Одинокая бабочка, что стремится остановить время

- С добрым утром, Ренэ! - Привет, Ри Нэ! - Здравствуй, Ренэ-чан! - Открывай глазки, милая Ренé! Добро пожаловать в этот мир! Сколько же раз она это слышала за свою жизнь... Или правильнее было бы сказать "жизни"... Если кому-то судьба благоволит, великодушно позволяя прожить достойно свой срок и встретить старость в кругу дорогих людей, то с ней судьба поступила очень жестоко. Иначе девушка не могла описать своё существование, словно всё это какая-то шутка или эксперимент, но, думается, будет лучше начать сначала... * * * Девушка 24 лет невысокого роста, с мягкими волосами средней длины цвета звезды, которые слегка вьющимися локонами падали ей на плечи, поправила высокий воротник не очень пышного тускло-лазурного платья с длинными рукавами. У запястий они были стянуты резинкой, подчеркивая тонкие и бледные ладони с длинными пальцами, а ногти миндальной формы были выкрашены в темно-лавандовый оттенок. В отличие от местных британских аристократок, на ней не было никакого макияжа; кожа и без пудры была белее снега, ресницы густыми и длинными, а губы мягкими, цветом чуть насыщенней вишневых лепестков. Всем своим видом она отличалась от англичанок 19 века, в который ей "посчастливилось" попасть на этот раз. Проходящие мимо неё люди оглядывались, бесстыже рассматривая девушку с ног до головы, кто с восхищением, кто с суеверным презрением и завистью, а кто и с дурными намерениями. А ведь она просто остановилась взглянуть на затянутое дождевыми облаками небо Лондона, где ей давно не приходилось быть. В череде множества прожитых жизней в разных странах и временных отрезках, девушке редко попадалась Англия. Почему-то Госпожа Фортуна предпочитала для неё либо заснеженную современную Россию или Японию, либо Древний Китай или Францию. Можно было сказать, что за время её "путешествия" она побывала во всех странах мира, но насладиться в полной мере, увы, не успевала... Родившись человеком в ночь високосного года, 29 февраля, когда на небе была полная луна, сама судьба прокляла сие только открывшее глаза дитя. Символом этого проклятия стало изображение старинного часового циферблата на спине, который был окружён бабочками. Стрелки этих часов двигались постоянно, словно настоящие, не останавливаясь ни на секунду, с каждым перерождением отсчитывая её время всё быстрее и быстрее, сокращая срок. А бабочки стали для девушки отдельным страданием. В Японии это явление называли батохаки – болезнь, из-за которой влюбленный страдал от чувств, а из его тела медленно вырастали бабочки. Но она не могла с точностью сказать, что это именно оно; девушка не была в кого-то влюблена или что-то в этом роде, даже наоборот, за все жизни ей так и не удалось познать само чувство как "любовь", для неё такое было чуждо. Однако, факт оставался фактом. Когда она достигала 13 лет, то снова и снова откашливала кровь, среди которой иногда попадались хитиновые крылышки. Когда это произошло в первый раз, она уже не помнила. Да и не относилась к этому со страхом или отчаянием, лишь нотка безысходности проскальзывала в одинокой слезинке, когда ей на ладонь садилась одна из её бабочек. Будто олицетворение её души. Девушка тихо усмехалась про себя названию этого вида: Ангел Сильфина. Красивые хрупкие создания с полупрозрачными хрустальными крылышками, по краям элегантно очерченными черным, а к основанию темно-синего оттенка, с длинными "хвостиками" черного цвета с розовыми пятнышками. Она всегда волей-неволей восхищалась ими, даже несмотря на ту адскую боль, что приносили ей эти творения природы. Только бабочки были её вечными спутниками, собеседниками и проводниками в бессмысленном существовании. Как и время. Она не умела повелевать им или управлять, нет, скорее наоборот, время имело над ней абсолютную власть. И именно оно, по неизвестной ей причине, не позволяло умереть, каждый раз закидывая в новую и новую реальность. Единственным её утешением была шаткая надежда, что когда-нибудь стрелки часов на спине начнут отсчитывать время её жизни настолько быстро, что и вдохнуть не успеет, как снова покинет очередной мир. Но, как бы девушка не надеялась, страх перед вечными страданиями когтистой лапой сковывал её сердце жуткой мыслью: вдруг, когда это случится, всё начнется заново?... Ренэ невольно вздрогнула и продолжила неспешно идти вдоль улицы туманного Лондона, задумчиво сжимая в ладони ажурный веер. Предоставленная сама себе, впрочем, как и всегда, она направлялась за новыми красками для картин. Возможно только её профессия и позволяла ей не сойти с ума, перенося все переживания и душевные муки на холст. Для девушки это был лишь способ борьбы с отчаянным безумием прожитых лет, а люди видели в её картинах либо способ неплохо заработать, либо некоторым всё же удавалось посмотреть на них со стороны души. Но, несмотря на разногласия, те, кто хоть раз увидел творения Ренэ, мог с точностью сказать, что она – великий талант. Ну, по крайней мере такими были мнения большинства. - Добрый день. - колокольчик над дверью знакомого магазинчика тихо звякнул, - Я за красками. - Доброго дня, мисс, - улыбнулась женщина за прилавком, выходя к их постоялице. Ренэ учтиво кивнула и подошла чуть ближе, убрав веер в потайной карман на платье. - Какие цвета пожелаете? - Аметистовый, аспидно-синий и королевский пурпурный. - она задумчиво взглянула на неё. Продавщица с улыбкой взяла несколько тюбиков с нужными цветами. Ренэ не могла не нарадоваться, что не приходилось больше мучаться вопросами, где хранить краски; после недавнего открытия таких удобных упаковок все художники вздохнули с облегчением, в том числе и она. Хроноджерсу украдкой посмотрела на женщину, продолжая рассматривать написанные ею холсты. С тех пор, как девушка, по обыкновению своему вновь и вновь возвращаясь к карьере художника, стала сотрудничать с этим поначалу неприметным магазинчиком, многие знатные представители аристократии стали заказывать у неё картины, сделав его чуть ли не самым лучшим. Помнится продавщица потом непрестанно благодарила девушку за её доброту, ведь с тех пор капитал Ренэ почти сравнялся с графским, а у женщины появился достаток для маленьких радостей своей дочки. - Как поживает юная Вирджиния? - наконец спросила она. - О, чудно! - улыбнулась женщина, - Мисс, вы даже не представляете, с каким нетерпением она ждет следующего урока. Тренируется каждый день. - Что ж, не могу не похвалить её за такую тягу к искусству. - уголки её губ дрогнули в ответной улыбке, - Как закончу с заказом, возможно, освобожу денёк для неё. - Ваша доброта не знает границ. - чуть поклонилась та в жесте искренней благодарности, затем немного стушевалась, - Думаю, мне не стоит интересоваться, но... - Отчего же, спрашивайте. - благосклонно кивнула девушка, забирая сверток с красками и кладя оплату. - Почему вы не даёте уроков рисования? Глядя на то, как моя дочурка без ума от ваших занятий, я не думаю, чтобы было дело в детях. - её глаза горели любопытством. - Верно, дело вовсе не в них. - слегка усмехнулась Ренэ, - Просто я скорее приверженец общения с холстом и красками наедине, когда вдохновение чаще всего приходит спонтанно в результате какой-нибудь промелькнувшей мысли. Уроки же требуют внимания именно к детям и их восприятию. - она тепло взглянула на продавщицу, - Не хочу перегореть. - И всё же, несмотря на это, вы согласились учить мою непослушницу? - Вирджинии сложно отказать, особенно если в её глазах горит такое желание познать все краски жизни. - она мягко улыбнулась, - Как и вам. Женщина понимающе кивнула ей в ответ, глаза её слегка прищурились от улыбки. Хроноджерсу повернулась и прошла к выходу; коснувшись дверной ручки, она немного обернулась и тепло взглянула на прощание. - Хорошего дня вам, миссис. Передавайте дочке мою благодарность за усердие. - Обязательно. - улыбка на лице женщины стала чуть шире. Звон колокольчика был уже позади, и девушка снова с головой окунулась в мысли. Если бы она могла сравнить их чем-то, то обязательно подумала бы о трясине. Такой же густой, тягучей и затягивающей, которая заставляет полностью погрузиться в душевные переживания, скрытые страхи и вечную тоску. Каждый шаг вперед сопровождался мысленным отзвуком движения стрелок часов. Шаг – тик, шаг – так, ещё шаг – тик... И так по кругу... Порой ей начинало казаться, что она медленно, но верно сходит с ума. Как в том эксперименте, где человека запирали наедине со своими мыслями, а в это время ему на лоб или рядом по маленькой капле капала вода. Мысли её прервало привычное и ненавистное жжение в груди, а предплечье отозвалось острой болью. Девушка чуть остановилась, прикрыв ладонью рот и кашлянув несколько раз. В голове мельнуло запоздалое опасение: лишь бы приступ не накрыл её прямо посреди улицы на потеху людям. Как же – девушка кашляет крыльями бабочек, вот так представление... Ренэ посмотрела на ладонь, к её счастью на ней было всего лишь несколько капель крови. Вытерев их о платок, она наконец дошла до дома; небольшой особнячок, огороженный резным забором с внутренним двориком, отличался от других домов вдоль улицы, но саму художницу это совсем не смущало. Здесь было её уютное пристанище, в котором она находила утешение в написании картин. А больше ей ничего и не нужно было. Только б обрести так желаемый ей душевный покой, с каждой прожитой жизнью всё больше становясь её негласной целью...