Жажда

      Стоит чему-то обрадоваться, как тут же мир начинает рушиться. По крайней мере так считает Чу Ваньнин. Но только теперь он не склеивает этот мир самостоятельно. У него есть отличные врачи клиники Убэй.       — Господин Чу, как вы себя чувствуете в последнее время? – Милая женщина терапевт мягко проговорила. Она всегда разговаривает мягко и спрашивает даже самые очевидные вещи.       — А по мне не видно?       В последнее время Чу все меньше спит. Кошмары прошлого его преследуют, бегут за ним и кричат. Чу Сюань, обвиняющий в своей смерти, Сюэ Чжэнъюн, который со слезами на глазах рассказывает о своей инвалидности, и те двое… Они продолжают повторять мерзкие слова любви.       — С какого момента начало ухудшаться ваше состояние?       Это был вопрос, на который Чу не мог найти ответ. Ведь все было так хорошо, так спокойно. Даже Ваньнин по собственной инициативе постепенно начинал выходить на контакт с людьми, перестал пугаться каждой кривой тени и давно позабыл о самоповреждении. Он даже начал забывать лицо монстра…       Но тень того монстра нашла его, сама к нему прикоснулась и разбила его мирную жизнь. И этого было мало, эта тень заставляет срывать замки со всех воспоминаний, которые были похоронены, и заставляет срываться на те чувства, которые были запретными.       — Вас вновь преследует "монстр"? – мягкий голос вернул Ваньнина в реальность. Только сейчас он заметил, как на когда-то белом и аккуратном листе появилось черное рваное пятно. Огромное, заполняющее почти весь лист и пачках все вокруг себя.       — Да…       — Этот монстр Мо Вэйюй? Или это Ши Минцзин?       Что раньше, что сейчас, упоминание вместе этих имен вызывает у Ваньнина волну эмоций. Раньше это была зависть и ревность. Стоило сердцу трепетать от вида Мо Вэйюя, который казался до стыда громким и навязчивым, как тут же появлялся Ши Минцзин. От его вида сердце пронзала боль, а душу скребла черная кошка зависти.       Ши Минцзин так же был студентом Ваньнина. Он был юношей с несчастной судьбой, такой же сирота, который выбивал свое место под солнцем. Вот только в отличии от Чу, Ши Минцзин был добр ко всем. Он ласково говорил, робко улыбался и помогал каждому нуждающемуся в помощи. И на такого святого и наивного Ши Минцзина ласково смотрели темные глаза, взгляд которых был так желанен для Ваньнина.       Но у него не было шансов заполучить Вэйюя. Ши Минцзин был нежным, хрупким, с мягкими чертами лица, которые казались почти женскими. И Ваньнин… Почти в половину старше, со скверным характером и средней внешностью. Пусть он так же добр и помогает другим, этого все равно никто не замечает. По крайней мере так он считал…        Но Мо Вэйюя он заполучил. Юноша шептал слова любви и вылавливал своего преподавателя в университете, чтобы лишний раз обнять или поцеловать в очередном тихом куте. Он каждый раз доказывал свою любовь, и это успокаивало Ваньнина. Сердце перестало болеть, а мерзкая кошка в груди исчезала. Все казалось до безобразия правильным, не смотря на совесть, которая кричала о запретности этих отношений.       И когда все так прекрасно, все же приходит беда. В этот раз она пришла неожиданно, под предлогом помощи с предметом, все же, когда у тебя за душой ничего, то даже образование на цену золота. Ваньнину предложили любимый чай, а после слабость. Чужие руки быстро избавились от одежды, а губы обжигали кожу. Ваньнин хотел закричать, оттолкнуть и сбежать, но не мог. Его тело не слушалось, он был словно глина в руках гончара.        Нутро выворачивало от каждого прикосновения, от каждого поцелуя и от мольб. Тогда молиться должен был Чу Ваньнин, но эту роль забрал Ши Минцзин. Он молил обратить на себя внимание, посмотреть на него по-другому, заметить насколько он лучше. Но тогда юноша, наверное, не осознавал, насколько уродливым был, не осознавал, что слезы на глазах были не от счастья, а от боли и отвращения.       Тогда, стоило наркотику ослабнуть, Ваньнин нашёл силы в себе, чтобы хоть как-то собраться и сбежать. Он помнит чужие слезы, крики. Помнит, как все вокруг плыло, а яркие вывески обжигали глаза. Путь был долгим, тяжелым и в новостройке Ваньнин с трудом держался на ногах, слабо стуча в дверь. Телефон он забыл на квартире студента, а сил на более сильные удары не было. Он только и делал, что шептал о том, чтобы ему открыли дверь.       И её открыли. Прижали к себе, приводили в чувства и расспрашивали. Тогда Ваньнин дал первую трещину в барьере своих эмоций и позволил слезам течь без остановки, а голосу срываться в крик. В ту ночь он много плакал, его долго обнимали и нежно целовали, игнорируя вкус рвоты. Тогда эта квартира и парень казались той самой необходимой защитой и Ваньнин не подозревал, что уже сам зашел в свою золотую клетку.       — Это Мо Вэйюй…, – все же решился ответить мужчина, скомкав листок с "монстром".       — Вы ведь знаете, что Ши Минцзин мертв.       Эта фраза вызвала у Ваньнина холод по коже. Он никогда бы не подумал, что будет так холодно говорить о чужой смерти, в особенности, если знал, что замешан в ней.        Это теперь он знает, что замешан, но тогда на третьем году учебы, когда пришла информация о смерти Ши Минцзина, Ваньнин даже не думал об этом. По словам полиции студент покончил с жизнью, оставив после себя предсмертную записку. Тогда всех работников и студентов долго допрашивали, интересовались были ли у Ши Минцзина проблемы или враги. И тогда Ваньнин умолчал о том, что произошло между ними. Он хотел это забыть, как и пытался забыть радостный взгляд темных глаз, когда Вэйюй узнал о смерти его давнего друга.       Еще тогда стоило бежать. Но Ваньнин остался и продолжал доверять. Вэйюй утверждал, что понятия не имеет почему Ши Мэй покончил с собой, водил Ваньнина к врачам, хранил его сон, а утром беспокоился, чтобы тот не забыл о завтраке. Тогда он напоминал верного щенка, который бегал возле ног хозяина.       Но стоило Мо Вэйюю получить диплом, как их отношения вышли на другой уровень. Контракт аренды квартиры был разорван и вещи Ваньнина уже находились в квартире его возлюбленного. Так же, как и все цветы, которые были подарены, как извинение за произошедшее в ночь выпускного. О ней Ваньнин яростно пытался забыть, заедая боль очередной сладостью, которую купил Мо Жань. Именно так просил его называть возлюбленный, мол он больше не студент и с уст Ваньнина эта форма имени звучит по особенному. Словно с уст матери.       Чу Ваньнин достаточно быстро узнал о детстве Мо Жаня. Тот очень красочно описывал красоту своей матери, но стоило теме дойти до её смерти, как Ваньнин начинал беспокоиться, чтобы его ладонь не сломали.       Вэйюй был сиротой с более удачной историей, чем Чу. Чу Ваньнин не пытался заработать на улице, не делил последний черствый хлеб с кем-то и не ревел возле трупа матери. Он совершенно не помнил биологических родителей, а о "семье" в Яншо уже позабыл до того времени. Он даже не мог так четко описать все события своего детства, как Вэйюй. Это действительно тронуло Ваньнина и объяснило для него большинство вещей.       Поэтому и приходилось привыкать к тому, что Мо Вэйюй находился всегда рядом, а если и не мог быть рядом, то постоянно писал или звонил. Для него было так же немало важно знать, где Чу Ваньнин и с кем. Это не вызывало ни подозрений, ни чувства опасности, ведь подобное наверняка есть у всех нормальных отношениях.       Но такие мысли сопутствуя первой звонкой пощечиной и металлическим привкусом на языке.       — Господин Чу? – Ваньнин не помнил, как вышел из кабинета терапевта. Он и толком не помнил разговор, скорее всего попросту отвечал на автопилоте, но удивление заставило его выйти из туманного состояния.       — Что вы здесь делаете?! – прошипел Ваньнин стоило ему поднять взгляд на Морана. Этот человек вызывал раздражение и паранойю из-за того, что с каждой их встречей он все больше появлялся в жизни Ваньнина.       — А, ну я сюда записался к наркологу-терапевту, поэтому…       — Тогда идите к нему, – Ваньнин не хотел слушать дальше. Он хотел сбежать, спрятаться и забыть эту встречу. Часть его мерзкой тайны была уже вскрыта, нужно было избежать того, чтобы её полностью показали миру.       — Я бы с радостью, но ещё час до приема, – не смотря на попытки Чу Ваньнина уйти, парень все равно догнал его.       — Господин Чу, просто пообщайтесь немного со мной и я тут же отстану от вас.       Это предложение было слишком заманчивым. Настолько, что Ваньнин все же согласился, питая надежду на то, что это будет их последний разговор.       Разгар весны отлично чувствовался. Даже в легкой рубашке все равно становилось жарко, поэтому Ваньнин спешил в тени от дерева. Он даже завидовал Морану, который спокойно носил футболку, не смотря на уродливые шрамы на руках, словно от ожогов.       — Но я не ожидал вас здесь увидеть, – с глупой улыбкой говорил парень, садясь рядом на скамейку.       — Я сюда хожу исключительно к терапевту, – ложь. Настолько привычная, что Чу Ваньнин даже не чувствовал вины. Люди лгут друг другу и у него нет причин быть откровенным с тем, кто ему не может помочь.       — Да, я читал, что здесь хорошие терапевты. Даже удивлен тому, что в таком городишке есть такая хорошая лечебница, – Моран поднял голову к нему, пытаясь разглядеть его лицо среди листвы.       Ваньнин никак не мог отказаться от мысли о сходстве Морана и Мо Вэйюя. Они до ужаса были похожи и в то же время отличались. В худом и бледном Моране не было ни намека на насыщенный загар и рельеф мышц под одеждой. Темные синяки указывали на усталость, а таких никогда не было у слишком активного студента. А также некая напряженность. Этого у Вэйюя не было, даже в те года, когда он с Ваньнином вызывали скорую по несколько раз в неделю. Он всегда вел себя непринужденно.       — Поэтому я надеюсь, что они помогут мне.       — С зависимостью? – Ваньнин исполняя свою часть из "уговора". Он задавал вопросы, которые позволили бы человеку выговориться о том, что болит. Даже если Ваньнину не то чтобы было интересно это слушать.       — Да, с зависимостью…, – улыбка с чужого лица медленно сползла, превращаясь в горькую ухмылку.       — Господин Чу, было ли у вас такое, что заставило ненавидеть жизнь? Заставляло забыться и хоть немного радоваться тому, что происходит вокруг, даже если это лишь жалкий эффект?       — Для чего вам это знать?       — Мне просто интересно.       — Я не собираюсь утолять ваш интерес.       — Имеете на то право, – спокойно отреагировал парень, после чего вновь поднял взгляд к небу.       — В моем родном городе лишь однажды я обрадовался жизни. Трезвой жизни без веществ или развлечений, думал, что смогу стать на правильный путь и жить счастливо до самой старости… Но все прекрасное слишком быстро заканчивается, а я вновь возвращаюсь к кайфу, к зависимости, которая заставляет меня прожить хоть ещё один день…       — Несчастливая любовь? – спокойно говорил Ваньнин. Он не понимал парня, не мог осознать его горя, но с некого интереса желал найти причину.       — Она самая… Правда наивно считать, что торчка из Сан-Хосе полюбит примерная отличница? – Моран внимательно следил за реакцией Ваньнина. Его усталость казалась теперь ещё большей, а взгляд словно путался поймать каплю сомнения и тень отвращения.       — В этой жизни все возможно, – Ваньнин опустил свой же взгляд, смотрел на руки, которые крепко держали бутылку с водой, чтобы скрыть дрожь.       В этой жизни и вправду все возможно. Будучи почти святым, ты начинаешь грешить стоит лишь вкусить свободу. То, что тебе придется бороться между праведностью и грешным желанием любви. И то, что со временем придется платить за всю свою жалость и праведность.       — Да, вы правы. Знаете, я ведь пытался все вложить в эти отношения. Деньги, любовь и заботу… А от меня ушли, попросту бросили и наверняка уже забыли…       От этих слов Ваньнин вновь вспоминал свои единственные отношения. То, как его задаривали подарками, то, как впервые побывал на море и как одежда из масмаркета сменилась на популярные бренды, на которые Чу всегда жалел денег. Тогда он краснел каждый раз и отказывался, пока не начал осознавать, что на его щеках не румянец, а припухлость от удара, а эти подарки цена его молчания.       — Лучше уж так, чем если бы вас ненавидели, – с тяжелым вздохом Ваньнин отгонял от себя воспоминания прошлого.       — Вы ненавидите кого-то с прошлого?       — Думаю, что да, – после этих слов Ваньнин поднялся на ноги.       — Я пойду, у меня ещё есть дела.       С этими словами Чу Ваньнин ушел, напоследок взглянув на своего собеседника. Он пытался взглянуть спокойно, понимая, что воспоминания могут искажать реальность.       Но в то же время чувствовал на себе такой до боли знакомый взгляд. Взгляд, полный боли и злости, который сверлил ему спину, точно также, как и пять лет назад в зале суда.