choice

Омега послушно сидел на коленях. Руки лежали на бедрах, плечи были расправлены, а подбородок вздернут наверх. Казалось бы, довольно горделивый вид, если бы не широко раскрытый рот. Услужливо распахнутый, готовый принять чужую плоть. Если бы не нагота, не набухшие кровавые следы свежих рубцов по всей спине. Если бы не крупные капли слез, застывшие в уголках прикрытых глаз. — Так значит… 2 тысячи золотых, — довольным голосом подвел итог один из двух присутствующих альф, — и место для вашей сырой шерсти на моем корабле обеспечено. — В точности, как я и надеялся… — второй альфа определенно тоже доволен сделкой. Он, время от времени пригубляя бренди, бросал на замершего омегу заинтересованный взгляд. — С вами очень выгодно иметь дело, господин Кан… — он неловко хихикнул, — И этот омега мой сладкий подарок? — он видел, как омега с открытым ртом глотал слюну, не смея двигаться, пока ему не дали дозволения. Это было так интересно и маньяще…интригующий дар. — Только то, что я позволяю трогать. — встав, обозначенный господин Кан направился к омеге. Тот напрягся, но сидел смирно. Тело покрылось гусиной кожей то ли от холода, то ли от страха. Господин Кан сжал подбородок омеги, сильнее, чем требовалось, но тот так и не поднял опущенного взгляда. — Изысканный подарок для изысканного клиента. — Плачу сверху десять золотых за него всего. За ночь. — и это достаточно высокая цена за продажного омегу. Однако. Господин Кан принял вид искренне оскорбленным. — Господин Ли, — воскликнул уязвленно, — вы унижаете моего брата таким недостойным предложением, ведь он ревностно хранит себя для будущего мужа. — господин Кан откровенно измывался над омегой, отлично понимая, что высокую цену за ночь с ним — не проститутом — никто не предложит, а вот выгодно пристроить в богатую новообразовавшуюся семью — еще кое-какая возможность есть. После гражданской революции образовался новый каст в обществе, не принадлежащий дворянам и не считавшийся крестьянством, нечто, занимавшее промежуточное положение между ними. Это сословие было свободным, представители имели равное право становиться государственными служащими после сдачи экзаменов. Именно к ним и относился господин Кан с господином Ли. Лица свободного сословия чаще всего вели дела друг с другом на разных условиях, так было удобнее, да и аристократы не особо жаловали их. Именно в данном случае господин Кан вел собственную выгодную игру: заключал сделку и при этом мучил доверенного брата. — Нижайше прошу прощения. — господин Ли впервые выглядел сконфуженным. Кажется, его смутил факт родства предложенного омеги и делового партнера. Хоть у кого-то оказалась совесть, но недостаточно сильно развитая, чтобы отказаться от податливого омеги. — В таком случае, я не имею права отказываться от подарка, чтобы еще больше вас не оскорблять. — извращенец. Господин Кан пару раз похлопал омегу по щеке, как будто угрожая, и отошел подальше. Альфа сконфуженно огляделся на него. — При вас? — Я должен помочь своему брату сохранить свою невинность, уважаемый. — тон был снисходительный, саркастичный, и непонятно было, остался тот из-за озвученного или же был извращенцем, коих было немало. Коим был и сам господин Ли. В принципе, тому было все равно, он лишь жалел, что ему не рассказали про родство после того, как его достаточно хорошо ублажат. Господину Ли стоило лишь встать на ноги, как омега, после призывного «Хосок» из уст брата, словно ожил, и пришел в движение: все также стоя на коленях, подполз к чужому альфе и начал расшнуровывать теплые кожаные штаны, чтобы добраться до теплой, еще мягкой альфьей плоти и вышколенно взять в рот… Хосок бегал по очищенному от снега заднему двору. Он весело хохотал, убегая от двух маленьких близняшек и золотистого ретривера, — питомца детей. За их счастливой беготней следила Чхве Сынчоль, удобно устроившаяся в глубоком кресле-качалке. Она была на сносях, совсем скоро должна была родить. Сынчоль была тщательно закутана в меховое одеяло, а под креслом возле ног стояла маленькая затопленная печка. — Поберегите своего дядю. — воскликнула она, когда близнецы нагнали Хосока и повалили в скоп снега. Ретривер, разделяя счастье резвящихся, с громким лаем запрыгнул на них сверху, вызывая новую волну хохота. — Так, всё, девочки, слезьте с дяди Хосока. — голос матери стал строже, и близняшки вынуждены были послушаться. Стряхнув снег, Хосок помог нахлобучить сестрам шапки обратно, также стряхнуться. — Хосок… — Чхве Сынчоль поманила к себе младшего брата своего мужа. — Опиум скоро прекратит своего действие, а ты слишком разошелся. — Омега помог беременной невестке встать. Та выглядела встревоженной, определенно волновалась за следы от плети на теле деверя. — Домой, детки! — Щеки и нос Хосока раскраснелись, дыхание было сбито, и этот омега всегда выглядел донельзя восхитительно-счастливым. Искренне любящим жизнь во всех ее проявлениях. Глядя на него невозможно было догадаться, что за зверства делались с ним по ночам. — Хосок… — Я в порядке, Сынни…правда, в порядке. — улыбнувшись опередившим их девочкам, он громче добавил. — И буду еще лучше после чашечки горячего молока с медом. — Фу-у… — задорно ответили ему детские голоса, не любящие молоко от слова совсем. Хосок просто обожал дразнить своих племянниц. Омега старался находить радость во всем, что его окружает, жадный до жизни, жадный до счастья. В его случае измученное тело не равнялось измученной душе.