***
— Сань, тук-тук, — постучался Ярик, — Сашаа, — он постучался ещё раз погромче, — Александр Сергеевич, ёб вашу мать, я открываю дверь, и если вы там без штанов, это больше не мои проблемы! — договорил он уже нажимая ручку. — Блять, да заходи ты уже! Почему ты так уверен, что я тут… ну, да, — Саша застегнул брюки, разворачиваясь к Ярику с таким видом, будто сейчас скажет «Это не то, что ты подумал, я сейчас всё объясню!» — Даже не хочу знать! — выпалил Ярик, как будто прочитав мысли. «Трусы поправлял,» — пошутил в голове Ярик. «Пришивал пуговицу?» — добавил осторожно он более неправдоподобное предположение. «Нет, нет… не это точно,» — заключил наконец он, остановившись на «Заправлял рубашку.» — И не смотри так. — Признайся, тебе очень интересно, — Саша поймал одним движением Ярика за талию и притянул к себе, сразу опираясь на хлипкий туалетный столик с белой подсветкой. Ярик отвернулся, жеманно приподнимая к подбородку плечо. Его выдавала улыбка и стреляющие глазки: вверх на Сашу, снова вниз, по рукаву прозрачной рубашки… Саша изловчился и легонько укусил так удачно подставленную шею. Кажется, это было столь неожиданно, что в податливую лужицу Ярик растёкся за секунду. — Мх… Саш, ну… — Молчи! — шикнул Казьмин и за плечи отстранил парня, оглядывая с головы до ног. — Я говорил, что мне очень нравится твой костюм? — Да сколько ему уже лет, — засмеялся Баярунас, — Вот сколько идёт Монте-Кристо, столько и ему. Российская Федерация рухнет, а этот костюм останется. Потому что… — Саша разглядывал костюм, останавливаясь на каждой детали, а теперь тронул бархатную ткань несколькими пальцами, — Монте-Кристо будет идти… — Ярик пытался совладать с тем, что от этих прикосновений у него внутри как закручивается водоворот, — Ой, — Саша спустился достаточно низко, низко до неприличия, и накрыл там ладонью, — …вечно. — Очень хороший костюм, — и Саша в подтверждение сжал и потянул ткань сначала в одну сторону, потом в другую. — Да, только жарко в нём, не то что в твоей рубашечке, — Ярик, сглотнув, ловко расстегнул пуговицы чужого жилета и обеими руками скрутил через рубашку так соблазнительно просвечивающие Сашины соски.***
Поцелуи рассыпались там, где было удобно. Ярик то и дело распахивал глаза, проверяя, не сон ли это, не играет ли с ним фантазия. Но нет: напротив — зеркало, он опирается на столик, пытаясь особо не шатать, иначе свалятся пузырьки и тени, покатятся на пол кисти, карандаши… сзади прижимался Саша, и его рубашка щекотала спину, пока он слюнявым пальцами еле-еле, только подушечками проскальзывал внутрь Ярика, чтобы под ласками он расслабился и можно было сказать: — Подай, пожалуйста, вазелин. Почему бы не принести с собой смазку, раз уж так хочется адреналина? Но нет, Саша ещё днём заприметил эти несчастные баночки, купленные, видимо, сразу на всех, и подумал, что в жизни можно упустить что угодно, но только не возможность взять своего парня по вазелину в гримёрке Оперетты в перерыве между двумя спектаклями. — Это последний раз, когда я ведусь на такие приколы, Саш, — выдохнул Ярик, чувствуя внутри тепло распирающие два пальца. — Нет, — Казьмин провернул их и погладил так, что Ярик, сведя присогнутые в коленках ноги, чуть не осел на пол под одобрительные стоны Саши от одного только удовлетворения ситуацией, — далеко не последний. Встань нормально. И это натяни, — кинул Саша второй презерватив. — А мне-то зачем? — Мы же не хотим тут всё запачкать. Кому жаловаться, если твой парень извращенец? А если тебе это ещё и нравится, жаловаться надо? «Мы точно закрыли дверь? Как долго он носил гондоны в брюках Альбера? Что за загадочный тон?» Саша не дал больше шанса возмущаться, целовал аккуратно плечи, пока притирался, тяжело дыша. Нельзя было издавать ни звука, но Ярик чуть слышно и рвано всхлипывал, забывая, что он уже не хрупкий мальчик, и ему полагается издавать другие стоны, томные и низкие, но он так — как Саша — не умеет. Всегда что-то переключается, и в этих руках хочется поддаваться и откидываться назад, до самого конца оставаясь слабее. Затянув в ещё один ленивый поцелуй, Саша расправился со своим презервативом, но Ярика в том же порыве остановил. Сейчас только парни заметили, что беззвучно звонил телефон на столике: Ярика искали на грим, это без сомнения. И он бы ответил, он бы точно смог собраться и сказать спокойно пару адекватных слов, но Казьмин — чёрт бы его побрал — оттащил в сторону, перехватив руки. — Саша, ну что ты творишь… — а он усадил так же спиной к себе на колени, — Саша… мне пора, нам обоим пора, — а он, явно не в себе (возможно, чувствами ещё в ком-то другом), не дал двинуться, но обхватил член Ярика и потянул вниз презерватив, в котором уже переливалась белёсоватая тёплая сперма. — Расслабься, — шепнул Саша до невозможности пошло (как же Ярик любил и ненавидел этот шёпот), — возьми от этого момента всё… посмотри на себя, ты уже один раз кончил, неужели не сможешь и второй? Наполни его полностью… Ярик был готов поклясться, что если его уволят, он, как Красотка в Мафии, утащит за собой в могилу и Сашу. За то, что он имеет вообще смелость вслух произносить такие грязные фразочки в стенах театра. «Ну, ёбаный ты в рот Казьмин нахуй! Разве мы не приличные и культурные люди?!» Саша двигал рукой размеренно, уделяя внимание каждому хлюпающему звуку, каждому вздоху. Презерватив натягивался на розовую головку, но Ярик больше не хотел открывать глаза, его трясло в холодном поту, и дрожь чаще и чаще пробегала по напряжённому телу, (быстрее!) пока (ещё быстрее!) не прошибло оргазмом. Ярик поджал ноги, оторвав от пола, окончательно прилип к Саше, как обмяк на нём. — Мне надо доползти в душ, — сообразил Ярик, ещё стараясь восстановить дыхание. — Ну, ползи. Саша усмехнулся, отпустил. Рубашка была мокрая насквозь, но высохнет быстро.***
Спустя пять минут Ярик поспешно, но невозмутимо вошёл в гримёрку, ловя один вопросительный взгляд за другим. Волосы сухие, на костюме ни складочки, только в глазах сладкий туман, и на губах довольная улыбка чему-то своему. — Ярослав! — А?.. — «А», «а»! Наверх смотри!