смрад.

я чувствую себя отвратительно. не могу выразить на письме, а уж и подавно словесно, как именно: подавленно, расстроено, опустошенно… всё это смешанно во мне. хотя это будет как-то нелогично. как я могу испытывать опустошенность при наличии других чувств? дал бы кто-либо мне ответ, да некому. впрочем, не об этом сейчас речь слагаю я. побег не удался. я струсила. струсила, как последняя тупая тварь! всё из-за того, что я понятия не имела, куда мне следует после идти. я ничего не писала дня три, так как мою голову не посещала ни одна, хотя бы крошечная, мысль о побеге. точнее, как грамотно сбежать. да даже простое воспоминание о том, куда мне следует идти, могло бы мне дать столько радости и утешения, сколько я за всю жизнь не испытывала от разного сорта подарков, комплиментов и прочего бессмысленно хлама. да и ко всему прочему, мне было не до чернил с бумагой. на следующий день, после моего неудачного побега, пропало ещё несколько человек, среди которых была Ран, поэтому вместо неё мою ногу осматривал другой человек. это был мужчина лет двадцати восьми, коего звали Арэта. тоже медиком был в свое время, но не столь опытным, как та девушка. — “а что случилось с Ран-сан?” — спросила я невзначай, пока он ощупывал мою голень, поворачивал её с осторожностью, будто ржавый ключ, и осматривал. Арэта лишь пожал плечами. — “понятия не имею. она словно сквозь землю провалилась”. — пробормотал парень, оставив конечность в покое. — “сбежала, пади. в культе такое не впервой. или ещё, что могло с ней случится”. — после произнесённых им слов, мои брови грустно вскинулись. только я понимала, куда Ран сбежала, и даже как… по частям. по частям и прямо по пищеводу. о, также давеча произошла одна до боли забавная история. Юко в течении продолжительного времени, примерно минут двадцать, чуть ли не на коленях умоляла меня научить хотя бы лёгким английским словам. к ней позже присоединилась другая девушка, чуть поспокойнее темпераментом — Мадока. я о ней не писала, хотя не раз общалась с этой прелестной леди. по сравнению со своими товарищами, она намного больше известна о различных европейских диковинках, а также больше всех стремилась от меня узнать об Англии. что ж, делать было нечего. пришлось учить этих “попрошаек” языку. постепенно начали и пару-тройку других личностей присоединяться к данным урокам, собственно сформировав нечто вроде “клуба изучения английской словесности”. мило, не правда ли? мне, честно говоря, даже приятно, что люду так интересна моя родина. они так стараются правильно произносить те или иные слова… меня радость берёт, настолько это умилительно! аж настроение поднялось, когда я описала это. что же я ещё могу поведать? коли откровенничать, не знаю… не могу сказать, что что-то столь грандиозное и невероятное случилось за эти несколько суток, кроме выше описанных событий. может мне написать о церемонии? да не было там ничего такого… лишь проповеди читали, молились все, и всё. хотя… было кое-что пугающее. Доума часто на меня смотрел. причём странно как-то… будто следил, чтоб я не набедокурила ненароком, или не убежала. не уверена, из-за этого он меня глазами своими ел, но взор его меня не на шутку пугал. по сей час, как вспоминаю этот анализирующий, проницательный взгляд, так желудок крутит больно, а дыхание становится нестабильным, кубыть тону. ещё он меня трогал… сперва просто притянул за талию, после начал поглаживать рукой то бедра, то спину, то свою культяпку на плечо положит. а пясть то у него ледяная была, я дергалась от неё неоднократно, а он лишь ухмылялся незримо, но так по-кошачьи будто… будто только мне он эту ухмылку показать и желал, и никому более! будто разъяснял этим действом “ну же, чего же ты трясешься? я тебя не трону. не при них”. я боюсь его, ужасно боюсь. мне не по себе от его присутствия: в мгновение сердце учащенно биться начинает, мысли метаться из одной извилины в другую, руки содрогаться, а рот — отказываться говорить. он ещё меня в свои покои в последнее время звать начал. так и знает, что мне ужасно плохо при одном его виде, изверг! приглашает он меня к себе с причиной и без: когда болтает со мной, когда очами выедает мои оставшиеся нервы, а когда опять трогает. и знаете, что самое отвратительное здесь? да то, что мне это доставляет небывалый экстаз! да, именно экстаз! его прикосновения столь же славны моему организму, как если бы ко мне прижимался ненаглядный любовник. клянусь вам, мне никогда не было столь тревожно и нежно, как в объятиях его. а как его белесые локоны окутывают мою шею, подобно шелковому воротнику? я просто таю… таю, как лед по приходу весны! ну вот, опять эти гнусные мысли вскружили и охватили мой рассудок! вы видите, на какое безобразие я истратила чернила? мерзость, гадость, убожество! я презираю себя за все эти чувства. я запуталась в том, как я отношусь к этому зверю: не то с лаской, не то с омерзением. почему я вообще об этом размышляю? мне следует придумывать новые вариации побега, а не вооброжать, как он ласкает меня под покровом ночи в своей любезной спаль НЕНАВИЖУ! я вновь берусь за это! проклятье! я проклята, право слово!

******

— “прошу прощения!” — раздался озорной, молодой, девичий голосок, после коего отворились хрупкие сёдзи. на пороге стояла всё та же счастливая Юко, но уже с некими пушисто-белыми полотенцами в руках. пролепетала девушка эту фразу на ломаном английском. впрочем, слова звучали намного лучше, чем несколько часов раннее. юное девичье лико заметно изменилось озабоченным, увидь она немного опечаленную хозяйку комнаты. — “ой, с вами всё в порядке?” она кивнула, оторвавшись от записей и шустро спрятав оные. она ни с кем не делилась мыслью о том, что ведёт свои личные заметки, а уж и подавно никому не показывала их. на её кварцевых глазах стояли стеклянные слезы, которые она тут же утерла сухой рукой, попутно пробубнив по-родительски любезно: “да. что-то случилось?” — “ничего особенного!” — взбодрившись, вновь начала Юко, давая ей снежные полотенца. — “просто вам нужно сейчас пойти на горячие источники. они как раз относительно недалеко от вашей комнаты: налево, прямо по коридору и последняя дверь справа. отговорки не принимаются! для вашей ноги и головы эта процедура послужит замечательным лекарством!” — отдав полотенца, Юко закрыла бумажную дверь, попутно прощебетав по-соловьиному на кривом английском “до свидания”. она ещё минуту с откровенным непониманием в очах глядела то на сёдзи, то на полотенца. горячие источники? что ж, ей бы в самом деле не помешало расслабиться… тем более, после событий минувших дней, ей это было не иначе, как жизненно необходимо. — “пора немного отдохнуть”. — решила она.