Вальпургиева ночь длиною в жизнь

Хоть деревня и казалось близкой, но путь до неё был достаточно далёк. Джекил под руку держал Уильяма, чтобы тому было проще идти, а я шёл рядом с Сэмом, так как пересекаться взглядом со Старым не хотелось. Он кажется до сих пор был зол на нас. Интересно, что же это за человек, которому положено о нём знать? Может это его жена? Или, наверное, дочь? А были ли вообще у него дети? Трудно сказать, ведь он при нас всегда суров. Не думаю, что найдётся женщина, которая примет все заскоки этого засранца. Из мыслей меня вырвал шум, доносящийся из кустов. Я тут же снял винтовку со спины и прицелился. Инстинктивно такое что ли выходит, не знаю. Другие тоже напряглись и приготовились к битве. Вдруг, из них выходит человек в зелёной форме, похожую на нашу. Он оглядывается и видя нас замирает. Его рот слегка приоткрывается, а уголки губ ползут вверх. — Здравия желаю, товарищи... — растеряно говорит он. Было ощущение, что он сам не понимает как тут оказался. Я опустил оружие и прищурил глаза. — Ты откуда? — Я, это ну...Я фотограф и!.. — Я не спрашивал кто ты, я спрашивал откуда ты и с каким намереньями к нам. Улыбка сползла прочь с пухлых щёк. — Я из Саррумских войск, военный корреспондент. Чтобы мы убедились в этом он повернулся боком и показал нашивку на плече, где красовался флаг нашей страны. Я спокойно выдохнул и убрал оружие обратно за спину. — Прости что погорячился. Как хоть тебя зовут? — Кайл. Его волосы были серые как дым и средь них виднелись белёски, как будто он видал такое, что от страха начал стареть. Кожа была бледной как у зайца зимой, да и характер такой же. Единственное, что его выделяло на фоне остальных солдат — слегка лишний вес. В руках он держал камеру, кажется, новейшей модели. — Слушайте, я тут потерялся… Вы не знаете дорогу? — Как это потерялся? На его бедре красовалась сумка из кожи, которая явно не вписывалась во внешний вид. — У какого офицера стащил? — поинтересовался я. — Какого офицера?.. Ничего я не крал! Он потоптался на месте и от взгляда Старого слегка затрясся. — Да так, стащил у убитого офицера Хоруса… — У харков значит… — влез в разговор старшина. — Есть оружие с собой? — Есть, сэр! Он достал из сумки чехол, в котором хранился нож. — А по существеннее есть? — Нету, сэр! Странно бегать по местам поля боя и не иметь даже простенького огнестрела, но наверное ему хватало и этого ножа. Кайл положил нож на место и уткнулся взглядом в землю. — Ну так, поможете? — Так у тебя должна быть карта вместе с собой, не? — решил уточнить у него Сэмюель. — Есть, да вот я не разбираюсь в ней! Глаза нашего отряда стали с пять мечейгов. Как это военный корреспондент не разбирается в картах? Это же первое чему его должны обучить! — Ты хотя бы знаешь, как у тебя фотокамера работает? Кайл заулыбался, что-то промямлил и начал смеяться. — Чего ржёшь? Если спрашивают, то отвечай! — Нет, товарищи, не знаю как она работает… Тут наше недоумение было не описать словами. — Так с чего тебя выбрали то корреспондентом?! — решил первым спросить Сэм. — Мне приказали: «делай щёлк, а получившиеся карточки отдавай нам». Никогда не думал, что встречу такого человека. Возможно его и пытались обучить, но кажется всё пошло насмарку, раз теперь он стоит перед нами весь растерянный, да ещё и в грязи. Пока мы отвлекали парня вопросами, Джекил подкрался сзади к нему и забрал сумку. Кайл не врал: в сумке был нож, всякие вещи для камеры, кусок хлеба и фляжка с водой. Мы решили: раз он безопасен, то можем взять его с собой, чтобы дойти до деревни, а дальше он сам. Чтобы скрасить наш скучный путь, я решил расспросить Кайла о его жизни. — Когда ты попал на фронт? — В июне 1942. Помню этот день до точности: мать зарёванная, сёстры молятся, а отец с тоской смотрит на меня. Не хотели отпускать, куда меня, маленький же! Маленький и несмышлёный, но ведь стране нужны люди, так? — А чего отца не отправили? — Куда уж! Старик он, шестой десяток, где ж он пригодиться? Вон на заводе сидит, строгает нам боеприпасы. Кайл, видно, уже привык к нам и отвечает без страха. Славный парень, хотя и многого не понимает! — Кайл, а почему ты…ну…не выглядишь таким тощим, а лицо вот пухлое? — с интересом спрашивает Уильям. Корреспондент улыбается и без стеснения отвечает: — Да от голода вот пухну! Весь отряд притих, так как это не та тема о которой можно говорить с ярко выраженным счастьем на лице. Странно было при себе иметь несколько качественных консерв, а рядом с тобой идёт человек, который хоть через минуту может здесь умереть. — Так ты это…поешь. Ломоть хлеба же есть? — Куда уж мне! Вдруг заплутаю, а еды не останется совсем? Я перетерплю то, до деревни дойдём и попросим съестного, думаю жители не откажут. Я переглянулся с Джекилом и нервно вздохнул. — Вот уж правду ты говорил, курик, что малой, нельзя отпускать было… — Ешь хлеб сейчас, а то уже вижу как ты в обморок падаешь. Старый всё это время молчал, видно, ему не нравилось временное пополнение нашей компашки. Кайл полез доставать хлеб из сумки, но ноги его задрожали и он начал падать. — Ёпт! Куда? Сэм подхватил бедолагу и помог стоять на ногах. — Уже вот помираешь! — Ничего я не помираю! Бредите! — Да ты на ощупь ещё тоньше, чем спичка! И всё же, он достаёт кусок хлеба и начинает жадно жевать. Я хоть и год как тут нахожусь, но не видел такого прежде: опухший с голоду ест хлеб, граммов эдак 150, да к тому же на хлебе этом уже выступали солидные куски плесени. Пока мы возились с фотографом, Старый достал карту и прикинул, сколько нам ещё идти. — Бросайте пухлика, если не сможем его довести. Нечего тут каждую бездомную псину подбирать! Уильям хотел что-то произнести, но кажется передумал. В последнее время уж очень странно себя ведёт, почти не истерит, пытается не лезть, пока другие заняты. Неужели при том разговоре у реки Старый как следует вставил ему мозги на место? Кайл поел то что было и хлебнул воды из фляги. Этого было достаточно, чтобы не умереть полностью. — Будем в деревне, накормим тем, что есть. Сэм недовольно зыркнул на меня. Он был не очень рад такому щедрому предложению. — Гуманист ты наш, а мы на чём жить будем? На воздухе? Нет уж, спасибо, я как-то и без этого обойдусь! Мне важней моя жизнь, чем того, кто может умереть через день после того как отчалит от этой деревухи. — Сэмми, не ты ли веришь в божеств которые такие чистые и добропорядочные? Какие заветы они давали? Не убей, не укради, поделись с нуждающимся? — А я не божество, чтобы быть мил каждому! За то я честен, а совести у меня нет совсем. Старый сплюнул на землю, отчего Сэм сразу притих. — Ну да щенок, не видал ты другой жизни! Я тебе скажу так — поделись с одним и тебе это воздастся потом. Не боги этому учат, а года прожитые на этой треклятой земле! Тут я был согласен со старшиной. Лучше помочь кому-то, спасти человека, авось и тебе потом перепадёт, помогут. Но всё же лучше помогать с чистым помыслом, а не коверкать это в душе, ждя того, что тебе потом отплатят в два раза больше.

***

Мы стояли у входа в деревню, но на улице никого не было. Солнце медленно опускалось за горизонт. Заурчал живот, очень хотелось есть. Вспомнилось обморочное состояние нашего попутчика. Стало не по себе. — Стучитесь в двери, авось откроет кто-нибудь. — приказал нам Старый. Делать нечего, пошли выполнять приказ. В деревне было домов примерно тридцать. В каждом из них окна были закрыты плотной тканью. Наверное, так прятались от харков, что б те не знали, живёт тут кто-то или нет. Мой взгляд приковал дом совсем невзрачный: соломенная крыша, подгнившие доски, окна закрытые белым, хотя скорее уже серым, куском ткани, которая, видимо, была чьей-то рубахой. На двери дома углём был небрежно вычерчен крест. Значит, здесь никто не живёт? Но я решил испытать удачу и постучался. Хотел я было уходить, как тут дверь слегка приотворяется и слабый девчачий голос спрашивает: — Чего вам надо? — Здравствуй, мы военные, ищем где заночевать, можно у вас? — Нельзя! Дверь почти захлопнулась, но я схватил её пальцами и не дал закрыть. Да, можно было пойти и спрашивать в других домах, но было поздно и мне хотелось спать. — Расскажи, почему нельзя? Девочка открыла дверь полностью, чтобы я увидел её недовольный взгляд. — Ну сказали же нельзя! Чего ты лезешь окоянный?! Мои глаза не верили ушам: маленькая девочка, лет семи, но разговаривает как взрослая тётка? Видать научили её так. Сама бы не догадалась! Я присел на корточки и посмотрел ей в глаза. — Кто тебя этим словам научил? — Мама, кто ж ещё? — А где она? Девчушка отвернулась и фыркнула. — Нету её, нету! — Куда ушла? — Давно ушла, но скоро вернётся. — Как давно? — А тебе знать этого не положено! Чем-то она напоминала нашего старшину, что изрядно меня вымотало, но после какого-то времени я всё же уговорил её взять меня сюда переночевать. С другими я решил не встречаться, итак утром увидимся, а сейчас хотелось лечь спать. Интерьер был бедный, как и полагалось деревням. Девочка жила тут совсем одна: ни братьев, ни сестёр у неё не было. — Ну, ложись! Куда-нибудь. Печка моя! Пришлось лечь на лавке, что уж поделать?

***

Не спалось. В ушах стоял гул от военных самолётов. Не дай бог полетят бомбы… Не дай бог!.. Девочка спала так, как будто вовсе и не слышала этого звука. Наверное жители этой деревни привыкли? Но как можно привыкнуть к такому? Руки тряслись от осознания того, что в любой момент сюда могут скинуть смертоносное оружие, которое в прах сотрёт эту деревню, тем более меня и эту маленькую девочку. Я помру так и не встретившись со своими близкими, так и не заведу своих детей, да просто не узнаю чёртову тайну имени старшины! Когда ты на волосок от смерти: так хочется жить! Ты думаешь, а как бы всё сложилось по другому, если ты выживешь? Как будут встречать тебя родственники или друзья, встретиться ли вторая половинка? А может ты выучишься на медика и будешь спасать чужие жизни? В такой момент ты переносишься так далеко в сознание, что начинает мечтать о вариациях себя, что счастливы в другой реальности. Потом успокаиваешься, принимаешь всё как есть: «если не Я тут буду счастлив, то другой Я точно чем-то помогу людям». Гул долго не проходил. Эти самолёты и вправду были как железные птицы. Вон, летят своей стаей надо мной, двадцатилетним дураком! О себе не заботился всю жизнь, а тут, бац! И всё! И помру так и не узнав: где живёт счастье. Я поднялся к лавочке и заметил на столе какую-то стопку небольших бумаг. На них было что-то написано углём. Наверное это личная вещь девочки, но очень мне хотелось узнать что там такое начиркано.

Роза

Умерла 10 октября в 8 утра 1942г

Кармен

Умерла 17 ноября в 12 утра 1942г

Мама

Умерла 31 декабря в 9 вечера 1942г

Папа

Съели. ничего от него не оставили 1943г

Осталась одна

Все умерли от голода, а их останки съели 1943г

Мне нечего есть

Я не хочу есть людей Я не хочу есть людей Я не хочу есть людей Я не хочу есть людей Я не хочу есть людей Я не хочу есть людей 1943г

Боже… Я посмотрел на девочку и тоска пробежалась по моей коже. Гнетущая, въедающаяся в плоть тоска. Все мертвы и осталась только она… Но вот что странно: почему она пишет про то, что её отца съели? Неужто деревня из каннибалов?.. Да, сейчас трудные времена, но не опускаться же до такого зверства! Я положил бумаги обратно дрожащими руками. Если это деревня каннибалов, то нас может постигнуть та же участь… От такого спать перехотелось окончательно. Немного поразмыслив, я прикинул что к чему: ткань на окне рубаха отца, крест нарисованный углём на двери она сделала, чтобы каннибалы думали о том, что тут уже нет живых, а следовательно еды не раздобыть. Вдруг, среди кромешной тишины раздался крик. Яркий, мужской крик. Неужто наших режут?! Что мне делать? Что мне делать?! Я на лавке так, как будто врос в неё корнями и уйти с этого места не мог. Если начну стрелять — на уши поставлю всю деревню и меня самого убьют, а может и остальных. Подумают, что мы переодетые военные Хоруса. Нет, так нельзя. Но что мне делать? Смириться? Просто принять тот факт что кто-то из нас умрёт?! Нет. Я так не хотел! Но что мне делать? Что же мне делать?..

***

Я проснулся утром, когда меня толкнул в спину Старый. — Вставай, салага! Пора выдвигаться в путь. Только закинь в брюхо чего-нибудь съестного. Перед глазами всё было мутно, я еле их открыл. — Слушаюсь, сэр! — вяло произнёс я и клюя носом попытался достать консерву. — Странные тут люди. Уж больно доброжелательны. Сэм и Джекил в порядке, хотя Сэм сказал, что у него болит рука. Верно быть старые шрамы заныли. Я хотел было посмотреть на девочку, но её не было в доме. — А вы тут видели ребёнка? — Какого? — Ну..Девочку лет семи? — Сбрендил? В этой деревне ни одного ребёнка нету. Подохли тут все от голода. — А Кайл, где он? — Кайл? Какой ещё Кайл? — Ну этот...Пухлый такой, корреспондент который. — Чёрт его знает! Вроде вместе с Сэмом ночевал в одном доме. Тот ему консерву дал и сказал: «Иди нахер отсюда! Не нужен нам тунеядец!». Хотелось спросить не врёт ли Старый, так как этот поступок не был свойственен Сэму, но я не стал, не хочется получить по горбу за «неуважение к старшине». Глаза забегали. Может тот крик был как раз криком Кайла? Зарезали его! Ещё и Сэма пытались! Но у него кожа толстая, как у носорога, так что он не особо пострадал. Я поел и вместе с Старым отправился в центр деревни, чтобы встретиться с другими. Раз, два, три, четыре. пятого не хватало. — Где Уильям? Старый глянул на Джека, но тот повёл плечами. — Я спал отдельно от всех. Уильяма со мной не было. — Со мной был Кайл. — отозвался Сэмюель. — Но тот ушёл до того как я проснулся. — И со мной этого цыплёнка не было. — прохрипел Старый. Все подозрения упали на меня, но я нахмурился, как бы делая вид: «Это не я! Врёте вы всё!». В голову лезли различные мысли. Вдруг сожрали не только Кайла, но и Уильяма? — Разбираться нам некогда, идёмте без него. — Но мы же обязаны найти его! — Мы теряем драгоценное время. И кто ты такой, чтобы указывать мне что делать, а, салага? — Я присягу давал не только Родине, но и душе, гуманизму, человечеству! — Чем тебе этот гуманизм поможет? Тем что ты убьёшь всех нас, а, блядь? — начал кричать на меня Старый. Я снял винтовку со спины и посмотрел на своих товарищей. — Вы можете идти, если вам безразлично будущее. За каждой жизнью стоит история и время! Может кто-то из них родит ребёнка, который будем гением и обеспечит весь мир такой технологией, что все будут счастливы? — Ты в уши долбишься или что? Я кому сказал, отставить поиск людей! Мы тут, блять, не благотворительная организация по поиску котят и щенят! Я стиснул зубы и фыркнул. Хотелось куда подальше послать старшину, но не мог. Джекил шагнул вперёд, как бы заступаясь за меня. — Я считаю он прав. Нам нельзя оставлять товарищей если они в беде. За ним шагнул и здоровяк Сэм. — Да, странное это дело. Взяли и пропали. Нужно было представить лицо Старого в этот момент! Весь раскрасневшийся как помидор, трясшийся от злости. Кажется он ничего не мог сделать трём молодым крепким парням, от того и злился. — ЕБЛАНЫ! — заорал он на нас. — Вы с какого чёрта спорите с тем, кто выше вас по званию?! Да вы должны валяться у моих ног и целовать их! Жалкие сопляки! Под крики Старого мы отправились искать наших пропавших друзей. — Сэм, ищи в тех домах, а ты, Джек, вон в тех. Я пойду к крайним. Так мы и поступили.

***

Наконец, мне открывают дверь. Хотел я было зайти в дом, но сердце подсказало подождать и отойти в сторону. Не зря! Из домишка вывалился крупный мужик с топором в руках, как будто он заранее готовился к тому, что кто-то заявится в гости. — Что, за «цыплёнком» своим пришли?! — завизжал он как свинья. Рука невольно дрогнула и надавила на спусковой крючок. Пуля прилетела ему в руку, но она не прошла насквозь, а осталась внутри, принося ему ужасающую боль. — Ёбаный солдат! — прорычал он и выронил топор. Ещё несколько выстрелов и он лежал на земле. Не мёртвый, но раненый и двигаться ему было трудно. Обойдя его, я вхожу в дом и вижу: за столом сидят детишки. Щёчки розовенькие, ручки пухленькие. Видать, много едят! На столе красовалось мясо, сочное и яркое. Вспомнилось то, что сказал мужик несколько секунд назад и меня осенило. Это был Уильям. Чтобы удостовериться в этом, я прошёл дальше и увидел, как на сундуке лежит зелёная форма… Наша форма! И нашивка Саррумская! Я побледнел, а руки у меня затряслись. Ноги размякли и стало плохо. Я чувствовал как из меня выходит то, что я недавно съел. Сзади послышался грохот. Встал из папаша. Что мне делать?.. Если я убью его, то этих несчастных детей съедят. Значит нужно оставить отца, но тогда он убьёт меня… Почему на войне нет правильных выборов? Посмотрев в глаза отца семейства я впал в ступор. Два разных глаза. Один красный, другой серо-голубой, прямо как у Уильяма… На его лице красовались свежие шрамы, оставленные, вероятно, этой ночью. Он почесал лицо, кромсая рубцы и тяжело выдохнул. — Матеоны убивают тех, кто о них знает. Кажется Гьява слишком много о них говорил. Тогда понятно, почему он стал тише. Понимал, что скоро за ним придёт смерть, смерть с разными глазами. По щеке потекла слеза. Я знал этого засранца целый год. Был странным, но родным как брат. Убить ли отца, который кормил детей? Я не знал. Слишком сложный выбор для гуманизма и слишком лёгкий, для предательства человеческих качеств. — Чё ты хнычешь, свинка? Трудно решиться? Ты и так изрешетил меня, не долго мне осталось. Дети сидели молча, а их большие тёмные глазёнки смотрели мне в душу. Я могу убить детей, но зачем? Избавить их от боли заранее? Чёрт… я не знаю что делать. Всё что я выберу будет против людей. Я не хочу идти против них. В ушах зазвенело, когда я начал стрелять. Раз, два, три, четыре, пять. И шестой. Отец. Теперь они все мертвы. Да, их мясо съедят, но так я освобожу их от лишней боли. Интересно, о чём они думали перед смертью? Надеюсь они встретятся со своим отцом, где-то там, на небе, где им не придётся есть людей, чтобы не умереть с голоду.

***

Я вернулся, доложив, что Уильям умер. Съели его. И будут доедать. Лицо Сэма помрачнело так же, как и у Джекила. — …Кайл тоже. — еле выдавил из себя Джек. Старый выглядел бледным, кажется, что ему хотелось ударить самого себя же. — Не спас этих глупцов… — Это не ваша вина, капитан. — Я знаю. Но я не могу принять, что потерял двоих людей из-за собственных предубеждений. Это, наверное, впервые когда я увидел в Старом настоящего человека. Он тоже мог винить себя и я тогда подумал, что, может он делал это постоянно? Но не хотел показывать нам. Если боевой дух отряда иссякнет, мы все погибнем. В моей голове было пусто. Наверное из-за шока. Я не мог принять, что потерял того, над кем недавно смеялся, по-дружески, по-братски. Ели вместе, выполняли приказы вместе. А Кайл… Такой невинный парень, совсем ещё молодой. Господи… — Храни Господь их души… Я раньше никогда не слышал такого от Старого. Мне всегда казалось, что он отрицает любую веру, кромы веры в себя. Траурная минута закончилась и мы, вчетвером, отправились дальше в путь. — Пусть земля им будет пухом. — закончил наш ритуал старшина.