Барсик

      До гаража удалось добраться почти без приключений, всего раз отстреливались из-за угла, но Кхун, которого старательно прикрывали с двух сторон Офф и Макао, смог снять «снайпера» нападавших парой удачных выстрелов, а остальные были делом техники. Особенно, если уесть тот факт, что Макао прекрасно знал нападавших в лицо, как и их возможности и слабости.       Последние двести метров по траве в саду мужчины преодолели почти ползком, но тоже успешно. У самого гаража они ненадолго задержались, там стояли всего двое охранников, и то зеленых. Одного из них вырубил ударом по шее подкравшийся сзади Макао, второму из кустов прострелил голову меткий и быстрый Кхун. Пока подросток заводил самую крупную легковую машину — мощный черный Range Rover, Биг и Танкхун проверяли, сколько оружия у них осталось. Выходило, что четыре пистолета и пять магазинов — по пути они старательно собирали все, до чего дотягивались руки, да еще один пистолет с запасным магазином хранился в тайнике в самой машине.       — Пригнитесь, зайки. И не бойтесь, мы сделаем все, чтобы вас вытащить, — скомандовал Кхун спокойным, дружелюбным тоном в сторону затаившихся рядом с ним на заднем сидении Тэ и Порче.       Оба послушно нырнули вниз, прячась, причем Тэ специально присел так, чтобы ему было удобнее прикрывать от возможных осколков голову Порче. Танкхун хищно улыбнулся, предвкушая хорошую драку, и Офф при помощи пульта управления, найденного у убитого охранника, открыл гараж, рыбкой ныряя в открытую специально для него переднюю пассажирскую дверь. Машина взвизгнула шинами по бетонному полу гаража и вылетела за ворота, но их, как оказалось, там никто не ждал, все нападавшие были сосредоточены в правом крыле огромного особняка, разыскивая беглецов там.       — Прости, малыш Макао, спальню твоего брата пришлось немного подпортить ради отвлечения внимания, — с притворной жалостью вздохнул Танкхун, на что младший Тирапаньякул только скупо усмехнулся, не отвлекаясь от дороги.       Вторые, задние ворота, ведущие из особняка в менее комфортабельные и благополучные районы столицы, открылись безо всяких усилий с их стороны. Макао перебросился парой слов с верным охранником в дежурке, и тот спешно покинул территорию дома, прихватив с собой табельное оружие и скрываясь в ближайшем переулке. Порче на ходу связался с Кимом, благо Биг, сидящий прямо над ним, поджав ноги, чтобы никого не придавить, все еще помнил наизусть нужный номер.       — Да?       — Пи’Ким, это мы. В доме побочной семьи предатели. Мы выбрались, все целы, только пи’Биг избит и Макао немножко. И у пи’Оффа пулевое в руке, — доложил Че, стараясь говорить внятно и коротко. И нажал на кнопку громкой связи, чтобы остальные могли поучаствовать в диалоге.       — Поезжайте в мой пентхаус, — после паузы предложил Ким.       — А если там тоже крысы? Предлагаешь пропасть всем сразу? — недовольно прищурился Кхун, вертя головой во все стороны, чтобы предотвратить возможное нападение.       — Всех крыс там только что почистили, — отозвался Ким спокойно. — И вы поедете не в пентхаус, а на два дома дальше, там полностью оборудованный подвал, который охраняется моими людьми, в том числе, снайпером на соседней крыше.       — Хорошо. Дома как?       — Отец мертв. Чан сдался сам. Было три запасные сети, мы уничтожили только две, последнюю ищем. Все живы, у Пита пулевое в живот, он был в бронике, так что сейчас в больничке под наблюдением.       — Береги себя.       — Вы тоже.       Порче отключился, Макао вдавил педаль газа, резво сворачивая во дворы и неплохо виляя, чтобы запутать возможный след. Двадцать восемь минут до дома Кима все сидели, как на иголках, в любой момент ожидая нападения, погони, выстрелов по колесам или стеклам, но все было тихо. В указанном дворе их встретил телохранитель Кима, лично знакомый с Порче. Беглецов проводили в переоборудованный в мини-бункер подвал, где расторопный тощий и мелкий мальчишка в медицинском халате и огромных круглых очках с толстыми линзами тут же коршуном закружился над Макао.       — Да не кипешуй ты, мелочь, — отмахнулся подросток от врачонка, но тот не отцепился, ласково нажимая пальцами в белой медицинской перчатке прямо на крупный синяк на ребрах парня.       С силой, которую никто не ожидал увидеть от настолько субтильного и хрупкого существа, врачонок усадил растерявшегося Тирапаньякула на один из двух длинных диванов, стоящих впритык к журнальному столику, достал свою походную аптечку, попросил Порче, как самого целого, держать над ним фонарик, и начал форменное медицинское издевательство над всеми, попутно ругая пациентов за халатность и неосторожность, как родной дедушка, не на шутку встревоженный разбитой коленкой любимой внучки. Первым запрягли лечиться все еще истекающего кровью Оффа; тот стойко терпел, только просил сделать все поскорее, чтобы вернуться на пост, но врачонок строго цыкнул и продолжил колдовать над его изувеченным плечом в своем уверенном и неспешном темпе. Вскоре Макао, неприязненно косясь на буйного мальчишку, поменялся местами с телохранителем, пока Кхун пил выданное успокоительное и еще раз с дотошностью, достойной лучшего применения, проверял оружие и посты охраны.       Затем наступила очередь Бига. К счастью, внутренние органы остались целы, но растревоженный ударами шрам жутко болел, и докторенок намазал его какой-то жгучей и ядрено пахнущей пряными травами зеленой мазью, приказав терпеть. Биг послушно сцепил зубы, не желая пугать остальных своим перекошенным от боли лицом, а врач пока занялся прочими травмами, помазав синяки прохладной мазью от ушибов и тщательно обработав следы от наручников на руках.       Тэ, в которого впихнули пару таблеток сильного успокоительного, тихо сидел практически на руках у Макао. Подросток гладил его по плечу и спине, что-то непрерывно шептал на ухо и выглядел куда старше, осознаннее и мудрее своих семнадцати. Порче сидел неподалеку на том же диване с каменным лицом, явно находясь мыслями совсем в другом месте, Танкхун был сосредоточен и спокоен, но Биг видел, какой ценой ему это дается. Поэтому, как только сеанс экстренной медицинской помощи лично для него закончился, сразу же пересел на второй диван, натянул обратно футболку и привлек к себе старшего наследника клана, утыкая лицом в свое плечо.       — Спасибо. Ты спас нам жизни.       — А ты — мою психику. Вернее, то, что от нее осталось, — грустно улыбнулся Танкхун, отстраняясь на жалкие сантиметры. По его бледным щекам, на которых все еще виднелись следы жестокости неудавшегося насильника, соскользнули две маленькие слезинки, которые Биг тут же с нежностью, какой и сам от себя не ожидал, убрал большими пальцами.       — Все будет хорошо, — попытался заверить он, хотя никогда в утешении страждущих силен не был. Вот и Кхун лишь растянул уголки искусанных губ в еще более грустной улыбке, отрицательно мотнул головой, но выбираться из объятий не стал, позволяя телохранителю рассеянно перебирать свои пальцы, отвлекая от сложных, подавляющих мыслей неловкой светской беседой. — Ты отличный стрелок. Я не знал.       — Я же все-таки Тирапаньякул, барсик, я умею стрелять и делаю это в совершенстве. Папа не знал поблажек и оправданий. Однажды он привел к нам домой моего лучшего школьного друга, поставил его возле мишени и сказал мне стрелять. Даже когда я попал Сину в руку, он заставлял меня стрелять снова и снова. Три полные обоймы по контуру его тела. Четыре рассечения, два из которых — на голове. Син тогда за сутки поседел и полгода отлеживался в психиатрической клинике, а я научился стрелять и потерял лучшего друга. И понял, что родиться в придорожной канаве было бы куда лучше, чем в этой ебнутой напрочь семье.       — Твой отец тебя не заслужил, — выпалил пораженный чужой жестокостью Биг перед тем, как вообще успел сообразить, что именно сказал и кому. Но отступать было поздно, и он все же завершил мысль, уже давно вертевшуюся на языке: — Никого из вас.       — Я знаю. Знаю. — Кхун громко шмыгнул заложенным носом и свернулся на диване в компактный клубок, притираясь к боку Бига.       Мужчина охотно обхватил его за плечи, а затем и вовсе силой разогнул и перекинул длинные стройные ноги через свои колени. Снова поцеловал в лоб, без капли сексуального подтекста, просто успокаивая, показывая без слов, что Кхун не один и за него будут бороться в случае чего. Он ничего не ожидал в ответ, но с удивлением обнаружил шершавые губы на своей щеке в ответном ласковом касании.       — Спасибо, барсик.       Заскучать остальным не дал деятельный врач, представившийся Рэндомом. Имечко ему весьма подходило, потому что предсказать, что именно учудит пацан в следующий момент, не мог никто. То он коршуном кружил вокруг Бига, с исследовательским интересом на остреньком лице разглядывая его старые шрамы и утоняя причины их появления, то впихивал в Порче и Тэ травяной чай литрами, а то шумно пытался прибраться на полках, что-то бормоча себе под нос.       На очередном круге уже бессмысленного мельтешения, качественно подлатанный Офф перехватил беспокойного врачонка, дернул на себя, усадил на колени и заблокировал две его руки-палочки своей здоровой.       — Сиди.       — Ладно. Тебе же не больно? А если я тебе на второе плечо откинусь? Точно не больно?       — Точно-точно. Лучше расскажи, откуда ты такой красивый взялся, — проворчал Офф, все еще крепко удерживая в нехитром захвате суетливого мальчишку.       — Он похож на белку, — прошептал Кхун на ухо Бигу, любуясь общающимися парнями, как картиной в музее.       — Или на бурундука, — дополнил Биг, усмехаясь уголком губ. — Делового такого.       Они заговорщицки переглянулись и тихо прыснули в кулаки, стараясь не спугнуть чужие отношения и не разбудить Тэ, задремавшего на коленях Макао на втором диване. Юный Тирапаньякул смотрел на мужчину так, будто встретил фею из сказки, невесомо, нежно гладил его по волосам и все время поправлял скатывающееся с плеча тонкое темно-зеленое больничное одеяло, обнаружившееся в запасах хозяйственного Рэндома.       — Кажется, малыш Макао впервые серьезно влюбился, — светским тоном заметил Кхун, роя в боку Бига уютную ямку* для себя.       — Кхун Тэ — красивый мужчина, так что немудрено.       — Красивее меня? — капризно надул губы Кхун, но его глаза смеялись.       — Как можно? Нет никого красивее тебя, — отозвался Биг так же игриво и осекся, с удивлением глядя в широко распахнувшиеся глаза Кхуна.       Вблизи Биг мог разглядеть узор на радужке и золотистые искорки более светлого пигмента, рассыпанные тут и там. Глаза Кхуна действительно были красивыми, завораживающими, глубокими, как микрокосмос. Биг очнулся от наваждения только тогда, когда владелец этих прекрасных глаз моргнул и со смущенным писком зарылся ему в шею, скрывая две свои бесконечные вселенные от любопытного взгляда соседа.       Дальше смущенные мужчины сидели молча, Биг лишь изредка поглаживал острые плечи, наслаждался горячим дыханием Кхуна на чувствительной коже шеи и думал о том, что ему делать со своей неудачной со всех сторон жизнью. Однако ничего путного, увы, не придумалось. Раны привычно ныли, голова кружилась от перенапряжения и сладковатого запаха чужого шампуня, и Биг снова уплыл в полудрему, отдав пару коротких жестовых приказов Оффу.       Тот вовсю отвлекал активного докторенка от его разрушительно-созидательной деятельности, но вполуха прислушивался к происходящему снаружи и пистолет держал на виду. Порче, пересев на подлокотник дивана, чтобы дать Макао и Тэ больше места, медитировал с открытыми глазами, молча ожидая разрешения конфликта. Младший Тирапаньякул продолжал сидеть на диване смирно, служить подушкой и размеренно и ласково гладить Тэ, как пригревшегося на коленях любимого кота. Биг и сам покрепче обхватил плечо и острые, покрытые синяками коленки Кхуна и все же задремал.

***

      За ними пришли спустя почти четыре часа. Измотанные перестрелкой и побегом мужчины успели отдохнуть, подкрепиться сухпайком и водой, найденными в мини-баре, и еще раз выслушать от Рэндома, которому неожиданно оказалось почти двадцать шесть, множество советов и наставлений по поводу ухода за ранами.       Они вместе с врачом загрузились в три машины, присланные Кинном, и в спокойном ритме вернулись в комплекс. Тринадцатый этаж, оправдывая свой несчастливый номер, пестрел выбитыми окнами и гарью на фасаде. Пятнадцатый и шестнадцатый пострадали меньше, но тоже ощутимо. Хозяйские были внешне целыми, но Биг не без оснований подозревал, что внутри царит сильнейшая разруха. Во дворе кое-где еще валялись обезображенные выстрелами тела, большинство из которых при жизни являлись ставленниками, сослуживцами или воспитанниками Корна и Чана. Кинн и Порш, оба облаченные в бронежилеты, были растрепаны, злы, грязны, но относительно целы. Только у Киттисавата на лице выделялся длинный и тонкий алый росчерк — видно, крошка от бетонной стены срезала верхний слой кожи, да Кинн несильно прихрамывал на правую ногу.       Завидев относительно целых родственников и друзей, Вегас быстрым шагом подошел к Макао, Арм бросился со всех ног к Танкхуну, переживая за непосредственного начальника, и Биг технично перетек в сторонку, уступая место. Порш дернулся было к Порче, но остановился из-за тяжелой руки Кинна на своем плече.       Подросток замер посреди двора, вперившись взглядом в окровавленного Кима. Младшему сыну главной семьи неплохо досталось — синяки на скуле, разбитая губа, стесанные костяшки, а еще он придерживал ребра с левой стороны. Заметив возлюбленного, Ким с усилием выпрямился, стараясь не показывать, насколько ему на самом деле больно, и уставился на него в ответ, не отводя растерянный взгляд, но и не решаясь шагнуть навстречу. Долгие двадцать секунд Порче молча смотрел ему в глаза, а затем, когда Ким неловко пошатнулся, все-таки не удержав равновесия, сорвался с места, подбегая вплотную, и перекинул руку старшего себе через плечо, создав тем самым точку опоры.       — Пошли, сядешь куда-нибудь. Обопрись на меня, ну же. Дурной пи’Ким, вечно лезешь во всякое дерьмо, а мне потом за тобой присматривай, — ворчал Порче недовольно, но беззлобно.       Ким замер, не дыша, пересекся взглядом с настороженным, напряженным Поршем, отрывисто кивнул, давая молчаливое обещание, развернул Че к себе, поймал за подбородок и поцеловал в губы. Медленно, осознанно, осторожно. Давая шанс отстраниться, оттолкнуть, влепить пощечину или ударить по тем же больным ребрам — все присутствующие знали, что он все это сполна заслужил. Вот только Че во время своих медитаций в пустоту что-то такое себе надумал, потому что ничего из щедро предложенного Кимом делать не стал. Вместо этого он обхватил провинившегося возлюбленного за шею и недалеко отстранился. Немного подышал в чужие губы, сбито и нервно, уперся лбом в лоб Кима, не обращая внимания на грязь и пот, нежно заправил за ухо длинную слипшуюся от крови прядь черных волос. Чуть отодвинулся и отвесил маленький, совсем необидный и безболезненный подзатыльник.       — Сначала пусть губы заживут, тогда и лезть будешь со своими слюнями, — высказался он непреклонно, перехватил Кима под руку и на приличной скорости поволок в сторону комплекса, махнув по пути Рэндому.       Кинн облегченно выдохнул и смахнул пот со лба, Танкхун тоже ощутимо расслабился, выпутался из рук покрытого осыпавшейся побелкой и бетонной крошкой Арма и вернулся к Бигу, застенчиво прячась за его плечом.       — Нихуя себе новости, — фыркнул Арм, приподнимая густые брови, и окинул Бига ну очень уважительным взглядом.       — Я, может, тоже хочу, чтобы меня на моем любимом столе разложили и трахнули, — обиженным голосом отозвался Кхун, словно котенок, цепляясь ногтями за край футболки Бига.       Арм покраснел, как помидор, и нервным жестом поправил очки, хотя те сидели идеально. Биг с опозданием догадался, на что конкретно намекнул своему работнику языкатый Кхун, и тоже весело фыркнул, переплетая пальцы, когда ухоженная, нежная рука мафиози невзначай соскользнула ниже и робко коснулась его ладони.       — Кинн, мы домой. Мои доложили, что чистка подходит к концу, но я хочу успеть к финалу, — подошел к Кинну Вегас, пока Макао за его спиной о чем-то сурово выговаривал одному из наиболее целых телохранителей побочной семьи.       — Твоей спальне пизда, надеюсь, ничего важного ты там не хранил, — нейтральным тоном заметил Кхун, еще больше прячась за Бига от проницательного взгляда старшего кузена.       — Кто в спальне хранит важное? — усмехнулся Вегас, но тут же распахнул глаза во всю ширь. — Бля, плетки!       — Если Пит хотя бы жестом выдаст, что ему с тобой некомфортно… — на миг в Кхуне снова проглянул тот неустрашимый и жестокий боец, способный за пару секунд оборвать жизни сразу трех подготовленных телохранителей.       — Кто сказал, что они мои? — хмыкнул в ответ Вегас, но в его узких темных глазах ненадолго проступило что-то больное и печальное.       — Ладно, так уж и быть. Скинешь ссылки, куплю вам новые. Пита я люблю, в отличие от тебя, придурка, — Кхун снова вернул себе привычный капризно-истеричный образ, на что Вегас так же привычно закатил глаза, цокнул языком и чуть ли не за шкирку потащил к машине Макао, увлекшегося описанием будущих кар побледневшему телохранителю.       — Стой, хиа’, секунду.       Подросток ловко вывернулся из рук брата, подошел к Тэ и поправил на нем сбившийся плед — из-за нервов тот постоянно мерз и зябко кутался в ткань.       — Кинг за тобой присмотрит, ему можно доверять. Попроси Че или Кинга, пусть сделают тебе горячий сладкий чай, горничным и поварам тут пока не доверяй, ладно? И ничего не бойся, пи’Тэ, все самое плохое позади. Я скоро к тебе вернусь, обещаю.       Вместо ответа Тэ молча распахнул объятия, ненадолго превращая себя и Макао в большой мягкий ком из пледа. Что-то прошептал на ухо парню, страшно смущаясь, и тот, окинув собеседника странным взглядом, кивнул и пообещал, что все сделает. Нехотя отстранился, щелкнул его по носу, отошел к брату, но почти сразу вернулся обратно, поднимая лицо Тэ за подбородок и горячо, несдержанно целуя. Отстранившись, облизнулся, убирая их общую слюну, и наклонился к плечу Тэ, трогательно целуя поверх пледа и одежды.       — Я скоро вернусь, и мы все нормально обсудим. Не скучай, little raccoon**.       Вегас похлопал ресницами на резко выросшего младшего брата, но быстро стряхнул наваждение и таки уволок его за локоть к машине, на которой приехали Биг и Кхун.       — Барсик, я спать хочу, пустишь к себе? — Подергал Бига за подол футболки Кхун, отвлекая от созерцания чужих зарождающихся отношений.       — Пущу. Пойдем, — телохранитель потянул Тирапаньякула в комплекс, но двенадцатый этаж, принадлежащий телохранителям, оказался в тотальной разрухе. Здесь велись особенно жесткие и кровопролитные бои между двумя частями одной семьи, и Биг с грустью заметил у стены тело старого сослуживца, убитого метким выстрелом в сердце.       — Прости, — прошептал ему в спину Кхун, когда Биг присел на корточки рядом с погибшим мужчиной, чтобы закрыть тому остекленевшие глаза.       — Ты не виноват.       — Виноват. Моя кровь, моя семья, все, что делает меня мной. Это все только моя вина. Я приношу несчастья, барсик. Так что, когда все успокоится, я сам пристрою тебя в хорошее место, как можно дальше отсюда. Где-нибудь у моря, хочешь? Солнце, песок, бары, красивые девушки в купальниках — хорошо же, да? Хочешь?..       Глаза Кхуна снова были на мокром месте. И отражалось в них что-то очень страшное, ломкое, ранимое, потерянное. Что-то, чего Биг никогда больше не хотел в нем увидеть. Телохранитель в два шага добрался до зябко обнявшего самого себя мужчины, цепко схватил за руку и выволок на уцелевшие в бедламе гостевые этажи, запихнул в первую попавшуюся спальню, прижал к двери и обхватил со всей дури руками. Кхун тихо, не напоказ заплакал, сгребая в кулаки футболку Бига. Он тонко, обиженно подвывал, как маленький раненый зверек, некрасиво всхлипывал, кривился и жался еще ближе, пытаясь спрятаться внутри Бига от большого и страшного мира.       Дав ему пару минут, чтобы выпустить основные эмоции, Биг властным жестом, что недавно подсмотрел у Макао и Кима, приподнял голову мужчины и прижался к доверчиво приоткрытым губам, с которых то и дело срывались всхлипы, икота и влажные вздохи. Кхун дернулся назад, но там была только дверь, открывающаяся внутрь. Несколько секунд он не отвечал, а потом кто-то словно переключил невидимый тумблер внутри, и Тирапаньякул опустил напряженные плечи, охотно отвечая на неглубокий поцелуй и даже слегка постанывая в процессе.       — Эй, мы не… мхм!       Биг дернулся, разрывая поцелуй, и обернулся, загораживая Кхуна своим телом. Оказалось, что спальня, в которую они так бесцеремонно вломились, была занята. На кровати, застеленной чистым светлым постельным бельем, сидели Ким и Че, причем второй с очень виноватым видом и нервной улыбкой зажимал полуголому певцу рот ладонью.       — Простите пи’Кима, он немножко дурак. Мы не хотели вам мешать, — с извиняющимися интонациями проговорил Порче, пытаясь спихнуть Кима с кровати, при этом не убирая руки от его лица.       — Ангел, мы эту комнату первыми заняли! — справедливо возмутился Ким, перехватывая ладошку Че и отводя от губ, впрочем, не забывая оставить в основании нежный поцелуй.       — Перетопчешься. Тебе других комнат мало? — грозно напустился на него Порче, чуть ли не пинками сгоняя с кровати.       — Но, ангел!..       — Давай-давай, вали отсюда.       Порче сгреб с тумбочки открытую аптечку, непреклонно выпихнул Кима сначала с кровати, а затем и из комнаты, благо Биг вовремя сообразил отойти от двери и не загораживать им дорогу. Бордовый от смущения Кхун во мгновение ока сбежал в ванную, а Биг только головой покачал на весь этот дурдом. Шрам все еще жутко болел, мешая думать адекватно, и телохранитель присел на пол у кровати, упирая локти в подогнутые к себе колени, чтобы хоть немного успокоить мысли и прийти в себя.       Вскоре за плечо его аккуратно тронули чуть влажные пальцы, привлекая внимание. Кхун, облаченный в белый пушистый гостевой халат, уступил ему ванную, а сам позвал кого-то из обслуживающего персонала и попросил принести для них обоих чистые сменные вещи. Биг как в тумане добрался до душевой кабинки, кое-как вымылся, завернулся во второй халат, висящий на вешалке, и кое-как добрался до кровати. Нежные, чуткие пальцы Танкхуна помогли ему просушить волосы, аккуратно разбирая и прочесывая длинные пряди. После он дал Бигу напиться воды из стакана, заставил проглотить горькие большие таблетки обезболивающего, уложил в постель и лег рядом, никак не касаясь.       Полежав без движения и сна минут десять, Кхун решительно повернулся набок, обхватил своего неловко ерзающего соседа за талию, передвинулся к нему под бок и замер, уткнувшись носом в шею и недовольно, как ежик, сопя. Громко фыркнул, еще чуть поерзал, устраиваясь поудобнее и щекоча кожу Бига горячим дыханием. Замерев под теплыми руками, Биг все-таки заснул, убаюканный ровным дыханием и тяжестью чужого тела. Уже сквозь дрему он уловил, как Кхун заботливо поправил его подушку, оставил невесомый поцелуй возле ямочки меж ключиц, плотнее накрыл одеялом и вжался в бок, по-детски ища тепла и нежности. Руки телохранителя сами по себе притянули ерзающего мужчину поближе, на что тот глубоко и влажно вздохнул, потерся о шею Бига щекой и с комфортом устроился на плече. Сон накрыл Бига тяжелым бархатным покрывалом, отрезая все запахи и звуки, кроме едва слышного ежиного сопения соседа и тонкого, горьковатого запаха жасмина, исходящего от его кожи. О моральной стороне их поведения он благоразумно решил подумать завтра.       

***

      Какой-то частью подсознания Биг с самого начала догадывался, что этим все и закончится. Поэтому, когда на следующее утро он проснулся в гостевой комнате один, то совсем не удивился и паниковать не стал. Навязываться, впрочем, тоже. Спокойно привел себя в порядок в ванной, навестил медицинское крыло, где его ровесница-медсестра, слегка заигрывая, сменила бинты на животе и заново обработала синяки и ссадины. Биг на ненавязчивый флирт не отозвался — внутри после такого открытого пренебрежения Танкхуна было пусто, гулко и очень холодно. Вместе с одним из выживших верных лично Кинну охранников главной семьи ему передали короткую записку, написанную летящим почерком с тонкими линиями.       «Спасибо».       Биг правильно расценил намек и в тот же день уехал в дом побочной семьи, без труда напросившись в личную охрану к Макао. Вегас, поддавшись влиянию младшего брата и Пита, все это быстро и без проволочек устроил. Бигу выделили скромную одноместную комнатку-пенал с полуторной кроватью, одежным шкафом, тумбой, столом, стулом и одним большим окном на полстены. Он за пятнадцать минут раскидал по полкам все свои нехитрые пожитки, поместившиеся в одну большую спортивную сумку, за исключением двух рабочих костюмов в специальном одежном чехле, выложил на тумбочку стопочку любимых, зачитанных до дыр книг и навестил Пита в местном больничном крыле.       Понгсакорн держался молодцом, приветливо улыбался, показывая милые ямочки, пытался шутить и острить, и у Бига немного отлегло от сердца — по крайней мере, рядом с одним человеком ему не нужно было притворяться, что с ним все хорошо. Из-за новых травм Биг пока не мог работать в поле, да и в спортзал его врачи наотрез отказались пускать, так что пришлось заняться скучной и монотонной бумажной работой под руководством пи’Она, местного заместителя по хозяйственной части.       Биг с головой ушел в бумаги, пытаясь отвлечься от внутреннего раздрая, разрушительного и глубинного, так и пульсирующего обидой и болью. Получалось из рук вон плохо, хотя он честно пытался забыться и отвлечься. Дни потянулись за днями — серые, тоскливые, одинаковые. Еда больше не радовала и на вкус отдавала пеплом, солнечные пейзажи за окном внушали тоску и грусть, даже разговоры с понимающим и добрым Питом не помогали. Плакать не хотелось, хотя Биг знал, что если заплачет, то, возможно, ему станет немного легче. Сны не снились, вместо них его каждую ночь накрывал черный бархатный мрак. Тело поправлялось в хорошем темпе, несмотря на предыдущие ранения, а вот душа отчаянно мерзла без тепла под боком и прекрасных глаз, способных легко заглянуть в самую глубину, вытащив на свет то, что Биг старательно прятал годами даже от самого себя.       Он очень старался не думать о Танкхуне, но это было все равно что не думать о черной кошке, когда строго-настрого запретили думать о черной кошке. Воспоминания сами лезли в голову — о пушистой рыжей макушке на его груди, о бездонных космических глазах, о громком высоком голосе и забавных привычках. О том, каким уязвимым был Кхун той ночью, как трепетно жался в поисках простого человеческого тепла, как пытался заботиться, хотя и самому бы не помешало получить достойную поддержку и уход.       С местными коллегами Биг сходился медленно, но верно — более быстрому и легкому сближению мешали отголоски давней семейной вражды, автоматически переходящие и на охрану, и неуступчивый и дерзкий характер Бига. Но все в особняке, от охраны до прислуги, прекрасно знали, кто он такой и что сделал для Порша и Порче, которых тут если не уважали, то относились ровно и доброжелательно, совсем не так, как к Кинну, Кхуну и Киму.       Макао, часто приходящий тренироваться в зал в то время, как Биг гонял там новичков, растрепал ему о том, что Ким с Порче окончательно помирились, правда, щека у певца от пары хлестких сильных пощечин маленького Киттисавата казалась красной и опухшей еще пару дней. А сам Тирапаньякул младшей ветви безбожно влюбился в Тэ и, не переставая, трепался о том, какой тот замечательный, умный, хороший и милый. Даже спросил у Бига совета о том, как лучше устроить красивое, запоминающееся свидание. Тот, наконец тягая желанное железо после выгрызенного у врачей разрешения, освежил в памяти похожие ситуации из книг, сериалов, интернета, а также из своего личного опыта и дал самый универсальный совет из всех возможных: «Спроси у Тэ, куда он хочет, и от этого отталкивайся. А то потащишь его на колесо обозрения ради романтичной атмосферы, а он высоты боится. Выйдет неловко». Макао внял и через три дня, после того самого свидания, прибежал к Бигу сияющим, как лампочка, вручил дорогой виски в качестве благодарности и даже коротко обнял — Тэ от посещения тактильного зоопарка остался в полном восторге, и они провели по меньшей мере полчаса в конце прогулки, горячо целуясь в машине Макао.       Вегас тоже не отставал от любовной лихорадки, захватившей весь дом — он преданно ухаживал за раненным Питом, взял все его заботы на себя и даже лично укладывал спать кроху Вениса, чтобы возлюбленный мог поваляться в постели подольше. Пит рядом с ним светился, а медсестры и охрана краснели и отводили взгляды, стараясь не замечать бордовых меток принадлежности на шее, груди и даже щиколотках второго господина.       Не выдержав внутреннего напряжения и недовольства сложившейся вокруг атмосферой сахарной ваты, лиловых сердечек, радуг и единорогов, Биг сел за фортепиано, оставшееся в наследство от давно почившей матери Макао и Вегаса. Инструмент был хоть и старым, но хорошо настроенным и ухоженным — один и тот же настройщик приезжал каждый год в одно и то же время по приказу Вегаса, явно соблюдавшего какой-то свой ритуал по почитанию памяти матери.       Клавиши отозвались чистым напевным звуком, прокатившимся по пустой гостиной, которая выглядела так, будто хозяева оставили ее на минутку и вот-вот вернутся. Время как будто застыло в одной точке, мелкие пылинки кружились в одним им известном танце в закатном теплом желтом свете, прозрачные занавески на большом окне едва колыхались от легкого сквозняка.       Биг не играл много лет, но что-то словно потянуло его за инструмент, заставив опуститься на крутящийся стул без спинки, поднять тихо скрипнувшую крышку и на пробу тронуть черно-белые клавиши. Пара гамм для разминки, затем крохотный быстрый этюд — конечно же, он пару раз сбился, но в основном пальцы нужных движений не забыли. Мужчина прижмурился, вспоминая, сосредотачиваясь на тех моментах из прошлого, когда у него все получалось. Когда Биг еще думал, что он большой молодец, что сможет стать хорошим музыкантом, что дальше будет только лучше. И заиграл «Зиму» Вивальди, которая лучше всего отображала его теперешние чувства. Коронный номер Бига, маленькую личную гордость, венец стараний и опыта. Произведение, которое он мог повторять часами «на радость» всем соседям в кондо матери.       Музыка мгновенно унесла, захватила все внимание, заставила думать только о правильных нотах и вложенных чувствах. И на несколько минут Бигу и правда стало легче. Было совсем несложно затеряться среди сложных аккордов. Уйти в перебор нот, отзывающийся в душе похожей метелью из обиды, боли и яркого, колючего одиночества.       Когда последний аккорд отгремел, Биг медленно моргнул, с удивлением стирая соскользнувшую по щеке одинокую слезу — он и сам не заметил, как начал плакать, целиком погружаясь в воспоминания и отдавая игре всего себя. Пылинки все еще кружились в воздухе, только теперь медленнее, шторки колыхались сильнее от усилившегося сквозняка, золота и меда в комнате стало больше, а пальцы не на шутку дрожали от напряжения после сложных и быстрых переборов.       От двери раздались медленные, выверенные хлопки. Биг повернул налево голову, уже зная, кого там увидит — и верно, у входа замер Танкхун. Тоже с мокрыми глазами и дрожащими руками он сидел на самом пороге, привалившись к косяку спиной. Смотрел на Бига и плакал, молча, тихо и от того особенно страшно, даже не пытаясь стереть слезы или успокоиться. Биг резко встал, едва не опрокинув стульчик, в два прыжка добрался до гостя, и, ни о чем больше не думая, прижал к себе, пока в голове мелькали каруселью обрывки советов Пита и Арма. Ласково, как ребенка, погладил по голове, попытался поднять на ноги, но Танкхун сам утянул его к себе на пол, заставил усесться рядом, перелез на колени и обнял за шею до легкой асфиксии.       — Барсик!.. — влажный, долгий выдох пришелся почти в ухо Бигу, запуская теплую покалывающую волну вдоль позвоночника. Худая спина под руками телохранителя подрагивала от плохо сдерживаемых слез. — Прости меня, пожалуйста. Прости, я просто не знал… я думал, для тебя так лучше будет. Прости, барсик, я не хотел, прости…       Натянутая до предела струна внутри Бига с громким звоном оборвалась, высвобождая так долго сдерживаемые эмоции. Он рывком обхватил худощавое тело, впечатал в себя до боли, зарылся носом в тонкую кожу на шее, полной грудью вдыхая уникальный запах Танкхуна, смешанный с хорошим, терпким цитрусовым одеколоном.       — Отшлепать бы тебя, — фыркнул Биг спустя пару минут тягучей, как патока, тишины, расслабленно улыбаясь и борясь с собой, чтобы не впиться губами в дрожащие губы напротив.       — Если хочешь, — неожиданно согласился Кхун и сам положил его руку на свою ягодицу поверх плотных канареечно-желтых штанов в обтяжку.       — Ты хоть понимаешь, что именно мне предлагаешь? Понимаешь, что я не остановлюсь? — Биг мгновенно стал серьезным и заглянул снизу вверх в прозрачные и все еще влажные, как у лани, глаза.       — Ага. Но мы же оба этого хотим. Правда?       — Правда. Пошли.        Биг поднялся вместе с Кхуном, поставил его на пол, крепко взял за руку и потащил в свою комнату, взглядом распугав малочисленных любопытствующих охранников и горничных, попавшихся на пути.       Но дойти до нужного помещения они просто не успели. Кхун с силой дернул его за руку возле какой-то кладовки с хозяйственными инструментами, решительно затолкал внутрь, захлопнул дверь, со щелчком повернул замочек, отрезая их от всего мира. Биг едва успел схватиться за талию инициативно прижавшегося к нему Кхуна, тут же полезшего целоваться — отчаянно, голодно, неряшливо. Он льнул до боли, цеплялся за одежду телохранителя тонкими, но сильными пальцами, нетерпеливо дергал за черно-белый свитшот, пытаясь его поскорее снять. И практически без перерывов на дыхание целовал своими пухлыми, мягкими губами, слабо отдающими персиком из-за липкого блеска. Приняв тот факт, что из-за нетерпеливости Танкхуна секс у них случится прямо здесь и сейчас, Биг полностью отпустил ситуацию, позволяя им разделить этот момент в тех условиях, в которых они оказались. Ненадолго отстранился, в два счета сорвал с себя свитшот и футболку, откинул их куда-то на пол и потеснил Кхуна, прижимая спиной к двери.       — Не отпускай. Пожалуйста, не отпускай… — лихорадочно шептал распаленный ласками Тирапаньякул, подставляя длинную шею под настойчивые губы и горячий язык.       — Не буду, не бойся, — Биг слабо улыбнулся, ощущая дрожь чужих губ у себя на виске. Прижал ладное тело вплотную к двери, помог выпутаться из облегающих пиджака и штанов, и позволил сильным и жестким пальцам стянуть с себя штаны вместе с нижним бельем.       — Смазка есть?       — Есть, только немного, — Биг с трудом наклонился в тесной кладовке и достал из кармана свитшота стратегические запасы бесцветной смазки и пару презервативов в специальном чехле, которые привычно таскал с собой — в прошлой жизни он иногда одалживал их Кинну во время его развлечений с бабочками-однодневками в клубах. А потом носил с собой на всякий случай, по привычке, мало ли где телесная жажда могла застать его нового подопечного, тем более, Тэ оказался не менее страстным любовником и частенько поддавался провокациям молодого, горячего и голодного до его тела Макао. Кто же знал, что однажды эта смазка все-таки пригодится самому Бигу?       — Поцелуй меня, пожалуйста.       — Детка, ты уверен, что нам нужно делать это здесь? Ты заслуживаешь хорошего секса и нормальной кровати, — замялся Биг, пытаясь объяснить нетерпеливому Кхуну, что кладовка чужого дома — не самое лучшее место для их первого раза, который, по идее, должен запомниться сильнее всего.       — Я хочу тебя. Ты хочешь меня. Смазка и резинки у нас есть. Кишечник у меня с утра пустой. В чем проблема?       Кхун гордо вскинул острый подбородок и уставился Бигу в лицо с напряжением и опаской. Видимость в кладовке была прискорбно низкая — из-за света, пробивающегося в неширокие щели по контуру двери, виднелись только очертания лица и блестящие глаза. Биг покосился на смазку и презервативы в своих руках, на расхристанного Кхуна с порочно припухшими губами, плюнул на все предосторожности, развернул его спиной к себе, заставил упереться в дверь руками и прогнуться, чтобы было удобнее растягивать. Его любовник сразу расслабился, став мягким и податливым, как подтаявшее масло. Биг аккуратно вскрыл пакетик со смазкой, стараясь не пролить мимо ни капли, выдавил бесцветный прохладный гель на пальцы и на ощупь скользнул ими по ложбинке меж маленьких упругих ягодиц. Кхун застонал, довольно громко и томно, и Биг свободной рукой спешно закрыл ему рот, опасаясь, что их услышат. Причем волновался он только за репутацию Кхуна. Узнай Макао, Вегас или Пит, что Биг наконец решил с кем-то переспать, только по плечу бы облегченно похлопали и уточнили, не нужно ли докинуть презервативов и смазки.       Первый палец Кхун принял без напряга, на втором чуть сжался, но тоже пропустил. С третьим пришлось повозиться, создавалось ощущение, что секс у него был как минимум год назад, таким все было тугим и неподатливым. Биг даже успел вознести благодарственные молитвы за то, что Чан приучил всех подчиненных держать руки в порядке, и Биг всегда аккуратно подрезал ногти почти под самый корень, так что риск поранить Кхуна изнутри был минимальным. Растяжки на три пальца было достаточно, чтобы член Бига смог пройти без вреда, но он все же решил перестраховаться и добавить мизинец, перед этим намертво сжав в объятиях ерзающего от нетерпения, тихо матерящегося Танкхуна.       — Тише, детка, тише. Услышат. И я не буду тебя трахать, пока не пойму, что ты готов на все сто.       — Я готов уже давно, это ты копуша и…       Танкхун застыл, замерев в одном положении, как туго сжатая пружина, когда за его спиной послышалось специфическое шуршание фольги. Биг вскрыл зубами упаковку презерватива, вытащил пальцы из растянутого прохода, обтер о собственные штаны и в два счета натянул на свой член защиту, благо та сама по себе была с дополнительной смазкой. Он принял более устойчивую позу, постаравшись отодвинуться от длинной швабры, больно бьющей его меж лопаток на каждом движении, просунул свое предплечье между лицом Кхуна и дверью и сжал ладонь в кулак.       — Захочешь кричать, кусай.       Скользнул членом между ягодиц, давая Кхуну привыкнуть к присутствию, аккуратно направил в нужную точку и толкнулся, сразу же входя почти на треть. Кхун забился под ним — на удивление молчаливый, но чуткий и чувствительный. Заскреб длинными ногтями по двери, уперся мокрым от пота лбом в подставленную руку, но кусать не стал.       — Спокойно, детка, ч-ш-ш. Расслабься. Вот так, молодец. Не больно?       Кхун помотал головой, цепляясь за дверь, как за последнюю надежду. Биг успокоился и продолжил мягко покачивать бедрами, чтобы не было болезненных для пассива рывков. Внутри все ощущалось мучительно жарко и почти до боли тесно, но он не жаловался, полностью сосредоточенный не на узости чужого тела, а на откликах его хозяина.       — Ты такой тугой, отлично меня принимаешь. Только не напрягайся, хорошо? Ч-ш-ш, я уже почти. Потерпи, еще чуть-чуть, — шептал он сбито, покрывая поцелуями пылающее ухо Кхуна. Прихватил мочку губами, втянул в рот, слегка прикусил зубами, поменял руки местами, просунул левую, чистую, между Кхуном и дверью и обхватил его член, надрачивая медленно, но уверенно. Танкхун едва слышно застонал и подался назад, насаживаясь до конца одним движением.       — Точно отшлепаю, паршивец, — Биг в отместку чувствительно прикусил переход между шеей и плечом и полностью замер, давая окончательно привыкнуть к размеру и ощущениям.       — Не здесь, услышат, — прошептал Кхун в ответ и повернул голову, чтобы было удобнее целоваться, чем Биг и занялся, правильно распознав намек.       Постепенно он добавил к грязным и жадным поцелуям еще и руку на члене, возобновив плавные, уверенные движения. И сам начал понемногу покачивать бедрами, на что Кхун трогательно жмурился, хмурился и умоляюще скулил ему в губы. У Бига от запаха секса, этих нуждающихся и скромных звуков и вида любовника — потерянного, растрепанного, откровенно затраханного — крышу срывало получше, чем от элитного алкоголя.       — Быстрее!.. — капризно проныл Кхун через пару минут неспешных глубоких фрикций, и Биг ускорился, впервые в жизни поставив чужое удовольствие выше своего.       Кхун выгнулся, сильнее упираясь ладонями в дверь, красиво прогнулся, как дикая кошка, и начал понемногу двигаться навстречу, усиливая их общее удовольствие. Биг размеренно врезался бедрами ему в задницу, стараясь, чтобы не было слышно специфических хлопков кожи о кожу, и пытался контролировать дыхание, иногда прерываясь на влажные неглубокие поцелуи.       Танкхун кончил в кулак Бига уже через пару минут размеренных и довольно быстрых движений, сокращаясь на его члене, и припечатал властным и жестким:       — Трахай!..       — Нет. Нет, детка, чувствительность…       — Трахай, я сказал!       Кхун сам насадился, и у Бига потемнело в глазах от тесноты, жара и первобытного желания послать к черту самоконтроль и отыметь капризного паршивца в своем темпе и на своих условиях. Кхун будто почуял его желание и ускорил темп, откровенно напрашиваясь на хорошую трепку. Биг подарил ему самый нежный поцелуй, на какой вообще был способен, зажал рот чистой рукой и перестал жалеть, вбиваясь резко, часто и очень глубоко. На лбу и над губой выступил пот, жар внутри казался невыносимым, да и Кхун совсем не помогал, вместо этого только сильнее подставляясь и едва слышно всхлипывая на особенно жестких рывках. Убрал руку от лица, потянулся к губам, отрываясь от них лишь на пару секунд, чтобы глотнуть воздух. Биг кончил в презерватив спустя несколько жарких и безумно страстных французских поцелуев и только тогда понял, что Кхун снова бьется под ним в практически сухом оргазме.       — Блять… блять, малыш, ты в норме?       — Да…       Губы у Кхуна были совсем опухшие, красные и мелко дрожали. Лицо заливали слезы, да и на ногах он держался плохо. Биг отлепил его от двери, помог очистить себя, используя бумажные носовые платки, которые тоже всегда с собой таскал, и обнял мужчину, ставшего совсем бескостным, опирая всем весом на себя.       — Тише, детка. Ты умница. Все хорошо? Нигде не болит?       — Я в порядке, — Танкхун с усилием сглотнул и потянулся к губам Бига, снова целуя, но на этот раз медленно и нежно, лениво.       — Танкхун, я…       Пелена похоти спала, на ее место вернулись вполне здоровые опасения и сомнения. Биг уже открыл рот, чтобы объяснить, что секс был великолепен, но ему нужно нечто большее, чем разовый перепихон, и осекся, когда Танкхун выпалил, глядя ему прямо в глаза:       — Станешь моим парнем?       — Стану, — как завороженный подтвердил Биг, пропадая, теряясь в покрасневших глазах напротив. Кхун счастливо улыбнулся, сморгнул новые слезинки и бросился Бигу на шею, так что гребаная швабра снова со всей дури опустилась Бигу на спину.       — Ну чего ты? Не плачь, все же хорошо.       — Это от счастья, глупый! Весь месяц о тебе думал, метался, с ума от ревности сходил. А ты даже не написал ни разу, подлец!       — Где ты, а где я, — усмехнулся Биг скупо, без веселья.       — А, то есть, как мою жопу прикрывать, это ты пригоден, а как ее же трахать, так уже нет? Глупый барсик, — Кхун повел плечом, словно флиртующая девушка, и приник губами к вене на шее Бига, пуская в ход острые зубы. Член телохранителя встал, как по команде — изголодавшееся по хорошему сексу тело страстно желало наверстать упущенное.       — В комнату, живо. Я не буду второй раз заниматься сексом здесь, — Биг в два счета натянул и застегнул их штаны, заставил Кхуна накинуть рубашку, сам же завернулся в пыльный свитшот, подцепил провокатора за локоть и перебежками добрался до своей комнаты, заталкивая довольного и даже не думающего сопротивляться Кхуна внутрь.       Одежда полетела в одну сторону, белье в другую. Обнаженный Кхун на фоне простыни цвета персика казался совсем нежным и невесомым. Биг грубо толкнул его в плечи и подмял под себя, и Кхун не только ни слова не сказал, но и сам раздвинул худые острые коленки, буквально подставляясь под руки, губы, язык и член.       Теперь Биг мог детально рассмотреть его тело, благо кровать стояла прямо возле окна, и оранжево-красный свет заходящего солнца выгодно подчеркивал красоту лица и изящество фигуры. Под всеми слоями цветных тряпок Танкхун прятал крепкое, хоть и худощавое тело. Широкие плечи, плоскую грудь с маленькими шоколадными сосками, выступающие ребра, впалый живот, уязвимо торчащие бедренные косточки. Его запястья и лодыжки были такими узкими, что Биг без проблем смог бы удержать две его руки своей одной.       Внимательно разглядывая тело партнера, он не заметил, как тот так же пристально рассматривал его самого. Наконец Биг, вдоволь насмотревшись, поднял взгляд на лицо, и Танкхун с невнятным писком прикрылся подушкой, явно смущаясь от такого настойчивого внимания.       — Не прячься, — попросил Биг голосом на пару тонов ниже обычного. Наклонился, целуя костяшки на крупной ладони с чуткими пальцами, какие могли бы принадлежать художнику или музыканту, боднул руку носом, и Кхун покорно убрал ее, перекладывая Бигу на плечо. — Как ты меня хочешь?       — В смысле? — удивился Кхун и подложил подушку обратно под голову, нежась под жадным взглядом Бига, как кот на солнце.       — Что мне сделать, чтобы тебе было хорошо?       — Я не знаю, — растерялся Танкхун, глядя на Бига так, будто тот только что потряс все основы его мироздания разом. — Я должен делать что-то особое? Прости, я ничего не умею, — он очаровательно расстроился, закусил губу и нахмурил идеально выщипанные брови. — Но я могу научиться! Если ты покажешь, как…       Биг сначала потерялся в этом смущении, всем телом впитывая эмоции и красоту желанного мужчины. А потом до сознания, все еще слегка затуманенного предыдущим оргазмом, в полной мере дошли чужие слова.       — Ты что?.. Ты ни с кем ни разу? — поверить в то, что вот этот невероятный, сексуальный, чувственный и отзывчивый человек ни с кем никогда не был, было сравнимо с тем, чтобы поверить, что кипяток холодный.       — У меня был секс с живым человеком. Давно. Лет восемь назад. Но это было… не по моей воле, — аккуратно объяснил Танкхун и тут же сжался, словно боялся, что Биг сейчас слезет с кровати, обругает его и выставит вон. Разумеется, тот ничего подобного не сделал. Наоборот, лег рядом на бок, потеснив соседа к стенке, и оперся на локоть, чтобы видеть румяное лицо. Быть объектом таких сильных чувств было лестно, но в то же время сложно — слишком уж большая ответственность, как оказалось, теперь лежала на плечах Бига.       — Детка, ты просто нечто. Я настолько тебя возбуждаю, что ты решил рискнуть?       — Ага, — Кхун убедился, что никто его гнать не будет, и подполз к Бигу, прячась у него на груди и щекоча подбородок прядями, свежо и сладко пахнущими лимоном и свежестью.       — Это честь для меня, — Биг наклонился, целуя самую ближнюю к нему часть тела партнера — бледное плечо со старым рваным шрамиком в виде кривой звезды. — Ты правда ничего не умеешь?       — Ну, когда-то я умел минет делать. Но уже давно все забыл, прости.       — Давай так: сначала я буду долго-долго тебя целовать, пока наши губы по-блядски не опухнут. Потом, если тебе зайдет, я приласкаю твою грудь. А потом спущусь к члену и сделаю минет. Как тебе план?       — А я? Как мне сделать хорошо тебе? — тут же поинтересовался Танкхун, любопытно сверкая глазищами в пол-лица.       — Посмотрим. Скорее всего, мне хватит твоей руки на члене. Ну что, нравится?       — А почему ты не хочешь меня снова, ну…       — С проникновением? — помог Биг, все чаще целуя подставленные под ласки плечо и сильно выступающую ключицу.       — Да. Так ведь больше удовольствия.       — У тебя там… туго очень. Если вставлю еще раз, тебе может быть больно, а я так не хочу, — постаравшись вложить в голос всю имеющуюся уверенность, ответил Биг и, не сдержав хулиганистого порыва, провел языком длинную влажную полосу вдоль ключицы.       Кхун в ответ порывисто вздохнул и еще крепче прижался к его телу, будто сильно мерз. Биг дотянулся до одеяла и накинул его на обнаженное тело рядом с собой. Кхун от участливого, заботливого жеста моментально нахмурился и выпутался из объятий, глядя обиженными глазами, на дне которых тлела странная тоска:       — Мои шрамы настолько тебя пугают?       — Что? Нет, я вообще на них внимания не обратил, — Биг сел следом, догадавшись о причине испортившегося настроения мужчины. — Ты как будто замерз, вот я и…       — Не ври. Пожалуйста, не ври мне, я не хочу, чтобы между нами стояла ложь, — Кхун обнял себя за колени, прикрываясь выданным одеялом, будто больше не хотел показывать свое тело. Биг подобрался поближе, а затем и вовсе перелез к изголовью, сел так, чтобы Кхун оказался меж его широко разведенных бедер и уложил спиной на свою грудь, как в колыбель.       — Ты красивый. Какой есть. И желанный, неужели сам не чувствуешь? — он покрепче прижал притихшего и настороженного Кхуна поясницей к своему паху, где полутвердый член недвусмысленно намекал о желании хозяина продолжить постельные игры. — Просто ты мерзнешь. Я это чувствую и хочу помочь. Разве плохо? В машине я тебя тоже кутал в свою футболку, тебе вроде нравилось.       — Тогда я был под кайфом.       — А сейчас на эмоциях, что почти одно и то же, учитывая гормоны. Ты мне очень нравишься, расслабься. Я не считаю твои шрамы чем-то уродливым или противным. У меня тоже они есть. Давай не будем об этом сейчас думать?       — А о чем тогда? — Танкхун стряхнул свое оцепенение, чуть привстал и кокетливо повел обнаженным плечом.       — О том, что ты в моей постели и мы наедине, — промурлыкал Биг, целуя тонкую медовую кожу шеи. — О том, как хорошо мой язык будет ощущаться на твоей груди. И о том, как мы будем валяться в этой кровати часами, пока ты не запросишь пощады.       Танкхун обернулся, с трудом выпутываясь из одеяла, и перекинул свои длинные ноги через бедра Бига, чтобы было удобнее целоваться и ласкаться. Тот же, уловив, куда ветер дует, не отставал, поглаживая худую спину вдоль позвоночника и отвечая на глубокие, томные поцелуи.       Проведя вот так не меньше пятнадцати минут, Биг смог честно признаться, что ему нравится все происходящее. И не потому, что у него давно не было близости, и теперь по мозгам колотил спермотоксикоз, а потому что Кхун и правда оказался сокровищем — послушным, но при этом самостоятельным. Пытался на равных участвовать в процессе, робко исследовал тело Бига, невесомо касаясь то тут, то там, внимательно наблюдая за результатом. И все же настоял на повторном проникновении, благо теперь у них был доступ к целому флакону со смазкой и в комнате с какой-никакой звукоизоляцией можно было не опасаться стонать во весь голос и менять позы по желанию.       После того, как они закончили возиться с уборкой, Биг долго лежал на кровати, любовался в наступивших сумерках сонным и уставшим Танкхуном, гладил его обнаженное плечо и думал, что полностью, бесповоротно и окончательно влип в эту семью. Но, несмотря на сложность ситуации, единственное, что его по-настоящему пугало — реакция Тирапаньякулов, Порша и бывших сослуживцев. Признания самого главного в этой ситуации человека он уже получил. Тот и сейчас лежал прямо в его руках — сломанный, переживший множество травмирующих и опасных ситуаций, утомленный страстным сексом, отчаянно жаждущий понимания и любви. Биг верил, что Кхун стоил любых трудностей, какие могли попасться им на пути.

***

      — Вегас, бля, сделай со своим братом что-нибудь, это просто невыносимо! — рявкнул разъяренный Порш, второй раз подряд напоровшись возле внутреннего бассейна на трахающихся, как кролики, Макао и Тэ.       — Мне напомнить, как Кинн тебя вчера голого к французскому окну прижал, а мы в это время во дворе барбекю делали? — невозмутимо отозвался Вегас, передавая Питу полную миску пряной острой лапши.       Бывший телохранитель выглядел так, будто ему вручили звезду с неба, и смотрел на возлюбленного исключительно добрыми и любящими глазами — во время долгого восстановительного периода после полученного в бою за комплекс огнестрела врачи строго-настрого запретили ему есть острое, кислое и соленое и сняли этот запрет совсем недавно. Пит сразу же пристал к бойфренду с просьбой о горячей пряной домашней лапше, которую Вегас, глубоко закатив глаза, во всеуслышанье пообещал сделать. Как и все Тирапаньякулы, обещания свои он выполнял в точности, и теперь его партнер, да и все остальные гости уединенного двухэтажного пляжного дома, могли насладиться сытным и вкусным кулинарным шедевром от опаснейшего мафиози столицы и главного семейного палача.       — Это вышло случайно! — громко возмутился Кинн, его бледные скулы окрасились нежно-розовым румянцем, выдавая нешуточное смущение.       — Случайно — не случайно, похуй, мне теперь это зрелище в кошмарах снится, — парировал Вегас, ласково трепля щурящегося от удовольствия Пита по пушистой макушке.       — Эй! — выкрикнул Порш, до глубины души обиженный такими жестокими словами.       — В этом доме еще хоть кого-то не ловили на горячем? — искренне веселясь, спросил Порче, разбавляя резко накалившуюся обстановку. Он пристроился на белом деревянном шезлонге под радужным пляжным зонтом в обнимку с неприлично довольным полуобнаженным Кимом, поедающим с его рук отборный зеленый виноград.       Этих двоих случайно поймали с месяц назад в районе полуночи на кухне комплекса голодные, как волки, Кинн и Порш, приползшие с очередной бизнес-встречи и желавшие разжиться чем-то съестным. Решив по-быстрому сообразить еды на двоих, Порш включил на кухне свет и обнаружил на разделочном столе своего милого и невинного полностью обнаженного младшего братишку, чьи длинные смуглые ноги были заброшены на плечи Кима, пока последний увлеченно вбивался в тихо стонущего подростка. Скандал назревал страшный, но Че оперативно натянул штаны и разнял двух своих самых любимых людей, убедительно взывая к их совести и позднему часу. Надавал обоим воспитательных подзатыльников и утащил сыто скалящегося Кима за руку в свою спальню, заперев дверь на замок прямо перед носом разозленного подобным пренебрежением Порша. Тот в расстроенных чувствах вернулся на кухню, где обнаружил хищно улыбающегося Кинна с флаконом взбитых сливок в руках…       Биг, переселившийся обратно в комплекс главной семьи чуть ли не на следующий день после их с Кхуном первого секса, до сих пор помнил заливистый нечленораздельный вопль, который выдал его бойфренд, когда увидел брачные игрища Порша и Кинна на все том же многострадальном столе, спустившись вниз узнать, чего все среди ночи так орут.       От расстройства и «тяжелой психологической травмы» старший Тирапаньякул начал недовольно и громко ныть, и Биг, прибежавший на крик с оружием наголо, заткнул его самым простым и действенным способом, тоже переросшим в нечто более горячее, страстное, долгое и изумительно сладкое, но уже за закрытыми дверями спальни Танкхуна.       — Ну… Арм и Пол вроде ни разу, — пожал широкими плечами Порш, устанавливая на стол очередную миску приготовленных им, Вегасом и Порче закусок и соусов к мясу.       — Когда Арм кончает, то приоткрывает рот, закатывает глаза и высоко стонет, — щурясь, как обожравшийся сливок кот, заявил Кхун, и Биг подавился своим любимым безалкогольным мохито, быстро сплевывая в сторону.       — Ты-то откуда знаешь?!       Кхун сверкнул на него хитрющими глазами, знакомо повел плечом, и Биг машинально приник к нему поцелуем прямо сквозь тонкую ткань бледно-розовой маечки в облипку, прицельно касаясь шрамика-звездочки.       — Кхун, а и правда: как так вышло, что единственными, кто за эти четыре месяца ни разу не спалились, были вы с Бигом? — подозрительно утончил Порш, расставляя тарелки. — Даже мой малой с этим… пронырой уже попались, а вы — нет.       — Все очень просто, мои бесконечно дорогие и до жопы любопытные родственнички. Во-первых, мы аккуратные и сдержанные. Ну, почти. Во-вторых, у Бига очень острый слух, и он обычно засекает вас еще на подходе. В-третьих, мы оба отлично знаем распорядок дня каждого из вас.       — Кхун, — тихо позвал Кинн, обращая на себя внимание брата.       — Скажи, кто сверху, — дополнил Ким с пакостной улыбкой аллигатора.       — Интересно ведь, — людоедски улыбнулся Порш.       — Всем нам, — присоединился к родне Вегас, тиская талию Пита, виновато и смущенно улыбнувшегося своему бывшему господину.       — Когда вы с Питом в позе наездника трахаетесь, кто сверху? — не теряя самообладания спросил Кхун, пока Биг пытался судорожно прокашляться снова пошедшим не в то горло коктейлем.       — Универсалы? — прищурился в ответ Вегас, окидывая смешавшегося Бига долгим уважительным взглядом.       — Не. Как у пи’Тэ с Макао. Service top/power bottom, — первым догадался сообразительный и откуда-то посвященный в подобные нюансы Порче, скармливая забуксовавшему в мыслительном процессе Киму еще немного винограда.       — Охуеть. И ты правда делаешь то, что он тебе скажет? — Порш чуть миску с фруктами из рук не выронил, глядя на Бига как на восьмое чудо света.       Теперь уже единственный личный телохранитель Танкхуна тяжело вздохнул, про себя ругая не в меру любопытных друзей и болтливого партнера, и переборол сильнейшее желание задвинуть его к себе за спину, подальше от цепких и заинтересованных взглядов семьи.       — Да, делаю. Он же не эгоист и не просит того, что для меня неприемлемо, — выдал Биг наконец, собравшись с мыслями и все-таки поменявшись со своим парнем местами, от греха подальше.       — Мой барсик самый лучший! — Танкхун довольно замурлыкал и приник к нему со спины, тесно обнимая руками и ногами и точно так же целуя в правое плечо — этот жест уже давно стал для них интимным, личным и теплым.       За четыре месяца их отношений Биг привык и почти не краснел от этого игривого шепота на ухо, тем более, Кхун и правда усиленно старался не попадаться на глаза своей семье, поэтому сексом они занимались либо в спальне у Тирапаньякула, либо в отремонтированной комнате Бига, где он, после смерти Кена, продолжал жить один. Но, стоит сказать, трахались они так активно, что сломали Кхуну кровать. Не до щепок, конечно, но три деревянные рейки пришлось полностью менять. Когда в разгар разнузданного догги-стайл раздался зловещий треск из-под толстого ортопедического матраса, Кхун, поглощенный страстью, просто переместился на пол, утягивая туда же плохо соображающего Бига. А потом, удовлетворенно потягиваясь и мурлыча уже в комнате у телохранителя, позволил тому с тихой обреченной руганью намазать специальной мазью свои локти и колени, растертые от неудобной позы на твердом полу и заказать новую, более крепкую и массивную кровать.       Биг вообще долго привыкал к тому, что в постели этот крикливый и нервный человек становился безумно нежным, отзывчивым, податливым, но выносливым и по-хорошему требовательным. Кхун выполнял все желания и фетиши Бига, взамен прося в ответ лишь одного — полной сосредоточенности на процессе. Но Биг и сам никогда не забывал про долгую прелюдию и заботу после секса, все же навредить любовнику он совсем не хотел, да и Арм с Полом бдели, как два ручных цербера, чтобы на их суетливом и беспокойном начальнике не оставалось болезненных и опасных следов.       Танкхун меж тем прижался к Бигу еще плотнее и лизнул ушную раковину по контуру, да так, что того подбросило на лежаке от острого приступа возбуждения, вылившегося в каменный стояк, неприлично натянувший свободные фиолетово-синие пляжные шорты. Биг про себя порадовался тому, что свободная белая майка-безрукавка хотя бы частично прикрывала пах.       — Пошли в нашу спальню, барсик? Ты очень давно не брал меня на столе.       И плевать, что они буквально утром, как старшеклассники, едва дорвавшиеся до секса, дрочили друг другу в душе, взахлеб целуясь и задыхаясь от взаимной страсти. Биг не стал спорить с шебутным возлюбленным — во мгновение ока подхватился на ноги, взял за руку и на хорошей скорости поволок в дом под веселый смех Кхуна и растерянный вопль Порша:       — Э? Куда? А мясо? Я кому мариновал?..