friche

Эван никогда не сталкивался с понятием любви. Да, он замечал тех ребят в Академии, которые обнимались и тайком целовались, но он понимал, что все это никогда не являлось чем-то серьезным. Его родители были слабыми показателями любовников, в семьях подобного Розье статуса люди вступали в брак по расчету в поисках взаимовыгоды, и чаще всего партнер искал человека из своего круга аристократов. Родители Эвана и Пандоры точно не любили друг друга. Отец манипулировал всей своей семьей, держа при этом свое лицо и отдавая приоритет сохранению традиций французского высшего общества. Мать была совсем другим человеком. Она была вынуждена выйти за Розье старшего по наставлению своей семьи, она была женщиной, из-за чего за нее ее судьбу решили другие. Эван никогда бы не пожелал Пандоре такого будущего, а сам в детстве пообещал себе, что не сломает чужую жизнь подобным образом. Кроме этого момента у него даже времени не было задуматься о том, какой может быть его личная жизнь, ведь все время жил по указам отца. Из-за его пропаганды о красоте тела и образа жизни Эван даже не смел позволить себе думать, что кто-то когда-нибудь сможет полюбить его таким. Он всегда был недостаточно красив, умен, недостаточно хорош собой, а с наступлением совершеннолетия он вообще не мог представить, что кто-то будет способен вынести его внутренний мир, кроме его самого. И все же, вот он лежит в пятом часу утра, мучаясь от бессонницы и от мыслей о любви. Через несколько дней уже все знали о том, что Марлин и Доркас начали встречаться. Еще бы, только слепой бы не заметил, как они, сидя на диване, изучают рты друг друга своими языками. Все остальные быстро приняли этот факт, и Эван последовал их примеру. Но все же он не мог понять философию романтических отношений. Он чувствовал себя странно, очень странно. Одна мысль о том, что его может кто-то хотеть поцеловать, коснуться или просто быть рядом, кружила ему голову, но в плохом смысле. Его чуть ли не тошнило от подобных образов. Он встал, расправляя складки своей хлопковой пижамы, и направился к напольному зеркалу своей комнаты. Включив лампу, он начал осматривать себя с ног до головы и обратно. Лицо было бледным и помятым от отсутствия сна, ключицы сильно выпирали, и это выглядело немного нездорово. Подняв края пижамной рубашки, он увидел впалый живот и очертание тазовых костей. Запястья он мог обхватить одними большим и указательным пальцами. Он выглядел отвратительно. Еще хуже было то, что этого все равно было недостаточно его отцу. Он внушил Эвану эту нелюбовь к себе и своему телу, внушил, что он недостаточно старается, чтобы оправдать ожидания остальных. Иногда ему казалось, будто его выставляют на продажу на аукционе, как какую-то очень дорогую вещь, на вид совсем не совпадающую с начальной ценой. Он смотрит со своего места в зал, окидывает каждого человека взглядом, полным надежды, внутри все трепещет от ожидания. Но никто не поднимает руки, никто не выражает интереса, все ждут торги за следующий объект, и внутри Эвана что-то падает. “Недостоин” — проносится у него в голове, и его с позором в горле выводят с аукциона. Он и правда недостоин любви. И именно в пять часов утра, когда он стоит перед своим отражением, он понимает, что он был настолько глуп и несообразителен, чтобы не заметить знаки, подтверждающие его вывод. Теперь он вспомнил все те взгляды, которые бросала Пандора, вспомнил изменившееся поведение Сириуса. Он терял их, и все из-за любви. Удивительно, как он раньше не заметил всего этого. Видимо, он был слишком занят своими мыслями о том, что он оказался менее интересным им, как только они получили возможность выйти за границы им дозволенного и переключиться на что-то новое, неизведанное и более подходящее им. Эван нашел в себе силы собраться и пообещать себе, что если его друзья захотят уйти от него к другим людям, он постарается порадоваться за них, ведь они заслуживают кого-то лучше, чем он. Лили и Ремус были чудесными людьми, и он прекрасно понимает выбор своей сестры и Блэка. Он сыграет еще одну роль, отпустит их и останется один. Мы с тобой одинаковые, Эв. Верно. Барти сказал ему это. Какова вероятность, что и он в какой-то момент уйдет от него? Крауч сказал ему, что он такой же. Значило ли это, что Барти нужен был именно Эван? Он не мог придумать ответ на этот вопрос. Решение было простым: он будет ждать, будет ждать до первого намека на то, что он больше здесь не нужен. А потом он скажет Барти спасибо за то, что тот терпел его столько времени и попрощается с ним.

𝜗𝜚

Две последующие недели были похожи на ураган. События резко сменялись другими, работа над итоговой работой продолжалась, а Эван постепенно уходил все дальше от реальности. Он отчаянно держался на сигаретах, разговорах с Ремусом и постоянном присутствии Барти. В голове кипела каша из страданий по сестре и другу, дедлайнов, критики отца и собственных мыслей. Эван хотел бы перестать существовать хотя бы на три секунды, чтобы не было ничего, что его беспокоило: ни окружающего мира, ни его самого. На последней паре по графике он не мог думать ни об окружностях, ни об осевой структуре из-за пульсирующей боли в висках. Еле дождавшись конца занятий, он попрощался с Барти и направился в курилку, где после сделал желанную затяжку. На его телефон пришло сообщение человека, от которого Эван мог ожидать этого меньше всего. “Мы можем встретиться сейчас? Мне нужно поговорить.” Эван докурил и вышел к главному входу здания. Ждал он недолго, потому что через пару мгновений к нему подошёл Регулус и, подхватив за руку, повёл его по аллее. — Куда мы идем? — спросил его Эван. — Куда-нибудь, где нас никто не услышит. — Парню сразу стало не по себе. Должно быть, младший Блэк собирается предложить ему спрятать труп, иначе к чему такая скрытность. Они зашли в какое-то кафе и сели за самый дальний столик, где скорее всего была самая слепая зона. — Так что? Ты кого-то убил? Мне пора нервничать? — Слушай, Эван. Из всех людей ты наверное самый вменяемый, поэтому мы с тобой сейчас здесь. — Интересная оценка, хотя я вряд ли бы с ней согласился. Мы грабим банк? — Ничего криминального, иначе бы я пошёл к Сириусу или Пандоре. — А вот это уже более похоже на правду. Тогда в чём же дело? — Кто-то издевается надо мной, и я не знаю кто это. — То есть как не знаешь? — То есть мне подкидывают разного рода записки. — Что ж, Эван ожидал чего-то подобного. Ученики Академии никогда бы не делали что-то публично, все в своих родителей. Странно только то, что из всех них они выбрали Регулуса, который всегда играл по их правилам, ну или делал так, чтобы остальные так думали. — Они у тебя с собой? Может мы узнаем что-то по почерку? — Да, сейчас. — Регулус достал из сумки несколько листочков, на которых Эван вскользь разглядел что-то красное. Неужели кровь? — Прочитай и скажи, что ты думаешь. — Эван так и сделал. Пока он читал, он не мог понять, почему он считал Регулуса самым умным из их бывшей четверки. — Рег? — Да? — Ты знаешь, что это? — Эван указал на записки. — Я уже сказал, кто-то решил надо мной таким образом поиздеваться. — Это любовные послания. — Кому? — Тебе. — Он сдерживал смех изо всех сил. — С чего ты взял? — Тут написано “Для Реджи”. — Я не про это, с чего ты взял, что они любовные? По-моему, это просто чья-то несмешная шутка. — Твои глаза, как небо после грозы, как густая пелена тумана. — Я же сказал, это не смешно. — Думаешь, кто-то бы сравнил твои глаза с небом после грозы, чтобы подшутить над тобой? — Какой смысл вообще делать это тайно? Я даже не знаю, кто это написал! — Кто тебя называет Реджи? — Сириус. — Глаза Регулуса расширились. — Это он! Он надо мной пошутил! Как я раньше не понял? — Уверен, он сейчас занят глазами другого цвета, чтобы успевать писать и подбрасывать тебе эти бумажки. Это должен быть кто-то из нашего окружения. Точно не Марлин с Доркас. — Тогда Ремус? — Боже, Эвану нужен был выходной. Почему никто не видел того, что видит он? — Точно нет. Мэри? — Вряд ли, мы с ней едва ли парой слов перекинулись. — Может, Питер? — Джеймс сказал, что его никто в этом плане не интересует и вряд ли будет. — Точно! — На Эвана снизошло озарение. — Что? — Остался только Джеймс! Боже, это точно он. — Невозможно. — Думаешь? — Определенно. Только не Джеймс. Это не может быть он. — На нем закончились все варианты. Если только ты втайне не общаешься с кем-то помимо нас. — Конечно, нет. Вряд ли это Малфой, он давно закончил обучение. Какое-то время они сидели в молчании, пока Регулус обрабатывал полученную информацию. — Это Джеймс. Черт. — Рад, что все разрешилось. — Эван начинал уставать. — Ничего не разрешилось! Что мне теперь делать? Как мне с ним вообще взаимодействовать с этого момента? — разнервничался Регулус. — Я думаю, тебе стоит поговорить с ним. Только не делай так, как сегодня, иначе у него случится инфаркт. — Верно. Поговорить. С Джеймсом. — Именно. — Я не могу с ним поговорить. Что если я все не так понял, и он имел в виду что-то другое? Тогда я буду выглядеть максимально глупо! — Пока Регулус переходил на повышенный тон и начинал истерику, Эван вытащил из кучи записок несколько из них и начал читать. — Твои руки всегда такие холодные. Надеюсь, что когда-нибудь ты позволишь мне их навсегда согреть. — Он взял другой листок с нарисованными сердечками. — Все, о чем я могу думать целыми днями, это ты. — Затем взял еще один. — Реджи, я влюблен в тебя. — Эван не знал, плакать ему или смеяться. — Черт возьми, Джеймс сильно запал на тебя. Когда Розье оторвал взгляд от бумажек и поднял глаза на Регулуса, тот был похож на самую спелую клубнику. — Я понял, спасибо большое. — Он тебе нравится? — Я не знаю. Как люди понимают, что им нравится человек? — Я не знаю. — Они снова замолчали. Эван действительно не знал, как понять, что ты влюблен в кого-то. Но он хотел разобраться в этом. — Тогда скажи мне, что ты думаешь о Джеймсе? — спросил Розье. — Джеймс Поттер, лучший друг моего старшего брата, — что-то больно кольнуло Эвана в груди, но он продолжил слушать, — и по совместительству самый простой человек, которого я когда-либо знал, я думаю. Он очень дружелюбный, заботливый друг. Он неплохо учится, любит готовить, у него чудесная семья. Он довольно привлекательный, занимается спортом и даже читает книги. Он хороший слушатель, потому что он часто просит меня рассказать о чем-то, что интересно мне, и никогда не перебивает меня. Он заваривает для меня чай, когда мы сидим вместе в убежище. Он открывает мне двери, иногда помогает мне с тяжелыми книгами, часто волнуется за меня. А еще он смеется над моими шутками. Ты замечал, что у него появляются ямочки, когда он улыбается? — Нет, но знаешь, что я заметил? — Что? — Сердечки в твоих глазах. — Эвану больше не нужен был выходной, он просто хотел, чтобы его кто-то убил. — Ты думаешь, он мне нравится? — неуверенно спросил Регулус. — Думаю, да. Это же все упрощает, правда? Он нравится тебе, ты нравишься ему. Вам точно нужно поговорить об этом. — Что насчет Сириуса? Как он на это отреагирует? — Эван вспомнил о том, о чем думал раньше. Он собирался порадоваться за Пандору с любым ее выбором. — Мне кажется, он будет рад. В конце концов, он хорошо знает вас обоих, и вы оба ему дороги. Скорее всего, он будет счастлив, что его младший брат и лучший друг вместе.

𝜗𝜚

— Мой младший брат и лучший друг вместе! Это все больше и больше походило на дурдом, заметил Эван. На следующей неделе Регулус взглядом дал понять, что после их разговора он разобрался со всем, что его беспокоило, а по покрасневшим ушам Джеймса и очень глупой улыбке было понятно, что Блэк и Поттер теперь тоже пара. Пара идиотов. Регулус явно не планировал рассказывать всем об этом так скоро, но Джеймс все испортил, когда обратился к тому “Любовь моя”. Он был безнадежным. Спустя несколько секунд младший Блэк стоял с широко распахнутыми глазами и весь красный, а все присутствовавшие сразу же высказали своё недоумение. Сириуса эта новость потрясла больше всего. — Поверить не могу! Джеймс, это, черт возьми, мой младший брат! Господи боже! — Очевидно, Эван просчитался с его реакцией. Нужно было взять в расчет то, что Сириус совершенно другой человек, которым управляют одни лишь эмоции. Зато сложившаяся ситуация очень забавляла Барти, сидевшего рядом с Эваном, он явно наслаждался спектаклем. Парень толкнул его в бок. — Сириус, прекрати. Ты ведешь себя как ребенок, — сказал Эван. — Я? Я веду себя как ребенок? Бога ради, Регулус и есть ребенок! Он мой младший брат, Джеймс, как ты мог? — Не то, чтобы я был намного младше тебя, — вставил своё слово Регулус. — Не перебивай старших, Реджи, взрослые решают важную проблему, — ответил ему брат. — Я знал, что тебе нельзя было говорить! Ты делаешь из мухи слона! Опять! — Пока Блэки разводили очередную драму, Эван посмотрел на Джеймса. Бедный Джеймс, на нем не было лица. Сириус и Регулус срывались на крик, но Поттер явно переживал больше всех в этой комнате. — Я думал, мы друзья, Джеймс! Я доверял тебе! — продолжил Блэк, но его прервали. — Сириус, выйдем на минутку? — сказал Ремус. Все замолчали. Сириус посмотрел на Люпина, потом на Регулуса, затем на Поттера. А потом они с Ремусом вышли из убежища. Какое-то время оставшиеся молчали. — Бедолага, — как ни в чем не бывало сказала Марлин, — Выебал мозг всем, а теперь выебут мозг ему. — Глаз за глаз, — добавила Доркас. — Клин клином, — завершила Мэри. — И часто они устраивают такие сцены? — спросила Лили, обращаясь к Пандоре. — В детстве это было что-то утренней рутины. Не думала, что еще раз увижу, как они ссорятся. — Я думал, что умру, — признался Питер. — О, не переживай, они всегда были безобидными. Просто представь, как котенок и щенок дерутся, а потом засыпают вместе, как будто до этого они не кусали друг друга за уши и хвосты. — Джеймс, как ты? — спросил Эван. Джеймс выглядел крайне подавленным. — Я облажался, да? — Не-ет! — хором ответили остальные. — Все не так плохо, да? Я уверен, что все образуется, — сказал Джеймс, хотя по нему было видно, что он сам в это слабо верит. Питер утешающе похлопал его по спине. — Один день вместе, а уже стали трагедией, — изрек Барти, за что получил от Эвана ещё один толчок локтем, — Эй! Перестань меня бить! — Тогда заткнись. Ты не видишь, что делаешь только хуже? — Я не дам Сириусу испортить это. — Регулус выглядел очень серьезным. — Тогда вставай в очередь, потому что они с Ремусом очень сильно задерживаются, — весело сказала Марлин и закурила. Несколько минут они вслух предполагали, о чем же Ремус говорил с Сириусом, пока объекты обсуждения не вошли в комнату. — Сириус, начинай, — строго сказал Люпин. Тот виновато посмотрел на него, а затем обратился к Поттеру. — Джеймс, мне очень жаль, — начал Блэк, — я не хотел обидеть тебя. Я вспылил, у меня такое иногда бывает, но это только потому что я люблю вас, ребята! — Ремус снова зыркнул на него, и Сириус сменил тон. — Извини. Я думаю, что это восхитительно, мой лучший друг и мой младший брат. Вместе. Я в полном восторге! Джеймс выдохнул и засиял. Регулус прокашлялся. — Ничего еще не хочешь добавить? — Ах, да, Реджи, я не считаю тебя ребенком. — Он немного задумался. — Ну, может чуть-чуть? Ты же мой младший брат, я должен защищать тебя, понимаешь? — Ты неисправим, — сказал Регулус, складывая руки, и затем улыбнулся. — Значит, все чудесно, и никто никого не ненавидит! Так ведь? — Сириус оглянулся на Ремуса. Тот ему ободряюще кивнул. Все начали обсуждать новую тему, когда Ремус подошел к Эвану и позвал его в курилку. Розье с радостью согласился, ведь он уже давно хотел утолить свое любопытство. — Итак, что ты ему сказал? — спросил у Люпина Эван. — Кому? — Сириусу! Ты вывел его из убежища в истерическом состоянии и вернул покорным и тихим по меркам Блэка. Как ты это сделал? — Секрет фирмы. — Да ладно тебе, что ты ему такого сказал, что он даже извинился? Он попросил прощения у меня один единственный раз в моей жизни. Тогда я подумал, что наступил апокалипсис. — Ничего я ему не сказал, достаточно просто знать за какие ниточки дергать. — Эван всмотрелся в его лицо. Такое невинное выражение, что ему даже стало не по себе. — Черт, возьми, Ремус, — начал Эван, но не знал как и что сказать дальше. Ремус наверное был самым умным и наблюдательным из всех них. — И давно ты знаешь? — все-таки не удержался Эван. — А ты? — Кажется, я начал улавливать что-то после нашего первого разговора здесь. — Вот и я тогда задумался. Я понял с твоих слов, что он за человек, но потом он стал переходить даже свои границы. Как ты и сказал тогда, его очень просто читать, — сказал Ремус как-то равнодушно. — И что ты собираешься с этим делать? — Ничего. — Ничего? Но… — Эван, ничего не было, — перебил его Ремус, — Не было признания, не было прямого вопроса и ответа. Поэтому я ничего не собираюсь делать. — А что, если он признается тебе? — Буду действовать в моменте. Остается только ждать. Если он не признается, значит, он был не готов к этому. — Верно. — Что насчет тебя, Эван? — спросил Ремус так, как будто у Эвана была похожая ситуация. — Ты о чем? — Он явно не понимал, что Люпин имеет в виду. Тот лишь всмотрелся в него и сделал свои выводы, о которых не собирался рассказывать другу. — Забудь, не забивай голову. Пошли, надо проверить, как они там без присмотра мамочки. И с этими словами он повел Эвана обратно.

𝜗𝜚

Дни и недели Эван только и наблюдал, как все вокруг него сходили с ума. Его новообретенные друзья распространяли вокруг него флюиды любви, и это заставляло его порядком нервничать. Доркас с Марлин в его присутствии либо миловались, либо курили вместе. Джеймс с Регулусом стали вести себя друг с другом спокойнее и свободнее на публике, больше не стесняясь выражать свою влюбленность. Эван предположил, что в этом была заслуга Поттера. Сириус перестал дуться на брата и его парня, и вместо этого продолжил бегать за Ремусом, который его всячески игнорировал. Пандора и Лили часто учились вместе, хотя и находились на разных факультетах. Они вечно перешептывались друг с другом, сокращали между собой расстояние и, видимо, не замечали этого за собой. Одни Питер с Мэри вели себя как адекватные люди, за что Эван их невольно начал уважать больше. А еще был Барти. Барти Крауч, который вел себя как обычно, а именно — как щеночек Эвана. Он продолжал ходить за ним, часто задавал глупые вопросы, например, “Как ты думаешь, Эв, мне бы пошел бордовый цвет волос?” или “Эв, на кого мы похожи из богов греческой мифологии?”. Как они и договаривались, они не следили за работой друг друга, никто не пытался узнать, что делал другой, хотя постепенно у каждого нарастал интерес. Барти странно вписался в жизнь Эвана. По своей воле он никогда бы не стал дружить с таким человеком, как Крауч. Мало того, что они были из разных слоев общества, они вообще были разными. Барти был открытой книгой, когда дело касалось эмоций, а Эван часто надевал на себя каменную маску, но почему-то люди вокруг каким-то образом догадывались, что у него на уме. А вот он сам почти ничего не знал о своем друге. Они не обсуждали что-то личное, это всегда были дурацкие вопросы одного и однозначные ответы другого. Но в этом не было ничего подозрительного или странного, в отличии от взглядов. И не только их, Барти уделял Эвану большое количество своего внимания. Он много смотрел на него, Эван это знал. Он то и дело ловил Крауча за тем, что тот наблюдает за ним, но даже когда Эван пытался посмотреть ответно в упор, Барти лишь улыбался ему и опять начинал говорить свою ерунду. Так Розье выучил цвет глаз друга. Темно-карие, почти черные. И тогда у Барти появился свой цвет. Для Эвана он был чем-то вроде его шоколадных сигарет, они успокаивали его и снимали тревогу каждый раз, когда он делал затяжку, и каждый раз заставляли его повторять процесс снова и снова, потому что без них он сходил с ума от своих мыслей. Присутствие Барти имело тот же эффект, с ним Эван чувствовал безопасность. Шоколадный цвет смешивался с серостью дыма, и получался Барти. Кофе, который он начал недавно пить, разбавлялся молоком, и Эван видел в нем Барти. Чем больше он думал об этом, тем больше на ум приходило ассоциаций. Древесная шершавая кора, черные зажигалки, материал кожаной куртки, перечислять можно было бесконечно. Почему-то теперь Барти занял место на цветовой палитре Эвана. Его цвет был бурым. — Ты сделал проект по классицизму? — слова Барти вынули Эвана из его мыслей. — О чем ты? До проверки еще две недели. — Ты похож на отчаянного человека, который все делает заранее. В любом случае! Я подумал, мы могли бы подготовить его вместе. Я посмотрел, это разрешено. — Я думал, ты хотел взять сюрреализм. Вся твоя речь — это сплошной сюр. — Ха-ха, очень смешно, — наигранно посмеялся Крауч, — Мы могли бы позаниматься в библиотеке, сделать доклад вместе, а потом ты бы сделал презентацию, а я бы выступил. — Я вижу, ты уже все спланировал. — Да, и поэтому у тебя нет права отказываться. — Ты думаешь, что можешь так легко манипулировать мной? — Эван понял, что сказал, только после того, как сделал это. — Я уже манипулирую тобой, и это легче, чем может показаться на первый взгляд, — ответил Барти и подмигнул ему. И прямо в тот момент Эван пожалел о том, что начал это. То есть, буквально сразу же. Потому что дальше начались настоящие круги ада. Барти, случайно задевший запястье Эвана. Барти, в шутку проводящий кисточкой по шее Эвана. Барти, отдающий Эвану его чашку с кофе, который “Не такой горячий, как ты, Эв”. Его имя приобрело другое значение, все эти шутки сначала веселили его, однако спустя время они начали его раздражать, и Эван не понимал почему. Это был безобидный флирт, скорее дружеский, как он понял. Так происходит, когда два друга точно знают, что не будут вместе, и поэтому флирт их никуда не приведет, они делают это ради смеха. Эвану было несмешно. Ему было досадно, он хотел бы прекратить это между ними, вернуться к тому общению, которое не заставляет его смущаться каждый раз, когда Барти открывает рот. Но когда Барти молчал, он был… Приемлемым. Они сидели в библиотеке и искали информацию для доклада, что-то про элементы классицизма. Эван так много думал о том, что не знает Барти по-настоящему, что пытался увидеть хотя бы какой-то смысл в том, как тот выглядел. Любые знаки подошли бы, так он подумал. Спустя несколько минут поисков, Эван обнаружил родинку у Барти под левым глазом. Он видел Барти до этого момента и знал, что у него точно была эта родинка, но почему-то именно тогда Эван почувствовал, что нашел то, о чем никто другой не знал. Глаза Барти были все такими же темными, но теперь они казались ему хитрыми, как у лисы. А еще… — Влюбился в меня, Эв? — Кажется, Эван очень долго смотрел на Барти. — Что? — Вопрос застал его врасплох. — Ты пялишься. Это мешает сосредоточиться, знаешь ли. — На лице Барти не читалась усмешка, он был серьезнее, чем обычно, и от этого стало еще хуже. Эван не смог найти ни одного оправдания, как бы сильно не старался. — Извини. Я… задумался. — Ничего страшного, Эв, по-моему ты немного устал. Я сейчас вернусь, а ты пока отдохни. — Эван кивнул, и Барти вышел из читального зала. Эван облажался. Он не знал, насколько крупно, но все ощущалось по-другому. Барти не подколол его в этот раз, не считая первого вопроса. Влюбился в меня, Эв? Черт возьми, Эван был в дерьме. Он не думал ни о чем таком, но Барти наверняка ушел, потому что ему стало неприятно находиться рядом. Эван и правда пялился, это смущало и вызывало много вопросов, потому что он делал это неосознанно. Он все больше и больше беспокоился, потому что Барти не возвращался к нему, и потихоньку начинал паниковать. Однако Крауч все же вернулся. — Вот, — Он поставил на стол перед Эваном стаканчик с кофе, а затем снова уткнулся в монитор ноутбука. — Набирайся сил, Эв. Да, Эван облажался. На этот раз он точно знал, насколько крупно. Барти принес ему кофе, чтобы тот передохнул. Он принес ему кофе, потому что заботился о нем. Эван не сходил с ума, он чувствовал то, что чувствуют все нормальные люди. Барти убедил его в этом, потому что он такой же, и он заботится о нем. Барти бы не заботился об Эване, если бы не думал, что тот заслуживает этого. Влюбился в меня, Эв?