Касабланка

Citizen Soldier — My Own Miracle

Для того, чья жизнь всегда была полна ярких красок, наверное, очень иронично, что теперь он не различает ни одного оттенка. Спектр восприятия исказился до чёрно-белого, и, признаться честно, Алану на это наплевать. Что же теперь поделаешь, такова цена за его нахождение здесь. Тем не менее, Алан замечает цветное пятно раньше, чем начинает слышать голоса в холле. И это настораживает. В его нынешней жизни нет места ярким цветам. Особенно таким: цепляющим, красным с вкраплением золота. Или всё-таки есть? — Слушай, я просто хочу помочь. — Пап, мне пока не нужна помощь. Дела пошли в гору, всё хорошо, понимаешь? Алан сужает глаза. Он уже слышал этот голос. Он уже видел этого человека когда-то давно. В прошлой жизни. — Я мог бы… — Пап, — с нажимом произносит Принцесса Ада. — Пожалуйста. Улыбка Люцифера на мгновение гаснет, а потом становится шире, ослепительнее. — Ты такая взрослая у меня, — говорит он с непередаваемой нежностью. — Совсем не узнать. Он разводит руки в стороны, и Принцесса делает шаг вперёд. Люцифер прижимает её к себе, зарываясь лицом в макушку, Принцесса вздыхает и прикрывает глаза. Разворачивающаяся картина выглядит по настоящему трогательно, если бы не одно «но». Она ощущается фальшивой, искусственной, неправильной. Сломанной. Односторонней. Видно, что Люцифер по-настоящему наслаждается близостью дочери, в то время как Принцесса мечтает оказаться где угодно, но только не здесь. Алана передёргивает. Он спрыгивает со стула, продолжая внимательно смотреть в центр холла и, не поворачиваясь, бросает Хаску: — Выпить налей. Хаск — умный малый, славный в какой-то степени, и всё понимает без слов. Он берёт два рокса, наливает в каждый виски на два пальца, но всё же не может сдержаться: — Не лез бы ты не в своё дело, парень, — говорит он, ставя выпивку перед Аланом. Тот лишь лениво отмахивается и цедит: «Отъебись», продолжая пристально наблюдать. Хаск пожимает плечами и больше ничего не говорит, возвращаясь к натиранию посуды. Энджел, наблюдающий за ними, фыркает. Алан не обращает на них внимания, его взгляд всё так же прикован к двум силуэтам. Будто он пытается высмотреть нечто, понятное только ему. Сердце непривычно ноет и болит, и так, наверное, будет ещё какое-то время после смерти, в голове очень некстати вспыхивают образы. Это не то, что Алан хочет забыть, нет, никогда, но явно и не то, что лучше вспоминать сейчас. Тем не менее, он вспоминает. Белоснежные волосы и яркие, пронзительного цвета, зелёные глаза. Мягкую, ободряющую улыбку и бесконечное тепло, которое будто бы излучала вся её фигура. //— Эм, нужна помощь? Малая поворачивает к нему голову и мягко улыбается: — У меня не выходит смешать эти травы в нужной пропорции, — вздыхает она, и Алан подходит ближе. Он молча рассматривает бардак на столе, а потом цокает языком: — Неудивительно, — Алан тянет руку к фиолетовым соцветиям. — Ты забыла аконит. Малая нервно закусывает губу: — Я бесполезна. Абсолютно. Алан качает головой и обнимает её. Малая прижимается к нему всем телом, Алан стискивает её в объятиях. — Я… — её голос прерывается. — Я всего лишь человек. Мне нужно… Нужно стараться лучше, чтобы позаботиться о вас, понимаешь? Иначе я абсолютно бесполезна. Настоящий ангел их Стаи. Луч света среди гнили и падали. Ангел потом вырос, вместо крыльев за спиной стала красоваться винтовка. Но суть, самая основа Малой осталась прежней. Заботиться и помогать всем страждущим. Любить свою семью до потери рассудка, до последней капли крови. Это был стержень её личности. Если бы Алан мог, он отдал бы свою жизнь за Малую. Так и вышло, в сухом остатке. Ведь жизнь-то он в итоге отдал за каждого члена Стаи. Но Эмилия Малая как никто заслуживала того, чтобы навсегда остаться целой и не быть вовлечённой в тот беспросветный пиздец, в который она была затянута с рождения. Тем не менее, именно душу Алан продал за мать Эмилии. // Принцесса Ада внешне напоминает ему Малую, но в том-то и дело, что только внешне. Содержание у них разное, абсолютно. Семейное единение длится недолго, Люцифер размыкает объятия, и Принцесса, пробормотав что-то неловкое напоследок, уходит. Он остаётся стоять один в центре холла, а Алан кивает сам себе. Ошибки быть не может, это точно он. Тот, кому он продал душу пять лет назад.

***

— Десять лет? — восклицает Люцифер. — Несусветная наглость за такую-то просьбу! Алан молчит. Он ждёт окончательного решения, ведь истина заключается том, что отчаянные времена требуют отчаянных мер. И пусть она как нельзя лучше подходит под их ситуацию, но итог у этих переговоров всё равно будет один. Люцифер окидывает его внимательным взглядом, сканирует: считывает прошлое, способности, навыки, глубину познаний. Слабости. Алан расправляет плечи, с вызовом глядя Люциферу в глаза. Он знает: ему есть, что предложить. Один из сильнейших магов мироздания, в конце концов. Его душа дорого ценится в любом из миров, кто бы там что ни говорил. — Оу, — резюмирует Люцифер, заканчивая осмотр. — А ты действительно ценный кадр. — Ну так? — Алан скрещивает руки на груди, всё ещё ожидая ответа. — Ты просишь за… — лицо Люцифера кривится, — мерзость. Выродка. За существо, которого существовать-то не должно. Каинита, потомка человека, породившего предательство. Ты просишь за кровопийцу, живого мертвеца, в конце концов! Алана охватывает бешенство, и осознание того, насколько он в ярости, действует как ведро ледяной воды. Он взмахивает руками, искривляя губы в ядовитой усмешке: — Ой, вот только не надо мне заливать всю эту ангельскую брехню о том, насколько сородичи порочны, грязны и далее по списку. Я прошу. За свою. Семью. Последние слова Алан, ощерившись, чеканит в лицо самому Дьяволу абсолютно ледяным тоном. Сделка есть сделка. Люцифер может ему помочь, а Алан может с ним расплатиться. Цена товару соответствует. Алан и Люцифер практически на равных условиях. — Разномастная у тебя семья, — задумчиво произносит Люцифер. — Семья бывает не только по крови, — мгновенно реагирует Алан. — И, да, пусть это слабое утешение для таких, как вы, но она подобное существование не выбирала. — Как мы? — ухмыляется его собеседник. — Вы же не думаете, что Вы — единственный архангел, с которым мне довелось повстречаться? — в тоне Алана сквозит неприкрытая насмешка. — Но я — единственный, кто любит людей по-настоящему, — резонно замечает Люцифер, и Алану здесь крыть нечем. Ангелы на самом деле те ещё уроды, и за свою тысячелетнюю жизнь Алан знает всего два исключения. — Она не пьёт человеческую кровь, — говорит он невпопад. — Только животных. И никого не убивает. — Ну просто святая! От саркастического замечания Люцифера хочется смеяться, Алан легко улыбается. — Да нет, Ваше Величество. Сестрица — та ещё дрянь, но, поверьте, ей нужно оставаться в мире живых как можно дольше. Хотя бы ради дочери. Кроме неё, у Малой никого не осталось. — Дочери? Алан кивает, повисает неловкое молчание. — Это ведь даже не твой ребёнок, — произносит Люцифер задумчиво. — Не мой, — легко соглашается Алан, — но, повторюсь, семья бывает не только по крови. — И ты просишь за её мать потому что.? — Она не моя возлюбленная, если Вы об этом, — отмахивается тот. — Но члены нашей семьи — Стаи — не знают полумер. И, к сожалению, именно Сестрица встряла в эту дрянную историю. А девочке нужна её мать, всё просто. Люцифер молчит, но Алан уверен — он всё прекрасно понимает. Не зря же он… Дьявол. Многое, о чём не было сказано вслух, Алан сам в себе не хочет признавать. Но признаёт. Хотя бы напоследок. — Мне импонируют твои мотивы. Семья — это самое важное, — наконец говорит Люцифер с непонятной интонацией. — Поэтому я помогу тебе. Снова воцаряется тишина. Алан скрещивает руки на груди и продолжает ждать, понимая, что это не всё, и разговор ещё не закончен. Спустя, кажется, вечность, Люцифер вздыхает: — Но не десять лет, это много. Пять максимум. Алан сначала думает, что ему показалось. Положа руку на сердце, он ляпнул про десять потому, что это первое, что пришло в голову. Надо было сказать хоть что-нибудь. Признаться честно, в глубине души он не надеялся даже на год. — Идёт, — усмехается Алан. Может, у Люцифера что-то случилось, раз он вот так просто согласился? Что вообще может случиться у самого Дьявола? — И да, — продолжает Люцифер. — Попрощайся за эти пять лет с семьёй. Больше ты их не увидишь, потому что из Ада не возвращаются. Алан пожимает плечами: — Дин вернулся. — Ах, это. Тебе ли не знать, на что способны ангелы, оберегая своих подопечных, верно? Сразу вспоминается Гадриэль, стоящий у Малой за спиной. Не завидует Алан тому человеку, который рискнёт обидеть Малую, тут Люцифер прав. — Или есть ангел, присматривающий за тобой? — сужает он глаза. — Хреново присматривает, если так всё обернулось, — обезоруживающе улыбается Алан. Губы Люцифера трогает улыбка. Это странно — видеть Дьявола… Таким. — И, Алан. Приведи себя в нормальный вид, а то смотреть тошно. — Ваше Величество? — На того дряхлого старика, в которого ты превратился. — Люцифер сжимает пальцами переносицу. — Давай так: раз срок сократился в два раза, я верну тебе… Молодость. Знаниям, которыми ты обладаешь, не следует оставаться в такой оболочке. Это просто кощунственно. Ты выглядишь как… Как… — Как будто Ваша жизнь трахнула мою жизнь мясорубкой, и у них родился свой собственный Квазимодо, — картинно вздыхает Алан. И внезапно даже для себя он смеётся, запрокинув голову. Алан видит, что Люцифер тоже улыбается. И улыбка эта не похожа на легендарную дьявольскую усмешку. Скорее, на искреннюю реакцию человека, которого позабавила хорошая шутка. Что на самом деле странно, ведь шутка плохая, странная и вообще не его. Алан даже не думает спорить. В целом, он получил даже больше, чем планировал изначально. Кто же знал, что можно сильно задрать ставки чисто из вредности, а Дьявол будет не в духе, чтобы торговаться. Интересно, почему? Впрочем, Алана это едва ли касается. — По рукам, — говорит он. — По рукам, — вторит Люцифер, подходя к нему ближе. — А разве не нужно, ну?.. Обычно сделки заключаются через поцелуй. Серьёзные сделки сопровождаются мероприятием посерьёзней. Сделка Алана, как ни крути, серьёзна, учитывая, о какой услуге он просит самого Дьявола. — О, оставь эти дешёвые фокусы для мелких сошек, — отмахивается Люцифер. — Со мной достаточно простого рукопожатия. Я — человек слова. — Верю, — отвечает Алан, а лицо Люцифера приобретает странное выражение. Будто Алан — первый человек за долгое время, который открыто сказал самому Дьяволу о том, что верит ему. — Славно, — кивает тот. Они скрепляют договорённость рукопожатием, и единственное, о чём Алан думает в этот момент — у Люцифера очень изящные пальцы. И о том, что ему несказанно повезло — выторговал у Дьявола настоящее сокровище. — До встречи в Аду, Алан Коган.

***

Он смотрит на одинокую фигуру в холле отеля и думает, думает, думает. Какая-то мысль, простая до невозможности, царапает ему черепную коробку, рвётся наружу, а Алану всё никак не удаётся ухватиться за неё. Словно песок сыплется сквозь пальцы. Алан встряхивает головой и оборачивается. — А углей поставишь? — улыбается он обезоруживающе, и Хаск закатывает глаза. — Ты опять за своё?.. — начинает он ворчать, но Энджел перебивает: — Да ладно тебе. Хоть какое-то разнообразие. Хаск кидает на Энджела взгляд, как бы говорящий «ещё одно слово, и ты довыделываешься», но угли, тем не менее, ставит. Алан облокачивается на барную стойку, шепчет: «Спасибо, котик», и уходит, слыша шипение Хаска в спину и смех Энджела. — Ваше Величество, уже покидаете нас? Алан всматривается внимательнее. Злая насмешка судьбы: единственное яркое пятно в его нынешней жизни — сам Дьявол. Люцифер останавливается, окидывает его потерянным взглядом. Алан учтиво протягивает ему стакан, отмечая, что впервые за всё время пребывания здесь чувствует себя в своей тарелке. Почему? Люцифер принимает выпивку — пальцы изящные, не женские, но красивые, такие, какими Алан их помнит, — делает глоток и вопросительно на него смотрит. «Не узнал?» Он отличается от того Люцифера, которого Алан видел однажды. Не похож на предыдущего себя. Нельзя сказать, что он совершенно другой, но всё же. Сравнение скребётся в голове, на языке чешется, но не получается мысль ухватить, она кажется призрачной. Он такой же статный, как и тогда, такой же… Но глаза. Алан застывает. Глаза. Бешеные, больные глаза с непрекращающимся огнём внутри, где душа рвётся на части и умирает снова и снова, бесконечно вращаясь в адской мясорубке. Те же изломанные брови, та же маска на лице. Идентично. В памяти всплывает образ, въевшийся под кожу намертво, не вытравишь, не выжжешь. Огненно-рыжие волосы и лицо, перемазанное в крови. Глаза — пустые, молчат отныне, боль там не отражается больше, огонь погас, уступив место хладнокровию и спокойствию Вселенной. Вот что это было. Шестерёнки в голове, скрипнув, встают на места, и Алан, наконец понимает. Король Ада на самом деле потерянное и абсолютно одинокое творение. Его огонь тоже гаснет, как и у Неё когда-то. Только если Её агония закончилась, то Люцифер пылает в геенне огненной до сих пор. В собственном Аду, пузырящемся внутри головы. — У меня есть идея, Ваше Величество. Хотелось бы услышать Ваше мнение. — Идея? — Насчёт отеля. Извините, я слышал ваш разговор с дочерью краем уха. На мгновение Люцифер хмурится, а потом его лицо снова принимает беспечное выражение. — Чарли уже забраковала мою идею. Думаю, на этом можно закончить. — Быть родителем не всегда просто, — флегматично замечает Алан, делая глоток. Люцифер заинтересованно смотрит: — Были дети? — У Сестрицы были. Точнее, была. Дочь. — Сестрица? — У нас немного странная семья. Знаете, Ваше Величество, куча оборванцев, сбившихся вместе. Стая. — И за кого из них ты продал мне душу? Алан сверкает глазами. Вот как. Не помнит, значит. — Я чувствую, — Люцифер делает глоток и негромко щёлкает пальцами. Воздух вокруг них начинает светиться, и цепь, идущая от руки Люцифера, становится видимой, осязаемой. Алан оглаживает ошейник на своей шее и пожимает плечами. — За её мать. — Великая история любви, — хмыкает Люцифер, и цепь тут же пропадает. Ошейник на шее Алан чувствует всегда. Ему, по большей части, всё равно. Он не давит, не мешает жить. Просто напоминает о решениях, принятых когда-то. — Не моей, — усмехается он, делая глоток. Ни об одном из сделанных ещё при жизни выборов он не жалеет. Да и цена, на самом деле, не такая высокая оказалась за них в итоге. Все остались в выигрыше. — Вот как, — удивляется Люцифер. Алан смотрит на него пристально. Последний источник цвета в его жизни, это на самом деле иронично. Псу надо знать своё место, надо видеть хозяина и признавать его. Вот только Алан не пёс. Скорее, кот, гуляющий сам по себе везде, где ему вздумается. То ли дело Сестрица. Адский цербер на коротком поводке. — Расскажите мне, — просит Алан. Брови Люцифера удивлённо взлетают вверх, и Алан смеётся: — Про Ваш проект. Вы же предлагали дочери. — Не хочу об этом, — сразу хмурится тот. — Это была абсолютно бредовая идея. — Уверен, моя ещё бредовее, — хмыкает Алан. — Хотя, по правде сказать, я думаю, что это существенно увеличит количество посетителей. Люцифер делает ещё один глоток и заинтересованно на него смотрит. «Была не была». — Я предлагаю открыть в отеле кальянную. Люцифер задумчиво крутит в руках стакан, Алан ждёт. Наконец, Дьявол спрашивает, глядя на него в упор: — В отеле грешники должны исправляться, становиться лучше. Как им поможет то, что ты предлагаешь? — А как им помогает выпивка? — пожимает плечами Алан. — Здесь то же самое, просто они смогут расслабиться. К тому же, — продолжает он, — Вы сможете чаще видеться с дочерью. Прежде, чем принимать окончательное решение, я предлагаю Вам попробовать покурить. В конце концов, мы всегда можем просто поговорить и пропустить стаканчик, так что даже в случае отрицательного ответа я гарантирую, что Вы хорошо проведёте время. Лицо Люцифера немного разглаживается, Алан всматривается в него цепким, внимательным взглядом. В конце концов, это единственное яркое пятно в его нынешней жизни. Грех не смотреть. Грех не любоваться. Молчание затягивается, но в итоге Люцифер поднимает на Алана свои глаза. — Что ты хочешь взамен? — спрашивает он. — Вашу помощь. Как партнёра, разумеется. Насчёт сырья и прочего не переживайте, я всё сделаю. Но есть одна большая загвоздка. Видите ли, я не различаю цветов здесь. И не смогу сделать достойный ремонт. Теперь уже очередь Люцифера смотреть на него внимательно и цепко. — Ты поэтому так меня разглядываешь всё это время? Я не помню, чтобы забирал твоё зрение. Признаться, я вообще плохо помню те времена, но зрение меня в целом не интересовало никогда. — Я не думаю, что это Вы, Ваше Величество. Мне кажется, это моё наказание. Люцифер выразительно молчит, Алан продолжает: — У меня была яркая, насыщенная на события жизнь. Думаю, Ад решил, что справедливо лишить меня красок. — Выцвело всё? — Кроме Вас. Извините, но ничего не могу с собой поделать. На Вас хочется смотреть. Любоваться.