***
Эта осень начиналась не с надежд на новые цели, и не с достижений, которыми я бы хотел похвастаться. Золотые листья упали на землю вместе с тревогой, которую нёс в себе последние несколько дней. Глупое воспоминание всплыло на задворках памяти, заставляя меня ложиться только с одной и той же мыслью. А её провокатор, оранжевый мальчик, так и остался с чистым духом проживать своё время года. И мне стыдно, что я так легко поддаюсь рефлексии. Однажды Кенни назвал меня Неофобом. К сожалению давно пришлось понять, что никакие вещи не вечны. Состав жителей села никогда не будет чётким, нельзя провести точную перепись населения. А это так страшно. Я бы мог лично заниматься подобным, просто чтобы успокоиться. Любые люди стремятся к лучшей жизни. Семьи забирают с собой детей, продают дома и уезжают из глуши. Народ имеет право меняться, и также имеет мнимую свободу. Довольно очевидно, что я не могу просто заставить каждого остаться здесь, и это делает меня неуверенным. Я испытывал тревогу, когда некоторые соседи меняли цвет своих заборов. Новые краски мозолили глаза, заставляли чаще отворачиваться от знакомого деревенского пейзажа. Я давился едой, когда узнавал, что кто-то собирается уехать. Не важно когда, в будущем или уже сейчас. Это вызывало неутолимую тоску, которая не смывалась даже холодной водой. Я не говорил в тот день, когда соседский мальчик Твик, уехал в город вместе с семьёй. Крейг молчал в тот день со мной на пару. Жизнь должна течь вперёд. Старые здания всегда будут заменены новыми, товары на рынке обязаны обновляться, мама и папа должны стареть. Я ненавижу эту быстротечность. Сигарета всегда сгорает до конца, люди увядают, времена скользят тонкой ниткой. Ко всему новому сложно привыкнуть. Оно словно пятно, чёрное и некрасивое, на белой поверхности. И каждый раз не выходит изгнать из себя недовольство, когда вижу новые постройки на улицах. Если умирает что-то старое, я, кажется, умираю вместе с этим чем-то знакомым. Может некоторым просто не суждено возлюбить все эти перемены, а может мне привычно себя накручивать? Все эти понятия путаются, липнут к друг другу и ничего разумного не выходит. От этого каждый свой день я начинаю с философии, бессмысленной и оставляющей осадок. — Знаешь, меня Кенни когда-то давно назвал неофобом. Крейг старательно тянется на табуретке, пытаясь приклеить бумажные звёздочки к потолку. Этой деятельностью он промышляет последние пару часов. Стул под другом покачивается, вызывая желание всё-таки схватиться за короткие ножки. Они будто играются со мной, заставляя переживать за неразумного дизайнера. — М-м? — Одна из звёзд вредничала, постоянно отклеивалась. Парень забавно высовывал язык, пытаясь пригвоздить несчастную обратно. — Как думаешь, я действительно такой? — Какой? — Крейг берёт новую звёздочку, но и она отказывается вставать на то место. Тихо проматерившись парень спускается, садится на табуретку. — Ну, нео.. неофоб? — Зачем ты об этом думаешь? Кенни не гений психологии всё-таки. — Такер недоуменно хмурится. — Просто… Может он прав? Я не могу выкинуть это из головы. — Пальцы в растерянности сплетаются между собой. Мы очень редко говорим с Крейгом на откровенные темы. Парень напротив грузно вздыхает, и я замечаю, как чужая рука тянется куда-то вниз. Затем мои ладони судорожно ловят кинутую Такером банку из под газировки. — Не думай об этом, я может не разбираюсь в людях так, как он, но с уверенностью могу сказать, что ты не походишь на зануду. — Хитрая улыбка. — Ты им и являешься. — Ну спасибо. Я недовольно падаю спиной на кровать. Слышится невесёлый смех друга. Чужие слова никак не поддержали, лишь навесили ещё один несерьёзный ярлык. Вдруг, матрас подо мной проваливается ещё одним телом. Крейг ложится рядом. Над нами белый потолок, разукрашенный бумажными звёздами. Я уже не помню, под каким предлогом остаюсь у него второй день подряд. Ловлю себя на мысли, что был бы вполне не против сюда переехать. — Так, что ты всё же думаешь? — Поворачиваюсь набок, чтобы видеть его профиль. Так редко замечаю людей красивее, чем он. Спокойные глаза глядят вверх, маячат среди бумажек. Я почти уверен, что он высматривает те звёзды, которые выглядят хуже других. Но на самом деле, они все одинаково хороши, просто его привычки слишком самокритичны. — Я не могу решать какой ты человек, Стэн. — Парень разворачивается в анфас, приходится затаить дыхание. — Кенни тоже не может решить этого. — Это так выглядит со стороны? — Лицо расплывается в глупой улыбке, и мне становится неловко. — Выглядит. Ненадолго в комнате зависает тишина. Я теряюсь и сливаюсь с звуками, доносящимися на улице. С крыши тяжёлые капли разбиваются об почву, птиц на улице почти не осталось. Очень ценю это редкое умиротворение природы, когда всё засыпано золотом. — Я думаю… — Крейг принимает сидящее положение, поднимая с пола ещё не выпитую до конца газировку. — Если я тебе отвечу, ты это себе навяжешь. — Разве? — Как видишь, у Кенни это получилось. Разочарованный вздох. — Теперь я чувствую себя идиотом. Такер пожимает плечами и допивает напиток, пустая банка с треском отправляется на пол. Этот разговор оставил мутный осадок внутри, который мне не удаётся описать самому себе. Теперь эта тема кажется очень вязкой, словно я не могу развязать все мысли в одну, более логичную. Всё-таки, наверно глупо рассуждать над фразой, случайно кинутой несколько лет назад. — Ты скучаешь по уехавшим из села? Я приподнимаюсь с кровати, складывая ноги в позу лотоса. Крейг выглядит крайне озадаченным. — Ась? — Просто, мы же больше их не увидим, верно? — Стэн, тебе не кажется, будто ты хоронишь тех, кто уехал? Я замолкаю, не поняв, что он имеет в виду. Никогда раньше не приходилось рассматривать свои мысли в таком ключе, неужели это правда так звучит для него? Всё эта тема заставляет задуматься о тех, кого, действительно, больше не осталось. Эти личности, какими бы яркими они не были, просто больше не находятся в моей жизни. Разве это нельзя сравнить со смертью? Метафорично конечно же. Я больше никогда не узнаю, что с ними и как. Мне, в отличии от многих, всегда было известно, что я помру здесь же, в этом селе. Мои дрянные родители никогда не собирались покидать эту глубинку, а подростковое сердце просто не выдержит столь глобальных перемен. Мысль о том, чтобы просто бросить всё нажитое и забыться в суете большого города, пугает. Будто мой менталитет остался на уровне села, которое уже какой год варится в собственном соку. Обиднее всего думать о том, что не все такие. Я не могу привязать людей к этому месту, принудить их остаться. Это вызывает внутри какой-то тихий диссонанс. Однажды, из-за подобного диалога я уже лишился друга, даже если он всё ещё находится в селе, среди дворов. Сердце обливается приставшей с самого начала дня тревогой. Сквозь оцепенение меня трясут чужие руки. Ладони Такера крепко осели на плечах, из-за всех сил стараясь вернуть на эту орбиту. — Стэн вернись, земля взывает. Я быстро промаргиваю глазами, возвращаясь из тяжёлых и не совсем правильных мыслей. Перед лицом стоит стороннее, обеспокоенное. — Фух, солдат спасён. Ты как? Выглядишь ошарашенным. — Парень медленно отпускает мои плечи, забирая с собой и принесённое тепло. — Ничего, просто снова унесло. Может кофе? — Уголки губ устало тянуться вверх, мне и правда не помешало бы взбодриться. — После газировки? — После газировки.***
На самом деле, кофе после газировки было очень плохой идеей. Об этом я думаю, когда мы уже бредём по улице. Будет забавно просто не дойти до места назначения. Крейг шаркает рядом. Мне помнится, что он не главный любитель осени. Длинные ноги пинают листья, затем эти же отголоски лета летят в лицо. Ветер стоит неожиданно сильный. — Кто на этот раз собрал дурацкое собрание? — Крейг закатывает глаза на мою жалобу, так и не отвечая. После утреннего разговора между нами тише, чем обычно. Вся надежда разбавить атмосферу лежит на Кенни, с которым можно повстречаться по пути к лесу. Однако, сколько бы прогнивших заборчиков мы не прошли, подросток не появлялся. Вскоре здания уже закончились, выводя нас к тропинкам. По одной видно, явно проходились. Вмятины в виде обуви на дорожках заполнились водой, я так жалею, что хожу по улице в кроссовках. Несчастная рыночная ткань упомянутых держится на божьем слове, как будучи обеспеченным, умудряюсь выглядеть словно Кенни? Вопрос растворяется в воздухе, когда перед носом появляется наш гордый домик. Оттуда уже слышатся голоса ребят, довольно раззадоренные. Я оставляю Такера позади, широкими шагами догоняя постройку. Лишь пара ступенек разделяет меня и происходящее внутри, но неудачно подвернув ногу падаю, проезжаясь животом по сырым деревяшкам. Получается неловко, я даже не понимаю, что произошло. Крейг оставшийся сзади прыскает в кулак, сгибаясь и сдерживая смех, пока до меня доходит насколько это было нелепо. Из-за проёма, где должна быть дверь, появляется макушка Кенни. — Вы чего расселись?! У меня тут убийство и грабёж средь бела дня! — Парень исчезает так же быстро, как и появляется. Только через мгновение я осознаю, что сижу джинсами на мокрой земле. — Твою мамашу… — Пошли, — Крейг протягивает великодушную руку помощи. — Я хочу увидеть, как Кенни убивают. Безмолвно хватаюсь за предложенное. Сильный толчок поднимает с земли, приходится срочно отряхивать джинсы. Даже замёрзшими руками чувствуется, что нужно кидать их в стирку. Отлично, пропал из дома на пару деньков, вернулся весь грязный. Внутри домика происходит полный разлад. Кайл, Клайд и Кенни сидят на ковре. Синюю поверхность разбавляют потёртые карты, явно принадлежавшие Маккормику. Сбоку лежит крышка, кажется, от банки солёных огурцов. На её дне видно копейки, на которые, судя по всему, парни играют. — Пацаны, вы меня до каждой нитки ободрали! — Кенни хватается одной рукой за голову, второй же держит веер карт. — Да ладно тебе, мы же не серьёзно? — Брофловски хмурится, добавляя в кучу ещё одну карту. Клайд шумно вздохнул, демонстрируя искреннее недопонимание. — Как это, несерьёзно? Я собираюсь забрать у вас всё, до каждого рубля. — И отдать мне. — Бедняк и плохой игрок подмигивает, после чего получает душевный дружеский подзатыльник. Я растерянно тру голову, наблюдая за их игрой. За происходящим так же смотрит Лео, Толкин и на удивление, Джимми. Не думал увидеть его сегодня, ибо парень не посещает необязательных собраний. С состоянием его ног, добраться до домика довольно проблематично. — Так, а чего мы собрались-то? — Мой вопрос пропадает куда-то в возню парней, и долетает лишь до Баттерса. И то, даже тот без интереса пожимает плечами. Такер отходит от играющих, подходя ближе ко мне. Задумчивое лицо медленно опускается, ближе к уху. Шею обдаёт горячим дыханием. — Давай выйдем? Меня прошибает током, беспричинно. Голова заторможенно кивает, и пока я возвращаюсь на нашу орбиту, он спускается на улицу.***
— Так, — Лицо тут же обдаёт ветром, который доносит до кожи морозящие капли. — Почему мы вышли? На улице дышится свободнее, чем в домике. Наконец не слышно ярой борьбы игроков, или разочарованных вздохов смотрящих. — Стэн, — Парень садится на грязную ступеньку. — Это я всех позвал. Мои родители уезжают из Южного. — Что. Домик рушится на моих глазах. Лес сгорает на моих глазах. Планета раскалывается на моих глазах. Не нужно быть идиотом, чтобы понять, что это, действительно, значит. Родители никогда бы не оставили своего ребёнка, я бы никогда не оставил Крейга на их месте. Земля не уходит из под ног, потому что моя тушка падает вместе с ней. Это страшный кошмар, какие ещё мои друзья должны вступить навстречу этому будущему? И почему я так несомненно, каменно остаюсь позади них? Почему он не сказал утром? Вчера? Может неделю назад? Зачем оставлять такой удар именно сегодня, когда с самого начала дня было плохо? Дышать трудно. Я уже потерял одного друга, из-за собственного эгоизма. Но разницы нет, отпусти Такера или держи, он уедет. Думать цельно тяжело. Мысли выходят несуразными обрывками. — Стэн, Стэн! Ты меня слышишь? —Ладони болезненно вцепились в щёки, наверняка оставляя красные следы. — Я остаюсь Стэн, остаюсь! — Поче… — Два судорожных вздоха подряд. — Почему? Предатель молчит, наконец отпуская лицо. Чувствуется, как всё горит. Крейг отходит, вновь присаживаясь на ту же ступеньку. Рука приглашает сесть рядом, похлопывая по деревяшке. На ватных ногах плюхаюсь на указанное место, ожидая хоть каких-то разъяснений. — Я очень ценю жизнь здесь, и тебя с Кенни. — Меж чужих пальцев проскальзывает силуэт зажигалки. — Вся эта суета, это… Очень сложно. Мне не больше тебя известно о городской жизни. Триша едет с родителями. На его лице мелькает ностальгическая улыбка. — Она постоянно болтала о городе, о возможностях и новых людях. А я иногда совсем её не понимал. Деревню из человека не вытащишь. — Снова звучит этот утренний, невесёлый смех. — А как же родители… Разве это не они решают? — Невольно начинаю перебирать края толстовки. Успокоиться получилось лишь частично, страх услышать заветное «шутка, я еду с ними», завязался глубоко в животе. — Родители? Это был тяжёлый разговор. Не думаю, что хочу посвящать тебя в семейные зануды. — Пиздец… — Слова получаются на выдохе, Такер снова смеётся, на этот раз по другому. — Я чуть не скончался на месте. — Кто-то сказал скончаться на месте? — Мы с Крейгом одновременно дёргаемся, когда над головой звучит резвый голос Маккормика. — Поднимайтесь, у меня не получается удерживать ребят в домике. Объявляй уже своё объявление. Человек рядом без слов встаёт, собираясь сообщить ровесникам новость. Я остаюсь внизу, просто ожидая сохранившегося друга. Если Крейгу суждено остаться, то я больше не знаю, что ещё нас способно разлучить. И это успокаивает.***