A deal is a deal

Услышав по рации голос младшего из семейки Сидов, я напряглась. За мной охотились в других регионах, я проходила испытания Иакова, находилась во блажи Веры и однажды была на неком обряде покаяния у Иоанна, где он буквально топил мирных жителей, отчего постепенно понимала, на что Сиды могли быть готовы. Поговаривали, что он самый жестокий из братьев, что не оставит на своей жертве и живого места, а его татуировки многие вырезали вместе с кожей. У этого парня явно было много ненавистников и, признаться, я пополняла их ряды. Люди Иоанна уничтожали все старания тех, за которых я сражалась, с которыми по вечерам сидела в «Ангельских крыльях» и надеялась, что новый день будет легче, чем сегодняшний. И чаще всего я ошибалась. Поэтому, идя по лесу с поисках очередной живности, шкуру которой можно продать, я совершенно не ожидала, что вскоре послышится свист выстрела и перед глазами все поплывет. Я не знаю, что было дальше, возможно не помню или потеряла рассудок на время, но когда я открыла глаза, передо мной красовался силуэт голубоглазого мужчины с бородой. Он опирался на спинку кресла, в котором находилась моя привязанная коллега Хадсон. Я навсегда запомню ее взгляд, полный страха и отчаяния, который прожигал меня и, хоть она ничего не могла сказать, молил о помощи громче, чем крик любого эдемщика о том, что все мы должны покаяться в грехах своих. Иоанн был такого же мнения, как и этот эдемщик, потому я постепенно начала осознавать, почему нахожусь в этом посещении. Машинально захотела потянуться, но не смогла сделать ни движения, так как оказалась в той же ситуации, что и Хадсон. Оставалось лишь молча слушать мужчину и не пытаться что-то делать при нем, ведь даже самого обычного ножа у меня не оказалось. Пока я размышляла о том, как выбраться из бункера, младший из Сидов отошел от моей коллеги, приблизился к своеобразному столу и начал что-то насвистывать. —Мать с отцом первыми научили меня силе слова «да» — начал сектант, убрав одну руку за спину, второй держась за столешницу. — Однажды они приволокли меня на кухню, бросили на пол, а потом началась боль, боль и только боль… Светлоглазый резко подошел ко мне ближе и начал регулировать настольную лампу, стоящую мне по левую руку. —Тогда я думал, что больше не смогу терпеть. Но я смог. Я больше не был напуган, я был чист. Пока он говорил, все еще стоял рядом, а я начинала нервничать и уже чуть ли не кричала. Тогда тот приблизился ко мне и разорвал верх рубашки, решив не тратить время на бесполезные для него пуговицы. Рассказывал о своих мазохистских наклонностях, о том, как Иосиф помог ему перестать быть эгоистом, что-то про грехи. От волнения и страха я могла лишь смотреть то на него, то на бедняжку Хадсон, про себя думая о том, что же этот монстр делал с ней, раз смог сломать эту боевую девушку. Особенно я напряглась, когда Иоанн поднес к моему горлу что-то острое, пару секунд молча смотрел на меня, изучая или думая, что по глазам я пойму, что он хочет. По этим бездонным глазам, напоминающим океан, который никого не щадит во время кораблекрушения, как и Иоанн не щадил никого, заставляя покаяться в грехах. В них я видела непредсказуемого мужчину, который готов за секунду перегрызть мне горло, но при этом выжидает момент, почти пытает меня этим тяжелым взглядом из-под низу, понимая, что я его чертовски боюсь. Он еще не наигрался. И все же он вновь отошел к столу, дав мне выдохнуть, но не перестав пристально смотреть. Вновь рассказал что-то о помощь мне, что очистит от греха и принялся ждать. Ждать слова «да». И мне пришлось кивнуть, как бы я не хотела послать его нахер. Вдруг мужчина резко подошел к Хадсон и покатил ее к выходу. —Пока мы не начали, думаю, помощник Хадсон должна вернуться к себе в комнату. Иначе мы нарушим тайну исповеди, так? —пока тот стоял с невозмутимым выражением лица, девушка молча плакала, моля меня сделать что-то, хоть и понимала, что я бессильна против сектантского чудовища. —Сначала я открою тебя, потом заполню твоими худшими кошмарами, и пока ты давишься, твои грехи явят себя. И лишь тогда ты поймешь силу слова «да». Я скоро вернусь Сид младший покатил кресло, пока я испуганно провожала его взглядом. Когда мужчины рядом не оказалось, я начала раскачивать стул, двигая его к лестничному проему. Как только нечто, к коему я была привязана, удалось повалить, я оказалась свободна. Вскоре я вновь смогла спокойно говорить, освободив заклеенный рот. —Так, ладно. Надо выбираться и искать Хадсон, пока эти ироды не явились. —тихо сказала себе я, отряхнувшись и поправив порванный Иоанном воротник рубашки. Так я бродила по бункеру, пригнувшись. Прокачав за время нахождения в Хоупе свои навыки бесшумных убийств и бросания камней для того, чтобы отвлечь врагов, я спокойно проходила один коридор за другим. Конечно, камни пришлось заменить на любые подручные предметы — небольшие банки или вещи убитых солдат, но мне удалось добраться до нужной двери практически без лишнего шума. Подойдя к решетке огромной двери, я увидела плачущую Хадсон, сидящую на том самом злополучном кресле. Рядом с ней стоял монстр, вновь прожигая меня лазурными глазами, дав понять — мы еще встретимся, это не конец. —Твой грех — гнев, — начал Иоанн. — Он ведет тебя. Правит мыслями и делами. Прошу тебя: прими гнев. Он наполнит тебя, поглотит твою душу, но по итогу ты останешься пуста, помощник. Он отходит все дальше, уводя за собой Хадсон, напоследок сказав мне пару слов. —Я буду ждать тебя тут. Мгновенние — и я уже бегу прочь из бункера, пролетаю по лестничным проёмам, стреляю в солдат из найданных у мертвяков пушек и прорываюсь сквозь толпу эдемщиков, если нужно. Внезапно происходит взрыв или его подобие, сильный настолько, что я отлетаю в стену. По ним чувствуется вибрация, пока я сползаю вниз, а голова болит настолько, что глаза сами закрываются. Снизу слышаться крики, потом яркая вспышка света и темнота. Я не помню ничего, что было дальше. Не знаю, когда я проснулась, быстро ли или спустя некоторое время, но в бункере почти что пустота. Осознаю, что почти все выбрались наружу, от чего пытаюсь встать. Когда-то иду, когда то приходится ползти и пробираться через обломки. Глаза вновь закрываются, хочется спать, но я пытаюсь находится в рассудке. Возможно сопротивление производит очередную операцию и нас с Хадсон спасут. Как только вылезаю наверх, у меня темнеет в глазах, отчего нечаянно спотыкаюсь и падаю на землю. Встать сил нет, но вместо этого слышу крики людей, среди которых узнаю голос Хадсон, чему мысленно радуюсь. Ее все-таки спасли. Следующий тон принадлежит темнокожему пастору из церкви в Фоллс-Энде — Джерому Джеффрису. —Нам нужно найти Эву, она была здесь! — слышу крик девушки, которая, видимо, все еще была напугана недавними событиями. —Ты говоришь, что Иоанн дал ей уйти, так? Скорее всего она уже убежала, мы свяжемся с ней позже. Пойдем, Хадсон, нас уже ждут. Голоса постепенно становятся тише и я вновь проваливаюсь в небытие. Иногда я ненадолго открываю глаза и чувствую, что кто-то несет меня. Я ощущаю чужие шаги, как вздымается чья-то грудь и ненароком думаю, что это кто-то из сопротивления помогает мне и вскоре я проснусь рядом с Мэри Мэй и Джеромом. Потом вновь все становится черным, а когда просыпаюсь в последний раз, то понимаю, что сейчас лежу на совершенно твердом месте, отчего потихоньку приподнимаюсь и осматриваюсь. Я лежала на спальном мешке, видимо, в одном из небольших лагерей. Рядом со мной ни одной живой души, лишь горит костер, который меня и согревает. Время позднее. Я встаю, брожу туда-сюда, замечаю рядом с костром небольшое одеяло. Не хочу даже думать, что случилось с его хозяином, но оно выглядело слишком пыльным, значит его давно никто не трогал. Меня его состояние не смутило — ночью в Хоупе часто бывает прохладно, хоть и термометры показывали чуть меньше десяти градусов по Цельсию. Возможно, это все из-за долгого сна. Внезапно я ощущаю на себе чужой пристальный взгляд, хоть и понимаю, что нахожусь одна. Смотрю между деревьев и в свете луны вижу высокую фигуру. Взгляд мой падает на лицо неизвестного и я узнаю эти лазурные глаза. Сектантское чудовище. Он меня убьет.