choice

— Что…происх… Нет! — тихий вскрик госпожи Сынчоль моментально разбудил Хосока. Он ужаснулся, когда в неверном свете одинокой свечи увидел, как Енсок тащит Сынни за руку. — Нет, пожалуйста… — рыдала женщина, пытаясь схватиться хоть за что-то. — Вот так, правильно, ты забыла, что твое место в моих ногах, грязная шлюха. — рычал мужчина. — Прекрати! — завопил Хосок, поняв, что это не дурной сон. Он сорвался с постели и бросился на брата. — Енсок, остановись! Шум разбудил близняшек. Они испуганно смотрели на яростную выходку отца, не в силах двинуться от охватившего их детские невинные тела ужаса. И только когда их мама особо горько закричала — альфа перехватил омегу за волосы, чтобы отбиться от Хосока, — они кинулись к матери, пытаясь высвободить ее волосы. Они рыдали, боясь отца и ненавидя за жестокость к матери. Каждый из них устал бояться. — Омеги в этом доме смеют мне перечить?! — закричал Кан Енсок, одной рукой отталкивая младшего брата, ногой пиная детей. Встав, Хосок вновь бросился вперед, понимая, что сил не хватит, но не в состоянии допустить то, что задумал Енсок: он ведь истязает Сынни! Он пьян, обозлен за вечернее самовольство, еще и вмешательство графа в собственном доме оставило свой неизгладимый след. Енсок перехватил младшего брата за шею и с лютой ненавистью посмотрел ему в лицо, пугая до безумия. — Тебя тоже ждет особый вечер. Готовься. — И откинул в сторону. Намеренно или нет, но он вложил чересчур много силы, и слабое тело омеги ударилось о детскую люльку, да так и осталось лежать. Разбуженный малыш начал истошно кричать, испуганное бедное дитя, и только тогда, когда дверь захлопнулась с той стороны — альфа их еще и запер, — пребывающая в оцепеняющем ужасе кормилица смогла встать и поднять на руки плачущего малыша. Она пыталась успокоить и близняшек, которые подползли к бессознательному телу Хосока, но ее сил не хватало. Вскоре и сама кормилица беспомощно разрыдалась, безуспешно подкидывая ребенка на руках. — Я поставил на Пегаса все свои деньги, и проиграл! — печаль альфы никем не была разделена, напротив, за столом все рассмеялись. — На какой дистанции? — с полуулыбкой спросил Кан Енсок. Он светился и был доброжелательным, самым лучшим хозяином в этом сезоне. Угождал каждому из гостей, был внимательным и заботливым. — На самой длинной…4 версты. — гости зашлись очередной волной смеха, а Енсок улыбнулся, довольный, что смог всех рассмешить. Хосок сидел прямо, смотрел только вниз. У него болела шея и поясница, тело ныло из-за неправильного положения прошлой ночью: омега пришел в себя спустя пару часов. Сынчоль лежала на полу и тихо рыдала, а дети, уставшие от слез, беспокойно спали в постели. Хосок не мог смотреть на омегу, та была истерзана: тело было в синяках, а ночное платье разорвано в клочья. Омега была грязная. Была в грязи Енсока. — Вы заболели? — Ким Сокджин застал омегу врасплох. — Нет. — ответ прозвучал жалко и хрипло, поэтому Хосок торопливо прочистил горло. — Я не болен. — Вы выглядите бледно. — омега покачал головой. Он встал и вышел из-за стола: граф сидел в начале стола, и подошел к нему только когда трапеза кончилась. Все они жертвы светского этикета, Хосок сейчас особенно благодарен за это. — Пойду подышу свежим воздухом. — граф протянул руку, но омега не спешил принимать ее. — Покажите ваш чудесный сад, окажите гостеприимство. — Хосок вынужденно согласился. Они вышли первыми, мало кто торопился выходить: праздник алкоголя и сигары лишь начинался. — Я не видел госпожу Чхве сегодня. — Она…неважно себя чувствует. — омега, зажмурившись, замер на крыльце, позволяя себе привыкнуть к солнечному свету. — Я осмелюсь вмешаться и спросить…вчера ваш брат что-то сказал вам? — А должен был? — Я…вызвал его недовольство, когда вмешался. Простите. Я тогда не думал о последствиях. — Последствий и не было, граф. — омега спустился со ступеней, альфа покорно шел рядом. — Сокджин. — Простите? — Мы с вами теперь друзья, и нам позволительно звать друг друга по имени. — терпеливо напомнил. Хосок, далекий от праздного легкомысленного настроения, неожиданно смутился от его слов. — Не думаю, что смогу звать вас по имени. — Всему свое время. — примирительно отступил граф. Тактика графа была ненавязчивой, легкой и дружелюбной, и Хосок сам того не желая, поддавался его обаянию.