Как предатель. И мне за это прощения нет…        — Во-первых, ты и есть трус и предатель, — прервала его Кроули, — во-вторых, зачем ты просишь прощения, если знаешь, что тебе его не будет? Какой смысл? Зачем ты тратишь моё время?        — Дослушай, пожалуйста, — Фелль поднял руки вверх, будто защищаясь.       Кроули в ответ лишь молчала, будто и правда собиралась внимательно его слушать. Зеро прочистил горло. Он достаточно сильно нервничал. Просто так он её убивать не собирался. Легче было втереться в доверие. Когда тебе доверяют, ты можешь делать всё, что угодно. Из Фелля как будто высосали всю его совесть.       Не то чтобы он этого хотел, ему было больно это делать. Просто было страшно. За свою жизнь.        — Мне правда невероятно стыдно. И я готов сделать всё, что угодно, лишь бы искупить свою вину. Ты… потрясающая девушка, отважная, честная, смелая… а я просто лицемерный трус.       И ироничнее всего в этом было то, что он сейчас говорил чистую правду, хотя по роли ему положено безбожно врать.       Кроули долго стояла, абсолютно неподвижно, и смотрела на него. Будто статуя. Её словно ничто не волновало, Фелль разговаривал с куском древесины. Наконец она усмехнулась и сняла с себя повязку, глядя ему прямо в глаза. Из её уст послышался набор звуков, складывающийся в пение. В то самое пение, которое он слышал за окном, любуясь на Нотр-Дам. И тот же самый мотив, что напевал пьяный Габриэль.        — Entendez vous dans les campagnes Mugir ces féroces soldats Ils viennent jusque dans nos bras, Égorger nos fils, nos compagnes. (Перевод: Слышите ли вы в деревнях Ревущих беспощадных солдат Они приходят в наши руки, Резать горло наших сыновей, наших подруг)       За этим последовала резкая, притупляющая сознание боль в ноге. Кроули действовала ножом весьма умело и оперативно, и в этот раз своих ошибок не повторяла. Засунуть-высунуть-сбежать-протереть. И никто не скажет, что его ранила именно она. Сам виноват.       Как только она запрыгнула в повозку, табор уехал, оставив Фелля наедине с кровоточащей раной прямо в голени. Он осел на землю, держа рукой рану, и смотрел вслед уезжающему экипажу. Очередное доказательство того, что Фелль совершенно ни на какую службу не годится. Прикончил бы её на месте, и зачем нужны были эти извинения?       С трудом поднявшись на ноги и сев на лошадь, превозмогая боль, как его учили, он кое-как доехал до дома и тут же свалился на кровать. Рядом не было матушки, которая обработала бы рану, подула бы на неё и поцеловала бы его в щёку, погладив по голове. Отчего-то ему представилось, как всё это делает та злосчастная цыганка. Нежные руки, добрая улыбка… отчего-то с ней он ассоциировал подобное очень легко, хоть уже и убеждался в том, что она исчадие Ада. Наверняка искушения. А как иначе? От кровотечения у него явно помутился рассудок, нельзя себе сейчас доверять. Ни за что.              Фелля разбудил взрыв. Резко проснувшись и ничего не понимая, он поплёлся на кухню за куском ткани, чтобы перевязать рану. Габриэль стоял там, как ни в чём не бывало, и одевался в военную форму. «Наверняка бредит», — подумал Фелль, сел на стул и принялся перевязывать рану. Слышались крики, победные возгласы и едва уловимое цоканье копыт лошадей.        — Ты куда собираешься, Габриэль? Что происходит? — тихо спросил Зеро у силуэта, отдалённо напоминавшего Габриэля.        — Бастилия, — прошептал он в ответ. — Они взяли Бастилию. Революция началась.       Габриэль быстро выбежал из дома, оставив Фелля в расстроенных чувствах. Он до последнего не верил, что такое может произойти. Что люди на такое способны. Не помня себя, он выбежал на улицу в одной рубашке и панталонах, в общем, в чём мать родила.       Повсюду слышались оры, плач, иногда смех. Люди врывались в магазины оружия и вытаскивали всё необходимое, запугивая продавцов, грабили уже без разбору, кого ни попадя, таскали пушки по улицам. Он не видел, убивали кого-то или нет. Уже от этой картины он был в ужасе. Люди будто превратились в животных. Если он подбегал к кому-то спросить, что происходит, перед ним закрывали ставни, ранили его копьём или кидали в него тяжёлыми предметами. Даже дверь церкви захлопнулась прямо перед его носом.       Закрыв рот рукой и упав на колени, он зарыдал, не замечая, что об него иногда спотыкались или отталкивали его копьями, чтобы не мешал. За эти несколько дней в Париже он уже много раз испытал что-то наподобие ужаса, но настолько сильного — никогда. Не было понятно, что с ним сделают эти люди. Не было понятно, что будет дальше и чем всё это закончится. Будет ли он вообще жив завтра. Каждую секунду он вопрошал Господа Бога, зачем он вообще здесь оказался. Просил у Него прощения за все возможные грехи. Громко молился, кланялся, просил пощады, крестился и всё время безудержно рыдал. Ему уже не хотелось что-то исправлять. Не хотелось служить кардиналу и королю, не хотелось просить прощения у цыганки. Ему хотелось домой. Там было спокойнее.       Из последних сил встав на ноги, он поплёлся домой, всё так же завывая и всхлипывая. Некоторые из, так скажем, восстающих уже не могли терпеть и тыкали в Фелля остриём копья, но ему уже было всё равно. Его затолкал за забор какой-то юноша. Черноволосый, маленького роста, в потрёпанном костюме и с красной лентой, повязанной вокруг плеча. И для Фелля он был сейчас подобен ангелу с небес.        — Вы его ограбили, что ли, чего он ревёт? — поинтересовался он, притянув к себе двух повстанцев за шкирку.        — Да чего мы сразу, лорд Вельзевул? — вырвавшись из его хватки, стал защищаться первый. — Нам к Бастилии надо, а ты нас задерживаешь из-за какого-то недоумка.       Переругиваясь, они так втроём и ушли. «Даже имена дьявольские… Господи, куда я попал? Когда тут уже будет тише? Я просто хочу тишины, Господи, помоги», — думал Фелль, пытаясь успокоиться и глотая слёзы.       Спрашивать бесполезно. Тишина больше никогда не наступит.