А Дост-кун умеет перевоспитывать...

С легким усилием Гончаров убрал от Достоевского одеяло — тот снова захныкал и прикрыл рукой слезящиеся глаза. Иван воспользовался поднятой рукой младшего и быстро сунул в его подмышку градусник, прижал его руки к телу и погладил по голове, когда Федор поежился от холодного термометра. — Тихо, тихо. Пять минуточек и уберу, — сказал Иван, и Федор слабо кивнул, понимая, что раз его так усердно заставляют мерить температуру — это необходимо. Дазай тихо присел на край кровати, глядя на необычайно милого Достоевского. Он привык видеть Федора сильным и спокойным, но не ломким и нежным. Худоба будто придавала ему некую надежность и даже солидность, как и спускающиеся до плеч мягкие, темные волосы. Как он обожал, сидя на коленях у Достоевского зарываться руками в эти невероятно мягкие и нежные волосы... Дазай очнулся, стоило лишь Ивану двинуть рукой, чтобы вытащить градусник. Иван извлек термометр, посмотрел на шкалу и тихо выругался: "Твою мать, тридцать восемь и семь! Федя, ну где тебя так угораздило?!" Федор лишь немного покраснел и промямлил что-то про вчерашний дождь. Когда он был младше, он был очень стеснительным и милым. — Уколов боишься? — спросил Иван, доставая небольшой шприц. — Я? Боюсь? Вот еще! — брезгливо отвернул голову Фёдор. — Вот и хорошо. Тогда ложись на живот пожалуйста. Федор огромными глазами посмотрел сначала на Ивана, а потом на шприц, и тут сделал то, чего явно никто не ожидал от больного ребёнка с температурой — вскочил с кровати и понесся вон из комнаты, но не смог открыть запертую дверь и каким-то чудом вскочил на стоящий рядом со столом шкаф. — Ваня, убери это немедленно, я на такое не согласен! — опасливо прошипел Достоевский. — Хорошо-хорошо. Тогда таблетки? — пошел на попятную Иван, чуть хитря, ведь слезет — будет в их руках. — Тогда ничего! Я лечиться не хочу! Не хочу — не буду, и точка, ясно? — Тогда мы тебя отвезем в больницу. Там спрашивать точно не будут, уж поверь, — сказал Дазай, став перед шкафом. — Будто я дам... АААА! — закричал Федор. Дазай схватил его за ногу и стянул со шкафа так, что Федор оказался у него на руках. Дазай со своей Гошей быстро сел и прижал его поясницу и бедра к кровати, кивнув Ивану, вырускающпему из шприца воздух и не обращая внимания на истошно орущего и чуть не плачущего Достоевского. Федор пытался брыкаться, но хватка у Дазая железная, но борьбу он не прекращал. — Федя, прекрати пожалуйста дергаться, а то будет больно, — ласково попросил Иван, и Федор прислушался к этому нежному, хрупкому голосу. Он даже не знал, что Гончаров умеет просить так, и, разомлев, не посмел ослушаться. Дазай удивленно и слегка восторженно посмотрел на Ивана, и помог Федору лечь на кровати в удобную позу и приспустить штаны и белье. Гончаров быстро сделал процедуру и кивнул Дазаю, чтобы вернул штаны ребенка на законнное место и, дождавшись кивка, ушел выкидывать использованный шприц и ватку.