смрад.

раскаленный запах свежести, сырости, мокрой поверхности шершавых камней и хвои, что лепетала неподалеку… да, вот чем пах отдых, а точнее — горячие источники. она оглядела окружение, кой было довольно примитивным, но впрочем на вид уютным. скромного вида источники под открытым ночным небом сразу цепляли взор шаловливых глаз. в остальном же особо ничего запоминающегося не было: лишь бамбуковый забор метра на два или около того да цепкая трава вокруг. сперва с неё слетела юбка, после последовала рубашка, за беглецами далее помчались и чулки, и галстук, и перчатки, и туфельки на каблучках, и даже непослушное белье выскочило с её тела, демонстрируя одинокой округе бледно-сахарное тельце, словно сделанное из мастики. но и этот срам быстро был укрыт гибкой тканью, под названием “вода”. её тело обмякло, как снег в теплых детских ладонях. до чего же это замечательно — окунуться в чуть прохладную ночь в Онсен. уж что вы теряете, уважаемый читатель, не испытав это блаженство наяву! вам вновь становится чудесно и легко, вам становится легче дышать и жить на этом белом свете, вы вновь ощущаете себя человеком. однако не таким человеком, которым вы себя возомнили — с длинными руками и ногами, с развитым мозгом и улыбкой на тридцать два зуба, — а сгустком клеток и черных крапинок, который когда-то хранился в чреве родительницы вашей. да, до чего же окрыляющее чувство! но вскоре это окрыляющее и освежающее чувство ослабло, потеряло своё спиртовое влияние на разум, опьяняя похлеще морфия, и она с новыми силами принялась думать… думать о том, с чего это ей дали такое право, пользоваться источниками? думать о том, почему Юко была такой нетерпеливой давеча и чрезмерно воодушевленной? думать о том, почему она чем ближе плелась к этому месту по коридорам, тем завиднее, ненавистнее и пустее её провожали взглядами прочие культисты, попавшиеся по дороге? неужели… да ну бредни! быть не может такого. рассуждения были глубоки. глубоки до такого, что наверняка достигли ядра земли и направились до другой части планеты. она была до такого вдумчивой, что и не заприметила, как на неё упал рояль. но прежде чем это случилось, рояль снисходительно проехался своими колесиками по ребячьей травке, окунулся в воду, прижал свою педаль к её деликатному плечику, а после пропел нотами лакомое “ну привет!” и, несмотря на сей прелестную мелодию, в груди у неё похолодело, ведь эту композицию она прознает из многих иных… — “шикарная сегодня ночь, не правда ли?” — его мягкая ладонь слегка гладит её плечо, а улыбка все не желала сползать с его губ. Доума был не изменим, а что же она? за все эти несколько дней её “содержание” переписали уйму раз. — “чт… что вы тут делаете?” — прохрипела с неподдельным испугом она, немного отстранившись и чуть не упав в кипяток. — “как это, что? пришел освежиться после долгого рабочего дня, конечно же!” — блондин слегка потянулся, после чего едва приблизился к ней, взяв за руку, — “как никак, это ж мой личный Онсен”. при этих словах у девушки чуть ли глаза на лоб не полезли, настолько она была ошарашена услышанным. ну конечно! почему она не догадалась об этом сразу? разве это было не написано на осуждающих взорах сектантов? ощутив прикосновение его руки, она несильно поежилась. Онсен словно стал ледяным для неё. — “то есть..? как это, ваши личные?” — смятение было явно сильнее, она не могла и слова подобрать характерного. — “а ты думаешь, милая, это они сами додумались до такого сюрприза?” — внезапный вопрос основателя окончательно расклеил её, сбил столку. это звучало чрезмерно… странно. у неё возник новый вопрос. — “… зачем?” — он усмехнулся. — “просто. неужели я не могу провести досуг с нашей любезной гостьей?” — по-щенячьи спросил он, явно не требуя ответа от неё. она, будто по волшебному щелчку, остолбенела, как статуя над могилой. и только ветви-пальцы тряслись под натиском эмоций. страшно, жутко, непонятно… непонятно то, как она сама себя свела к этой ловушке. когда она успела настолько отупеть? или ослепнуть? да имеет ли это в данный момент значение? непонятно, совершенно непонятно. пока она стояла по-немому, глядела на него пыльными зеркалами своей души, блондин не стал медлить. с осторожностью, но мастерской ловкостью, кубыть боясь разбить её фарфоровый стан, притянул её за тонкое запястье, повернул к себе гладкую спинку, скованно обняв её. да так, что ребра невольно вцепились в его стылые ладони. она вздрогнула. осадок испарился окончательно и вслед за ним мог бы появиться звонких вскрик на всю округу, однако этого не произошло. холодная ладонь загородила дорогу острому звуку, прижавшись с персиковым устам. — “ну-ну, расслабься, дорогуша,” — с лаской промурлыкал Доума, будто он сейчас не держит её в цепкой хватке. его другая рука приблизилась к её покладистой правой груди, взяв сим мягкий дар природы и начав проводить слегка большим пальцем по соску, — “к чему такая суматоха? мы ж на источниках, а здесь надо только расслабляться. разве нет?” однако она не чувствовала себя расслабленной, даже если ей этого хотелось. заместо этого она чувствовала себя неправильно… ужасно. опять на душу накинулась это смесь противоречий: тошнота с эйфорией, омерзение с восхищением, угрызение с душевным спокойствием. и весь этот кошмар формировал одну сплошную эмоцию: неправильное возбуждение. — “всегда задавался вопросом, чем же ты таким вкусным пахнешь, сладкая моя,” — он терпко прижался к её шее, словно пытаясь учуять заново те мармеладные нотки, кой он унюхал в их первую, лесную встречу, — “до чего же ароматно и аппетитно! небось все девы в Англии такие, а?” ладонь прекратила сдерживать ей рот, и его руки принялись странствовать. сперва они остановились на бюсте, импульсивно, но нежно лаская его, щекоча пружинистую, млечную кожу. следом проскользнули по треугольной талии, приземлились на эластичный животик, гладя, еле царапая лепестками синих, но острых ногтей. дело доходило до бедер, которые тоже поощрительно услаждались, незаметно и любя щипали четырьмя пальцами кожу. заигрывания вянули также внезапно, как и появились, и меткие персты поспешили к внутренним сторонам бедер, в кружевное… — “НЕТ!” внезапный окрик, ослабление, всплеск воды, накалившийся туман пара и вот она — впопыхах и неуклюже одевает синевато-черничную юкату поверх своих инородных прелестей. не то от горячих источников, не то от их игр, но её кремовое личико приобрело пунцовый оттенок на щеках; волосы на концах мокры, аккуратная прическа теперь была рассыпана и испорчена, как карточный домик. — “куда же ты? мы ж только начали!” — прощебетал милостивый основатель. а он всё также улыбался своими острыми клавишами. блондин прошёл еще пару шагов, желая, чтоб его дражайшая флейта вернулась в жаркий омут. — “не подходите!” — повышенным тоном брякнула она. вся засуетившаяся, красная, растерянная, расстроенная и опозорена она выбежала из сей райского сада. её не волновало, что она забыла там свою одежду, её не волновало, что на неё по пути с непониманием и всё той же кроткой завистью глядели вслед сектанты, её не волновало то, что гранатовым браслетом у неё теперь красуется алый, слабый след укуса на шее. это было неважно в ту пору, совершенно неважно. важно была только одна её мысль: “опозорена! я опозорена! опозорена, как грязная путана!” на дворе стояла луна, было уже одиннадцать часов. в одиннадцать часов её английская гордость пошла крахом.