***
– Доброе утро, Азирафель. – А, доброе утро! – Что ты делаешь, Азирафель, позволь тебя спросить? – Ах, это? – Азирафель прогнал в небытие молоток, который только что держал в руках и похлопал ладонью по крыше маленького домика, напоминавшего немного кривые часы с кукушкой или кормушку для птиц. – Это называется «ящик для предложений». Все ангелы на Небесах смогут направить мне свои предложения анонимно, если по какой-то причине не желают высказываться лично. – Хм, – Метатрон окинул взглядом творение Азирафеля. – Тебе не кажется, что он, пожалуй, может быть маловат для такой цели. – Вы думаете, предложений будет много? – нахмурился Азирафель. – Мне сделать его примерно… э-э с кошачий лоток или собачью будку? – Лучше с полицейскую будку. Знаешь, из тех, что больше внутри, чем снаружи. Азирафель засмеялся. – Подумать только, я не знал, что вы так близки к… Земле. – О, боюсь, я безнадежно отстал в последнюю пару десятков лет. Кстати о Земле! Вот, твой кофе, – Метатрон протянул Азирафелю бумажный стаканчик из «Дай мне кофе или дай мне смерть», такой же в точности, как вчера. – О, Небеса! Вы же не… – Нет-нет, у меня есть ангел, которого я прошу приносить мне кофе по утрам, и раз уж он все равно ходит для меня, почему бы не попросить его захватить и тебе тоже. Ты не против? Азирафель был не против. Он хотел бы быть против, но знакомый синий стакан, знакомое тепло, пробивавшееся через картон к рукам – он уже тосковал по Земле больше, чем мог позволить себе признаться. Поэтому он схватился за этот упоительно материальный предмет так поспешно, будто боялся, что Метатрон передумает. – Спасибо большое. Это очень мило с вашей стороны. И… поблагодарите того… как, вы сказали, зовут этого ангела? – Кого? – Ангела, который приносит кофе? – Ах, Виниэль. Хорошо-хорошо. Итак, ты хотел созвать большое собрание ангелов? У тебя уже есть мысли насчет претворения в жизнь Непостижимого Плана? – Нет, это скорее… Точнее, в каком-то смысле, да. Ведь все, что мы делаем должно идти на благо Непостижимому Плану, не так ли? В том-то и наша роль как ангелов. – Что ж, пожалуй, ты прав, Азирафель, – Метатрон нахмурился и бросил взгляд на кофе, который Азирафель держал в руках. – Хорошо, допивай свой кофе, и увидимся на собрании.***
Насколько проще было бы, если бы Кроули был здесь, – в который раз подумалось Азирафелю. Стоя в проеме двери перед огромным амфитеатром, который постепенно заполнялся фигурами в светлых одеждах, он вспомнил тот случай в театре Уиндмилл. Как он мечтал выйти на сцену и как боялся, что не сможет соответствовать и разобьет эту мечту своими неловкими руками. И как Кроули сказал ему: «Если это не делает тебя профессионалом, то я не знаю, что делает». В его голосе тогда не было сарказма, который Азирафель научился различать за тысячелетия практики, не было ни тени насмешки. И чего там уж точно не было – так это потребности в помощи Азирафеля. Он отлично понимал, что Кроули гораздо легче было бы отболтаться от миссис Хендерсон и не ввязываться во все это дело с представлением. Он сделал это для Азирафеля. Опять. Кроули убеждал его, что он может исполнить задуманное. И он все время был рядом, чтобы в этом убедиться. Азирафелю не помешало бы, чтобы кто-нибудь сейчас рядом с ним верил в него. Хотя бы немножко. Тогда он, кажется, смог бы поймать зубами даже молнию, пущенную разгневанным богом. – Итак, дорогие присутствующие, – обратился к ангелам Метатрон, который почему-то сейчас стоял за кафедрой в центре, а не парил в виде гигантской головы. – Я, Метатрон, Глас Божий, обращаюсь к вам потому, что на Небесах назрела необходимость перемен. Верховный архангел Гавриил ушел в отставку, и на его место я назначил нового ангела, чей опыт совершенно уникален и необходим для исполнения Непостижимого Плана Господа. Он будет руководить всем, что касается ведения проекта 2Х. Поприветствуйте: Верховный Архангел Азирафель! «Проект 2Х?» В смысле «Христос №2», что ли? Вслед за Метатроном весь зал, все небесное воинство зашлось аплодисментами. Это было странно. Как будто выходишь выступать перед залом, который в прошлый раз забросал тебя помидорами. Но он должен был. Он уже подписал контракт. Он уже оставил Кроули. Он не мог повернуть назад, чтобы вернуться к нему. Значит, нужно было идти вперед. Земля круглая и все такое. Кроули сказал бы, что он глупец. Что нет ничего плохого в том, чтобы выбирать тот путь, который легче. Наоборот, это признак ума. Но Азирафель вздохнул и пошел вперед. Он вышел на середину зала и поднялся за кафедру. – Здравствуйте, мои друзья. Для меня большая честь оказаться здесь, перед вами. Признаться, это было последнее, чего я ожидал. Поэтому мне бы не хотелось, чтобы вы думали, что я считаю себя таким уж уникальным. Но я действительно знаю Землю, и знаю людей – насколько этих непостижимых, божественных существ вообще можно узнать. И если эти знания могут помочь сделать лучше и счастливее их судьбу – что ж, тогда я сочту за честь и благодать сделать все, что в моих силах. Итак, вы все знаете, что Проект 2Х предполагает торжество Небес и вознесение праведных людей для вечной жизни в Царстве Небесном… По амфитеатру прокатился рокот. Очевидно, его предположение было гигантским преувеличением. Знали явно не все. В воздухе завибрировало, и прямо рядом с ним снова возник Метатрон. – Но-но, Азирафель, ни к чему начинать первую встречу с таких больших вопросов? Все это еще очень далеко идущие планы, требующие доработок и корректировок. И обычным ангелам совершенно не обязательно об этом беспокоиться. Азирафель стиснул зубы, стараясь не показать ничего, о чем он думал в этот момент. – Да, да, конечно, вы правы. Вы правы в том, что эти планы еще будут дорабатываться и претерпят большие изменения. Но лично я считаю – и хотел бы, чтобы ко мне как к Верховному Архангелу прислушались в этом – я считаю, что принимать участие в этих изменениях должны все собравшиеся здесь. От архангелов до самых низших чинов. По залу снова прокатилась волна шума. – Это касается нас всех, – продолжал Азирафель, немного повысив голос. – Прежде чем возносить Землю на Небеса, следует оборудовать Небеса и сделать их достойными и праведных людей, и самих ангелов. И мне хотелось бы, чтобы каждый из вас внес в это свой вклад и высказал свое мнение. На мгновение ропот прекратился, и в зале наоборот повисла тишина. Азирафелю подумалось, что она похожа на белые стены, окружающие его. Потом вдруг кто-то на галерке начал хлопать. Совсем тихо, совсем не так, как только что хлопал Метатрон. Но рядом с ними кто-то подхватил, и постепенно аплодисменты заполнили весь зал. Азирафель почувствовал, как глаза защипало от слез. Если бы Кроули видел его сейчас… Может быть, он передумал бы? Нет. Еще рано. Это еще не успех. И он не прошагал еще и километра, чтобы обогнуть Землю. – Как ты планируешь это воплотить, Азирафель? – спросил Метатрон со сдержанным интересом – или недоверием, если бы Азирафель был пессимистом. – Во-первых, нам нужен Ангельский Совет. Не совет архангелов, а что-то вроде парламента. Я бы хотел, чтобы каждый чин избрал своих представителей всеобщим тайным голосованием. После чего мы соберемся и обсудим дальнейший план действий. Во-вторых, даже если вас не избрали в Парламент, вы все равно должны иметь возможность высказаться. И для этого у вас будет это. Азирафель извлек из воздуха большой белый ящик с красно-черной змейкой буквы S посередине, ярко выделяющейся в светлом окружении. Азирафель не смог устоять. – Suggestions, – объяснил он.***
Кроули проспал неделю. Он со времен Апокалипсиса столько не спал. Во-первых, потому что спать в машине – такое себе удовольствие. Во-вторых, потому что не хотелось пропускать лишней минуты времени, когда ты свободен и тебе в любой момент могут позвонить не по делу. Проснулся он от телефонного звонка. Он не отключил телефон, потому что теперь звонить ему было некому. Это и правда был первый звонок за неделю. С незнакомого номера. На Небесах же есть телефоны? В Кроули будто разом влили шесть шотов эспрессо. – Да. – Алло-алло-алло? Кроули? – Да. Кто это? Голос был очень знакомый, но мозг Кроули все еще пытался осмыслить тот факт, что голос был не Азирафеля. А все другие голоса на свете звучали просто не так, как надо, так что какая разница, кто это был? – Это Мюриэль. Ничего себе, вот это да, это правда ты! Так интересно, можно просто покрутить этот диск, и он даже без кнопочек, просто цифры, и диск так здорово щелкает – и вот я уже правда говорю с тобой! Чудеса! – Ага. Что тебе надо? – Кроули, мы можем, пожалуйста, увидеться? Мне очень нужна твоя помощь. И я думаю, раз ты у меня в долгу, я могу тебя попросить? – С чего это я у тебя в долгу? Надо было просто повесить трубку. Все было кончено с тем куском его жизни – ни к ангелам, ни к демонам его уже ничто не привязывало. И уж точно он никому из них не был ничего должен. Но черт дернул Мюриэль заговорить про этот телефон. Кроули моментально его представил. А вместе с ним – и магазин, и… – Ты навязался со мной на Небеса, помнишь? Даже секретные документы посмотрел! Это было так жутко, я до сих пор как вспомню, так трясусь. Пожа-алуйста, а? Чтобы разбудить совесть Кроули, нужно было что-то помощнее, чем шесть шотов эспрессо. Так что это была не совесть, когда он сказал: – Лаа-ан. Через час в магазине. Это было другое, и приличного слова для этого другого у Кроули не было.***
– Ну и в чем дело? – спросил он, входя без стука в знакомый зал. Здесь даже пахло по-прежнему. У Кроули засосало под ложечкой. На первый взгляд показалось, что в магазине не изменилось ничего, кроме человека за прилавком. Но стоило Кроули приглядеться повнимательнее, и сразу стали заметны отличия. – Так, а где граммофон? И кресло тут стояло. Куда кресло девалось, а? – Здравствуй, Кроули, спасибо, что пришел, – Мюриэль вышли ему навстречу. – Кресло и грамм-о-фон Азирафель забрал в первую очередь. Хочешь чашкачаю? – Нет. Значит, он переезжает со всем барахлом? И ему позволили? – А? – Там же вроде не любят «материальных объектов», – Кроули показал в воздухе иронические кавычки. – Да! – радостно засветились Мюриэль. – Раньше правда так было. Но Азирафель все меняет. Он говорит: если мы хотим улучшить судьбу людей, нам нужно уметь их понимать. Поэтому-то ты мне и нужен, Кроули. – Сорян. Потерял мысль. Это было сложно: слышать новости об Азирафеле и одновременно находиться в настоящем моменте, где от тебя что-то хотели. – Я здесь уже неделю, и я так ничего и не знаю. Ни о людях, ни о том, как Земля вообще… работает. Ну, помимо того, чему учили на Небесах, и того, что я читаю в книгах, а в книгах все разное. А некоторые вообще врут! Вот тут, к примеру, говорится про то, что на вокзале Кингс-Кросс можно пройти через стену и поехать в мир магии, но на деле, если пробуешь – попадаешь просто на другую сторону зала. – Тебе еще повезло – смертные, если пробуют, в больницу попадают. С сотрясением. Книги как люди: некоторые из них просто устроены так, что не могут не врать. Ты от них ожидаешь одного, надеешься на счастливый конец, а они обрывают все на самом интересном месте, когда ты только начал надеяться… – Вот и я о том же! – радостно воскликнули Мюриэль, но затихли под тяжелым траурным взглядом Кроули. – В общем… Мне бы хотелось лучше понять людей. А я никого не знаю, кто разбирался бы в них лучше, чем ты. Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста? – они сложили ладошки и умоляюще захлопали глазами. Кроули почти поразился, как мало отозвалась на это пустота в его грудной клетке. Ему было совершенно все равно, понимает ли Мюриэль людей и что о нем думает. Но Кроули не особо знал, что ему с собой теперь делать вообще. А так он хотя бы сможет трясти Мюриэль на предмет информации. Знать, когда паковать вещички, если конец света опять замаячит на горизонте. И быть в курсе… других дел… всяких, в общем, тоже… Гм. – Почему ты не попросишь, я не знаю, Мэгги или Нину? – он глянул в окно на летнюю террасу, где Нина, сдвинув брови, что-то сердито объясняла клиентке. – Ладно, допустим, почему не Нину, ясно. Но Мэгги бы вряд ли отказала? – Нам… не полагается говорить о Небесных делах со смертными. – Ну да, но о земных-то делах можно? – Наверное… – они как-то странно замялись. – Мюриэль? В чем дело? – Они… велели спросить тебя. – Та-а-ак, – Кроули сощурился и снова выглянул в окно. На этот раз Нина заметила его. Сначала она подняла брови, потом сдержанно улыбнулась и показала ему большой палец. Значит, нам в их дела влезать нельзя, а им, значит, можно? – Ладно. Для начала тебе надо проехаться по магазинам. – Откуда ты знаешь?! – у Мюриэль отвисла челюсть. – Мне правда надо… Азирафель забрал еще шторы и лампочку со стола, и вечерами тут довольно темно, а по утрам слишком светло… – Так. Довольно подло с его стороны. Какого хрена вообще вешать занавески, чтобы потом зажигать лампу? – Он говорит: «для уюта», – это явно была цитата. – Не суть. Короче, я имел в виду, что прошла неделя, а ты до сих пор в одежде инспектора Констебля. Как, по-твоему, что о тебе думают соседи? – Что я инспектор Констебль? Я на это надеюсь, по крайней мере. – У-у-угх! – промычал Кроули. – Тяжелый случай. Ладно, я не боюсь трудностей. И видит Сатана, мне не помешает отвлечься.***
– Он обо мне спрашивал? – А? Кроули красноречиво поднял глаза к небу – точнее, к потолку Бентли – и резко крутанул руль, уворачиваясь от очередного болвана, который думал, что ему тоже позволено гонять по Оксфорд-Стрит. Мюриэль учились понимать намеки примерно с той же скоростью, с какой Азирафель водил машину. – А-а-а, он. Нет. – А если бы спрашивал, я бы от тебя узнал? – Э-э, да? Почему нет? Угх, им стольким вещам надо будет научиться. А Кроули еще думал, что Шакс – тяжелый случай. По ходу, пора ему открывать свою онлайн-школу: «Земля для чайников по авторской методике демона Кроули». А что, чем-то же надо заниматься? – И… как он там? – Кроули попытался, чтобы голос звучал непринужденно и не слишком заинтересованно, хотя, может, зря старался: вряд ли Мюриэль – такой уж знаток человеческих чувств. – О, замечательно! – они расплылись в улыбке. – Он гораздо лучше, чем Гавриил: он все время ходит по всем этажам и всех спрашивает, кто что думает. А вчера было большое-большое голосо-сование: это когда все собираются, пишут, что думают, на бумажке и суют свой голос в специальные коробочки. – Голосование? На Небесах? Серьезно? – Ага! Правда, здорово? За все шесть тысяч лет ничего такого увлекательного не было! Даже немного жалко, что я тут и не все вижу. – Н-даа… И за что же вы голосовали? – О, каждый круг выбирал, в какой цвет покрасить свой этаж или оставить белым. Так что теперь у нас каждый этаж разного цвета, почти как радуга. Только архангелы запротивились, и проголосовали за белый. Так что там все, как было, так и есть, только кабинет Азирафеля отличается. – Хах, вот в это я могу поверить. – Только мне кажется, он все равно скучает, – вдруг сказали Мюриэль. Кроули крепче вцепился в руль. – По своим книгам. Потому что он все время просит меня принести что-нибудь из магазина. Так жаль, на днях пришлось отдать ему ту книжку Джейн Остин. А я там на самом начале еще… – Ммм. Ничего, заедем на обратном пути в Waterstone’s, купим. – Правда? – М-м-угу. – Спасибо. Ты знаешь, я понимаю, почему Азирафель так к тебе относился. Ты хоть и ворчун, но какой-то… хороший ворчун все равно. – И ты туда же, – проворчал Кроули. – Все, приехали. Каску сними. Мюриэль бегали между вешалками и полками, как ребенок в магазине игрушек. Кроули приходилось таскаться следом и вынимать у них из рук слишком вульгарное, слишком, большое, слишком маленькое и просто то, что ему не нравилось. Но все равно через полчаса он был обвешан кофточками, брюками, юбками, галстуками и шляпками так, что едва передвигался. Мюриэль нравились яркие цвета, это было ясно и вполне понятно – после стерильности Небес-то. Градус счастья вырос еще вдвое, когда они начали примерку. Кроули уселся в кресло перед примерочной, щелчком пальцев перенес к себе коктейль из ближайшего бара, и начал наслаждаться шоу, напоминая себе Жана Рено из «Васаби». Каждый раз Мюриэль появлялись из кабинки со счастливой улыбкой на лице, Кроули оглядывал их с ног до головы и показывал большой палец вверх или вниз, как на гладиаторских боях. Каждый раз, когда палец поднимался вверх, Мюриэль издавали счастливый писк и чуть-чуть подпрыгивали, прежде чем унестись обратно за шторку. В какой-то момент Кроули заметил, что у него устала щека: он едва сдерживал улыбку. – Ха… Когда они, нагруженные выбранными шмотками подошли к кассе, он услышал испуганный вздох Мюриэль. – Что? – У меня же нет человеческих денег! Совсем-совсем нет! – Хм, так. А ангельские есть? – серьезно спросил Кроули. – Ангельские? У ангелов не… – Да знаю я. Ни у кого больше их нет, это только люди такую хрень придумали, так что можно и не уточнять, знаешь. Вообще, можешь не уточнять на Земле, когда имеешь в виду что-то человеческое. И так поймут. Вот тебе урок первый. Урок второй: люди не против, когда ты творишь деньги. Только им не показывай. Смотри и учись. Кроули достал из кармана кредитку и обворожительно улыбнулся продавщице. – Ты же не научишь меня ничему плохому, правда? – Мюриэль посмотрели на него огромными тревожными глазами. – Не. Я уже не работаю на Ад, помнишь? Так что развращение невинных ангелов мне неинтересно. Собственно, никогда и не было. Чего бы там… некоторые не утверждали, я никогда не склонял их делать то, чего они сами не хотели. – Ты тоже скучаешь, да? – видимо, набравшись храбрости, спросили Мюриэль, когда они выходили с пакетами из супермаркета. – Это еще с чего? – Ты все время его упоминаешь… В книжках говорят, что это… – Так, знаешь что, я передумал, за Остин мы не поедем – этой хрени у тебя в голове и так выше крыши. Почитай что-нибудь приличное для разнообразия. – Хочешь, я передам ему привет? – не унимались они. – Не смей! – рявкнул Кроули так, что Мюриэль даже слегка подпрыгнули на месте. – Почему? – Потому что. Пусть думает… пусть знает, что у меня все хорошо. – Я могу сказать ему, что у тебя все хорошо. – Нет! Еще чего – успокаивать его совесть. Обойдется. – Э-э… – Просто… Не упоминай обо мне, ясно? И ни в коем случае не говори, что я о нем спрашивал. – Л-ла-адно… – Супер. – А мы можем все-таки заехать за лампой?***
После того как Кроули выгрузил Мюриэль у магазина, он все-таки сдался и поехал в Waterstone’s на Пикадилли. В отличие от книжного Азирафеля, тут не было особенных воспоминаний: ангел не шибко жаловал красивые новые издания и броские модные бестселлеры, так что они почти не бывали здесь, только проходили мимо по пути в Ритц. Но вот сама дорога… Они так и не позавтракали вместе в тот день. И сколько бы Кроули ни пил, ему казалось, напряжение все никак не покидало его, будто какой-то субдоминантный аккорд в его душе все звучал и никак не мог разрешиться в тонику. Это выматывало больше, чем Кроули мог осмыслить. Чтобы успокоиться, Кроули швырнул купленный томик Джейн на переднее сиденье Бентли, сотворил пакет горошка и направился в Сент-Джеймс. Сент-Джеймс не был местом, куда они ходили исключительно вдвоем. Наоборот, Кроули часто бывал здесь один, когда хотел вспомнить что-то хорошее или отвлечься от плохого. Сент-Джеймс как-то… имел смысл что ли. Как паб, только без алкоголя. Он сидел на скамейке у моста и пытался, не вставая, добрасывать горошины до воды. Парк был какой-то непривычно заросший и запущенный: видать еще не оформленный между сезонами цветения. Даже в воде плавали тонны пуха и пыльцы. Кроули был доволен: соответствовало его настроению. У берега плавал одинокий белый лебедь среди толпы коричневых и черных уток. Кроули размахнулся посильнее и прицельно кинул в него горошиной. Горошина отскочила от белого лба, и птица вздрогнула и удивленно посмотрела в его сторону. – Что? Думаешь, ты лучше других, да? Ничего подобного. И вообще это не для тебя горох. – Чего ты такой вредный? – спросили рядом, и Кроули вздрогнул ничуть не хуже лебедя. На скамейку рядом с ним кто-то карабкался. Кто-то маленький, чьи пухлые ножки едва закидывались до сиденья. Ребенок не сдавался: улегся пузом на сиденье, кряхтя подтащил одну ногу, потом вторую, приподнялся на карачки и только потом перекатился на попу. Перекатилась. Кроули, завороженно наблюдавший за этими упражнениями, только сейчас понял, что это девочка. Более того, девочка знакомая. – Иви? – Дядя Кроули, привет. – Какой я тебе дядя… – Вредный. И знакомый. Ты был ничейный, а теперь ты мой знакомый. – Хм. – Что ты тут делаешь? – Не видишь? Уток кормлю. – Как-то ты странно кормишь. – Чего странного? – он взял горошину и залепил лебедю по важной шее. Тот, наконец, понял намек и поплыл прочь. Скатертью дорога. – Давай я тебя научу? – она потянулась к пакету. Первым импульсом Кроули было отпрянуть и свалить, но потом он увидел эту ручонку, которая неделю назад мягко похлопала его по бедру, когда утешить его было некому. И раскрыл пакет пошире. – А чего ты больше у нашего дома не спишь? Где ты спишь тогда? – У себя дома. У меня теперь дом есть опять. – У-у, жалко. – Ну, спасибо! Могла бы порадоваться, что я не бездомный, знаешь ли. Она посмотрела на него, нахмурившись, как будто не понимала, чему тут радоваться вообще. Потом с горстью гороха в руке сползла со скамейки. Похоже, ее совсем не расстраивало, что она зря так долго сюда забиралась. Не дожидаясь Кроули, почесала к пруду – так решительно, что у Кроули даже екнуло внутри: «Щас свалится!» – Ив! Иви! – раздался громкий и испуганный женский голос. Иви не обратила на него внимания, занятая ссыпанием горошин из потной ладошки в пруд. Кроули оглянулся и увидел, что к ним неуклюжей трусцой торопится пожилая дама, чуть полная и просто, но аккуратно одетая. – Ты куда опять убежала, бандитка? Пользуешься, что я за тобой не успеваю… – Бабу-уль! – Иви запротестовала, когда бабушка схватила ее за руку. – Я же уток кормлю! – И чем ты их кормишь? – Горохом. Дядя Кроули дал. Дама ахнула. – Какой еще дядя? Ты же знаешь, что нельзя с чужими дядями разговаривать! – Он не чужой, он мой. Вон он. Кроули хотел было ретироваться, пока суд да дело, но успел сделать только пару шагов от скамейки. – Извините, – сказал он. – Она очень общительная. Не отвертелся. – О, это точно. Это вы извините, сэр, – бабушка Иви окинула его беспокойным бабушкинским взором, и, похоже, не особо успокоилась. – Мы пойдем. – Не-е-ет, – заныла Иви. – Хочу тут, с Кроули, уточек кормить! – На вот. Только не голоси, – Кроули протянул ей пакетик. Она тут же затихла и полезла в него. – Ты тоже, – кивнула она на пакет. Кроули достал пригоршню. Она потянула его свободной рукой к пруду. Бабушка удивленно наблюдала за ними. – Теперь кидай. Вот так. И они стали кидать. Вместе и по очереди. Выбирая тех уток, у которых еще не было угощения, стараясь накормить всех. Кроули, словно загипнотизированный, наблюдал за движениями маленьких ручек, слушал детский смех. Будто какое-то подобие смысла появилось в бессмысленности и хаосе, где он тонул, как горошина в пруду. Он знал, что это только иллюзия, отвлекающий маневр, но он был благодарен за это временное облегчение. Когда горох почти кончился, утки наелись, а Иви надоело заниматься благотворительностью, она вытерла руки о штаны и сказала: – Ты к нам приезжай еще спать, ладно? Ты там должен стоять, а то я без тебя боюсь засыпать. Бабушка аж опешила. Кроули стало неловко. Надо было как-то объяснить, но хотелось поскорее сбежать. – Э-э… Посмотрим, ладно? – Ага. Мы посмотрим в окошко сегодня, и я буду спать, только если ты будешь. – О чем она? – с подозрением спросила бабушка. – Я… э-э… раньше жил у вас по соседству, и моя машина там стояла… Видимо, она привыкла. – А-ах, это вы! – всю настороженность с бабушки как рукой сняло. – Ну, тогда все ясно! То-то я думаю, куда машина подевалась, и Ивочка всю дорогу скулит про какого-то Кролика… Это вы, значит? – Да, я… Энтони Кроули, к вашим услугам. – Приятно познакомиться. Миссис Лайтхаус. Анна. Ну что ж, может быть, еще увидимся. – Ага. – Пока-пока, Кроули, до вечера! – Не волнуйтесь, она к вечеру забудет, – шепнула Анна. – Не забудет, – передразнивая ее, прошипела Иви. И они ушли. Кроули ссыпал остатки гороха в озеро, смял пакетик и побрел к выходу с другой стороны парка.