Не злите Мантикору

Утро субботы началось для меня с головной боли. Точнее, это для обычных людей наступило утро, а по моему внутреннему расписанию уже был день. Я встал в четыре часа утра, и это при том, что до шести вечера вчера протанцевал с Вивьен и Дезире. Кстати, девушки стрясли с меня поход в Хогсмид втроём сегодня в двенадцать, за что, я уже предвидел безо всякого дара, меня будут ненавидеть все три школы в унисон. Встать так рано, и теперь варить себе зелье от головной боли, мне пришлось потому, что сегодня Сириус должен был встретиться с поставщиком редких ингредиентов для ритуала, а у меня вчера ещё не были готовы нумерологические расчёты моей формы, и, собственно, ритуала. Вообще, если бы не зелья памяти, которые я скоро буду пить галлонами в день, я бы никогда не успел всё выучить, сделать, посчитать и перепроверить. Но теперь… Всё было почти готово, и я не знал — смеяться или плакать. Используя разные нумерологические формулы и тестовые вопросы, я раз за разом получал различные ответы на логичное «в кого я, блин, буду превращаться?»: это был лев, морская змея, скорпион, орёл и дракон. Пять форм? Бред. Не бывает так. А ещё, одно из центровых правил анимагии гласит, что нельзя перевоплощаться в магическое животное. Но если подумать… Особенно учитывая, что это будет алхимическое превращение с одновременной накачкой магией и использованием некоторых особо ценных ингредиентов в процессе (Сириус, например, в качестве камня-фокуса купил бриллиант весом в десять карат за почти пять тысяч галлеонов, откусив этой покупкой увесистую часть личных сбережений). Короче говоря, если я прав, а старые книги не врут, и всё-таки существует возможность перевоплотиться в магическое существо, то я буду либо мантикорой, либо неизвестным кадавром… Забавно, что теперь, сопоставляя то, что я относительно недавно услышал от Хагрида об этих созданиях, с тем, что я, возможно и сам стану частично мантикорой, я понял свою близость характером с мантикорами: мстительность, собственничество, упрямство, любовь к полёту, территориальность относительно своего гнезда. Я едва не проворонил готовность зелья, мечтательно уставившись перед собой, размышляя о том, как было бы восхитительно перевоплощаться в столь могущественное создание по желанию. Забавно, но лишь приступая к расчётам, я был бы рад и форме кошки, как у нашей дорогой Маккошки, лишь бы это не было нечто бесполезное, вроде рыбки или хомячка, или пингвина. Теперь, на фоне мантикоры, от мысли о форме кошки меня тянуло в уныние. Тёплое, горьковато-сладкое на вкус зелье прокатилось по пищеводу и я сел на кресло, утопая в его мягкости и наслаждаясь ощущением того, как плавно развеивается боль в голове. Впереди была самая тонкая и важная часть — дозировки ингредиентов, при том в два захода: грубый расчёт, чтобы сказать Сириусу что закупать и в каких количествах, а затем точный — чтобы знать сколько чего использовать и каким образом. Если всё пройдёт хорошо, у меня будет минимум полчаса в запасе, чтобы помыться и выйти на встречу девочкам. *** Я посмотрел на француженок, одетых в довольно тонкие одежды, пускай и с меховыми элементами, потом на снег, что таял всё быстрее, превращая дорогу в сплошную грязь и слякоть, и решил, что так дело не пойдёт. — Кескесе? — спросила Вивьен, наблюдая за тем, как я приманил десяток камушков из-под снега, — Что ты задумал? — Дезире, ма шери, — пользуясь всем «богатством» известного мне французского сказал я, — подними ножку, покажи мне подошву своего сапожка. Девушка прищурилась, с интересом и небольшим ехидством глядя на то, как я трансфигурирую камушки в крохотные тонкие металлические шипы, но мою просьбу выполнила. Резким росчерком палочки я вогнал три созданных шипа в подошву, а затем зачаровал их: — Аридио югитатис. — Что это, ‘Арри? — Осушающее заклятие. Теперь каждый сапожок с такими шипами будет осушать снег, воду и грязь, насколько может, под собой. Так что по лужам, конечно, ходить не получится, а вот грязь налипать не должна. — Уи, месье Поттер, да Вы кудесник, — подмигнула Дезире. — Я? Нет, не кудесник, всего лишь учусь, — подмигнул ей я в ответ. В Хогсмид я вёл девушек, обняв их за талии, и ни русоволосая Вивьен, ни чернявая Дезире этому факту не противились совсем. Даже забавно переглянулись, когда я их так взял. Вообще, если верить Бродяге, то не слишком красивыми мои знакомые были лишь на фоне той же Делакур, которая была на четверть вейла, и, судя по тому, что я вычитал, нарочно не сдерживала и толики своего колдовского шарма. Ну а если не долбиться в глаза, и посмотреть на Булстроуд, Паркинсон, Боунс или Лаванду Браун, то можно и вовсе прийти к выводу, что британская элита совершенно не рожает красавиц. Вивьен была высокой и довольно худой. Её лицо выглядело простым, но не в том плане, как выглядело лицо некоторых селянок (будто из окаменевшего картофеля выдолбили долотом некоторое подобие лица), а скорее оно было… незатейливым, что ли? Мне приходило в голову сравнение того, как украшения на зданиях в стиле классицизма по-своему красивы, пускай и проигрывают в пышности при сравнении со зданиями в стиле барокко. Русые волосы на солнце иногда у Вивьен отблёскивали рыжим, нос был прямой, серо-зелёные глаза посажены не глубоко, но и не выпуклые как у некоторых из англичанок, скулы чуть острее, чем следовало бы, но это скорее вопрос диеты, подбородок довольно остёр собой, а шея, пускай и длинная, но даже не близко к той жирафьей длине, которой обладала шея тёти Петунии. Губы девушки не были пухлыми, но всё же были видимы, и рот не выглядел как безгубая прорезь. Дезире… оправдывала своё имя. Чёрные волосы, казалось, могли поглощать не самый яркий свет, густые чёрные брови выглядели довольно аккуратно, а большие тёмно-карие глаза завораживали, отчего, на самом деле нормального размера, нос француженки казался небольшим. На персикового цвета коже её лица губы выделялись, как два розовых лепестка, даже когда девушка не пользовалась помадой. И в целом её лицо, казалось, источало какую-то едва уловимую энергию жизни, отчего выглядела девушка невообразимо притягательно, на мой вкус, даже когда корчила рожицы. — Ну так что, дамы? Что насчёт уроков французского языка, обещанных мне вами? — спросил я, когда, на полдороге в деревушку, девушки наконец закончили рассказывать о прошедших сутках. Я, как и всякий «сластолюбец» (будь проклят шутник-Бродяга за такое точное название меня, и ещё более точное его самого), естественно охал, ахал и поддакивал в нужных местах рассказа, хотя, откровенно говоря, слушать продолжение вялотекущей Санта-Барбары между двумя парнями и тремя девушками, из тех, кто прибыли на Турнир представлять свою школу, было по шкале интереса где-то между УЗМС и нюансами несуществующей личной жизни Аргуса Филча — вроде бы что-то в теории происходит, но так оно всё муторно… Тем временем, мои француженки снова обменялись взглядами, хихикнули, и Вивьен ответила: — Это еш-шё будет, успеется. Ты луш-ше г’асскажи, как там дела с аг’ифмантикой у тебя? — Ну… — чуть протянул я, припоминая, — Дезире, ты ведь вроде бы брала этот факультатив? — Уи… — Ну тогда скажи мне, если я разобрался в теме двуполярных интегралов стабильного и нестабильного магических полей сегодня утром, это большое достижение? Дезире, чуть поразмыслив, кивнула: — Из темы интегралов полей остаются только асимметрия, нерегулярность поля и временное искажение интеграла. Думаю, что если продолжишь заниматься, и твои достижения — не выдумка, то сможешь много достичь уже до конца Турнира. — Благодарю, — кивнул я, — и не могу не отметить, что твой английский значительно улучшился! — Мерси, — ответила она, — я много работаю над этим, раз уж готовиться к испытанию нет нужды. Это только Вивьен, как это… ах да, пасёт задних. Сказано было с особой интонацией, и я, конечно, заподозрил неладное, но тут Вивьен вырвалась из-под моей руки, и, чуть опередив нас, встала, повернувшись к подруге. Лицо её покраснело, и выражало странную смесь возмущения, смущения и восторга. Широко открыв глаза и проговаривая отчетливо каждый звук, она сказала: — ДЕ-ЗИ-РЕ! Не сейчас, не здесь, и, пока что, не при нём! Если Дезире и Вивьен имели в виду хоть часть того, что в этот момент мне подсказала испорченная Сириусом фантазия, то мне очень хочется узнать чуть больше про сказанное… Тем не менее, черноволосая расхохоталась, и спустя пятнадцать секунд тарахтения на французском, из которого я не понял вообще ничерта, мы снова шли вместе, и я обнимал девушек за талии. — Так как твои успехи с разгадкой для яйца и второго тура, Гарри? — спросила Дезире ещё через некоторое время, когда тема для разговора сменилась несколько раз. — Разгадал, девчата, я его ещё несколько дней назад, — ответил я, одновременно с тем, как Вивьен толкнула дверь в «Три метлы», — Отгадка очень… Пришлось прерваться на полуслове, поскольку знакомый мне уже второй год паб теперь напоминал поле боя, где все застыли лишь благодаря нашему появлению. Слева, где обычно была сцена и стояло фортепиано, а также, по традиции, были более чистые столики, расположились по меньшей мере два десятка учеников Хогвартса и ещё пятеро шармбатонцев. «Группа поддержки Флёр» — шепнула Дезире мне прямо в ухо, отчего у меня снова промелькнули мысли о чём-то не слишком дозволенном в этом возрасте. По правую руку, превратив «столики Слизерина и заговорщиков» в баррикады, находились Крам, десять или одиннадцать его товарищей по школе, а также трое когтевранцев со старших курсов, и двое слизеринцев. В глубине помещения из-за барной стойки, прикрывшись Протего выглядывала мадам Розмерта, хозяйка паба. Выглядело всё так, будто бы две противоположные стороны уже успели обменяться несколькими десятками Редукто, Инсендио и Фламио: битые стены, треснутая потолочная балка, пятна сгоревшей древесины тут и там, тлеющие обломки нескольких стульев, пятна гари на лицах некоторых учеников… — Я, конечно, планировал сегодня зажечь… — задумчиво сказал я, — Но совсем не так себе это представлял. Все присутствующие, кроме, разве что, Крама и моих француженок уставились на меня. Занятно, что болгарин не сводил яростного взгляда с четверть-вейлы. — Перефразировую для не самых доходчивых: что за нахрен тут происходит?!