Без короля цыганам тяжко

       Она тут же закрыла глаза. Даже не закрыла, а зажмурила. Вытянув свободную руку перед собой, Серпента попыталась нащупать отнятое, но Фелль держал повязку за спиной. Будто понимал, что без неё она станет уязвимее. И сейчас она только это подтвердила.       — Открой глаза, — тихо, но твёрдо сказал Фелль, убирая от себя вторую руку, что уже менее крепко держала его рубашку.       Только она собралась что-то ответить, как вдруг послышался свист и ржание лошадей. Люди вмиг расступились, образовав по краям улицы две линии и склонив свои головы. Цыганке пришлось сделать то же самое. Фелль, не понимая, что происходит, последовал их примеру, встал с земли и так же наклонился. Он хотел было спросить у своей спутницы, что происходит, но та не дала ему даже начать, злобно зашипев.       — Платок верни! — агрессивно прошептала ему она, жмурясь ещё сильнее.       — Нет, сначала открой глаза! — заупрямился Фелль.       — Сюда идёт кардинал, живо отдай мне платок!       «Кардинал?.. я смогу увидеть самого великого кардинала?! Боже милостивый, я буду на одно рукопожатие ближе к королю! Какой кошмар», — подумал Фелль, и на его лице появилась нервная улыбка.       Даже вселяющая в него страх мысль о кардинале не заставила Фелля пойти ей на уступки, и он кинул платок так далеко в сторону, что, упав на дорогу, вещица совсем затерялась под ногами людей. Если бы вы спросили его об этом случае прямо сейчас, он не смог бы ответить, чем он руководствовался. Наверное, обидой, гневом и любопытством. Да, именно в такой последовательности.       — Держи, — он протянул ей пустую руку.       Та взялась за неё и, поняв, каков был его трюк, тут же залилась краской от гнева. Её челюсть сжалась, и всё её тело задрожало от перевозбуждения. Она мигом открыла глаза и схватила его другой рукой за волосы. Тяжело дыша, она закричала, будто выплёвывая каждое слово ему в лицо:       — ТЫ ПОНИМАЕШЬ, ЧТО ТЫ, СУКА, НАДЕЛАЛ?!       Но, только увидев его, она поняла, что теперь произошло. Это явно был конец. Он всем расскажет. Точно расскажет. Пламя костра инквизиции уже обжигает ей пятки. Финита ля комедия.       Она отпрянула, глядя на него широко распахнутыми глазами и тяжело дыша. Это был первый раз, когда Фелль видел панику, даже не панику, а ужас на её лице. Настоящий животный ужас, который поразил и его, когда он увидел, что же она скрывала под платком. Один её глаз был зелёным, а другой же — ярко-жёлтым.       Зеро бы попятился назад, да только пятиться некуда — мигом наступишь на ногу какой-нибудь старушке, а она потом разболтает, что некто Фелль отдавил ей ступню, негодяй эдакий. Есть только один выход. Народа много, они ведь защитят его?.. Только он от страха хотел крикнуть, что здесь ведьма, как цыганка уже закрыла ему рот ладонью и, шепнув, что теперь ей придётся прикончить этого ангела, заорала:       — Встанем же на колени во славу великого кардинала Еноха!       Люди, повинуясь ей, упали на колени и поклонились, уронив головы на мощёные дороги, а ведьма лишь улыбнулась ехидно, обнажив змеиные клыки, и осталась стоять, закрыв глаза и всё так же держа Фелля за волосы. Тот уже вспоминал все существующие молитвы и просил всех существующих и несуществующих богов о помощи и продлении жизни хотя бы на одну минуту. И такой отсрочкой, посланной то ли с Небес, то ли прямиком из Ада, был сам господин кардинал.       Приказ цыганки был как почтением, так и насмешкой, такой глумливой, что палач уже наверняка готовил плаху, втихаря посмеиваясь. Каждый парижанин давно усвоил этот урок и не хотел испытывать последствия на себе. Кардинал не любил своё старое имя. Так сильно, что готов был расправиться с любым живым существом, от которого он его услышит. Однажды по незнанию один слуга назвал его так и закончил жизнь в тёмном подвале, съеденный крысами. Енохом его звали, когда он был бедным еврейским мальчишкой. Заняв почётную должность, он сменил себе имя на более величественное (и весьма богохульное для кардинала), и звали его теперь Метатрон.       Карета остановилась, и конвоиры, сойдя с лошадей, открыли её дверь. И вышел оттуда мужичок маленького роста. Пожилой, в красной сутане, с большим крестом на груди, висящим на голубой ленте, и со смешной красной шапочкой на голове. Уморительная картина предстала перед горожанами. И они бы с удовольствием смеялись, если бы не хотели жить. Кардинала в нём сразу узнать было бы нельзя, но на Фелля напала такая паника, что он склонился ещё сильнее, трясясь от напряжения.       Кардинала в городе не любили. Но он об этом знать не хотел. А кто хочет знать о том, что тебя ненавидят тысячи, да даже миллионы? Хотя, он не знал, сколько людей проживает в Париже. Но всё равно ведь бесчисленное множество. А кроме него самого, его по-настоящему никто не мог полюбить. По крайней мере, могло создаться такое впечатление, даже когда кардинала хвалили. Интонации подводили. Презрение, раздражение, жажда мести, страх — вот, что воцарилось на этом маленьком рынке, когда его посетил кардинал.       Метатрон внимательно оглядел всех присутствующих, ходя взад-вперёд, и его взгляд остановился на том единственном человеке, что не склонился перед ним. На рыжей девушке, чьё лицо было в следах грязи, ноги были босыми, а деньги были только если на пёстрой юбке, да и те ненастоящие. Чересчур знакомо ему было её лицо, хоть и изменилось в нём многое. Весь её вид выдавал в ней усталость, не ела она уже как минимум неделю, черты лица были остры, а от улыбки веяло желанием скорой расправы. И желание это было взаимным. Уж слишком сильно ему хотелось отправить эту очаровательную девицу под топор палача. Злоба чувствовалась в ней. На неё неприятно было смотреть. Кардинал дал себе слово, что помоется сразу, как прибудет во дворец.       — Мадемуазель Кроули, — обратился он к ней, пытаясь сохранять вежливый и мягкий тон голоса.       Люди начали перешёптываться, не поднимая голов.       Фелль широко распахнул глаза и весь побледнел. И ежу было понятно, что обращаются именно к цыганке. «Так она англичанка?! Что за…», — думал он, на самом деле внутренне боясь, что за ней пришла Святая Инквизиция. Хоть он и сам хотел отправить её туда секунду назад. Смерть на костре была последней участью, которой он бы хотел для неё.       Ответом было лишь короткое вопросительное мычание. Так фамильярно кардиналу ещё не осмеливался отвечать никто. Будто он был ей родным братом или вовсе мальчиком на побегушках. Она стояла, скрестив руки и приподняв голову, уже всем своим поведением ставя себя выше него. Кардинал лишь ухмыльнулся и поманил её к себе жестом. Увидев, что она не реагирует, он сказал уже более строго, в приказном тоне:       — Мадемуазель Кроули, соизвольте подойти ко мне.       Но цыганка лишь громко расхохоталась. Злобным, жутким смехом. И Фелль с уверенностью мог сказать, что не от радости это было, она лишь играла.       — Разве не вы лично отдали приказ ослепить меня, mon seigneur? Глумитесь над нищей калекой перед честным народом. Нехорошо, mon seigneur, нехорошо…       — Но слепота не помешала вам убить моего советника, — сохраняя спокойный и шутливый тон, заметил кардинал, с кряхтением подходя ближе к ней.       — Ради благого дела и Тихий океан можно осушить, и Нотр-Дам снести, и сквозь слепоту увидеть ту мразь, чьё тело украло у меня мой нож. Вы же пришли, чтобы отдать его мне?       Конвоиры тут же бросились к ней с оружием в руках, но Метатрон остановил их жестом. Его всё это заметно забавляло. Как будто он пришёл на представление, и ему интересно, чем же закончится история.       — Зачем ты это сделала? — по-доброму улыбаясь, подобно отцу, чей сын испачкался в грязной луже, спросил он и подошёл ещё ближе, уже практически дыша ей в лицо. Хотя не в лицо, а чуть ниже, всё-таки она была довольно высокого роста, особенно для барышни.       Она вжалась в стену, инстинктивно пытаясь хоть как-то от него отдалиться. Если она этого не сделает прямо сейчас, то её вырвет прямо на красивую сутану кардинала. Неприятный запах из его рта, ласковый, слащавый голос, дряхлые старческие руки… ей хотелось сейчас же закричать и убежать отсюда, как маленькая девочка внутри неё уже давно бы сделала, но это только в крайнем случае. То есть, никогда. У этой цыганки никогда не было таких крайних случаев.       — Mon seigneur, не делайте вид, что я умнее и образованнее вас. Вы ведь прекрасно знаете, ЧТО грядёт, это уже очевидно, и даже мои пророчества здесь не нужны. И я сейчас не должна тратить на разъяснения вам всего происходящего своё драгоценное время. Так что на вашем месте я бы скорее помчалась во дворец, поджав трусливый хвост, и спряталась, испугавшись за свою жизнь, пока всё не стихнет, — произнесла она с нескрываемым презрением, стараясь придать вес каждому слову.       Тот лишь улыбнулся, обнажив зубы, и похлопал её по щеке. Совершенно отвратительный жест. Отвратительнее всего, что она когда-либо ощущала. Этого Кроули (теперь будем называть её так) стерпеть не могла. Она убрала его руку от себя и собралась было убежать, пока весь её гнев не вылился на представителя власти, но с его уст сошло это отвратительное имя:       — Антуана…       И тут он уже сам напросился. Так её называть больше не смеет никто. Это было справедливой местью, но сейчас она об этом не думала. Слегка приоткрыв глаза, чтобы попасть туда, куда ей надо, и скопив слюну во рту, она плюнула прямо ему в левый глаз, вызвав бурную реакцию толпы и особенно Фелля, который аж воздухом от такого подавился. Этот юноша вообще всё время пребывания кардинала на рынке был в полнейшем шоке. Кто-кто, а он бы точно не осмелился плюнуть в кардинала. И, судя по перешёптываниям, никто из парижан бы тоже на такое не пошёл, как бы сильно они его не ненавидели.       Не успел он и глазом моргнуть, как Антуана Кроули оседлала коня одного из конвоиров, и тот, встав на дыбы, понёс её, куда глаза глядят, пока она неумело (а точнее, с непривычки) пыталась удержаться за его шею. Ей не важно было, куда вести коня, главное — подальше от этого места. И от этих людей. Лишь бы поскорее закончился весь этот цирк, она не готовилась сегодня радовать публику.       Кардинал, вытерев глаз и оправившись от шока, отправил за ней стражу на единственном оставшемся коне, который не был занят кучером, а сам подошёл к напуганному Феллю и, сменив тон голоса на более мягкий, спросил:       — Она ведь тебе друг, не так ли?       Зеро едва мог выдавить из себя хоть какой-то звук. Он понимал, что сейчас стоит на кону. А от своей цели быть ближе к королю Фелль не отвернётся никогда. Ни за что на свете, даже ради цыганки он его не предаст. Он снова поклонился ему и сказал то, о чём потом будет жалеть всю свою жизнь:       — Я эту ведьму не знаю, mon seigneur.