choice

— Госпожа… — старая экономка, заставшая Кана еще в младенчестве, глубоко уважала свою хозяйку. Животное отношение господина к своей госпоже никак не поколебало ее благосклонность к умной и терпеливой, пусть и низкородной, женщине. — Некоторые гости отбывают. — Давно пора. — госпожа Чхве с тихим стоном присела на скамью под виноградной лозой. Она находилась за домом, поближе к скотному двору, где гостьям не интересно гулять из-за дурного запаха. Госпожа откровенно избегала своих гостей, пока Хосока с девочками отправила на конную прогулку. Где-то по саду гуляла кормилица с Квансу. — Госпожа…стоит ли позвать лекаря? — Сынчоль в который раз за последние два дня прислушалась к себе, и только потом покачала головой. — Не стоит. Я буду в порядке. Старая экономка с еле скрываемой жалостью осмотрела истощенную хозяйку, но не рискнула облечь свое сострадание в слова. — Распорядись, чтобы наши хорошо проследили за слугами гостей, и сама проследи за этим. — Да, госпожа. — бросив последний взгляд на список блюд, составленный для обеда и ужина, Сынчоль вернула экономке. — Пусть приступают к заготовке. — экономка забрала меню и удалилась. Госпожа Сынчоль аккуратно откинулась на спинку скамьи. В действительности она чувствовала себя ужасно, ее тело было в синяках, и даже волновалась, все ли в порядке снизу. Но не могла пожаловаться, так как заставит Хосока лишь волноваться: тот, кто спокойно позволил ей мучаться от послеродовой лихорадки и оказаться на краю смерти, ни за какие блага не согласиться позвать лекаря из-за травм после жесткого «исполнения долга». — Можно к вам присоединиться? — госпожа Сынчоль вздрогнула от неожиданности. Она резко присела, от чего в ребрах остро закололо. — Вы в порядке? — Граф… — он положил руку ей на плечо, не позволяя вставать. Ким Сокджин встал напротив нее на приличном расстоянии. Альфа, как и всегда, выглядел безукоризненно, и это притом, что приехал без сопровождения личного штата. — Так вы в порядке? — Легкое недомогание. — отмахнулась женщина. Но она плоха во лжи: ни экономка, ни граф не поверили ее словам. — Думала, вы с моим супругом. — Хосок очень много рассказывал про вас. — проигнорировав слова госпожи, вдруг произнес Ким. — Про себя — не особо, а вот про свою семью…с огромной любовью и удовольствием. — И про брата? — Ким Сокджин, помедлив, покачал головой. — Только про тех, кто его любит. — Сынчоль отметила, насколько ловко тот выражается. Очевидно же, что граф нашел ее с определенной целью. — Я рада, что Хосок чувствует себя любимым. — искренне ответила Сынчоль. — И тем сильнее мне интересно, в каких взаимоотношениях братья. — А почему это вам интересно? — Ким поджал губы. Очевидно, госпожа Сынчоль имеет право так дерзко разговаривать с самим графом, пусть она и хозяйка дома, но Ким не обращает внимание на ее манеру речи. Нет. Его больше заботит суть разговора. — Хочу быть хорошим другом для Хосока. — А он сам об этом просил? — Хосок ничего не рассказывает касательно Кима Сокджина, и Сынчоль не понимала, плохо это или нет. — Вы задаете простые вопросы, но с явным подвохом. — Отнюдь… — госпожа перевела взгляд на изгородь скотного двора. Она о чем-то размышляла, прикидывала, стоит ли действительно говорить то, о чем так хочется. — Могу ли я надеяться на вашу благородность и честь, господин Ким? — Безусловно. — тотчас ответил Ким. Он не напрягся, не заволновался, спокойно уверял о своей надежности, вселяя спокойствие и уверенность в омегу. Кивнув, госпожа Сынчоль начала развязывать шелковый шарфик на шее. Она избегала взгляда графа, но чувствовала холодное напряжение. Сложив шарф на коленях, она вновь посмотрела на изгородь, но перед глазами ничего не видела из-за волнения. — Я не имею права рассказывать то, о чем Хосок предпочел умолчать. Но это… — женщина кончиками пальцев коснулась ужасных синяков на шее, — касается только меня, поэтому… Если вы как партнер супруга спрашиваете, в порядке ли мы, отвечу, да. Поэтому, не спрашивайте больше. — женщина обратно завязала шарф. — С Хосоком… — голос графа стал совсем низким и хриплым. Он не в силах был разлепить губы, настолько был в ярости. Граф даже неосознанно подался вперёд, будто не в силах себя держать в руках. — После родов Кан оставил меня умирать. Хосок…этот мальчик…буквально спас меня: по сточной трубе залезал в мою комнату, сменял постель и оставлял в комнате, чтобы внутри стоял смрад, но я была чистой и сухой… Он меня выходил, рискуя своей жизнью. — Поправив шарф, госпожа Сынчоль строго посмотрела на графа. — Поэтому даже как другу не позволю вмешиваться в наши дела, будучи не уверенной, что это вмешательство не обернется для Хосока чем-то хорошим. Граф побелел, как мел. Он не бросался обещаниями и заверениями, что не навредит, что спасет их ради Хосока, — госпожа Сынчоль такого и не ожидала. Она хотела дать понять, чтобы имел туманное представление, с чем он рискует связаться. — Я вас понял… Примите мои пожелания скорейшего выздоровления. — наконец сухо бросил граф, затем ушёл.