Искра жизни

      Держись от меня подальше       Держись от меня подальше       Держись от меня подальше       Фраза отскакивала в голове под звуки твердых резковатых шагов по тротуарной плитке. Вивьен так и шла — со сведенными на переносице бровями, словно недовольный дворник, которому только что плюнули на вычищенную дорожку. Теперь они с Леви снова практически не разговаривали и старались дистанцироваться друг от друга. Как будто детей развели по разным комнатам и наказали быть по отдельности. Было неловко, а он, вероятно, еще и злился на нее.       Держись от меня подальше.       Фраза засела под кожу и гноилась, вызывала желание выдавить, выцарапать ее из себя. Вивьен снова прошла очередной поворот и, вдруг остановившись, осознала мысль, что она вот уже полчаса бесцельно шатается по городу, не в силах закончить свои дела. В сумке, бережно сложенные в конверт, лежали два билета на паром в южные земли. Он отправится через два дня, и она уже предвкушала эту двойную пытку: быть с Леви на замкнутой территории и терпеть унылую морскую качку в абсолютной тишине. Пять дней по морю на пароходе — не так уж и много. И это радовало.       Держись от меня подальше.       Как будто она уже не в первый раз слышала эту фразу от Леви, но конкретно после поцелуя принять ее было ударом под дых. Хотя Вивьен сама прекратила ласку, первая оттолкнула, заверила, что не повторится. Эти добавившиеся сложности в голове раздражали, она вообще была профессионалом по части создания себе ненужных проблем.       Правильно говорила ей Хелен, что женское одиночество коварно и отчаянно. Оно незаметно, но тягуче копится внутри, постепенно разливаясь по телу горючей смесью. А потом вдруг происходят такие события: сначала начинаешь ни с того ни с сего остро реагировать на мужские прикосновения, багроветь от прямых взглядов и замирать от малейшего проявления заботы. И это у женщин бесконтрольно. Хелен Штраус всегда знала все на свете, и уже давно предрекла, что отстраненность Виви от мужчин рано или поздно приведет к подобным симптомам. Вот и дождалась, что вылилось это всё на Леви. А ведь она еще спорила с подругой, что к одиночеству привыкаешь, образуя с ним вполне гармоничный союз — так называемый бартер в обмен на спокойствие. А Хелен снова смеялась, словно Вивьен была самой последней дурочкой на свете. Мол, у одиночества спинка пушистая и мягкая, как у кошки, но слишком уж цепкие коготки. А еще в этом чувстве тепло и уютно, словно в любимом свитере, но факт в том, что носишь его только в затянувшуюся зиму, а весна то все равно наступит. Вопрос времени.       Вивьен невольно подумала, что сейчас ей особенно не помешало бы побеседовать с Хелен, которая быстро бы раскидала ей, что к чему в этом хаотичном бардаке на ее чердаке. Осталось потерпеть всего неделю до этой долгожданной дружеской «уборки». Надеялась, что до этого момента не прибавится нового хлама. Возможно, Леви действительно был прав, когда советовал ей остаться на краю земли рядом со своими друзьями навсегда. Ведь сейчас Виви особенно нуждалась в них и скучала, знала, что они сейчас точно бы поддержали ее добрым словом: Тед напоил бы сладким морсом, Томас рассмешил своей шуткой, Хелен дала бы волшебного пинка, а Наги укоризненно покачал бы на все это головой.       Ее собственную кипящую от мыслей голову безжалостно припекало. Сегодня на улице было особенно душно даже в тени, но девушка коптилась на этом пекле, стоя под жгучим солнцем, будто хотела, чтобы оно расплавило все эти размышления о Леви. Больше всего после того вечера она боялась, что он откажется плыть с ней на юг. И вероятно, так бы оно и было, если бы он не пообещал Армину помочь.       Девушка покачала головой, гоня застревающие мысли прочь, ей оставалось всего лишь заскочить в магазин за книгой по медицине для Теда. Она всю неделю занималась покупкой подарков для своих друзей, и это обстоятельство несказанно радовало ее. Оставался только Тед, которому хотелось преподнести нечто такое, чтобы замотивировать и укрепить его все еще неуверенные шаги по направлении обратно в медицину. Это намерение заставило ее сосредоточиться на цели и двинуться к книжному магазину, в котором работала старая «приятельница» Леви по имени Дора. Чрезвычайно неприятная особа, которая в первое их появление там с капитаном даже не удостоила девушку вниманием.       Вивьен выдохнула, дернув металлическую ручку двери, над которой мелодично прожурчал звонок, разнося по помещению известие о новом госте. В этот раз посетителей здесь было немного: кое-где у книжных полок зависли пару человек, которые что-то внимательно высматривали на фронтисписе, подбирая издание для себя. В этом магазинчике чувствовалась заботливая рука его хозяйки: деревянные полки содержались в чистоте, отблескивая на свету, и были достаточно высокими; сами книги выставлены по размеру и категориям, а приглушенный мягкий свет добавлял торговому залу камерности. Аромат свежести и старости переплетался в воздухе, создавая магическую смесь вдохновения и ностальгии. Не удивительно, что посетители могли надолго зависнуть здесь с книгами в руках, млея в атмосфере витающего над полками знания.       Не было бы дел, Вивьен предпочла бы забыться здесь на несколько часов, но из-за полок уже показалась светлая макушка Доры, в глазах которой мелькнуло удивленное узнавание, и она двинулась встречать гостью. — Добрый день, — начала здороваться, еще находясь от девушки поодаль, — кажется, Вивьен? Чем могу помочь?       Надо же, запомнила ее. Последний вопрос прозвучал, когда Дора уже остановилась перед Вивьен, и испытующе посмотрела на нее снизу вверх. Бровь удивленно вскинута, уголки губ опущены. — Здравствуй, все верно. Мне нужна книга по врачебному делу. — Пройдем за мной, — Дора слабо дернула головой, указывая следовать за ней, и двинулась к дальним полкам.       Да, с ней она была явно менее любезной, чем с Леви, но Вивьен другого и не ждала. Пока сверлила ее спину взглядом, подумала о том, что может Дора просто ревнует, что Леви больше не проводит с ней время. А на кого еще злиться, как не на его помощницу. Женщины всегда обвиняют именно женщин, считая, что именно те являются источником разлада в чужих отношениях. Их уязвленному самолюбию сложно принять тот факт, что это — всего лишь выбор мужчины, с кем делить время и постель. — Вот, на этих полках все, что сейчас имеется в наличии. Еще парочка книг сейчас перепечатывается на новые образцы и будет позже, — хозяйка магазина остановила ее у маленького неприметного стеллажа, видно данные книги пользовались меньшим спросом, чем остальные. — Спасибо, выберу что-нибудь из этого, — Вивьен вежливо кивнула, сосредоточиваясь на переплетах, но Дора не спешила уходить, и девушка боковым зрением ловила ее сканирующий взгляд на себе. Напрягала.       Какое-то время Дора молча топталась у нее за спиной, словно вынашивая волнующую ее мысль, а потом деловито облокотилась о край стеллажа, надменно поднимая брови. — Вы уже переспали? — Что, прости?       Вивьен готова была поклясться, что ослышалась, или у нее начались галлюцинации на почве стресса, а ее пальцы так и зависли на корешке книги. Просто — что? Она недоумевающе повернулась к Доре и поняла, что все услышала верно, потому что та стояла, скрестив руки на груди как ни в чем не бывало, и ожидала ответа. — Я имею в виду Аккермана, — зачем-то уточнила она. — Что? — степень абсурдности вопроса зашкалил все допустимые нормы, и Вивьен чувствовала себя тупой, повторяя одно и то же.       Дора тяжело вздохнула, видимо соглашаясь с ее глупостью, и шагнула ближе. — Я, по-моему, спрашиваю простой вопрос, или нынешние сиделки не обладают интеллектом? — А твой интеллект видимо заканчивается там, где начинается чужая постель? — Послушай, Вивьен, — Дора костяшкой указательного пальца раздраженно дернула оправу сползающих очков вверх, — моя задача тебя предупредить. — О чем? — закипала Вивьен, от чего голос прозвучал в тишине магазина слишком громко. Как вообще это милое создание с белокурыми волосами и большими оленьими глазами могло спрашивать подобные вещи. — Как только вы переспите с Леви, он скажет тебе что-то вроде: «Извини, но я не могу. Я инвалид, а ты заслуживаешь нормальной жизни». Поверь, он слишком глубоко погряз в самоуничижении и своих ранах, чтобы быть с женщиной. Он не может реализовать себя как мужчина в полной мере. Понимаешь, о чем я? И ты не станешь исключением. Ни ты первая, ни ты последняя. — С чего ты вообще взяла, что нечто подобное вообще должно произойти между нами, или свечку держала? — недоумевала девушка в ответ на слова Доры, которые прозвучали пророчески оскорбительно, полу-шепотом, а чувство у Виви было такое, будто чья-то сердобольная мамаша выцепила ее на рынке, чтобы обвинить в том, что она увела у ее дочери мужа. — Немного знаю Леви, — скривилась Дора, морща свой вздернутый носик. — Сомневаюсь, — Вивьен порывисто выдернула первую попавшуюся книгу, намереваясь расплатиться и уйти, но блондинка вдруг расплылась в лучезарной улыбке и дружелюбно обхватила ее руки. — Если вдруг будет желание обсудить то, какой капитан в постели, жду здесь на чашку кофе.       Сказала, словно сама невинность, так приторно и слащаво. Вивьен, будучи человеком тактичным, всегда штормило, когда она натыкалась на таких бесцеремонных людей. — Пока возникло только желание убраться отсюда, — Вивьен вырвала руки. — И не надо ставить меня с тобой в один ряд. Не знаю, что у тебя в голове, но помогать Леви — это лишь моя работа.       Дора возмутительно фыркнула: — Да что ты? Это для «просто работы» ты покупаешь книгу по медицине? И вообще, в прошлое ваше посещение магазина у тебя было такое ревностное лицо, когда мы мило беседовали с капитаном, что без слез не взглянешь. — Что? — Виви прижала книгу в груди, намереваясь закончить этот бессмысленный диалог. — Послушай, мне не интересны твои домыслы, счастливо оставаться. — Жалко тебя дурочку. Потом будешь лить слезы, вспоминая мои слова, когда он разобьет тебе сердце, — бросила Дора в спину удаляющейся Вивьен.       Спешно расплатившись на кассе, девушка вылетела из магазина, заклиная, что ноги ее здесь больше не будет. Эта барышня мнит о себе слишком много, а теперь еще решила раздавать свои непрошеные советы — это все равно что лезть в пчелиный улей со своим медом. Настолько бессмысленно. Можно подумать, Леви нарасхват. В нем же ничего такого нет, чтобы попадать в подобные ситуации с ревнивыми девицами. А потом вновь остановилась, вспоминая, как нежно целовала его, проводя подушечками пальцев по щекам, как трепетало сердце. Дело не в нем, просто ее жрало одиночество. Так хотелось думать.       Вивьен окончательно растеряла остатки стабильного состояния, словно несла себя в ладонях, как воду, которая расплескивалась в разные стороны. Ее жизнь в Марли складывалась в череду странных непонятных событий, которые она не могла разложить по полочкам или как-то прояснить. Словно заблудилась, не в силах распознать, в какую сторону двигаться. Она шла, крутя в голове мысли уехать из Марли окончательно, безвозвратно, но та отчего-то причиняла боль. Была ли она нужна Леви? Но он сам советовал ей вернуться. «Вот приедем туда и решу», — заключила Вивьен, а еще очень хотелось поставить капитана на ноги. Иначе для чего это все? Все ее старания, помощь, уговоры. Нужно было довести это дело до конца, чтобы он мог жить дальше без ограничений, без боли.       Вивьен нехотя подошла к зданию газетной редакции — нужно было предупредить об отъезде. Она искренне надеялась, что это последнее неприятное дело на сегодня. Знакомый запах типографской краски и бумаги, звук печатных машинок — пока поднималась по ступенькам, пыталась не впадать в ностальгию. На миг замерла перед дверью главного редактора, собираясь с силами, и вошла внутрь. Стив был на своем привычном месте в кабинете и выглядел слегка потрепанным, словно не спал всю ночь. Он склонился над столом, вычитывая чью-то статью, вероятно решая, выпускать ли ее в печать. Справа от него на краю томилась еще одна грузная стопка бумаги, которую, по всей видимости, ему только предстояло разобрать. Когда она вошла в кабинет и захлопнула за собой дверь, он будто бы встрепенулся и растерянно поднял голову. Не было привычного: «привет, моя птичка», просто тишина. — Мне нужно уехать, Стив, — спокойно произнесла она, начиная с самого главного. — Вот материалы по прошедшему балу, репортаж готов. Плюс принесла еще статьи, которые можно будет публиковать. — Когда ты вернешься? — мужчина устало откинулся на спинку стула, закуривая. — Не знаю, вернусь ли вообще, — сказала, глядя в приоткрытое на улицу окно, в которое легкой дымкой потянулся сигаретный дым. — Что мне сделать, чтобы ты осталась, Ви? — фраза прозвучала трогательно и даже искренне. Стив медленно поднялся из-за стола, но приблизиться не решался.       Вопрос прозвучал по-родному, стирая произошедшее между ними, и Вивьен на миг зажмурилась, отбрасывая жалость. — Ничего, это не зависит от тебя. Просто, здесь слишком много сложностей: я не могу писать под своим именем, у меня имеются некие тайные враги, и отношения не клеятся, — девушка тяжело вздохнула, опускаясь на гостевой стул. — Будто здесь я снова в оковах прошлого, а хочу жить в настоящем. Понимаешь? — Моя дорогая, — Стив подошел к ней и остановился напротив. Посмотрел в ее изнуренное мыслями лицо и вдруг затушил сигарету, не выкурив и половины. — Я такой дурак. Ты не представляешь, насколько ты важный для меня человек, и ты была абсолютно права — я тебя не понял, не прочувствовал и не разглядел. Ты особенная, живая, прекрасная. Если сможешь — прости меня за то, что так отнесся, что был груб и упрекнул прошлым. — Я не злюсь, Стиви, — вздохнула Вивьен, тронутая его признанием, но, наклоняясь вперед, пронзительно заглянула в его голубые глаза и спросила. — Скажи мне, кто мои враги, почему ты скрываешь это от меня? — Я не знаю, кто они, — Стив опустил голову, не в силах сказать ей правду. — Ты лжешь, но… почему? Чем тебя запугали? — Вивьен вскочила со стула, оказываясь к нему лицом к лицу, уперла руки в его плечи, стремясь поймать взгляд. Она предприняла последнюю попытку достучаться до него, потому что видела — он знал, отводил глаза, лукавил, избегал, но точно знал. Делал все, чтобы сбить ее с толку, и увы, доверие между ними было растоптано. — Я же сказал, что не знаю, — он вдруг разозлился, неосознанно хватаясь за пачку сигарет, желая вновь закурить, но постучав по ней пальцами, разжал ладонь. — Останься, и мы вместе с этим разберемся, я помогу тебе.       Вивьен испытующе смотрела на него, ощущая только то, что пропасть между ними становится все шире. Он продолжал лгать. — Помнишь, как в старые добрые времена, когда ты только пришел в редакцию, тебя невзлюбили прежние сотрудники? — начала девушка, и мужчина нехотя кивнул, признавая факт. — На тебя тогда писали доносы руководству и подстраивали всякие неприятные вещи: то заливали кофе твои наработки, то приглашали на несуществующие встречи и званые ужины, а потом и вовсе пытались раскопать твое прошлое и понять, кто предоставил тебе это место, эту работу. — К чему ты это, Ви? — К тому, что тогда я попросила Тайбера заявить, что ты работаешь на него, и от тебя благополучно отстали. — Ты всегда была несказанно добра, — улыбнулся Стив, скользя взглядом по ее лицу. — Я догадывался, что это ты помогла мне тогда. — Так почему же ты не можешь отплатить мне тем же? Я впервые обращаюсь к тебе за помощью, за ответами. — Я не хочу терять это место и переходить дорогу не тем людям. Пойми, Ви, я всего лишь главный редактор, но есть силы, нависающие надо мной, и, если я буду копать, они прихлопнут меня, как жалкую муху, понимаешь? — он все же нервно щелкнул зажигалкой и закурил, не в силах больше сдерживаться, словно с дымом должен был уйти и весь этот неприятный разговор. — Только и всего? Так кто же над тобой стоит, Стив? Кто владеет этой редакцией теперь? — девушка напирала, делая еще шаг навстречу к нему. — Я не могу сказать.       Вивьен тяжело вздохнула, убеждаясь, что тут нечего ловить. — Тогда прощаемся, — девушка сердито дернулась в сторону двери, но мужчина отчаянно схватил ее за руку. — Ты и правду уедешь навсегда? А как же Аккерман? — Стив судорожно перебирал все возможные варианты, которые могли бы заставить ее остаться, и мысль сама наскочила на капитана. Воцарилась тишина такая оглушительная, что Вивьен испугалась, будто он услышит, как шумно стучит сердце, не на шутку разыгравшееся от упоминания предмета ее бесконечных мыслей. — Он едет со мной, с ним будет заниматься известный на тех землях врач, — бросила Вивьен, даже не оборачиваясь, лишь бы не показывать перед журналистом своих обеспокоенных глаз.       Харрингтон испытал легкое облегчение, цепляясь за призрачный шанс, что она вернется вместе со своим пациентом достаточно скоро. Все-таки она отчего-то симпатизировала Леви, и он со своим нравом вроде бы даже принял ее в свой круг. Да, надежды определенно были. Стив быстро раскинул в уме и признал, что ему дорого обойдется ее внезапный отъезд. Лилиана выпорет его, не жалея наемников, заставит страдать. Но не может же он удержать девчонку здесь силой? В конце концов, на южных землях не составит труда ее отыскать, когда придет время. — Вот как. Пиши мне письма, моя птичка, — он с тоской погладил большим пальцем ее ладонь, которую все еще держал в своих руках, и затушил сигарету. — Я буду скучать, а если ты не вернешься, мне придется ехать вслед за тобой.       Вивьен невольно рассмеялась, узнавая его привычную манеру. — Могу ли я получить от тебя прощальный поцелуй, — Стив игриво склонил свое привлекательное лицо перед ней и слегка надул губы. — Конечно же нет, — с возмущением выпалила Вивьен и, упирая ладонь в его лоб, отодвинула лицо от себя. — Могу предложить только прощальные объятия, — и Вивьен широко раскинула руки, в которые тут же нырнул Стив, бережно сцепляя свои ладони на ее спине.       Какое-то время они молчаливо стояли так, вспоминая то хорошее, что между ними было. Каким бы Стив не являлся сейчас, но именно он являлся ее первым и единственным другом, когда она жила в своей бесконечной золотой клетке. Поддерживал и верил в ее писательский талант. Искренне мечтал, чтобы ее навыки увидели свет, но гул земли многое изменил, в том числе и его.       Вивьен дернулась, чтобы отстраниться из затянувшихся крепких объятий, и Стив, почувствовав это, быстро извернулся и чмокнул ее в щеку. — Вот же нахал, — бросила девушка, устремившись к двери. — Возвращайся, моя птичка, я буду тебя ждать. И помни, что мои объятия — всегда только твои.       Вивьен на секунду застыла в дверях, оборачиваясь, Стив облокотился о стол, задумчиво уставившись в пол. — Стив, — позвала, привлекая его внимание, — помни, что ты все равно можешь рассказать мне правду в любой момент.       Харрингтон горько усмехнулся и вскинул голову. Вспомнил, как за несколько месяцев до гула земли застал ее в редакции совершенно разбитую, изможденную. У нее все валилось из рук, а пишущая машинка под ее негнущимися пальцами тогда писала ровно по одному предложению в пять минут. Он даже засекал. Стив в тот день выловил ее на кухне, когда она трясущимися руками пыталась налить себе стакан воды, но графин лишь звонко дребезжал о стекло, расплескивая воду. Тогда он молча обхватил ее за плечи и осторожно вывел из редакции. Она даже не задавала вопросов, просто плелась за ним вялой тряпичной куклой, из которой будто выкачали жизнь. Усадил ее за столик в кафе и налил воды, ожидая пока она придет в себя. Тогда он не допытывал у нее, что произошло, просто был рядом: поил водой, а потом и вовсе заключил ее в объятия и сидел с ней так, слегка поглаживая по вздымающейся от рыданий спине, пока в какой-то момент она не затихла, обмякая в его руках.       Уже позже, узнав все ее тайны, он сопоставил это состояние с известием о внезапной беременности, которую она не желала. И сейчас Вивьен продолжала стоять в дверях, глядя на него с надеждой и доверием. Но Стив не для того всю жизнь убивал в себе жалось, чтобы растаять под взглядом этих выразительных трогательных глаз. И, кроме того, это он диктует женщинам правила игры, а не они ему. — Ты вернешься, Ви, — уверенно произнес Стив, — и мы обсудим, что можно сделать.       Звук захлопывающейся двери оставил его одного в прокуренном насквозь кабинете. На повестке дня была операция по поимке Микасы, и только это сейчас имело значение. Ведь он уже точно знал, Аккерман вернется при любом раскладе, и если Харрингтон не ошибся, и у Вивьен зарождаются к нему глубокие чувства, то она прибежит вслед за ним.       ***       Истошный гудок готовившегося к отправке парохода, застал Леви на заполненном людьми причале. Он уже спровадил Габи и Фалько, которые привезли его в порт и мило ворковали о том, как сильно будут по нему скучать. Нашли повод для грусти, ведь его не будет максимум месяца полтора, на большее он не рассчитывал. Вот разберется с поручением Армина и обратно. Угрюмо смотрел, как по трапу на борт корабля взбираются немногочисленные пассажиры, придерживая коричневые чемоданчики. На пристани толпились провожающие, да и вообще многие просто приходили встречать и провожать заплывающие в порт пароходы — это было своего рода развлечением их нынешней провинциальной жизни. Вивьен все не было, хотя до отправки оставалось не больше пятнадцати минут. Леви напряженно заерзал в кресле — и где ее черти носят? Все-таки, надо было забрать у нее свой билет, чтобы и вовсе пресечь все эти лишние контакты с ней, ненужные переживания.       Он упорно старался не обращать на нее внимания, держаться подальше, пытаясь отыскать объяснения произошедшему между ними. Делать то же, что и всегда — замыкать замок на собственном сердце и выбрасывать ключ в море. Выбросил — забыл. У него был одно лаконичное и простое объяснение на ту ситуацию: он просто размяк в этой повседневной рутине дней, и его засосало в болото этой женщины. Другого ответа не находилось. Она точно трясина, зыбучие пески, и он увяз в этом по колено по абсолютно нелепой случайности. Она напоминала ему мать — хрупкая, женственная, нуждающаяся в любви, а еще нуждающейся в мужчине, только в нормальном, в полноценном. А вместо этого в тот вечер Вивьен держала в своих ладонях его изувеченное лицо, и было в этом прикосновении столько значимости, что становилось дурно.       Он уже давно ходил по дорогам тотального одиночества, которое делало его одичалым диким зверем, который при первой же возможности показывал клыки. Он видел слишком много смертей дорогих ему людей, и никакое время не изменит эту позицию, этот путь. На его поросшей мхом, закоренелой дороге уже не расчистить тропу и не пустить по ней повозки и автомобили. Заросла, перетекая в хроническое желание оставаться одному в собственном покое, который смеют нарушать только кошмары и боли в ноге. И здесь не нужны посторонние.       Верно говорят, что сердце словно насос, качающий чувства и эмоции, но его персональная помпа уже давно прохудилась и больше не поставляла внутрь ничего, кроме пустоты. — Леви, извини, я припозднилась.       Его сердце пропустило удар, а шея закостенела, не в силах повернуться на этот голос. Вот что за предательская дрянь это сердце? Он бросил беглый взгляд на ее раскрасневшееся от бега лицо, и объемный чемодан, который она обхватывала двумя руками, чтобы было легче нести. — Давай сюда вещи, — небрежно бросил он, взгромождая сумку на колени, — многовато набрала. — Там подарки для ребят, не могу же я приехать с пустыми руками, — коротко ответила Вивьен сбившимся в спешке голосом. Слова из нее в последние дни не шли, и она отделывалась с Леви короткими емкими фразами. Девушка быстро покатила инвалидную коляску к трапу, почти бежала, боясь опоздать.       Когда она завозила его на борт, Леви усмехнулся. Сам нарек ее держаться от него подальше, но держаться ей приходилось лишь за ручки его инвалидного кресла за спиной. Не слишком-то далеко. Пока она его помощница, из этого замкнутого круга не выбраться, но он был уверен, что поездка все расставит по своим местам.       Только они взобрались на корабль, трап тут же убрали, и последующий протяжный гудок красноречиво и торжественно известил народ об отправлении. Низенький матрос бегло глянул на их билеты и выдал два ключа от каюты, махнув рукой в сторону жилой части парохода. Вивьен повезла Леви вдоль длинного коридора с пассажирскими каютами ближе к носовой части, и, подняв его на верхнюю палубу, остановилась у голубой двери, сверяя номер на двери с билетом. — Твоя каюта здесь. О времени приемов пищи пассажиров будет извещать гонг. На борту есть общая комната для игр, один дополнительный ресторан, балкон на верхней палубе, салон для чтения с мини библиотекой. Вроде, ничего не забыла, — проговорила Вивьен, утвердительно кивнув. — Если я тебе понадоблюсь, то моя каюта в кормовой части на нижней палубе.       Она осторожно забрала с его коленей свой чемодан и, неуклюже вцепившись в поручень, чуть качаясь, направилась в свою комнату. Леви задумчиво глядел ей вслед и думал, специально ли она взяла каюты в разных концах парохода, чтобы не пересекаться с ним? Корабль постепенно отдалялся от берега, плеская под собой непослушные резвые волны. Как только они вышли из порта в открытое море, началась легкая качка, отчетливо запахло сжигаемым углем.       Его каюта выглядела, мягко говоря, роскошно: просторная и светлая, стены обиты панелями с деревянными вставками, широкая кровать, рядом с которой располагался деревянный столик, гардеробный шкафчик, умывальник, среднего размера окошко и даже персональный гальюн. Недурно. Леви удовлетворенно разложил свои вещи и отправился осмотреть пароход. Все-таки плыть теперь можно было неспешно, наслаждаясь спокойным движением по морю.       Вечером того же дня Леви изумленно молчал, когда на входе в столовую официантка известила его, что пассажиры первого класса принимают пищу в отдельном отсеке и по специальному меню. Только сейчас он осознал, что все это дело рук Вивьен, в том числе и его шикарный номер. Какой из него пассажир первого класса? Было непривычно и странно. Подземный город, кровавая разведка, полевые лагеря Марли, а теперь вдруг дворянские почести. Опять это щемящее чувство в груди — не заслужил. Захотелось снова спросить у Вивьен, какого черта? Но ее уже давно нигде не было видно. Ни в столовой, ни в общих комнатах, ни на палубе — Леви объездил все отсеки, все доступные помещения — пусто. Он уже приблизительно знал всех немногочисленных пассажиров в лицо, и многие из них мелькали перед ним по нескольку раз, но не она. В итоге, сделав круг по палубе, мужчина решил, что она отдыхает в каюте, хотя на нее это не было похоже, она все-таки любила быть везде, мозоля ему глаза.       На следующий день ситуация повторилась — Вивьен будто испарилась: ни на завтраке, ни на обеде ее не было. Уже садилось солнце, когда Леви в нерешительности застыл у ее каюты, прислушиваясь к звукам за дверью — тишина. Мужчина тяжело вздохнул и постучал. Тишина, ни шороха, ни скрипа половиц — дверь оставалась закрытой. Ну не могла же она пропасть с корабля?       Ситуация напрягала. С удачей этой девчонки было неудивительно, если с ней снова что-то произошло. Или она прячется от него? Он, конечно, давно понял, что оба уже десять раз пожалели о случившемся после бала. Вивьен старалась действительно держаться от него подальше, да и он постоянно искал себе занятия, когда она приходила к нему в дом. Но это уже было просто глупо, они же не дети, которые после непринужденного поцелуя прячутся по углам и смущенно хихикают. Чертовщина. Со сведенными на переносице бровями капитан резкими и немного агрессивными движениями рук двигал свою коляску по очередному кругу вдоль борта корабля в попытках найти Вивьен, уже всерьез задумываясь над тем, чтобы начать опрашивать пассажиров. Он не видел ее уже сутки и, зная ее натуру достаточно хорошо, понимал, что ну не могла она все это время торчать в каюте.       Спустя час бестолковых поисков, он остановился на корме, абсолютно сбитый с толку ее загадочным исчезновением и уставший наворачивать бессмысленные круги по палубе. Пронеслась шальная мысль, что девчонка выпала за борт, и никто не увидел. Сердце замерло, скованное тревогой в болезненные тиски. Он чувствовал, будто находится в безвыходном коридоре, не в силах найти из него выход. Устало потер переносицу, пытаясь придумать хотя бы одно новое место, где он еще не искал.       Вдруг услышал, как позади него раздалось сдавленное вымученное мычание. Леви резко обернулся, натыкаясь на стоящие на корме бочки с водой. Звук исходил из-за них. — Вивьен, это ты? — неуверенно позвал он. В ответ — тишина.       Тогда мужчина раздраженно цокнул и поднялся с коляски, зацепившись руками за края бочек, чтобы протиснуться между ними к краю борта. Он увидел ее, и нецензурные ядовитые слова так и норовили выплеснуться из его рта на эту девчонку. Вивьен стояла в странной неестественной позе, пополам перевешиваясь через фальшборт. Ветер трепал ее спутанные темные волосы, полностью скрывая лицо. — Решила выброситься за борт? — гневно рыкнул на нее Леви. — Когда я просил держаться от меня подальше, я не это имел в виду. — Мммммм, — замычала она в ответ, изможденно опрокидывая голову на руки, и казалось, что она сейчас просто рухнет на палубу или, не дай бог — кувыркнется в воду. — Эй, — Леви подпрыгнул к ней ближе, отбрасывая насмешки, сразу понял, что с ней что-то не так. Он аккуратно зацепил пару прядей волос, скрывающих ее лицо, и откинул назад. — Твою ж мать.       Вивьен была смертельно бледной, а на лбу выступала блестящая испарина. Она подняла на него затуманенный болезненный взгляд, и приоткрыла рот в попытке сказать хоть что-нибудь, но снова вырвался лишь стон бессилия.       Леви осторожно обхватил ее руки, отцепляя от борта. Одну закинул себе на плечи, перетаскивая тяжесть тела на себя, и почувствовал, как ее всю била легкая дрожь. И снова она так противоестественно близко к нему. Вивьен судорожно облизнула губы и все-таки прошептала: — Тош-нит. — Черт, — выругался Леви, пытаясь сдвинуться вместе с ней с места, но получалось хреново.       Вивьен совсем была дезориентирована, качаясь на ватных ногах, словно круглая матрешка. Мужчина крепче ухватил ее за талию, просовываясь с ней обратно через бочки. И только дойдя до коляски, он рухнул в кресло, усаживая непутевую девчонку себе на колени, ибо других вариантов у него не было. Она тут же обмякла у него на руках, распластав голову на его плече. Тяжело и прерывисто дышала, будто воздуха катастрофически не хватало, как рыбе, которую выбросило на сушу, а ее пальцы вцепились в его рубашку, сжимая ту до побеления костяшек.       Леви перебросил ее ноги на бок, перпендикулярно своим коленям, поражаясь комичности сложившейся ситуации. Теперь он был в роли няньки, и благо до ее каюты было рукой подать, иначе пришлось бы тащиться так через всю палубу. Проклиная свою инвалидность, Леви попытался сдвинуться с ней с места, но от веса их тел, прокручивать колеса одной рукой не получалось, ведь другая была занята тем, чтобы придерживать ее на своих коленях. — Обхвати меня за шею, — скомандовал он ей, — мне нужны две руки, чтобы катить коляску. — Мммм, — Вивьен вымученно опустила дрожащие холодные пальцы на его шею, и он, вздрогнув, двинулся к ее каюте.       Дверь, естественно, была закрыта. — И как в таком состоянии ты еще умудрилась запереть дверь? — Леви отвел голову назад, чтобы посмотреть на нее.       Глаза девушки болезненно блестели, а рука слабо опустилась на карман юбки, из которого раздался слабый звон ключа. — Я сам, — Леви вернул ее руку обратно на шею и одним отточенным движением вынул ключи из кармана.       Быстро просунул ключ в замок, но, отворив дверь, замер в отвращении. Каюта была настолько маленькой и тесной, что казалась непригодной даже для ребенка. Узкая кровать и тумбочка — больше ничего не было в этой комнате, даже малюсенького окна. И в помещении стояла такая духота, словно отсюда выкачали весь кислород. Неудивительно, что она не смогла здесь находиться. — Как вообще тут можно существовать целых пять дней, — возмутился Леви. — Пфууф, — раздалось изо рта девушки. — Полностью с тобой согласен, так дело не пойдет.       Он запер дверь и направился с ней дальше по коридору — шагать через всю палубу все-таки пришлось. Этот путь напоминал ему бесконечность, а Вивьен дышала в его шею так часто и тяжело, что ему самому стало невыносимо душно. Так вот значит, как: ему она купила билет в первый класс, а сама ютилась в жалкой коморке. Что за самоотверженность, еще и помощи его не попросила. Леви дал себе слово, что как только ей станет лучше, тут же отчитает ее за глупость.       По дороге им встретились две неспешно прохаживающиеся вдоль борта женщины, которые, завидев подобную картину, сначала изумленно вскинули брови, принимая ситуацию за игрища молодоженов, но, когда приблизились, мужчина сурово окликнул их: — Мадам, срочно нужен врач. Приведите его в седьмую каюту, девушке стало плохо, — скомандовал Леви, даже не останавливаясь. Не нужны ему сейчас бестолковые вопросы.       Женщины сначала растерялись и какое-то время тупо смотрели на то, как калека везет на себе полуобморочную девушку, но потом все же спохватились и ускорили шаг, направляясь на поиски доктора.       Когда двое въехали в каюту первого класса, она показалась Леви царскими просторными хоромами с гуляющим из открытого окна свежим воздухом. Он подвез Вивьен к кровати, осторожно отрывая ее руки от себя. — Потерпи, — скомандовал ей и одним рывком пересадил на кровать.       Вивьен замычала и тут же рухнула на бок. Волосы вновь облепили мокрое лицо, а рубашка слегка прилипла к телу. Леви опустился к ее ногам, кладя их к себе на колени в попытке расстегнуть сандалии. Его поразило, насколько холодными были ее стопы в такую-то жару. Пока он освобождал ее от обуви, в голове гуляло странное чувство, будто заботиться о ней было даже приятно. Расправившись с застежками, он наконец уложил голые ноги на кровать и тут же накрыл их краем покрывала.       Затем Леви набрал стакан воды и, откидывая локоны с лица девушки, приподнял ее голову так, чтобы она могла нормально пить. Глаза Вивьен наполнились искренней благодарностью, и она жадно прильнула к стакану, который он терпеливо держал у ее губ. — И как же тебя угораздило? — говорил с ней Леви, глядя на то, как ненасытные струйки воды вытекают из уголков ее рта и бегут вниз по шее. Когда она допила, он отложил стакан, прикладывая ладонь ко лбу — холодный. — Ты не могла сразу сказать мне, что тебе плохо? — Ты просил… — начала говорить Виви, облизывая мокрые губы, — держаться… подальше.       Еле выдавила из себя эти четыре слова, на которые Леви только гневно скривился. — Это не значит, что я брошу тебя помирать.       Ее лицо тронула слабая улыбка, а рука благодарно опустилась на его беспалую руку. В этот момент в дверь постучали, и внутрь вошел врач, за спиной которого сердобольно маячили те две женщины, любопытно высматривая обстановку внутри. Им же надо было что-то обсуждать оставшиеся три дня плавания, а ситуация с пассажиром первого класса, да еще и калекой, точно тянула на пару-тройку отборных сплетен.       Леви буркнул им слова благодарности и захлопнул перед их носом дверь. Врач уже поставил стул напротив больной и вовсю осматривал Вивьен. — У девушки сильное проявление морской болезни. Раньше уже было подобное? — обратился к нему доктор, которому хватило ровно минуты для постановки диагноза. — Я не знаю, — честно ответил Леви, пожимая плечами.       Доктор вопросительно скосился на него, недовольный ответом, вероятно принимая Леви за безразличного и невнимательного мужа. — И как долго продолжается ее озноб? — продолжал обращаться к Аккерману. — Да не знаю, черт возьми. Я не видел ее со вчерашнего дня, а сегодня нашел на палубе уже в таком состоянии. Эта девушка моя помощница.       Ему просто необходимо было это уточнить, ибо лицо доктора полнилось презрением. — Понятно, — только и произнес он, держа запястье Вивьен, отсчитывая пульс. Затем достал из небольшого саквояжа тонометр и стал расстёгивать пуговицы на ее рубашке. — Это обязательно делать? — Леви скрестил руки на груди, ясно давая понять, что не одобряет эти манипуляции. — Сначала мне нужно послушать легкие, — доктор невозмутимо вставил трубки в уши и начал водить фонендоскопом по ее груди.       Вивьен лежала с чуть приоткрытыми глазами, фокусируя их на Леви, словно его лицо внушало ей спокойствие. Затем врач измерил ей давление и, качая головой, обратился к Леви: — Итак, девушке нужен покой и свежий воздух, обязательно поите ее водой и чаем с лимоном. Давайте очень много жидкости, у нее обезвоживание. Кроме того, периодически протирайте лицо и шею мокрым полотенцем, а ноги держите в тепле. Думаю, еще сутки и морская болезнь должна отступить. — Может, у вас есть стационар и лучше, если за ней будут приглядывать медсестры?       Доктор тяжело вздохнул, словно тяжелым пациентом здесь был Леви, а не Вивьен, и произнес: — Мужчина, это пароход, а не лазарет. Уж будьте добры присмотреть за своей, как вы выразились, помощницей. Я приду проверить ее состояние завтра.       Когда за доктором закрылась дверь, Леви скованными противоестественными движениями намочил полотенце и, нахмурившись, приблизился к девушке. Ее темные волосы разметались по белой подушке вороными крыльями, влажные губы приоткрыты, а рубашка откровенно распахнута, обнажая очертания округлой груди за полоской нижнего белья. И даже в таком виде она была прекрасна и как-то чрезвычайно сексуальна.       Леви разозлился, когда дольше обычного задержался взглядом на ее лице, на губах, которые не так давно доводилось целовать, вспомнил их вкус. Ему стало жарко, будто его самого лихорадило, и он даже провел холодным полотенцем по своему лбу, остужая внезапно вспыхнувшие мысли и чувства. Боже, просто делай то, что должно, диктовал разум, и Леви сперва дотронулся до белоснежных пуговиц на ее рубашке, застегивая по одной, концентрируясь только на этих молочных точках.       Но притронувшись мокрой тканью к ее шее, все же судорожно выдохнул, выпуская напряжение из легких. Медленно повел полотенцем вдоль ключиц, перешел к линии лица, проходясь по щекам и векам и, наконец, остановился на лбу. Тонкая женская кожа от этих действий блестела, как серебристая водная гладь в свете звезд. Ему и самому бы сейчас не помешало мокрое полотенце и покой, но он готовился к худшему, ведь впереди еще длинная ночь и утро, которое предстояло провести бок о бок.       Он же делал это миллионы раз — запирал сердце на замок и брал эмоции в суровую прочную узду. И всегда невольно гордился этим умением, способным обезопасить его от ненужных терзаний. Так почему же теперь его так штормило в этом ворохе эмоций.       Леви опомнился, когда почувствовал слабое прикосновение ее пальцев к своему локтю и замер. — Прости, — прошептала она, — тебе неловко. Я сейчас посплю, наберусь сил и смогу сама о себе позаботиться, — девушка говорила это медленно, то и дело набирая побольше воздуха, чтобы выдавить слово, но Леви ощутил легкий укор. — Не говори ерунды, ты сейчас нуждаешься в помощи. Пойду сделаю тебе чай, — сказал, а сам невольно усмехнулся тому, что теперь это он будет заваривать ей чай с лимоном.       Леви не заметил, как наступила ночь, подкрадываясь как всегда незаметно, проникая в каждый шрам на его теле и активируя каждое болезненное воспоминание. Вивьен уже давно спала, свернувшись калачиком на его кровати, а он все маялся в своем кресле, гоня от себя сон, но все же облокотив голову о руку, что утыкалась в подлокотник коляски, беспокойно задремал.       И то ли это было от того, что он уснул на движущемся по воде пароходе, то ли от неудобного положения тела, но сны были сумбурные, с ноткой безумия. Снилось, будто он плывет с Армином, Жаном и Конни домой на Парадиз, но их корабль терпит крушение. Леви приходит в себя на морских скалах, окруженный телами своих друзей. Вокруг плавают и поют русалки, но поют голосами его старых погибших друзей. Они зовут его умереть, винят во всем, тянут за руки, стараясь затащить в глубокие воды. И когда он уже чувствует руками обжигающую морскую соль, голоса замолкают, уступая место уверенному отчетливому крику: — Стой, останься.       Крику, что всегда вырывает его из капкана ужасов. Он повторяется снова и снова, и душераздирающая картинка исчезает: нет ни кораблекрушения, ни гибели, ни призывов к смерти. Перед ним только мечущаяся по подушке Вивьен, которая судорожно шепчет: — Стой, останься.