Дурная кровь

— Хенджин-а, — сквозь сон позвал Феликс, — выключи уже будильник. Он поморщился, зарываясь носом в подушку, и натянул одеяло на голову. Противный гул выдернул его приятной обволакивающей темноты, свободной от ночных кошмаров, и заставил капризно захныкать. Феликс точно знал, что ему никуда не нужно, поэтому насильственное пробуждение воспринял особенно болезненно. К тому же он очень тяжело засыпал вновь, и Хван знал об этом, поэтому старался уменьшать громкость будильника. Вытянув руку, Феликс попытался нащупать Хенджина и растолкать его, но наткнулся лишь на пустоту. Пальцы сжались на прохладной простыне, и осознание начало приходить яркими вспышками. Липкий озноб сотряс напрягшееся тело, а рот приоткрылся в безмолвном крике, который застрял глубоко в горле и затруднил дыхание. Феликс пролежал несколько секунд, медленно возвращаясь в свою новую реальность, в которой он делил кровать только со своими мыслями, оставляющими неприятный, гнетущий след. Тут же захотелось завернуться в одеяло и снова погрузиться в желанную пустоту, но противный звук продолжал раздражать. Это было монотонное, противное звучание, от которого нарастала тревожность. Внезапно до него дошло. Это гремела пожарная тревога! Феликс слетел с кровати и торопливо нащупал в темном шкафу первую попавшуюся толстовку, а время, которое получилось сэкономить благодаря любви к приличным пижамным комплектам, он потратил на поиск документов. Из головы моментально выветрились все ненужные мысли — остались только обрывки воспоминаний о правилах поведения при пожаре. Он уже влезал в кроссовки, когда внезапно прислушался и понял, что хор соседских голосов мало напоминал массовую панику и истерию. Наоборот, в возгласах отчетливо слышалось недовольство. Феликс нахмурился и приоткрыл дверь. Коридор не был задымлен, да и гарью не пахло, зато вой сирены нещадно ударил по ушам. Отложив рюкзак, в который спешно побросал самое необходимое, Феликс вышел из квартиры и приблизился к сбившейся у лифтового холла группе переполошенных соседей. Никто из них не собирался спасаться бегством, и каждый выглядел невыспавшимся и злым. — Что случилось? — спросил Феликс у соседки, с которой несколько раз обменялся утренним приветствием. — Датчик сломался, — вздохнула она, закутавшись в халат, — и провод перерезать, чтобы заглох, нельзя. Штраф выпишут. — Людей как-то много, — заметил Феликс, сообразив, что для шести квартир в холле собралось слишком много жильцов. — С других этажей набежали. Феликс, в отличие от остальных, не стал дожидаться, когда проблема будет устранена, и решил вернуться в квартиру. Сон прошел. Даже после того, как пожарная тревога наконец заглохла, и ропот соседей затих вслед за ней, глаза не желали смыкаться. Не помогали даже звуки природы, ранее неплохо справлявшиеся с проблемами засыпания. Феликс несколько раз посчитал от ста до нуля, но и тут потерпел неудачу. Дурацкая сигнализация испортила ему одну из немногих ночей, в которые ему удалось заснуть без снотворного. Проклиная все на свете, включая самого себя, Феликс закончил буравить взглядом потолок и снова вылез из постели, когда телефон на режиме вибрации оповестил о том, что пробило шесть утра. Он расчесал волосы, к цвету и длине которых все еще привыкал, и вытащил из шкафа спортивный комплект, который прилично смотрелся и в повседневной носке. В увесистый рюкзак следом за телефоном и гигиенической помадой полетели упаковка антибактериального средства для рук, несколько спиртовых салфеток и заряженные беспроводные наушники. Феликс не собирался уходить надолго. Только что открывшаяся любимая кофейня встретила его запахом свежей выпечки и кофе. В дверях он столкнулся с парой студенток, которые, выходя, спрашивали друг друга, почему они не выбрали университет поближе к дому, а один из троих знакомых бариста приветливо ему улыбнулся. Феликс просто кивнул ему, что означало: «Как обычно». Парень за стойкой, на вид лет двадцати пяти, постарался скрыть свое разочарование. Он флиртовал с Феликсом с их самой первой встречи, которая чуть не обернулась прахом. Когда карие глаза баристы по имени Джихун — это имя, по крайней мере, было витиевато выгравировано на бейджике — лукаво прищурились, а губы со следом затягивающегося пирсинга тронула улыбка, Феликса прошиб озноб. Его руки мелко затряслись, выпустив телефон, который приземлился на пол экраном вниз, а внутренности стянуло в тугой узел. Накатившая паника отдалась пульсирующей болью в висках, а шеи коснулось чужое дыхание, которого просто не могло быть. Но Феликс был слишком напуган, чтобы осознать, что никакого Хенджина за спиной нет, и никто не изобьет его до обширных гематом на исхудавшем теле за заигрывания, в которых он не был виноват. Его состояние было близким к обморочному, но внезапный детский плач вывел Феликса из ступора. Это расплакалась маленькая девочка, случайно макнувшая новую куклу с роскошными волосами в чашку горячего шоколада. Она рыдала так громко и надрывно, что фантомный след чужого злобного выдоха исчез, а пелена перед глазами рассеялась, и Феликс наконец заметил девушку, которая протягивала ему упавший телефон. Неадекватную реакцию будущего постоянного посетителя Джихун не принял на свой счет и каждый раз продолжал попытки флиртовать с ним. Его не оттолкнул даже грубый отказ попробовать сезонный напиток — тыквенный латте. Казалось, бариста совершенно не был смущен холодным к себе отношением, и это пугало. Пробивные, целеустремленные парни, всегда добивающиеся всего, чего хотят, кого хотят, не вызывали у Феликса доверия. Никто из них не вызывал. Феликс не удостоил Джихуна даже взглядом, когда тот принес заказ, и не думал благодарить за то, он принял на себя роль официантки, которая сонно клевала носом у бара. Феликс продезинфицировал руки и с жадностью припал губами к торчащей из стакана трубочке. Какого черта он делает? Феликс ненавидел кофе. Особенно сильно он ненавидел эспрессо. Эту противную, почти черную жижу, одновременно отдающую и сладостью, и горечью, и кислинкой, и соленостью, которая сейчас обжигала его горло. Феликс всегда любил чай, но он даже понятия не имел, есть ли он в меню. Конечно, есть. В любом нормальном заведении всегда есть чай. Только Феликс продолжал давиться ненавистным эспрессо, который начал казаться еще более мерзким: в этой кофейне его готовили просто восхитительно. До такой степени, что его вкус начал приносить удовольствие по-настоящему. Это какая-то насмешка судьбы, не иначе. Она будто смеялась в лицо, приговаривая: «Смотри, как могло бы быть!». Феликс зажмурился и мотнул головой, прогоняя непрошеные мысли, и принялся щипать мягкую булочку, которая не успела остыть. Пышное сладкое тесто легко проскальзывало внутрь, в пустой желудок, который, взвыв, потребовал чего-то более серьезного. Прижав руку к животу, Феликс поморщился. Он все еще пытался распробовать корейскую кухню, но не все его попытки закончились хорошо. Некоторые блюда казались ему откровенно странными и несъедобными, гастрономическими извращениями, которые были отвратительны даже на вид. Поэтому приходилось перебиваться доставками из ресторанов европейской или американской кухни, но и тут не все было гладко. Возможно, это не везло конкретно Феликсу, но он постоянно недоумевал, почему для корейцев это так сложно — приготовить съедобную пиццу? Даже знаменитые позиции в Макдональдсе, KFC и Бургер Кинге отличались от австралийских не в пользу корейских вариантов. Когда-то Феликс любил готовить, особенно он уважал кондитерское искусство, но это было в прошлом, и теперь даже бутылка молока в его холодильнике вздувалась из-за ненадобности. Аппетит давно стал редким гостем в потускневшей жизни, а значит, траты на продукты были бессмысленными и лишними. Облизнув горьковатые от эспрессо губы, Феликс поднял руку и проникновенным басом, который заставлял людей вздрагивать вопреки его желанию, попросил: — То же самое, но на вынос. И счет. Он начал собираться домой. Тщательно вытер салфеткой рот и масляные от булочки пальцы и смял ее, бросив в опустевший стаканчик. Феликс все делал настолько медленно, что за это время его заказ успели повторить, а взбодрившаяся официантка принесла миниатюрный аппарат для оплаты. Обратно Феликс шел неспешно. Улица постепенно оживала, наполнялась звуками все чаще проезжающих мимо автомобилей и транспорта, смех людей раздавался не только из приоткрытых окон первых этажей, но и с автобусных остановок. Воздух терял свою свежесть и прогревался под утренними лучами. Даже в самый тихий и спокойный уголок Сеула прокралась жизнь. И Феликс ничего не имел против. Он не был одним из тех озлобленных неудачников, которые считали, что вместе с ними должен страдать весь мир. Хотя, конечно, чужие радость и смех иногда выворачивали его душу наизнанку и ворошили кровоточащие раны. Неожиданно для самого себя Феликс не пошел к подъезду, а решил свернуть в сторону качелей с навесом. Забравшись на деревянное сиденье с ногами, он снова обхватил трубочку губами и медленным глотком втянул подстывший кофе, который все равно показался ему издевательски вкусным. Густая жидкость приятно обволакивала горло, заставляя ворчливый желудок затихнуть. От удовольствия — или голода, который Феликс запивал крепким эспрессо — глаза закрылись, но чужие голоса нагло ворвались его в шаткий Рай. — Как ты можешь быть таким жестоким, Хо? — высокий, почти визгливый мужской голос неприятно ударил по ушам. — Сколько раз я просил тебя не называть меня так? Феликс вздрогнул. Второй голос показался ему знакомым. — Прости-прости-прости! Я просто не понимаю, мы ведь так любили друг друга. Я люблю тебя. Феликс поежился. Судя по всему, ругающаяся пара остановилась возле его качелей. Будет неловко, если он выдаст себя, перебравшись под дальний навес? — Ты начинаешь действовать мне на нервы. Я был тактичен и пытался действовать мягко, но с тобой, кажется, так нельзя. Я тебе не нянька, ясно? Мне надоело носиться за тобой и решать твои проблемы, которым нет конца. Даже после нашего расставания я пытался помочь тебе, но твои жалкие попытки манипулировать мной стали последней каплей. Черт возьми, Соджун! Из-за тебя коллеги смотрят на меня, как на чудовище! — Мне жаль… Феликс вздрогнул. Голос незнакомого ему Соджуна стал совсем тонким. — Жаль? О чем ты вообще думал, когда притащился в кофейню агентства, в котором я работаю, и во все горло выл о своей неудачной попытке самоубийства? Да ты едва поцарапал себя! Феликс задрожал, скрежетнув зубами, между которыми продолжал зажимать трубочку. От ярости и презрения в чужом голосе у него зазвенело в ушах. Алые пятна затанцевали перед глазами, напоминая капли крови, которые Феликс оставлял за собой, когда плелся за аптечкой. Шрамы под плотной толстовкой начали зудеть, их хотелось коснуться похолодевшими пальцами, но не для того, чтобы ласково погладить. Все еще розовые рубцы захотелось разодрать до мяса, чтобы заглушить растекшуюся в груди боль. — Если я увижу тебя хотя бы еще раз, вызову санитаров. Ты меня понял? Фигура в светлых джинсах и белой футболке, с перекинутой через плечо курткой, быстрым шагом направилась в сторону автобусной остановки. Парень со свежим окрашиванием в рыжий даже не оглянулся, несмотря на рыдания брошенного бывшего. Ли Минхо даже не оглянулся, несмотря на рыдания брошенного бывшего. Феликс потерял счет времени и вернулся во вновь выцветшую реальность, когда почувствовал кислый комок, поднимающийся к горлу. Он испуганно зажал рот рукой и метнулся к ближайшей мусорной урне, над которой согнулся, чтобы очистить желудок. Его бросило в холод, на лбу выступила испарина, а внутренности продолжали судорожно сжиматься в такт непрекращающимся спазмам. Феликса рвало желчью, потому что два стакана кофе и маленькая булочка были абсолютным «ничто». — Может, вам вызвать скорую? Заботливый женский голос прорезался через оглушительные звуки очищающего гортань кашля. Феликс в очередной раз сплюнул вязкую слюну и мысленно чертыхнулся. Он ненавидел, когда кто-то становился свидетелем подобных инцидентов, но все-таки нашел в себе силы, чтобы выдавить из себя улыбку и обернуться. — Нет, все в порядке. Видимо, пить крепкий кофе на голодный желудок — это не самая полезная привычка. Женщина, которую Феликс несколько раз встречал вблизи дома, укоризненно цокнула языком, но тут же вздохнула: — И я в вашем возрасте легкомысленно относилась к своему здоровью. Не пренебрегайте завтраком. Снова улыбнувшись, Феликс поклонился и с трудом удержался от облегченного выдоха, когда женщина не стала наседать с нравоучениями и просто пожелала хорошего остатка дня, после чего развернулась и пошла в противоположную сторону. Неприятный привкус во рту становился все сильнее. Тошнота снова подступала к горлу, а опустошенный желудок, казалось, прилип к позвоночнику. Феликс икнул и бегло оглядел улицу. Почему он не пошел домой? Выкинув в урну стаканчик, Феликс натянул на голову капюшон и поплелся в сторону своего подъезда. В ушах все еще стоял звон, а асфальт под ногами казался почти белым. Перед глазами скакали мошки, превращая окружающий мир в чистый холст. Но Феликс не был художником, у него не было красок, чтобы расписать его. Он возвращался в съемную квартиру почти интуитивно, иногда жмурясь от неугасающей яркости, но все-таки услышал бодрое «Доброе утро» от Хана, с которым они встретились на этаже возле лифта. — Screw you, — ответил Феликс. В квартиру он ввалился практически мешком. Ноги окончательно перестали его держать, а рюкзак выпал из ослабевших рук. Вкус во рту стоял отвратительнейший, но Феликс нашел в себе силы только на то, чтобы сесть на крошечный пуфик возле обувницы и вжаться затылком в стену. Он тяжело дышал и пытался понять, почему разговор, невольным свидетелем которого ему пришлось стать, довел его до такого состояния. День ведь начинался относительно сносно! Феликс с силой сжал пальцы на изувеченной рубцами руке и хрипло выдохнул. Он чувствовал, как кровь забурлила в венах, и ее становилось слишком много, чтобы сосуды смогли выдержать это давление. — Раз, — сорвалось с пересохших губ. Феликс попытался сделать глубокий вдох, чтобы насытить кислородом отказывающийся трезво мыслить мозг. — Два, — продолжил он. Медленный выдох перебил вырвавшийся кашель. — Три. Четыре. Феликс ослабил хватку, и по сжатой до этого в тисках руке расползлась саднящая боль. Каждый шрам, каждый след от прокола иглой при зашивании обдало жжением, но зато кровь прилила к онемевшим пальцам. — Пять… Феликс продолжал считать, взглядом уткнувшись в одну точку. Неестественная яркость мира начала утихать. Кто-то в опустевшей голове будто возвращал в норму показатели контрастности. Звон в ушах прошел. В квартире стояла абсолютная тишина, которую не нарушало даже тиканье часов. У Феликса не было часов. Не было ничего, что бы сделало это помещение его домом. Даже мебель вся осталась от прошлых жильцов, переехавших после рождения ребенка. Все в этой квартире выглядело так, будто ее нынешний владелец готов в любой момент бежать. От кого или, что еще хуже, к кому? Феликс засмеялся и ударился головой об стену, а затем еще раз, и еще. Пнув брошенный рюкзак, он наконец встал с пуфика и дотащил свое тело до ванной, в которой старательно избегал своего отражения. У него больше ничего не болело. Феликс снова напоминал полую внутри куклу, но зато его больше ничто не беспокоило.

Он был настолько легок и пуст, что если выпрыгнет в окно прямо сейчас, ветер подхватит истощенное тело и поднимет высоко в небо, не позволив ему растечься уродливым пятном по асфальту.