choice

— Если этот ублюдок узнает, что ты хочешь взять в мужья Хосока… никогда в жизни не отстанет! Присосется как пиявка, поставит себя в выгодное положение еще до того, как отдаст тебе омегу! — Пак старался идти шаг в шаг с графом, но на один широкий шаг ему приходилось делать два резких, поэтому запыхался. — Проще выкрасть, сбежать, да что угодно, лишь бы не связываться с этим грязным подонком! — И держать Хосока взаперти, чтобы никто его не нашёл, так? — Граф с грохотом отворил входные двери, раньше, чем успел дворецкий. — Я не поступлю так с Хосоком. Он уйдет отсюда с гордо поднятой головой. — Пак не был в курсе всего, что происходило с омегой, Сокджин ему не все рассказывал. Он подозревал, что от него скрывали некую тайну, но и того, что знал было достаточно, чтобы всполошиться: избивать жену, избивать брата, держать все поместье в страхе, привозить малознакомых столичных тварей гостить в доме, подпустив слишком близко к своим драгоценным омегам! Пусть Пак и подонок, путавшийся с чужими омегами, но он никогда не опускался до принуждения: когды ты живешь в несчастливом браке, каждый источник собственного счастья будешь оправдывать. Связываясь с занятыми и свободными, он всегда был тверд в одном: никаких обещаний и чувств, лишь физическая близость. Бывали дни, когда Пак искренне презирал себя за собственный образ жизни, однако все его проступки меркнут и блекнут в сравнении с отвратительностью Кана. — Ты хочешь собственноручно накинуть петлю на свою шею! Этот ублюдок будет всю жизнь наживаться на тебе! — Только на расстоянии вытянутой руки, иначе лишиться ее в тот же момент. — Пак закатил глаза и остался стоять у подножия ступеней, а граф, перескакивая несколько сразу, поднялся в поисках Кана. — Сумасшедший. — покачав головой, он вышел обратно и направился за дом. Он несколько раз замечал хозяйку в уединении, но никогда не мешал ей, позволяя отдохнуть и от шума, и от проблем. Сейчас же совсем другая ситуация. — Госпожа Чхве. — женщина крупно вздрогнула, поспешно стерла слезы с лица. — Что с вами?! — Пак тут же переменился в лице. — У вас болит что-то? — встревоженно присел на колено, пытаясь заглянуть в лицо омеге. — Ну же! Скажите! Позвать кого-то? — госпожа Чхве схватилась за альфу, когда тот собирался убежать обратно. — Нет… — она отдернула свою руку и замахала перед лицом, пытаясь успокоиться. — Вы…поймали меня в минуту слабости, и все тут. — Простите, что даже тут докучаю вам. — Пак Чимин искренне сожалел. — Я…могу для вас что-то сделать? Воды? Вина? — госпожа Чхве покачала головой. — Если бы я каждый раз находила утешение в алкоголе, то давно спилась бы. — Как вариант, ищите утешение в других людях. — госпожа Чхве неожиданно фыркнула. — Последовать вашему примеру? — Простите? — Я наслышана о вас, господин Пак. — женщина вперилась в него тем самым льдисто-обжигающим взглядом, который преследовал Чимина на каждом шагу в ее обществе. — И поверьте, категорически не одобряю ни один из ваших пороков. — Мои пороки зависят от рассказчика, госпожа. — Пак не рискнул моментально опровергнуть или же покорно склонить голову. — Гости моего супруга весьма лестно отзываются о вашей добродетели, и мне этого достаточно, чтобы сделать собственные выводы. — Паку не было что на это противопоставить: госпожа Чхве презирает как гостей супруга, как супруга, так и Чимина. Это безвыигрышная ситуация. — У меня нет гнусных намерений, госпожа Чхве, уверяю. — Будучи в разводе, теперь ни один из своих намерений вы не назовёте гнусными. — язык этой женщины хуже рапиры! Пак Чимин остался стоять, ущемленный и оскорбленный, но достаточно совестливый, чтобы не начинать оправдываться. — Оставим мою запятнанную репутацию для обсуждения вашим гостям, госпожа. Я тут ради своего друга…в отличие от меня, у него чистые побуждения и благородные стремления… Я не могу сказать, насколько глубоки его чувства, да и перевешивают ли они жалость к омеге, но…он намерен взять Хосока в мужья. — госпожа Чхве пораженно уставилась на него. — Вы серьёзно? — Весьма… Но ситуация такая, что счастье наших молодоженов будет омрачать ваш супруг… Я уверен, что Сокджин сделает все ради довольства Хосока, я вас уверяю, мой друг готов самозабвенно отдать всего себя этому омеге… я даже думал, что он эту зиму не переживет, а умрет от тоски… — голос Чимина был задумчивый. Он погрузился в унылые воспоминания, когда и его счастливый развод, и ноющая тоска Сокджина тса неудачно совпали. — Так почему он ни разу не приехал навестить Хосока? — Я его отговаривал… Я что тогда, что сейчас не уверен, благородство ли управляет моим другом или же нежные чувства. — И вы имеете наглость признаваться в таком сейчас?! Не имея ни малейшего понятия, что даже чужая жалость будет спасением для другого?! — госпожа Чхве вскочила и хлестко ударила альфу в лицо. Затем ошеломленно уставилась на свою же руку. Она впервые в жизни ударила кого-то. И не кого-то там, а альфу. Госпожа Чхве испуганно отступила на пару шагов, когда Пак перевел на нее удивленный взгляд, потом сильно сжалась, пытаясь сдержать дрожь и наступившие слезы страха. — Простите…думаю, я правда заслужил эту пощечину… — прочистив горло, заметил Пак. — Я не имел права вмешиваться…простите еще раз. — Госпожа Чхве не сводила с него взгляда, словно ожидала, что на нее сейчас набросятся, чтобы отомстить, проучить. Паку стало тошно. — Вы меня простите? — непонятно почему, но ему было важно услышать ответ. Ему было важно, чтобы страх в глазах этой дамы исчез. По крайней мере, пока та смотрит на него. — Д.да, и вы мен- — Вы не должны извиняться. — перебил Чимин. — Позволите проводить вас в дом? Солнце скоро сядет. — Пак протянул локоть, и потерянная госпожа Чхве положила свою дрожащую руку на него.