Ночь на склоне ноября

Здесь надо отметить, что я никогда не был увлекающимся человеком. Я не отличался ни сантиментами, ни восторженностью, поэтому то, какими эпитетами я наделил глаза Акселя — было в какой-то мере проявлением несвойственности. Зато выше я привёл именно те мысли, которые посетили меня в первые секунды, когда я увидел этого парня. Моё увлечение тем делом тогда ещё носило практический характер. Я жаждал стать звездой журналистского мира, а для этого мне нужна была сенсация. И вот она уже в руках — осталось только потянуть за верёвочку. — Меня зовут Драган Пекич, я — детектив Главного Управления полиции Белграда. Это… — и далее последовало представление всех участников. Присутствовали все стороны. Из каждой страны, из которой были убитые — по журналисту. — Хочу сразу заметить, что вопросы здесь будет задавать господин Пекич. Это не пресс-конференция, — строго заметил черноглазый и ещё молодой помощник детектива. — Начнём, — Драган, сидящий напротив Акселя, деловито поправил стопку с бумагами, лежащими перед собой и что-то быстро написал. — Сообщаю, что господин Левовски не является ни подозреваемым, ни свидетелем по делу. Он сам выказал желание провести открытый диалог и настоял, чтобы присутствовала пресса. Мы начинаем. Беседа в присутствии секретаря Полицейского Управления Горича, детектива Пекича, помощника детектива Вранича, журналистов из России, Эстонии, Латвии и Сербии, а именно: Алексей Гравицкий, Таиво Пярн, Рэмунас Виксна, Ярило Зекавица. Итак, Аксель, что вы хотели бы заявить? Всё это время Левовски, сидящий безмолвно, но при этом как бы пожирая взглядом всё пространство, положил ладони на гладкую поверхность столешницы и чуть подался вперёд: — В первую очередь я заявляю, что мой отец сам стал жертвой случившегося, и теперь я вынужден оправдывать его имя. Он не хотел всего этого. — Он говорил вам что-нибудь об этом? Накануне, — Петич сделал пометки на листах. — Не говорил. Я просто хорошо его знаю. — Вы не допускаете, что ваш отец организовал это общее массовое самоубийство? — Нет. — Почему? Откуда такая уверенность? — Потому что было ещё не время. — Для чего? Аксель пристально смотрел на Драгана, затем медленно отвёл взгляд в сторону и провёл указательным пальцем по своей гладкой щеке: — Самоубийство в понимании вашем, земном — для них является переходом на Сатурн. Только избранные люди могут получить такую честь. Мой отец знал, что для обращения ещё слишком рано. Нет, он не мог стоять за всем этим. — Но Михаил Левовски был опознан среди жертв. — Да… Да. Я видел его тело, — угол губ Акселя дёрнулся и он исподлобья посмотрел на Пекича. — И вы согласились, что это ваш отец. — Это он. — Но он не стоял за самоубийством? Как такое возможно? Эти люди не могли действовать без лидера. — Их убили. — К сожалению, у нас имеются доказательства, что адепты секты отошли в иной мир по доброй воле. Левовски изогнул бровь. Помолчав, спросил не без удивления: — Правда? И какие же? — Это пока что является тайной следствия, но можете не сомневаться, что люди умерли добровольно. Видимо, находясь под влиянием. Аксель медленно откинулся на спинку стула. Бесстрастное лицо напоминало маску, сотканную из британского тумана и синей ленинградской ночи. И что-то лунное было в его облике. — Позвольте теперь мне задать вам несколько вопросов о более личном? — Пекич снова сделал какую-то пометку. — Да. — Когда вы в последний раз общались со своим отцом? — Чуть больше месяца назад. — Расскажите, как состоялась ваша встреча. — Он прилетел в Юрмалу на мой день рождения. — Вы живёте в Юрмале? — Да. — А где проживал ваш отец последние годы? — Он мотался между Сербией и Эстонией. — Особняк «Чёрное ущелье» принадлежит именно ему. — Верно. Но он в нём не жил. У него здесь есть и другой дом. — Хорошо. Так как прошла ваша встреча с отцом? — Пекич пристально посмотрел на парня, буквально впился в него взглядом. — Обычно. Он побыл на торжестве, подарил мне подарок, а через несколько часов уехал. — Куда? — Не сказал, — ухмыльнулся Аксель. — Буду ли я прав, если скажу, что у вас были весьма сдержанные и прохладные отношения? Левовски лениво подался вперёд, хищно перехватывая взор детектива, словно это была какая-то битва: — У меня ощущение, что я говорю с психотерапевтом. Мужчина явно был готов к отпору. — Тогда опустим этот вопрос. Что вы можете сказать о Владиславе Шпеере? — Умный человек, — пожал плечами Левовски. — В «Снах Сатурна» он был в подчинении у вашего отца, или наоборот? — Скорее, он был в подчинении. Он не мог принимать решения без согласования с отцом. — Почему именно так? — Наверное, потому что мой отец был старше его на одиннадцать лет. Ну и ведь именно он заинтересовал Шпеера астральным миром. Привёл в него, можно так сказать. — Мог ли Шпеер стать инициатором этого массового самоубийства? — Не знаю. Но мой отец не стал бы идти у него на поводу, а причин уходить раньше срока у него не было. Я уже говорил. — Скажите, это правда, что Михаил Левовски считал вас Мессией? На этом моменте все присутствующие оживились, приосанились и снова посмотрели на Акселя. — Считал. И считает. Потому что это правда, — когда парень говорил это, от него веяло ужасным холодом. Хотелось отстраниться. После встречи с Левовски мой мозг требовал разгрузку. Я должен поделиться с кем-то мнением, мыслями, задать вопросы, на которые нужно было поискать ответы. Если Аксель прав, и его отец никогда бы не пошёл на поводу у Шпеера, то что заставило его это сделать? Или, всё же, было убийство, а полиция в сговоре, и хочет пока что скрыть сей факт от журналистов и, как следствие, общественности? А если стражи порядка и вовсе покрывают какие-то высокие чины, которые замешаны в делах этой дебильной организации? Дальше фантазия и вовсе пускалась вскачь. И мне срочно нужно было удовлетворить своё любопытство хотя бы отчасти. Идея, пришедшая мне в голову, была с криминальным оттенком. И она взбудоражила меня. Я должен попасть в номер Глуховского, и как следует изучить его. Вдруг что-то найдётся. Понятно, что видеозапись с доказательством факта суицида хранится где-то в отделении, а никак не в номере русского следователя, но выбора у меня не было. Пробраться в гостиницу проще, чем в полицию. Я думал об этом всю дорогу до своего сербского пристанища. Было холодно, всё казалось синим, и эту синеву рассекали только серебряные блики электричества: фонари, витрины, баннеры с рекламой… И ещё я чётко осознал, что должен наведаться к Акселю. Скорее всего, тот остановился в белградском доме отца, а его адрес я уже узнал у Пекича, соврав, что хочу пофотографировать его снаружи. Я был в предвкушении. Мне хотелось поскорее увидеть Левовски, так изящно умеющего будоражить и волновать.