***
Сложно было назвать прогулкой путь от театра Варьете до дома на Большой садовой 302 бис. Александра, всё ещё находясь в своих мыслях, пересекла входную дверь подъезда, а затем не спеша поднялась на пятый этаж. Потерявшись во времени, она шла, еле перебирая ногами, вверх по лестнице. От чего-то ей не давало покоя предложения директора театра, а червячок сомнения прогрызал себе дорогу прямо в тревожащееся сердце. — Еще это слово — «дорогуша», надо же придумать! — проигрывая в голове сегодняшние события, воскликнула девушка, открыв дверь коммунальной квартиры. — Вы это о чем, Александра Ильинична? — спросил знакомый учтивый голос, принадлежавший Михаилу Александровичу Берлиозу — еще одному жильцу квартиры №50. Это был взрослый мужчина, маленького роста и упитанной фигуры, лысину, красующуюся на его голове, он по привычке прикрывал шляпой. Вырвав девушку из размышлений, и по сути вернув в реальность, он поправил огромных размеров очки и начал выжидать ответа. — Ах, Михаил Александрович, день только начался, а уже преподносит разные странности, — как можно отдаленнее и завуалированнее ответила альтистка, одновременно вставляя ключ в скважину двери своей комнаты. К слову, сдавала она Берлиозу целых две комнаты. — Да, тут вы правы — день сегодня обещает быть тяжелым. Сначала заседание МАССОЛИТа, потом этот Грибоедов… — не успев договорить, мужчина был прерван. — Вы тоже сегодня пойдете туда? — с воодушевлением пролепетала Александра, резко заинтересовавшись в их беседе. — Тоже? — удивился Михаил Александрович и продолжил. — Да, с товарищами будем обсуждать литературную реформу, — на этих словах он важно и гордо посмотрел в потолок. «Конечно, реформу, пить скорее всего будут», — категоричные слова прозвучали в голове альтистки (к алкоголю она относилась скептически). Тут же у нее возникла идея. — Реформы — это очень важно, — поддержала она его. — Только я бы хотела вас попросить вместе уехать из Грибоедова. Сами понимаете — в темноте одной страшновато, — милая улыбка скользнула по её лицу, а зеленые глаза выражали мольбу. — Даже не знаю, Александра Ильинична, это обсуждение может затянуться. Всё таки не простецкое дело будет оговариваться, — судорожно оправдывая своё нехотение, Берлиоз начал отдаляться к выходу из квартиры. — Я, конечно, постараюсь освободиться как можно раньше. Прошу меня простить, я спешу. — Вы бы мне очень сильно помогли, — слова настигли уже спину мужчины. Тут же Александра вспомнила, что квартплата за этот месяц жильцом была не уплачена. — Михаил Александрович? — начала она, но замялась, засуетилась от чего-то холодного взгляда, обернувшегося на нее Берлиоза. — Хорошего дня. — И вам того же, — буркнул мужчина на выходе на лестничную площадку и через минуту его словно и не бывало. «Вот же дура!» — пронеслось в голове девушки, заходящей в свою комнату. «Надо же было так мямлить! Ты в праве потребовать с него деньги, почему не сказала?!» Серьезной потребности в деньгах у нее не было, тем более она только что устроилась на работу, но хотелось доказать самой себе, что так бесчестно вытирать ноги о ее доброту нельзя. Устало, Александра присела за дубовый письменный стол, поставив тонкие локти на деревянную поверхность, и положила пульсирующую от разных мыслей голову в ладони. Безмятежно начавшийся день, превратился для нее в сущий ад. От обуреваемых эмоций, давно пропавшей и вновь настигнувшей её тревожности, девушка заплакала. Ей не хотелось идти ни в какой Грибоедов, так еще с этим до ужаса, до омерзения неприятным и отталкивающим Лиходеевым, ни знакомиться там с «важными» людьми, ни занимать себя этими бессмысленными разговорами в своем сознании. «Да и что люди подумают?» Слухи и разговоры [которые она слышала, учась в консерватории] о Степане Богдановиче ходили отнюдь не как о прилежном, законопослушном гражданине, проще говоря — алкаш да бабник. «Конечно же, что она очередное развлечение Степана Богдановича, скорее всего потаскуха, готовая на всё ради продвижения на работе и пары побрякушек». Александра, в последнее время, жила спокойной жизнью — без тягот и мучений, а этот безумный, по её меркам, день как клин выбивался из её гладко выстроенного мира. Ладони быстро намокли и были уже не способны удерживать поток льющихся из глаз слез. Почему-то вспомнилось всё самое худшее: детство — жизнь с родителями-алкоголиками, которые часто делали вид, что не замечают её, садизм и упрёки тётки; это нелепое сегодняшнее столкновение на улице, отвратительный желтый галстук… Накопленные за день [и не только] чувства выливались из нее бурной волной, оставляя после себя приятную опустошенность. Успокоившись, Александра Ильинична нашла в себе силы подняться [сделала она это, как всегда, резко из-за чего закружилась голова] и посмотреть на время. Было почти четыре часа дня. Солнце уже не так беспощадно пекло и приобрело приятный золотистый оттенок. Футляр с альтом всё также покоился на полу возле входа. Собравшись с мыслями, она решила отвлечь себя игрой хотя бы на час. Быстро переодевшись в домашнее, девушка достала из угла сложенный старенький пюпитр, поставила его и разложила ноты, которые ей дали в театре Варьете для разучивания. Подняв кейс с инструментом, Александра положила его на стол открыв. Оттуда она достала смычок и канифоль, добротно натерев ей первого, от чего белая пудра легко развеялась в воздухе, оставляя после себя непреодолимое желание чихнуть. Сам альт был ручной работы, искусно выполненным безымянным мастером. Положив подушечку на левое плечо, а на нее же и сам музыкальный инструмент, девушка провела по струнам подготовленным ранее смычком. Быстро настроив, немного расстроившиеся за день, струны, альтистка принялась «читать» нотный текст. Как же её завораживал звук музыкального инструмента. Альт несколько больше скрипки, из-за чего звучание его не такое высокое, а тембр , можно сказать, глухой. Играть на нем было для Александры также легко, как дышать. Музыка её поглощала, изолируя от шумного мира. Девушка, время от времени, останавливалась и повторяла неоднозначные места, оттачивая, чтобы в последствии не делать там ошибок. Время проскользнуло для нее, как это всегда бывает во время занятий, незаметно и на часах пробило шесть часов вечера.***
Вечернее солнце приятно освещало, наполненные людьми улицы уже никуда не спешащими и мерно идущими, мягко касалось окон и балконов. Если бы человек мог посмотреть в одно из окон на пятом этаже, то увидел бы, как безмятежно, спокойно девушка утюжила черное бархатное концертное платье [купленное ей ювелиршей специально для сольных выступлений], разглаживая небольшие складочки и заломы. Оно было лучшим одеянием, что имелось у Александры Ильиничны на сегодняшний день. Не торопясь, она надела его, с большим трудом застегнув на спине маленькие, обитые таким же черным бархатом, пуговички. Платье было идеально пошито: длинные узкие рукава спускались к кистям рук, корсет не давил на и так худую талию, но прекрасно её подчеркивал, и мягкая тяжесть струящейся юбки чуть ниже колена приятно давила на ноги. Под платье шли и кожаные туфли на небольшом каблучке. Девушка надела неброские серьги и цепочку, которые ей достались от Анны Францевны, выгодно подчеркивающие зону шеи и декольте. Подойдя к высокому напольному зеркалу, Александра оценочным взглядом окинула свой внешний вид, еще раз ладонями провела по складкам юбки и улыбнулась. «Никто не должен видеть меня настоящую». Специально накрасив губы темно-бордовой помадой, в надежде защититься хоть как-то от непрошенных поцелуев директора, девушка покинула квартиру. Возле подъезда, к её удивлению, ждала машина — это было такси. Водитель, гнусавым голосом, обратился к ней по имени отчеству и озвучил место назначения — «Дом Грибоедова». «Значит, Степан Богданович позаботился». Почему-то от этого жеста Лиходеева, Александра подуспокоилась и весь оставшийся путь провела за наблюдением сменяющихся пейзажей за окном транспорта. Девушка была только наслышана об этом «доме» и никогда в нём не была. Здание было двухэтажным кремового цвета. Несколько мужчин в дорогих костюмах и одна женщина стояли на асфальтированной площадке перед домом и что-то оживленно обсуждали. Одним из этой компании, как потом оказалось, был и сам Степан Богданыч Лиходеев. Увидев приехавшую альтистку, он аж подпрыгнул от радости и сразу же понесся к ней. — Вы просто обворожительно выглядите! — директор театра протянул свою ладонь, немного наклонившись. На шее больше не было ужасного желтого галстука, но теперь красовался не менее ужасный цветастый платок. Поняв, что он от неё хочет, Александра вложила свою ладонь в его и мужчина незамедлительно, смачно чмокнул в тыльную сторону. «Все смотрят». Отлепившись от руки девушки, он выпрямился и продолжил. — Как доехали? Надеюсь без происшествий. — Всё хорошо, большое спасибо, — слова получились сухими и резкими, от чего, стараясь исправить ситуацию, она натянула улыбку благодарности. — Ну, что же мы стоим, скорее пойдемте — нас уже ожидают, — Лиходеев без размышлений подхватил Александру под руку. Войдя в ресторан, на них обрушился ураган заинтересованных пар глаз [так казалось девушке], они цеплялись, оценивали, смеялись. Альтистке было страшно посмотреть куда-то, кроме как вперед. «Да пошли все к черту!» Александра, собрав по кусочкам свою гордость, выпрямила спину, чуть приподняв подбородок, заулыбалась. «Меня таким не запугаешь». Пройдя к большому круглому столу, покрытому белой скатертью, Лиходеев учтиво отодвинул для дамы стул, а затем рядом сел сам. — Душечка, вы чего будете: вина или шампанского? — явно повеселев от упоминая спиртного, Степан Богданыч начал зазывать официанта. Александру снова передернуло от такого обращения к ней. — Я, пожалуй, откажусь от спиртного, — вежливо улыбалась девушка. Лицо Лиходеева исказилось в удивлении. — Позвольте поинтересоваться, почему? Вам кто-то запрещает или это ваша личная позиция? — с насмешкой поинтересовался он. — Мне не нравится вкус алкоголя, — коротко ответила она. Явное разочарование омрачило лицо директора. — А я, пожалуйста, с вашего позволения, выпью пару рюмочек. Так прошел час. Рюмочек действительно было несколько, даже больше, чем «несколько». На столе стояли закуски и ароматное горячее, к которым Александра особо не притрагивалась. Пока директор, уже хорошенький, общался с другими посетителями «дома» [имена которых она даже не пыталась запоминать], девушка с интересом разглядывала зал. Недалеко от них, практически за соседним столом, сидели литераторы из МАССОЛИТа, среди которых сидел Михаил Александрович Берлиоз, и активно продвигал (пил водку) литературную реформу. На весь зал громко звучал джаз, голос вокалистки подрагивал на высоких нотах фальшивя, от чего Александре Ильиничне хотелось еще скорее покинуть это место. Иногда Лиходеев обращался к ней с совершенно дурацкими, как ей казалось, вопросами и беззастенчиво пьяными глазами осматривал девушку, якобы случайно касался ее руки или плеча. Он даже предпринял попытку её приобнять, но сославшись на то, что ей нужно отойти в дамскую комнату, Александра быстро вынырнула из-под его руки. «Отдышавшись» в уборной, девушка решила вернуться обратно. Только выйдя оттуда, она заметила как Степан Богданыч в окружении нескольких женщин в откровенных платьях, танцевал [если его движения можно так назвать] возле сцены и что-то ярко жестикулировал контрабасисту. Чуть пройдя, девушка решила постоять у стены, поглядывая за развернувшейся ей картиной. От увиденного ей становилось легко и весело — искренняя улыбка отразилась её на лице. — Любите наблюдать? — где-то возле левого уха раздался низкий голос с иностранным, похожим на немецкий, акцентом. Немного опешив, Александра повернулась на голос и увидела рядом с собой незнакомого ей мужчину. На вид ему было чуть больше сорока, высок, хорошо сложен, отросшие густые темные волосы были заправлены назад. На незнакомце был коричневый костюм тройка из плотной ткани, а на руках, мирно сложенных на трости, надеты кожаные перчатки, поверх которых отражался ярким светом от ламп золотой перстень. И о боги, его глаза — один яркий, зеленый, другой темный, напоминающий глубокую яму, в которой нет дна. Эти глаза навсегда запомнятся девушке, они будут прожигать дыру в её душе, оставляя после себя опалённые участки. Если у Александры были какие-то предпочтения в мужчинах, то он явно совпадал с ними. — Если вы меня уличили в этом, значит ничем от меня не отличаетесь, — уверенно улыбаясь, она смотрела ему в глаза не отрываясь. Неожиданно, иностранец рассмеялся низким грудным смехом и откинул голову назад, из-за чего маленькая прядка волос упала на его лоб. По телу пробежали приятные мурашки. Также быстро он перестал смеяться и стал серьезным. — Очень остроумно, Александра Ильинична, очень остроумно, — заговорчески, немного наклонившись, сказал он, от чего у девушки затаилось дыхание. — Откуда вам известно мое имя? — улыбка пропала с её лица, а в глазах читался нескрываемый вызов. Он виновато поднял руки, в одной из которых была черная трость. Вдруг взор её упал как раз на ту самую трость, что держал в руках незнакомец. «Та самая — с головой пуделя!». К щекам Александры быстро прилила кровь, от чего они стали виновато-розовыми, а в голове судорожно закрутились шестеренки, соотнося утреннего мужчину с тем, что стоял сейчас рядом с ней. Незнакомец криво улыбнулся, левый зеленый глаз загорелся озорным огоньком. Альтистка хотела уже что-то сказать, спросить, но губы замерли в немом вопросе, незаконно прерванным чьими-то громкими декламациями:Зачем мне пить, зачем курить?
Пойду работать в МАССОЛИТ!
То был экспромт от Ивана Бездомного, доносящийся от столика, где сидел Берлиоз. Поэт залез на стул, держа в одной руке рюмку водки, другую положил на грудь. Веселые аплодисменты литераторов и людей с соседних столиков, только подстёгивали Ивана сочинить что-нибудь еще. Рвано выпив и потеряв равновесие, стул, вместе с поэтом, со звонким стуком упал. Александра не удержалась, закатила глаза и улыбнулась. — Так откуда вы меня знаете? — вопрос повис в воздухе. Иностранец исчез.***
Время близилось к одиннадцати часам вечера. Теплое солнце уступило свои права холодному свету луны. Александре Ильиничне порядком надоело присутствовать на этой вакханалии. Люди, напившись, громко обсуждали последние события, кто-то плакал (явно перепив). Лиходеев, успевший протрезветь и снова опьянеть, то и дело тащил потанцевать, либо предлагал выпить «за компанию». Потом он куда-то исчез, давая девушке спокойно «вдохнуть». Много раз обросив весь зал взглядом, незнакомца с тростью она так и не увидела. Усталость начинала перерастать в нетерпимость. Нервно покачивая ногой под столом, Александра наблюдала за развязавшейся, в дальней стороне зала, дракой. Где-то на горизонте вновь возникла фигура Лиходеева, пьяно улыбавшийся ей. — Александра Ильинична, дорогуша, вы просто обязаны сейчас со мной пройти, — подойдя к столу сказал он. — Не сочтите за грубость, но я хочу поехать домой, — скрывая усталость, дежурно улыбнулась она. — Вами очень заинтересовались профессора из самой… — Степан Богданыч призадумался. Эту странность девушка списала на алкоголь. — Англии! Не зря же я вас им рекомендовал. Познакомитесь с ними, перекинетесь парой слов и сразу отправитесь домой. Я вам обещаю, пойдемте же! — Только парой слов, — вставая, сказала она. Лиходеев повел её на второй этаж. Шум зала становился отдаленнее, уступая место подозрительной тишине. Александра шла прямо за мужчиной по коридору, не понимая куда он её так долго ведет. Директор остановился возле какой-то двери и немного её приоткрыл. Страх неизвестности, опасности сжал внутри все органы. Сердце забилось чаще. — Вот мы и пришли, проходите, — сильнее открывая дверь и уступая дорогу, он прервал молчание. Немного подтолкнув в место между лопатками неуверенно идущую девушку, Степан Богданыч зашел следом. В комнате не было профессоров из Англии — в ней вообще никого не было. В центре стоял какой-то стол, потрёпанный фиолетовый диван, тумбы и горели три настольные лампы. Сердце замерло после услышанного звука поворота ключа. Александра, в ступоре, оглянулась через правое плечо (а затем и всем телом), решив проверить не подвел ли её слух. Он её не подвел — дверь и правда заперли. — Что происходит? — выдавила она осипшим от страха голосом. Паника накрывала её сознание. Мозг начал судорожно искать выход, а зеленые глаза в панике заметались по комнате. — Хватит строить из себя недотрогу, — похотливый оскал пугал еще сильнее. Мужчина, как хищник, начал приближаться к своей жертве. Стараясь держать между ними дистанцию, девушка маленькими шагами попятилась назад. Вскоре отступать было некуда — в ноги начал упираться стол. Оценив ситуацию, директор театра Варьете стремительно, рывком сократил расстояние между ними. Почти что ласково он положил руку на плечо, сжав, продолжил. — Ты весь вечер строила мне глазки, улыбалась, но трогать себя не позволяла. Цену набивала, да? Мне нравятся такие «тихони», — на последнем слове похабная улыбка стала больше и уже на ухо закончил. — Они хорошо сосут. «Бежать, бежать, бежать!» — вертелось у Александры в голове. Ноги стали словно ватные, а сердце было готово выпрыгнуть из грудной клетки. — В-в-вы… всё не так поняли, — девушка попыталась убрать руку, сжимающее её плечо, но его хватка только усилилась. Тогда она положила правую руку на его грудь, немного отталкивая. Всё еще находясь рядом с ухом, мужчина прильнул к её шее, касаясь мокрыми губами. «Бежать, надо бежать!» Совершенно не слушая альтистку, Степан Богданыч левой рукой через плотный бархат платья начал нащупывать бедренную часть ноги. Александра уже двумя руками начала давить на его грудь. — Такая красивая, молоденькая и в моих руках… — слюнявя шею бормотал Лиходеев. — Расслабься и получай удовольствие. — Я сейчас закричу! — пискнула Александра от неожиданного прикосновения левой его руки к ноге (ранее гладящей через платье). «Надо бежать, как найти выход?!» — Кричи сколько влезет — никто тебя не услышит. Меня это даже заводит, — левая рука поднялась выше, сжимая ягодицу, а правая одним движением зажала обе щеки. Омыв лицо девушки запахом перегара, он впился в ее губы поцелуем, размазывая защитную помаду. Пытаясь пробраться сквозь плотно стиснутые зубы, Лиходеев сильнее сжал щеки. От последующей боли Александре пришлось расслабить рот. Возрадовавшись победе, мужчина проник в него своим длинным, пропахшим водкой, языком и начал вырисовывать непонятные фигуры, одновременно наминая ягодицу. Рвотный рефлекс подступил к горлу. Разорвав «поцелуй», мужчина снова перешел к её шее, опускаясь всё ниже — к груди. Двумя руками обхватил чашечки и снова до боли сжал. «Бежать, бежать, бежать!» — Пожалуйста, не нужно этого делать, — жалобно проскулила девушка, отталкивая мужчину от себя. Слёзы сами полились из глаз. «Беж…» От резкого удара по левой щеке альтистка чуть не упала, кое-как удержав равновесие. Не успев как следует среагировать на этот выпад, её, как тряпичную куклу, дернули назад, поворачивая спиной. — Хватит ныть! Я пригласил тебя туда, куда бы ты ни когда за свою жизнь не попала бы. Заказал такси, весь вечер старался развлекать и вот тебе — благодарность! — положив её тело животом на поверхность стола, удерживая одной рукой спину, мужчина начал задирать подол платья. — Я уже по горло сыт этой твоей актерской игрой в недотрогу! Все мысли покинули голову Александры. Пустота. Сердце, что совсем недавно совершало кульбиты, начало биться через раз. Прижавшись горящей щекой к холодящей поверхности стола, она лишь отголосками ощущала, что с ней происходит. Лиходеев набросил на неё подол платья, уже не придерживая за спину, попытался снять с неё колготки, которые в последствии разорвал. Снял с неё нижнюю часть белья и шершавыми пальцами, вымоченными в слюне, начал подготавливать её лоно. Он сжимал и шлёпал ягодицы, водил туда-сюда по входу во влагалище. Александра смотрела в окно, на светящуюся белым светом луну, манившую прикоснуться к её чистому свечению. «А может я правда дала ему повод?» Почти разобравшись со своими штанами и оставшись в одних кальсонах, Степан Богданыч хотел приступить к акту. — Ничего себе! Не знал, что в Москве такое практикуют, — сказал низкий голос, иронизируя. От неожиданности, Лиходеев в приспущенных кальсонах повернулся на источник голоса. Дверь магическим образом была открыта [хотя директор точно помнил, что закрыл её] и чуть дальше неё, в комнате, стоял мужчина в коричневом костюме. — Прошу простить за моё неожиданное вторжение. Находясь всё еще где-то далеко от реальности, Александра узнала этот голос. Ей даже не нужно было смотреть, чтобы понять кто это. — А-э-эм… — замялся Лиходеев, натягивая обратно кальсоны. Отойдя от стола, он открыл вид на голые, покрасневшие от жестких прикосновений ягодицы девушки. Незнакомец жадно осмотрел их. — Мы тут, собственно, развлекаемся, — фальшиво и нервно улыбнулся директор театра. — Да, вижу как вы тут развлекаетесь, — незнакомый мужчина, словно громовая туча, начал надвигаться в сторону стола. — Не знал только, что развлекаться можно теперь без согласия девушки. Исходящая от незнакомца темная аура, тяжестью висела в воздухе. — Почему же без согласия… — трясущимся голосом начал оправдываться Лиходеев, но был прерван. — Заткнись, щенок! — эхо ударило по комнате, возвращая Александру из небытия. «О боже, да он же видит меня!». Всё также лежа на столе, она слышала как мужчина подходит ближе. Перед иностранцем раскрылась удивительная картина. Ещё днем, на Патриарших Прудах, из любопытства он увидел при каких обстоятельствах произойдет её смерть — неочевидная, непредвиденная, скорая. Он видел как её насилуют, напоследок оставляя пару купюр. Видел снова идущую по ночному городу её, нет-нет, не её, а то, что от неё осталось — совершенно пустую и уже безжизненную оболочку. Увидел, с какой лёгкостью её тело летело вниз с моста, окунаясь в глубь прохладной реки. Решив себя поразвлечь, он заявился в «Грибоедов», зачем-то поговорил с ней, и скрывшись, начал выжидать кульминацию. Появился он, естественно, в самый подходящий момент, но непредвиденным для него стал вид Александры Ильиничны. Повидав много женщин за неприлично долгую жизнь, мужчину от чего-то взбудоражила нежно-бежевого цвета, местами красной от сжатия пальцев, кожа. У него даже закралась мысль, что это он хочет быть на месте этого ничтожества, прикасаться, нет, сжимать её, до таких же красных отметин. Наступила тишина. Александра немного шевельнулась, отрывая загипнотизированный взгляд от луны. Резкое напряжение свело мышцы, когда она ощутила как юбка платья начала опускаться обратно на её бедра, касаясь задней части колен. — Я помогу вам встать, — бархатный голос с немецким акцентом до краёв наполнил опустевшую комнату. Девушка приподнялась на локти и заплаканными глазами посмотрела на незнакомца. На лице было невозможно считать эмоций. Всё что он делал — это держал протянутую вперед ладонь, спрятанную в кожаную перчатку. Недоверие осветило глаза Александры. — Ну же, вам пора домой, — с более ярким акцентом призвал мужчина. Она осторожно положила ладонь в его, позволяя себя окончательно поднять. К большому удивлению, Лиходеева в комнате не было. Как и когда он пропал — её не интересовало. От руки незнакомца шло приятное тепло, от чего все клеточки тела девушки начали вибрировать оживляясь. Мужчина достал из грудного кармана шелковый платок и нежно, почти любя, обтёр размазавшуюся по лицу темную помаду. Как завороженная, Александра спускалась с ним по лестнице, на первый этаж, проходя через зал ресторана, где было всё так же шумно. Берлиоз сопел на стуле, а его коллеги из МАССОЛИТа, пьяно бубнили что-то под нос. Волнение рядом с иностранцем исчезло, на душе стало сладко спокойно. Ровно в полночь, в сопровождении загадочного незнакомца, Александра Ильинична покинула «Дом Грибоедова», скрываясь из вида на чёрной машине.