Время Нас-счастье

Кроули не танцевал танец извинения. В смысле старался откосить, когда мог. И дело тут даже не в гордости. Просто Азирафель запоминал их. Он помнил свои – потому что их было немного: мерзавец терпеть не мог признавать вину, – и помнил танцы Кроули: их было еще меньше, потому что Кроули не танцевал. Потому что, если бы Кроули танцевал каждый раз, когда просил прощения, стало бы заметно, как часто это случалось. Унизительно часто. И унизительно, насколько легко это было для Кроули. Вернуться. Признать вину. Попросить прощения. И все сразу становилось хорошо. Кроули снова был дома. Разумеется, он мог бы сделать это еще раз? Может быть, стоило сделать это еще один последний раз – тот самый раз, когда это было важнее всего. Стоило засунуть все страхи, всю обиду, всего самого себя куда подальше, и просто сделать, как Азирафель хочет? Что бы это ни было. Вряд ли Кроули было бы хуже, чем сейчас? Что вообще могло быть хуже, чем сейчас? Противнее всего было то, что Кроули на самом деле чувствовал свою вину. Куда легче было бы, если бы была только ярость и обида – даже боль. По крайней мере, он мог бы жалеть себя. Но не выходило. Потому что он был виноват. Это все этот чертов день. Гребаные стрелы купидона, шныряющие по всему Сохо как шальные пули над окопами. Гавриил и Вельзевул – это уже было слишком, а потом еще Мэгги и Нина с их речью. Какого черта он вообще думал? Что у него хоть в голове было в тот момент, когда надо было быть настороже, не отпускать ангела от себя ни на шаг и следить за руками всякого, кто к нему приближается? Ясно, что там было, в голове этой… Кроули хотелось выть – и он выл, – вспоминая, как представлял, что сейчас отведет Азирафеля в Ритц, и там скажет… И потом они вернутся в магазин, и по дороге Кроули отважится первым взять Азирафеля за руку, и все владельцы магазинчиков на Уикбер-Стрит будут прятать довольные улыбки, а Кроули даже не попытается скрыть свою. Он никогда в жизни больше не перестанет улыбаться… Он закусил губу с такой силой, что почувствовал кровь на языке. Так им и надо, этим губам. Так им и надо за то, что они сделали. Надо было скорее выжечь с них это воспоминание, эту невероятную мягкость, эту ускользающую мечту. И выжечь из себя все, что могло мыслить и болеть. Кроули остановился только раз по дороге в свой проулок, где он парковал Бентли – заглянул в случайный бар за лекарством. В квартиру он ехать не хотел: там могло остаться что-то – или кто-то – от Шакс, и последнее, что Кроули было надо сейчас – это показываться в таком состоянии перед демонами. Они чуяли душевные раны за версту, как хорошие гончие – кровь. Он припарковался в знакомом месте. Крутанул пробку бутылки с таким остервенением, что чуть не сорвал горлышко. Запрокинул голову и стал глотать. Талискер жег язык, горло и грудь, как будто и впрямь пытаясь оставить пустоту там, где недавно была надежда. Когда бутылка опустела, в груди как будто что-то лопнуло и прорвалось. Кроули уткнулся лбом в руль Бентли и тихо заплакал. Очки мешали. Капли оседали на них, размазывались по стеклу. Он стянул их и кинул на сиденье рядом. В груди все вздрагивало, и всхлипы вырывались мучительно, будто сорняки с огромными сильными корнями. Кроули не помнил, чтобы когда-нибудь ему было так плохо. Казалось, это будет длиться вечно. Наверное. Вряд ли он сможет остановиться. С чего бы? Было только одно существо во вселенной, которое могло вытащить его из этой бездны, и оно было далеко, и Кроули был ему не нужен. И тут вдруг откуда-то сбоку раздался тихий стук. Кроули перестал дышать. На короткую ослепляющую секунду ему подумалось, что, может быть, Азирафель почувствовал и сжалился над ним, передумал, пришел. Это было так глупо… Кроули замер. Стук повторился. Кроули глянул на окно, но за ним никого не было. Он придвинулся ближе, опустил стекло, осторожно выглянул наружу. Под дверью стоял ребенок. Девочка лет четырех. Он махнул рукой, пытаясь прогнать ее как любопытную птицу. – Шу! Девочка продолжала стоять и смотреть на него через окно. Кроули вздохнул и приоткрыл дверь. Она слегка подвинулась от двери, но не убежала. – Эй, ты чья? – спросил Кроули хрипло и в нос. Слезы еще не высохли и… Блин, он забыл надеть очки. И, по ходу, было поздно. – Мамина, – сказала она и улыбнулась. – И бабулина. А ты чей? – Ничей, – выронил Кроули в ответ и вдруг почувствовал новые горячие дорожки слез на щеках. – Как Бродяга? – А? – Пёсик, Бродяга. Он был ничей. Потом стал Ледин. – А-а, ага. Только я б… был Ледин, а стал ничей. – Бе-едный, – она неожиданно потянулась к нему и похлопала по бедру крошечной пухлой ладошкой. Кроули удивленно опустил глаза на эту ручонку на своей ноге, и его снова прорвало. – Ну, не плачь, видишь, я тебя жалею? – Ссс-спасибо… – булькнул Кроули. Оказалось, что, когда тебя жалеют, не рыдать просто невозможно. – Я Иви, – сообщила она, когда ей наскучило жалеть Кроули. Кроули заставил себя малость собраться, неграциозно втянул сопли и вытер глаза рукавом. – Кроули. – Привет, – знакомая ладошка протянулась к нему. Иви улыбалась и с любопытством разглядывала его. Кроули хмыкнул и осторожно пожал Ивину руку. – Ты чего одна гуляешь? И с незнакомыми дядьками знакомишься? – Я не гуляю тут, я живу. И я тебя знаю, ты тут тоже живешь. Так что ты знакомый дядька. – Я тут не живу. – Живешь-живешь. В своем домике на колесиках. Она вдруг совершенно безо всякого предупреждения полезла к Кроули на коленки, а через него бесцеремонно поползла дальше на заднее сиденье. – У тебя тут, как у бабули, сад! – Эй, не трогать там ничего, слышишь? – Почему? – Потому что я сказал! – Почему ты сказал? – Потому что! Потрогаешь – помрешь! – Они ядовитые? – Нет. Они мои! – Ла-адно, – Иви надулась и поползла обратно на сиденье рядом с Кроули. – Тоже хочу, чтобы домик был на колесиках. Можно взять так и уехать, куда хочешь. – Точно. Если куда-нибудь хочешь вообще… – Только места у тебя мало – у нас больше. Нам и колеса, наверное, у-у-у, какие нужны. Кроули сам не заметил, как перестал плакать. Иви балаболила что-то еще минут пять, и Кроули начал потихоньку дремать. Во сне он видел, как книжный магазин катается по улицам Лондона вместе с ангелом на пороге и пытается отыскать Кроули.

***

Лифт вез Азирафеля вверх, а сердце тянуло вниз. Тяжелое, как камень на шее утопленника. Он не мог поверить, что это происходит. Кроули только что был так близко, так невообразимо близко, как никогда еще не был – его руки на груди Азирафеля, его лицо, касающееся лица ангела так, что он чувствовал чуть влажную от слез кожу под очками, его губы… Как он мог так поступить с Азирафелем? Заставить его выбирать из двух невозможностей? Кроули не понимал. Не понимал, и Азирафель снова не мог ему объяснить. У него не хватало слов – всех слов всех красноречивых авторов его книжного магазина не хватило бы, чтобы объяснить Кроули, когда он стоял там, полный боли и обиды и говорил о том что… О, господи. Азирафелю едва удавалось сдерживать подступающую тошноту. Что же он наделал… Но что он мог сделать иначе? Кроули же не понимал. Кроули жил быстро, жил моментом, он научился этому, зная, что каждый момент может быть последним. Тогда, перед Апокалипсисом, когда они придумали свой план, и Азирафель спросил: даже если это сработает, ведь Ад и Небеса начнут все сначала? «По крайней мере, у нас будет еще одиннадцать лет», – ответил Кроули. Одиннадцать лет. Отложенный конец. Помыслить об этом было ужасно, когда дело касалось Земли. Но представить это теперь, когда это был бы не просто конец, а конец для них с Кроули… Кроули противоречил сам себе. Он звал Азирафеля сбежать, туда, где их не достанут ни Небеса, ни Ад, ни гибель Земли. И в то же время: «Ты не можешь оставить книжный магазин. Ты любишь этот магазин». Азирафель пытался донести до него это, дать понять, что, если они останутся, это будет только отсрочкой неизбежного. «Ох, Кроули, ничто не длится вечно». «Да, видимо, так». Они опять говорили одними словами о разном, да? Кроули даже не допускал мысли о том, чтобы послушать. А он как-то неловко и неумело пытался объяснить, что он мог бы дать Кроули вечность. Не в магазине, не в мире, обреченном на новый конец вот-вот, и не где-то далеко, где им придется отказаться от того, чем они стали… Он мог бы дать Кроули вечность, в которой они были бы вместе по праву, где они могли бы помочь Земле, которую оба любили, где новый конец света не наступил бы никогда, где Кроули улыбался бы так радостно – как в первые дни творения. И где Азирафель никогда-никогда больше не боялся бы, что Кроули вырвут прямо у него из рук. Для этого нужно было много веры. Но у Кроули не было ее совсем, а Азирафель не был уверен, что у него самого хватит ее, если он будет один. Лифт, казалось, ехал бесконечно. Надо было собраться. Чего Кроули не хотел понять, так это того, что у них не было бы даже одиннадцати лет. И что не было такого места во всей вселенной, где они могли бы скрыться от руки, в любой момент готовой вычеркнуть их из Книги Жизни. Метатрону зачем-то нужен был Азирафель, иначе он просто позволил бы Михаил стереть их с Кроули без всяких разговоров, или придумал другое наказание попроще. В разговоре он ясно дал понять, что знает о них с Кроули гораздо больше, чем рядовые архангелы… В первый раз в жизни у Азирафеля были карты, которыми он мог играть. Но он все равно проиграл. Нет. Еще нет. Он снова сделал вдох и поджал губы, вот-вот готовые задрожать. Мысли неслись по кругу, лифт неумолимо несся вверх. Его карты еще при нем. Кроули еще в безопасности. И первое, что сделает Азирафель на новом посту – это доберется до Книги Жизни и спрячет ее так, что никто и никогда ее не найдет. Если это будет и последним, что он сделает, этого уже хватит. Но может, и не будет? Кроули был прав: Небеса ужасны. И Кроули не верил, что кто-то, даже Азирафель, сможет сделать их лучше. Может быть, в этом он тоже прав. В Азирафеля так долго никто не верил, что было почти нелепо предположить, что у него хотя бы появится шанс. Но шанс был. Иначе он не был бы здесь. Уничтожить их было куда проще, чем договариваться с ними. И он должен это использовать. Азирафель собрал все силы в кулак и заставил себя улыбнуться. Лифт звякнул, будто что-то разбилось, и открыл двери.

***

Утром он проснулся от того, что солнце пялилось в лобовое стекло Бентли так ярко, будто пыталось испепелить их обоих за грехи. Голова раскалывалась, и не от алкоголя: на заднем сиденье все еще лежала большая часть его вчерашнего запаса. Кроули глянул на себя в зеркало заднего вида: глаза были красными и опухшими, ресницы слиплись от засохшей соли. Убогое зрелище. Кроули щелкнул пальцами, вернув своей физической оболочке приличный вид и прогнав головную боль. Если бы можно было так же исправить то, что продолжало ныть внутри... Кроули неосознанным жестом потер кулаком грудь. Ха. Все эти сопливые истории в книжках Азирафеля – так странно, что они, похоже, имели в виду довольно буквальные ощущения в смысле разбитых сердец и прочей херни. Потому что болело действительно где-то там, в грудной клетке. Точнее, болело везде, но тянулось оттуда. Эта черная дыра начала высасывать из него жизнь, стоило ему открыть глаза. Нет. Хватит. Возьми себя в руки. Жизнь продолжается. Надо было срочно придумать, чем ее занять. И желательно до заката, иначе он рисковал опять закончить день рыдающим за рулем в переулке. Он подумал о вчерашнем вечере. Было в нем под конец что-то славное и утешительное как будто? Что-то такое, почему он не выпил весь виски с заднего сиденья, а ограничился одной бутылкой… Ребенок. Точно! Как там ее? Типа киви? Иви, да. Кроули невольно усмехнулся и глянул из окна на дом, напротив которого стояла Бентли. Окна были задернуты шторами, но перед шторами стояло несколько горшочков с хилыми гераньками и фиалками и целая батарея фарфоровых статуэток. Его взгляд остановился на ангелочке со свирелью, и Кроули зажмурился и отвернулся. Хватит. Он завел двигатель, не открывая глаз, и дернулся с места. Пора было разобраться хотя бы с квартирным вопросом. Так он хотя бы сможет напиваться не при чужих детях.

***

Ничего не изменилось на Небесах за эти четыре года. Пожалуй, тут нечему было удивляться, потому что на Небесах ничего не менялось в последние несколько тысяч лет. Разве что виды за окном. Ну что ж, для этого он и здесь. Метатрон вел его по пустым сверкающим залам, и Азирафель очень быстро перестал узнавать места. Он никогда не бывал здесь: это были помещения, доступ в которые позволялся только старшим чинам. Наконец они оказались в сравнительно небольшом кабинете, где было несколько столов, расположенных по кругу и стенка с ящиками, напоминавшая не то ячейки сейфов, не то – книжный шкаф. – Где мы? – спросил Азирафель. – Архив и переговорная. Здесь мы обсуждаем насущные вопросы, и здесь же в случае чего у нас есть доступ ко всем документам. К примеру, сейчас нам потребуется один… Метатрон подошел к одному из сейфов, начертил пальцем руну, и ящик выскочил из стены. Метатрон достал папку с бумагами, перевязанную золотой тесемкой, и подал Азирафелю. – Что это? – Трудовой договор. Чтобы ни у кого из нас не осталось сомнений в правильности наших решений, и в случае возникновения вопросов, все было бы закреплено на бумаге. У Азирафеля засосало под ложечкой. Бюрократия на Небесах была дьявольски мощной штукой. Если он не хотел оказаться в рабстве на веки вечные, придется прочитать все. Включая мелкий шрифт и сноски. – «Я, ангел Азирафель принимаю на себя полномочия и обязанности Верховного Архангела и обязуюсь выполнять их…» «Обязанности» и «обязуюсь» в одном предложении, – он поднял брови, не глядя на Метатрона. – Кажется, уже видно, что здесь потребуется правка. Вы не против? – он повернулся резко и успел заметить тень недовольства на лице ангела – такую явную, но так быстро исчезнувшую за любезным вниманием, что у Азирафеля заколотилось сердце. – Разумеется. Я готов обсудить любые изменения, – сказал Метатрон со сдержанной улыбкой. – Можно? – Азирафель кивнул на ближайший стол со стулом. Метатрон сделал приглашающий жест, однако сам не сел и продолжал стоять над душой Азирафеля все время, пока тот читал. Ничего, сказал себе Азирафель: ангелы на Небесах не устают. Он слишком многим пожертвовал, чтобы сейчас оступиться и сделать глупость. Он заставил себя вчитаться в контракт. – Так, во-первых, здесь нигде нет речи о сроках. – Сроках? – Да. В контрактах при приеме на работу всегда указываются сроки. – Я полагал, эта должность пожизненная? – Метатрон поднял брови. – Ну, судя по Гавриилу, это явно не так. Видите ли, мне самому приходилось нанимать людей на службу. Рабочих при отделке магазина, ведьмоловов для поисков опасных сущностей. Если не дать людям конкретных сроков для выполнения работы, они будут вечно – как это говорится? – тянуть резину. В то же время, если эти сроки не указаны, нанимателю ничего не стоит уволить работника до того, как он сумеет что-то сделать или же наоборот держать его в кабале помимо его желаний. Все описанные мной ситуации не идут на пользу делу. Понимаете? – Резонно. Видишь, Азирафель, я был прав: твой опыт общения с людьми на Земле уже помогает нам изменить это место к лучшему. Похоже, Метатрон расслабился. Впрочем, по нему было сложно понять, если не застать его врасплох. – Какие же сроки ты готов считать приемлемыми? – Насколько я понял по вашим словам, те… большие планы, которые вы намереваетесь осуществить, запланированы на скорое будущее? Когда именно всё… всё это должно произойти? – О, тут интересно. Мы не знаем наверняка. Все пророчества твердят только, что дата Второго Пришествия не может быть известна заранее. Люди поймут о его приближении по знакам. – Каким знакам? – Падение нравов, войны и природные катаклизмы – такого рода вещи. – Хм-м… Азирафель видел по лицу Метатрона, что ему не обязательно было отмечать, что, судя по таким знакам, Второе Пришествие могло отличнейшим образом наступить в любом из предыдущих 2023-х годов. – Что ж, раз у нас нет четких границ этого… мероприятия… в таком случае, я предложил бы формулировку: «до завершения планов по Второму Пришествию». Что скажете? Так вы будете уверены, что я никуда не денусь, пока не сделаю работу, а я буду уверен, что буду свободен, как только она закончится. – Но… Позволь спросить, зачем тебе это? Если Непостижимый План завершится успехом, наступит всеобщее вечное Царство Небесное. Зачем тебе лишаться должности в таких условиях? – Я не говорю, что хочу лишиться ее. Контракт всегда может быть продлен или возобновлен, если обе стороны этого захотят. Это просто небольшая мера предосторожности. Когда долго живешь среди людей, начинаешь с подозрением относиться ко всему «вечному». – Азирафель! – …Что, конечно, нехорошо, но имеет свои плюсы. Вы же хотите добавить к управлению Небесами немного земной перспективы? – Да-да, разумеется, ты прав. Еще какие-то дополнения к контракту? – Да. Примерно в том же ключе. Вот здесь: «…обязуется действовать в согласии с Непостижимым Планом и прикладывать все усилия к его исполнению». Вы только что указали, что детали непостижимого плана туманны. Как же мы поймем, что исполняем его? – Нам известна конечная цель, – немного сурово ответил Метатрон. Видно было, что Азирафель уже начал ему надоедать. Но Азирафель только начал. Нельзя было останавливаться на полпути, потому что назад пути не было. Кроули ждал его через дорогу, пока он входит в лифт. Может быть, он до сих пор ждет? Вдруг… – Да, но на пути к ней мы можем столкнуться с разногласиями насчет деталей. Как мы поймем, что именно приведет к цели кратчайшим путем? – Я Глас Бога, Азирафель, не забывай. Если я услышу что-то важное, я сообщу тебе, и ты узнаешь свой путь. – Но… Если я буду только выполнять ваши поручения, зачем я вам? А как же мои особые знания Земли и все такое? – Они пригодятся… для исполнения того, что будет нужно исполнить. – Нет-нет. Мне кажется, это пустая трата ресурсов, простите, пожалуйста. Он поднял руки, встал и даже шагнул от стола, будто не хотел иметь с контрактом ничего общего. – Будь осторожен, Азирафель. Не забывайся. Помни, этот союз выгоден нам обоим, – Метатрон нахмурился. Азирафелю потребовалось собрать всю свою выдержку, чтобы не отвести глаза. Руки Кроули на его груди. Кожа под очками, мокрая от слез. – Не знаю, – он пожал плечами. – Честно говоря, так уж вышло, что часть преимуществ, которые я мог бы извлечь из этой должности, оказалась для меня недоступна. Так что условия должны быть максимально комфортными, чтобы я согласился. Он улыбнулся. Ему так хотелось, чтобы Кроули видел его в эту минуту. Хотя… Вряд ли он смог бы сделать это, если бы Кроули смотрел. При Кроули он почему-то всегда терялся больше. Несколько секунд они глядели друг другу в глаза, но потом Метатрон отвернулся и посмотрел на контракт. – Хорошо. Будь по-твоему. Что ты хочешь написать? – «Обязуется способствовать исполнению непостижимого плана, делая все, что посчитает нужным ради его осуществления», – без раздумий выдал Азирафель. Польза в чтении книг была очевидна, когда требовалось с ходу подобрать подходящие слова. – Но это… почти то же самое? – прищурился Метатрон. – Да, конечно. Почти то же самое. Мы же на одной стороне. Азирафель читал контракт еще некоторое время, внося поправки то тут, то там. В частности, он не преминул узаконить себе право на кабинет, любые материальные объекты и право в любой момент посещать Землю. Полчаса спустя Метатрон не выдержал и сел. – Я закончил, – тут же объявил Азирафель. – Ну, разве что еще одна маленькая деталь. – Какая деталь? – Другие архангелы. – Да? – Вы сказали, что над ними нужно будет провести суд. – Я сказал? – Ну, намекнули. – Ты хочешь судить их? Мне казалось, ты был больше по части прощения, Азирафель. – Я не говорю, что я не прощу их. Но я хочу, чтобы они знали, что их простили. Он все еще помнил, как Михаил принесла графин святой воды в Ад… – Ты все больше удивляешь меня, Азирафель. Он и себя удивлял. Но уж очень многое осталось на другой чаше весов, на другой стороне… Вино за завтраком, и кожаное сиденье Бентли, и рука на руле, которую теперь можно было погладить, и соловьи… Метатрон достал прозрачный мобильный телефон и сделал вызов: – В переговорной через пять секунд. Даже пяти секунд не прошло, когда у столов появились Михаил и Уриил. – Ваша светлость… – начали Уриил. – Да-да, вы здесь, чтобы мы могли закончить начатый разговор, – сказал Метатрон. – Что здесь делает предатель? – спросила Михаил, поглядывая на Азирафеля со смесью отвращения и опаски. – Архангел Михаил, я бы попросил вас отныне и впредь проявлять большее уважение к своему непосредственному начальству, – строго сказал Метатрон и повернулся к Азирафелю. – Что? – Михаил подняла брови. – Что это значит? – Именно то, что я только что сказал. Я, Метатрон, Глас Божий, назначил Азирафеля Верховным архангелом и главным ответственным лицом в проработке наших дальнейших планов по вознесению Земли. – Нет! – ахнула Михаил. На лице Уриил мелькнуло довольное и чуточку мстительное выражение. Они быстро скрыли его, повернувшись к Азирафелю со сдержанно-вежливой улыбкой. – Поздравляю с новой должностью, Азирафель. Надеюсь, его светлость Метатрон не пожалеет о сделанном выборе. – Благодарю, – пробормотал Азирафель. Он понимал, что одержал победу, и все-таки в эту секунду ему стоило всех оставшихся душевных сил не сорваться в прежнее неотступное ощущение тревоги и неполноценности, которое архангелы ему внушали. – В связи с этим, а также по итогам вашего неудовлетворительного выступления ранее на Земле, нам не мешало бы рассмотреть вопрос о вашем наказании. Как вы считаете? – снова заговорил Метатрон. – Но… Мы действовали согласно приказам сверху, – возразила Михаил. – Вашим приказам, в том числе. – Нет, вы искажали приказы так, как было выгодно вам. И вы превысили полномочия. Азирафель, как бы ты хотел наказать их? Сейчас. Вот он, тот момент, который оправдает все. Или почти все. Не упусти его… – Так. Да, – Азирафель глубоко вздохнул и посмотрел сначала на Уриил, а потом на Михаил. – Полномочия. Думаю, именно это всему виной. Когда у людей слишком много власти, они забываются. – Сказал новоиспеченный Верховный Архангел, – фыркнули Уриил. – До этого мы еще дойдем. Но начать я бы хотел с тех полномочий, которые не должны быть даны никому. Ни вам, ни мне, ни даже Метатрону. – Что? О чем ты? – О Книге Жизни. Жизнь была дана нам всем Богом. И только Богу должно иметь власть отнимать ее. И я уверен, если Она захочет, Она сможет сделать это без всякой книги и уж точно без нас с вами. Как думаете? – Такое чувство, что отрицательный ответ прозвучит как богохульство, – сказал Метатрон. Азирафелю показалось, что в его словах промелькнула чуть насмешливая улыбка, как ранее в магазине. Вот только она вовсе не успокаивала его, а наоборот заставляла мурашки бежать по спине. – Что ж, должен признать, Азирафель, в твоих словах есть истина. – Конечно. Поэтому я предлагаю запереть Книгу Жизни печатями всех архангелов. Так, чтобы никто из нас в одиночку не смог до нее добраться. – Он не может принимать таких решений! – возмутилась Михаил. – Кто там что говорил про власть? Да он просто опьянел от нее. – Теперь об этом. Я согласен с тем, что я не должен принимать таких решений. Это было просто предложение. Ни один человек и ни один ангел в одиночку не должен решать судьбу всех и каждого. Поэтому, как только я подпишу этот контракт, моим первым указом будет реформа управления Небес, – он выдержал небольшую паузу, позволяя архангелам осмыслить это, а потом снова обратился к Метатрону. – Вы говорили, что вам нужен тот, кто знает, как творятся дела у людей. Так вот я расскажу вам про одну такую штуку, которая стала очень популярна у смертных в последние столетия. Называется демократия.