Любимая республика

Апрель — месяц, когда зима отходит от природы. Лучи солнца вновь греют нас, распускаются почки на деревьях и кустах, вновь появляются цветы, заметно теплеет. Только здесь зима была бы для русских тёплой. Здесь не было снегопадов, морозов. Только температура упала, но и не понижалась ниже десяти-двенадцати градусов. Уже прошёл год, как они познакомились и впервые поговорили в госпитале. Можно отметить многое, что изменилось с их первого, не строившегося с самого начала разговора. Крепкая дружба, первые подарки, оказание друг другу всяческой заботы и поддержки. А потом появилась девочка, которая только сильнее сблизила их сердца. Симпатия, переросшая в искреннюю любовь, первая ссора, первый поцелуй. Кажется, что отношения должны строиться годами, а тут всё как-то само собой образовалось. Конечно, без усилий и коммуниста, и афганки, они бы сейчас не были тем, кем они являются. Саффина долго ждала вечер этого дня. Благо, она не ныла, как все дети, от долгого ожидания. Днём же папы нет, рядом только мама. Ничего из игрушек нет, кроме подаренной фарфоровой куклы, которую малышка просто обожала. Каштановолосая, со стеклянными синими глазками, длинными ресницами, в длинном красном платье и в чёрных туфлях. Сказку ей никто не мог прочитать — афганка не умеет читать по-русски, как и сама девочка. — А пойдём погуляем? — предложила Саффина. Неплохое предложение. Благодаря долгому пребыванию в части Афганистан знала, что и где располагается. Ей не составит труда сориентироваться здесь. Держа маму за руку, малышка медленно шла, рассматривая, что окружает её. Танки, которые чистят военнослужащие, посаженные вертолёты и самолёты, которые от чего-то тщательно осматривают. Она стояла здесь довольно долго, наблюдая за действиями солдат. Почему-то маленькой девочке нравилась военная техника, и ей хотелось узнать о ней побольше. — Мама, смотри... — показывала пальцем она. — Это Су-17, а это — МиГ-21... — Откуда ты знаешь? — удивлённо спросила девушка. — Про что-то папа рассказывал, а про что-то дядя Марат, — пожала плечами Саффина. — Я хочу стать лётчиком, чтобы летать на них. — Но ты же знаешь, что на лётчика нужно долго и упорно учиться? — погладила её по макушке азиатка. — Да, — вздохнула малышка. — Но я мечтаю. Разве это плохо? — Нет, милая, — присела на корточки афганка, взяв детские ладошки в свои руки. — Я тоже любила мечтать. Однако, к сожалению, не все мечты сбываются. Но ты же у меня целеустремлённая и умная девочка, сможешь воплотить свою мечту в реальность, правда? — Да! — широко улыбнулась Саффина. — Моя самая главная мечта — стать лётчиком и покорять небо, и я буду стараться и точно стану им! Тихо рассмеявшись, Афганистан встала и подняла ребёнка на руки. — Пойдём дальше, малыш? — Ага! *** — Папа, а ты правда играешь на баяне? — удивлённо спросила девочка, рассматривая немаленький инструмент в руках коммуниста. Через его плечо был перекинут ремешок. — Да, — ответил Совет. — Хочешь, сыграю для тебя и мамы? — Да! — восторженно крикнула малышка. Медленно начав двигать гармошкой инструмента, он, ловко передвигая пальцы, нажимал на чёрно-белые клавиши. Почему-то мелодия показалась афганке до боли знакомой. Тихая, спокойная музыка лелеяла уши, заставляя забыться в ней. Она точно помнила, что где-то слышала её, и смутно помнила слова: кажется, эту песню распевали красноармейцы тогда, недалеко от госпиталя. — Ветры весенние... — начал приглушённо петь Совет своим приятным басом. — Шумят в зелёной листве... Удивлённо оглянувшаяся на родителя девочка пребывала в недоумении. Не припоминала она, чтобы мама знала русские песни и когда-либо пела их. В принципе, Союз был удивлён не меньше, смотря своими янтарными глазами на девушку. — И небо синее... — продолжил коммунист с улыбкой. — Над головой моей... У него был прекрасный голос, чтобы петь такие песни. Не тихий и не громкий, в самый раз, даже не смотря на то, что каждый день он повышает голос на солдат и офицеров, отдавая команды. Она же смущённо и тихо пела, как бы скрывая свой истинный голос. Всегда она думала, что пение — не её талант. — Окна в домах по весеннему чистые... — продолжил петь он, ожидая, когда она подхватит его слова. — И солнце в стёклах оконных и в моих глазах... — стеснительно продолжила петь она. Кажется, что только этой ночью она требовательно просила его поцелуев, ничего не стесняясь, а сейчас — словно серая мышка, прячется в своём тёмном хиджабе. Мужчина ласково смотрел на неё и кивнул, поддерживая, и по улыбке можно было понять, что петь дальше должна она, и делает она всё правильно. — Иду я одна... — смелее продолжила она. — По проспектам зелёным... — И счастьем полна, улыбаюсь весне... — подхватил Союз, вновь начав петь. — И солнце лучится, и дождик смеётся.... — невольно улыбнулась афганка, смотря, как он тепло смотрит янтарным взглядом прямо на неё. — И светится радуга мне... — негромко продолжил он. — И светится радуга мне... — тихо пропела она. — Мама! — первой нарушила тишину девочка. — Откуда ты знаешь эту песню? — Когда я лежала в госпитале, я слышала её от папиных сослуживцев, — всё ещё улыбаясь, проговорила она. Совет тоже хотел спросить об этом, но малышка опередила его. — Пойдём петь со всеми? — спросил Союз, наблюдая за удивлённым выражением пухлого личика малышки. — Конечно! — проговорила Саффина, подскочив с колен. — Правильно. Споём с мамой и эту песню, — добро рассмеялся коммунист. — Мама у нас прекрасно же поёт, да? — Очень! *** — Слушайте, товарищ Афганистан, я даже не ожидал, что Вы наши песни знаете, — улыбнулся сидящий на скамейке Марат. — Вы очень хорошо поёте. Товарищу Советскому Союзу очень повезло с Вами. — Спасибо, — смущённо пробормотала афганка. Петь песню в окружении людей оказалось намного сложнее, чем тогда, когда они были втроём. Помимо Марата здесь был и Владимир, и многие другие солдаты и офицеры. — Честно, очень понравилось, — добро кивнул один солдат, выслушав песню. — Если приедете к нам в СССР, обязательно станете певицей с таким мелодичным голосом. — Да, — поддержал его Владимир. — Малышка, а тебе понравилось? — Очень! — довольно произнесла Саффина, сидя на коленях матери. — Вова, а ты сыграешь что-нибудь? — обратился к другу Марат, закурив. — Конечно, — протянул Владимир, взяв гитару. — Давай что-нибудь о дружбе, — кивнул тот. Начав играть знакомую для всех мелодию, он начал распевать: — Если друг оказался вдруг и не друг, и не враг, а — так... — Если сразу не разберёшь, плох он или хорош... — продолжил Совет. — Парня в горы тяни — рискни! — подхватили остальные. — Не бросай одного его! — Пусть он в связке одной с тобой, там поймёшь, кто такой, — вновь начал петь в соло Владимир. — Если парень в горах — не ах, если сразу раскис — и вниз, — поддержал его Марат. — Шаг ступил на ледник — и сник. — Оступился — и в крик, — начал петь вместо другого сослуживца Союз. — Значит рядом с тобой — чужой! — Ты его не брани — гони! — подхватили остальные. — Вверх таких не берут, и тут про таких не поют, — продолжил Владимир. — Если ж он не стонал, не ныл, — вновь послышался бас Совета. — Пусть он хмур был и зол, но шёл. — А когда ты упал со скал, — вновь подхватили все. — Он стонал, но держал… — Если шёл он с тобой, как в бой, — продолжил Марат. — На вершине стоял хмельной. — Значит, как на себя самого, — громким хором продолжили другие. — Положись на него! — Отлично! — поаплодировала маленькими ладошами Саффина. — Конечно, — негромко рассмеялся Союз и усадил девочку на свои колени вместо снятого раннее баяна.