Пять из десяти

      Чэнлэ открыл дверь машины и заглянул в салон. Первым, что он услышал, было:       – А я сегодня – зефирка!       За этим заявлением последовал радостный низковатый смех.       – И очень надеюсь, что вечером меня… зажарят.       Джэхён зыркнул на Джемина чрез зеркало заднего вида. Однако Джемин и ухом не повёл.       – Хён, ну серьёзно, – вздохнул Чэнлэ устало и втиснулся на заднее сиденье. Джено и Джемин потеснились кое-как, но, если честно, одного места на троих было явно мало. Чэнлэ уже предвкушал, что всю дорогу до загородного дома проведёт зажатым между дверью и Джемином, одетым в розовый джинсовый костюм и розовую же толстовку.       На более чем смелые пожелания Джемина Джено только пробормотал чуть слышно: «Ну не при твоём же брате». Джэхён всё ещё не спускал глаз с них обоих, а Тэён, как назло, не закончил какой-то срочный телефонный разговор, поэтому тронуться они не могли.       Чэнлэ припал головой к стеклу. Видимо, выходные будут «супер».       Он не оказался бы в этой ситуации, если бы не один случай.       После скомканно завершившегося секса Чэнлэ шёл на все доступные ему хитрости, лишь бы не попадаться на глаза Джисону. Сначала он перестал заходить в Какаоток, где находился их общий чат. Ренджун порядком прифигел, когда Чэнлэ начал слать ему смс-ки, а Кун интеллигентно промолчал. Джемин и Джено всегда звонили, когда им что-то было нужно, поэтому с ними проблем не возникло. Минсу он наврал, что у него сломался телефон и что заданий в универе навалилось ужасно много – Минсу, как не странно, купился на это дешёвое враньё.       Чэнлэ не мог заставить себя поступить «по-взрослому». Насколько он понял из рассказов Куна, «взрослые люди» решают все проблемы открыто, через разговоры. Наверное, и в случае Чэнлэ стоило бы поступить так же: вызвать Джисона на честный разговор, а дальше уж будь как будет. Однако, о чём им было разговаривать? Оглядываясь на свои собственные проделки за последнее время, Чэнлэ с ужасом осознавал, что не только судьба решила над ним приколоться, но он и сам, своими собственными руками наломал немало дров. Зачем было целоваться с Джисоном? Зачем было гулять с ним по ночному городу? И уж тем более, зачем было заниматься с ним сексом, когда предыдущие два шага в итоге вызывали больше смятения, чем гордости за себя? Возможно, где-то по пути из одной провальной точки в другую Чэнлэ понадеялся, что кринжовость Джисона себя каким-то магическим образом исчерпает, и Джисон трансформируется в секс-бога, местного плейбоя, от которого у девушек и парней подгибаются коленки. Чэнлэ уже плохо помнил нить своих размышлений. С другой стороны, хотелось себя оправдать, ну хоть сколько-то: ему ведь было одиноко, плохо, а Джисон был единственным доступным, – в смысле «находился физически рядом и изъявлял желание», а не в другом смысле! – вариантом. Плюс, его подбил Донхёк. Чэнлэ понимал, что Донхёк не мог его заставить. Донхёк лишь подкидывал идеи, а оказалось, что подливал масла в огонь.       Ладно, может быть, вины Донхёка в случившемся действительно не было и в помине. В конце концов, Чэнлэ считал, что Донхёку самому одиноко и что он сам был бы рад с кем-нибудь переспать. Почему у Донхёка не получалось никого соблазнить, при его-то открытости, внешности и сексуальности, Чэнлэ не понимал. Наверное, мир всё-таки несправедлив, раз секси-бэби, как его называет Джемин, получает ноль членов, а неумеха без сексуального опыта получает целого парня, готового переспать с ним далеко не один раз.       Помимо мучительных размышлений Чэнлэ о собственных ошибках случилось ещё кое-что.       Четверг был тем самым днём, когда Джисон ехал с Чэнлэ на одном и том же автобусе. Ещё заранее Чэнлэ начал стонать в голос, думая, как бы ему извернуться, чтобы избежать неминуемого столкновения. Просить деньги у мамы на такси было стыдно, потому что она и так подкидывала ему немало, а он всё ещё старался убедить её с папой, что он не транжира и вообще достойная кандидатура на какую-нибудь из должностей в их компании. Ренджун был на мели, а к материальной помощи от Куна Чэнлэ прибегал исключительно в крайних случаях. Бесплатный частный транспорт, ака «машина Джено» стала недоступной опцией, так как Джено по четвергам начал выезжать в офис в настолько страшную рань, что даже Джемин теперь был вынужден добираться до универа на общественном транспорте.       Что ж, придётся прикинуться «взрослым» и взглянуть страху в глаза.       Жизнь, по всей видимости, пожалела его, убогонького в своём испанском стыде, потому что в то утро Чэнлэ конкретно опоздал. Опоздал на тот самый автобус, где он встречался с Джисоном. Начало утра из-за этого интенсивно окрасилось нервозностью, но зато Чэнлэ испытал облегчение оттого, что очная ставка с Джисоном откладывается на неопределённый срок. Добавив скорости и вспотев, как после зала, Чэнлэ всё-таки успел на второй автобус, где его зажало недалеко от входной двери. Он кое-как протиснулся в ближайший угол, чтобы быть подальше от потока пассажиров, и только тогда смог выдохнуть с относительным облегчением.       Однако его спокойствие не продлилось долго: на одной из остановок в только что закрывшуюся дверь отчаянно замолотили, и она коротко открылась, впуская опоздавшего пассажира. Узнав дурацкую, похожую на детское пластиковое ведёрко шапку и всё ту же плюшевую куртку, Чэнлэ попытался уставиться в запотевшее стекло. Он очень сильно надеялся, что таким образом станет совершенно незаметным и не накличет на себя беду.       Все его надежды пошли прахом, когда:       – Привет, Леле. Ты снова тут.       Хотелось провалиться сквозь землю. Желательно ещё, чтобы его переехал при этом грузовик с автострады. Да так, чтобы от него мокрого места не осталось…       – Да уж. Вот где бы ещё встретиться… – пробормотал Чэнлэ. В этот момент кто-то позади него начал двигаться, пытаясь переместиться ближе к выходу. Чэнлэ потеснился, поддаваясь давлению со спины, из-за чего ему пришлось мягко, но основательно впечататься в Джисона. Чэнлэ задержал дыхание, заклиная себя не поднимать взгляд ни на секунду. Ему послышалось, что Джисон усмехнулся – ну не дурак ли?! Когда вся масса пассажиров начала принимать прежнюю форму, позади Чэнлэ оказалось пустое место. Он заозирался по сторонам, выискивая в толпе пожилого человека, ребёнка или кого-нибудь с тростью. Но поблизости подходящей кандидатуры не было, поэтому Чэнлэ, в целях оптимизации пространства, плюхнулся на место сам.       Сел и сразу же об этом пожалел: ведь Джисон всё ещё стоял к нему почти что вплотную, а это значило, что Чэнлэ смотрел ему в пах. А если он не хотел смотреть в пах, то нужно было смотреть Джисону в лицо, снизу вверх («Прямо как в дешёвой порнухе!» – заверещало сознание, утопая в возмущении). Или третий вариант: уставиться в задницу кому-нибудь другому. Чэнлэ захотелось переключить время вперёд, чтобы не придумывать, как пережить эти мучительно неловкие двадцать с чем-то минут.       Закрывая глаза, он попытался выровняться эмоционально. Но воображение начало подкидывать воспоминания о члене Джисона. Мыслительный процесс запустился сам собой, и через секунду сознание Чэнлэ наводнили вопросы о том, куда Джисон девает свой член и где он сейчас находится. Может быть, этот здоровенный питон сейчас смотрит прямо на Чэнлэ и готовится к броску?..       Ну что за бред! Надо выравнивать график сна, иначе эти бредовые фантазии доведут его до сумасшествия.       Чэнлэ открыл глаза и посмотрел наверх. Джисон, оказывается, всё это время не сводил с него мягкого, какого-то пьяного взгляда. Он припал виском к вертикальному поручню и улыбался слишком широко для раннего утра. Чэнлэ прошило стыдом. Сейчас же все увидят, как Джисон на него смотрит, и всё поймут! Как же стыдно! Как неловко! Люди пытаются не задохнуться насмерть в этой толкучке, а Джисон пялится на него так, будто прямо перед посадкой на автобус ему в попу выстрелил Амур!       – Смотри в другую сторону, – пробурчал Чэнлэ, прижимая сумку ближе к груди, словно она могла его спасти от медоточившего взгляда Джисона.       – Не хочу, – Джисон отрицательно помотал головой и наморщил нос, ни на секунду не отводя глаз. Чэнлэ думал, что одной простой фразой ему удастся пристыдить Джисона, ведь они всё-таки находились в общественном месте. Очевидно, случайный секс с Чэнлэ, – «Идиот, идиот, и зачем ты только снял штаны?!» – раздул эго Джисона до невообразимых размеров, иначе он не смотрел бы сейчас на Чэнлэ настолько нахально. Да, Пак Джисон – это именно это слово, «нахал»! Возмутительно. Раньше он таким не был…       В отчаянной попытке хоть как-то спасти свою репутацию, Чэнлэ дёрнул коленом, прицеленным в район паха Джисона. Джисон дёрнулся, сводя ноги вместе и прикрывшись рукой, но улыбаться так и не перестал.       – Как дела? – спросил Джисон и как будто бы потёрся виском о поручень. Он теперь ещё будет строить из себя милого котика, какой кошмар!       – Было нормально, пока не встретил тебя, – Чэнлэ уставился в сторону двери, в единственное место, где не было задниц и передниц. Зато было запотевшее стекло, через которое было невозможно понять, где они вообще едут.       – Ворчуха. Буду звать тебя так, – Джисон улыбнулся шире и заговорил тише, так, что Чэнлэ смог разобрать слова только по вибрации его низкого голоса. – Милая маленькая ворчуха.       – Отстань? – Чэнлэ не понял, откуда в голосе взялась вопросительная интонация; Джисон только похихикал. – Хватит меня позорить!       – Никто тебя не позорит, Леле… А кстати, – Джисон оживился. – ты мне так и не отдал мою толстовку!       Насколько бы Чэнлэ не хотелось, чтобы Джисон его уязвлял, но тут он был прав. Чэнлэ посмотрел на него снизу вверх.       – Скоро отдам.       – Как скоро? – по наглой улыбке было понятно, что он просто хочет подействовать Чэнлэ на нервы, но это всё равно бесило, ещё как! – Мне надо будет за ней подняться?       Чэнлэ был не дурак. Жирные намёки, по крайней мере, он понимал моментально. А с намёка Джисона жир буквально капал, отчего Чэнлэ вспыхнул жаром в щеках.       – Скину тебе с балкона, – огрызнулся Чэнлэ, а Джисон посмеялся. – Скажи спасибо, что я её постирал. Пришлось застирывать руками, потом вся кожа перебилась до крови…       – У-у-у, – протянул Джисон; Чэнлэ ошалел: он что, сюсюкает его, как маленького?! – Я куплю тебе кремик. М-м-м, с запахом детской пудры, пойдёт?       В этот момент захотелось съездить по наглой физиономии Джисона сумкой с учебниками, да хорошенько. Чэнлэ произнёс одними губами крайне членораздельно, чтобы даже до Пак Джисона дошло: «Я тебя убью!» Джисон снова похихикал.       – Я сейчас выхожу, – сказал он уже серьёзно. – Но за толстовкой обязательно зайду. Ты сейчас вроде не сидишь в Какаотоке, но хён сказал, что ты не менял номер. Жди звонка, ворчуха.       Ну, это уже всё!..       В этот момент двери открылись, выпуская быстро бегущий поток пассажиров на улицу, а вместе с ними и эту занозу в заднице. Ему очень повезло, что он вышел, иначе Чэнлэ точно оставил бы его без яиц.       Пока Чэнлэ пытался успокоиться, в голове созрел вопрос: а кто из хёнов такой «добренький», что поставляет Пак Джисону его личную информацию?..       Так или иначе, а оставаться в Сеуле на выходные терпения не было никакого. Над несчастной головой Чэнлэ словно завис топор: он постоянно дёргался, когда звонил телефон, думая, что это будет Джисон. Джисон так и не перестал его бесить. Чэнлэ никак не мог выбросить из головы его нахальство утром в автобусе. Поэтому, ради сохранности собственных нервов, он в панике разыскал Джемина на медицинском факультете и спросил, сколько денег ему потребуется, чтобы присоединиться к ним на выходные. Джемин не сразу сообразил, что от него хочет Чэнлэ, тем более, после настолько категоричного отказа. Но услышать друг друга в итоге получилось, и Чэнлэ выдохнул с облегчением.       Однако, как известно, у всего есть своя цена. Цена за свободу от посягательств Пак Джисона – выходные в компании двух тошнотворных парочек, где ты – единственный одиночка. Нет, разумеется, Чэнлэ их всех любил. Просто в последнее время он подзадолбался, и потому стал раздражительнее. Но ничего. Лучше раздражаться на милования родственников и их парней, чем сидеть на пороховой бочке у себя дома и ждать, когда к нему постучится Пак Джисон со своей анакондой.       Дорога туда показалась подозрительно спокойной. За исключением эротической провокации Джемина в самом начале, доехать до места получилось цивилизованно. Они даже остановились в какой-то закусочной, и Джэхён, вдруг расщедрившись, заплатил за всех. От такого жеста настроение Чэнлэ значительно улучшилось. Он даже зашёл в Какаоток, чтобы скинуть Ренджуну фотографию своего обеда, на что Ренджун, в свойственной ему манере, поставил палец вверх и больше ничего не сказал. Все вместе они обсудили новости, поговорили об общих знакомых и родственниках. Тэён, кажется, снова перекрасился и морщился всякий раз, когда пытался почесать голову незаметно. Явно хорошо выспавшийся Джэхён был разговорчивее, чем обычно и даже пытался шутить, на что Джемин постоянно притворно закатывал глаза. Джено как всегда сидел с идеально ровной спиной – Чэнлэ не понимал, почему спустя столько лет он всё ещё побаивается Джэхёна. Ведь Джэхён надавал ему по шее давным-давно, ещё когда он и Джемин были подростками, а Джэхён зашёл в комнату своего младшего брата в самый неожиданный момент. Но возможно, Чэнлэ просто чего-то не знал.       Они ведь тоже не знали, что он переспал со своим, можно сказать, другом детства Пак Джисоном.       И только тогда, сидя за столом с родственниками, Чэнлэ вдруг понял, что гордиться тут нечем. Тут кринжевать надо.       От тягостных размышлений его отвлекла компания. Всё-таки, в этом окружении Чэнлэ ощущал себя комфортно, мог быть собой, хотя иногда он об этом почему-то забывал. Вместе они побродили по району, где находился их арендованный дом. Место было тихим, малолюдным. По дороге они никого не встретили, только пару проезжавших машин. Тэён держал Джэхёна за руку и рассказывал какие-то забавные истории с танцевальных репетиций. Джемин время от времени останавливался, чтобы что-то поснимать на свою дорогущую камеру – разумеется, подарок Джено на одну из их годовщин. Чэнлэ ловил себя на мысли, что пока ему спокойно. Он нисколько не жалел, что поехал. Возможно, даже хорошо, что получилось сбежать из города на выходные и немного прийти в себя. В конце концов, учёба отнимала много сил, а восстановиться не получалось.       Перед ужином все разбрелись в разных направлениях. Тэён сказал, что ему будет несложно приготовить на всех ужин, поэтому Джэхён безмолвно проследовал за ним на кухню, чтобы помогать. Джено и Джемин скрылись под шумок, вроде как в сторону ближайшего леска. А Чэнлэ остался один, но его этот факт тоже никак не тяготил. Прихватив с собой толстый тёплый плед, он пошёл поваляться на шезлонге у пустого бассейна. Солнце уже садилось, отчего небо представляло собой богатую палитру самых разнообразных оттенков, переходящих друг в друга, растворяющихся, превращающихся во что-то новое. Чэнлэ нравилось лежать на шезлонге, завернувшись в плед, и глазеть на небо с пробуждающимися первыми звёздами. Вот бы лежать так всегда, вечно, на пике этого внутреннего равновесия…       Здесь не беспокоило ничего. Здесь было спокойно, совершенно спокойно. Даже нередко колотящееся быстро сердце успокоилось и билось мерно, в нормальном человеческом ритме. Абсолютная гармония, просто лежи и дыши свежим воздухом.       В какой-то момент Чэнлэ закрыл глаза и провалился в густую дрёму. Оттуда на него кубарем покатились бредовые образы: переписки с Минсу, которых никогда не было, Ренджун на велосипеде на одной из улиц Шанхая, Марк и Джено трясут задницами в ночном клубе, Джисон ухмыляется сексуально, а потом снисходительно хлопает его, Чэнлэ, по щеке. Чэнлэ дёрнулся. Попытался промотать все увиденные образы обратно, но понять, что из этого было на самом деле, а что было плодом его воспалённого воображения, так и не получилось. Вздохнув из-за скоротечности внутренней гармонии, Чэнлэ перевернулся на бок и оказался лицом прямо напротив кухни.       Тэён резал что-то на доске и смеялся, а Джэхён стоял позади него, обнимая его за талию и прижимаясь щекой к его щеке. Чэнлэ кольнуло. Он словно забыл, что Тэён и Джэхён любили друг друга, но старались не афишировать свои отношения, даже в самом непосредственном окружении. Они были словно негативом Джено и Джемина: если Джено и Джемин не стеснялись практически никого и практически никогда, то Тэён и Джэхён вели себя куда скромнее. Поэтому наблюдать их так, по-домашнему близких, было непривычно. Джэхёну нравилось быть строгим, неэмоциональным, иногда даже отстранённым. Однако тут, наедине с Тэёном, он становился мягким, трогательным, почти романтичным. Он то и дело целовал Тэёна в щёку и убирал с его глаз длинные пряди чёлки, а ещё ел покорно и даже с желанием, когда Тэён протягивал ему что-то на пробу на длинной деревянной ложке.       Может, именно так и выглядит настоящая любовь?..