Каприз

Беременность протекала тяжело, но Марьяна стоически выносила все "сюрпризы" которые ей подбрасывал организм. Не жаловалась, не требовала к себе повышенного внимания и особого отношения. Разве что иногда у неё появлялись необычные "хотелки". Но к этому Константин уже привык, поэтому не удивлялся, если Марьяна будила его в три часа ночи, заявляя о своём желании понюхать рельсы, погрызть штукатурку, или попробовать очередное кулинарное извращение вроде чипсов с вареньем. Все прихоти жены он старался выполнять, понимая, что ей приходится несладко, хоть Марьяна об этом и молчала. Тем более, ничего невозможного она обычно не просила. Но однажды ей в голову пришёл уж очень странный каприз. Это был обычный спокойный вечер. Марьяна удобно устроилась на диване перед телевизором, релаксируя под монотонный голос ведущего программы о дикой природе. Константин сидел тут же, уложив ноги Марьяны на свои колени. Периодически отрываясь от пролистывания ленты в соцсетях (заунывный голос ведущего, который так нравился Марьяне, нагонял на него скуку), он легонько массировал ступни жены, а потом снова возвращался к просмотру очередных интернет-новостей. - Кость, накрась ногти, пожалуйста, - раздаётся внезапно, заставляя поднять взгляд от смартфона. Марьяна, ничуть не смущаясь, тянет к Косте флакончик с ярко-красным лаком. Константин хмурится. Смотрит на несчастный флакончик, как на заклятого врага, и осторожно переспрашивает (мало ли, долистался, показалось) : - Что сделать? - Ногти накрась, - повторяет Марьяна, не понимая, почему он смотрит на неё так, будто она только что предложила ему пробежаться голышом по улице. - Я? Ты как себе это представляешь? Вот сам Константин представляет. Представляет, как от него отреклась вся семья. - А что такого? Ничего странного в этом не вижу. - А я вижу! - вспыхивает он. - Я, конечно, всё понимаю, гормоны и тому подобное, но это уже перебор. Я этого делать не буду. Ты и так мной вертишь, женщина. Марьяна задыхается от возмущения. Приподнимается на локтях, и гневно сузив глаза, бросает: - Ты обалдел что ли, Гецати?! Когда это я тобой вертела?! Вы посмотрите на него... Она медленно принимает сидячее положение, придерживая руками большой живот, и продолжает свою тираду: - В кои-то веки попросила тебя о чём-то! Если выполнить просьбу беременной жены для тебя так сложно, то как на тебя вообще можно положиться?! Спасибо, помог! Всегда знала, что не откажешь! В это мгновение Марьяну захлестывает обида. Она прикусывает губу, чтобы не расплакаться, и с трудом поднявшись, уходит в спальню. Константин со вздохом провожает жену взглядом, и так стискивает смартфон в руке, что тот только чудом не трескается. Ну неужели Марьяна не могла попросить о чём-то другом?! Он бы сейчас с превеликим удовольствием помчался за оливками определённой марки, или искал бы по всему городу духи с запахом мокрого асфальта. Но нет же! Он сейчас должен сидеть и ногти красить! Нервная почесуха от голоса ведущего телепередачи достигает пика. Константин выключает телевизор. Смотрит на погасший экран, потом на этот проклятый флакончик с лаком, оставленный на подлокотнике дивана. В квартире тишина. Но Константин уверен: Марьяна сейчас лежит в спальне и плачет - гормоны делают своё дело. А врач категорически запретил ей волноваться. Тем более, на этом этапе развития лëгкие ребëнка закрываются, и в случае преждевременных родов возникнут проблемы с дыханием. Он снова вздыхает, и недолго поторговавшись с самим собой, тянется за лаком. Берёт его в руки, откручивает крышку флакончика. Фу, как же воняет эта гадость. "Ага, это позором всей семьи запахло", - поддевает внутренний голос, и Константин совсем невежливо просит его заткнуться. Вытягивает левую руку, пальцами правой зажимает кисточку, и делает неумелый мазок по поверхности ногтя. Марьяна действительно плачет. Злится на собственную плаксивость, с которой ничего не может поделать, злится на Костю, и от этого ещё сильнее плачет. Но потом гормональный всплеск всё же утихает, и она понимает, что переборщила, когда так резко говорила с Костей. Ну подумаешь, отказал ей. Ну нет, так нет. Ничего страшного же не случилось. Главное, что он её любит, и терпит все её капризы. Вытерев слëзы, Марьяна возвращается в гостиную, чтобы извиниться. - Кость, я... Её голос заставляет вздрогнуть, и Константин промахивается, оставив красную полосу на пальце, а потом поднимает на Марьяну сконфуженный взгляд, будто бы она только что застала его с любовницей. И может быть, даже не с одной. А Марьяна только сейчас замечает, чем занимался муж до её прихода. - Кость, а что ты делаешь? - осторожно спрашивает она. - Ногти крашу, - бурчит он. - Ты же сама просила. Вот. Константин вытягивает вперёд ладонь. Крепкую мужскую руку украшают неумело накрашенные ярко-красным цветом ногти. У Марьяны вырывается смешок, который затем перерастает в безудержный хохот. Она хохочет, и сквозь смех выговаривает, смахивая выступившие из глаз слëзы: - Так... мне... нужно было... накрасить... а не себе... Я... не дотягиваюсь... А ты... Марьяна заливается смехом, не в силах остановиться. Константин смотрит на неё, потом на свои накрашенные ногти и хмурится. Но смех Марьяны настолько заразителен, что долго хмуриться не получается. А Марьяна вдруг резко замолкает, и с тихим "ой" прижимает ладонь к животу. Константин меняется в лице, и подскочив с дивана, тут же оказывается рядом. - Что такое? - спрашивает, обеспокоенно глядя на Марьяну. - Разбудили ребёнка, возмущается, - объясняет она, и с улыбкой поглаживает ту часть живота, где чувствует достаточно сильные пинки крошечных ножек. От недавнего беспокойства Константина не остаётся и следа. Он тепло улыбается, и его ладонь ложится на живот Марьяны. Марьяна перехватывает её, перемещая так, чтобы Костя мог почувствовать всё "возмущение" их маленького сокровища. И он чувствует. Не в первый раз, но каждый раз воспринимает это, как чудо. Нежно и осторожно гладит живот, и вскоре пинки становятся слабее, а потом и вовсе прекращаются. - Как ты это делаешь? - спрашивает Марьяна, уже не впервые наблюдая, как их ребёнок успокаивается после прикосновений Кости, даже если устраивал дикие пляски, отбивая ей все внутренности. - Не знаю. Я ничего не делаю. Видимо, просто действую успокаивающе. - Ну, с этим не поспоришь, - усмехается Марьяна, и прижавшись к мужу, произносит: - Кость, прости меня, я вспылила. - Ничего, я всё понимаю, - отвечает он, касаясь губами её виска. - Зато теперь я точно знаю, что ты ради нас готов на всё, - она переводит взгляд на "маникюр" Кости и снова смеëтся.