***
Александра не слышала ничего, кроме биения своего сердца, готового лопнуть от подступивших паники и злости. В то время как Карл представлял всех, кто сидел за столом, Саша, не слушая, жадно рассматривала облик сатаны. Если раньше он пугал своей аурой: плотной и тяжелой, то сейчас в страх вводили набившая оскомину серая форма СС, смотрящаяся на нём также гармонично, как излюбленные мужчиной костюмы, и погоны штурмбаннфюрера. Губы сложились в доброжелательной, можно сказать, беззаботной улыбке, и пусть глаза его были лишены знакомой разноцветной радужки, в них всё также плескалось то самое лукавство. «Внешность обманчива». — … Познакомься, это моя Алеит, — трепетно произнёс Лауфер, заботливо коснувшись плеча девушки. — Приятно познакомиться, дорогая фройляйн, — бархатный голос Воланда заставил Александру смутиться. — Не представляете насколько приятно мне, герр Вольф, — кипящая в альтистке злость позволила быстрее прийти в чувства, из-за чего слова её нескрываемо сквозили сарказмом. Ближайший час ничего не происходило. Воланд или, как он теперь себя называл, Вольф сидел рядом с оживлённым Рихардом и активно обсуждал с ним сложившуюся плачевную ситуацию с театрами, многие из которых теряли государственное финансирование и закрывались, Гелла достаточно сдержанно разговаривала с Петером, немало удивляя своим непривычным поведением немца, а Карл и Александра мило перешёптывались между собой, время от времени посмеиваясь над их шутками. Близилась полночь. Жизнь в «Доме Леманна» била ключом. Устав сидеть за столами, многие гости, заполнив пространство перед сценой, пустились в пляс, а оставшиеся, что уже были не в состоянии для танцев, кричали что-то громкое, но невнятное. Снова захмелев, Саша чувствовала себя немного свободнее, но долгожданное расслабление в мышцах так и не наступало, и казалось, что с каждой пройденной минутой в обществе сатаны, становилось всё хуже и хуже. Иногда она смотрела на него, ловя на себе взгляд дразнящих голубых глаз, смотрела на его точеные скулы, обтянутые бледной кожей, смотрела на его чарующие губы, двигающиеся в такт незатихающей речи. Александра слишком долго смотрела на них, неприлично долго. Карл, увидев озадаченность молчащей альтистки, нежно коснулся её щеки и спросил: — Алеит, всё хорошо? — Да, всё в порядке… — моргнув пару раз, отозвалась она. — Чёрт, мне нужно покурить. «Так не может продолжаться долго, иначе я взорвусь». Достав из сумочки, принесённой с веранды заботливым Лауфером, портсигар, Саша выудила оставшуюся сигарету и вставила её в мундштук. Перед лицом появилась рука в чёрной кожаной перчатке, возникшая с противоположной стороны стола, держащая пламя горящей зажигалки, но теперь поднесённое не Шнайдером. Как затравленный зверёк, Александра подняла глаза, встречаясь с испытующим взглядом Воланда. — Да как ты это всегда делаешь? — смеялся Карл, среагировавший позднее своего друга, держа в руке закрытый серебристый блок. — Спасибо, майор, — нехотя поблагодарила Саша, замечая победную улыбку на губах дьявола. «Радуешься, что я отказалась от своих принципов? Не льсти себе — это не твоя заслуга», — девушка была уверенна, что Воланд копается в её голове. — Ты просто не видела его во время сражений, — восхищался Лауфер. — Не переживай, Карл, — Александра обхватила пальцами подбородок молодого человека, намеренно передразнивая излюбленное действие сатаны, и продолжила: — Возможно, герр майор также быстр и в других делах, которым такая скорость ни к чему. Высказывание девушки было столь оскорбительным, что даже Рихард изумленно уставился на неё, а Петер, одёрнутый Геллой, еле сдержал подступивший смешок. Карла, не успевшего что-либо произнести, заткнул настойчивый поцелуй альтистки, пропитанный запахом табака и алкоголя. Она знала, что Воланд смотрит на них. Она хотела, чтобы он смотрел, смотрел, как их поцелуй с Лауфером, что так долго по ней скучал, становился всё глубже и жарче, как немец не сможет дать ей отпор, подчиняясь требовательным губам возлюбленной. Саша хотела, чтобы он видел, как ей хорошо не с ним. Тогда отчего же её сердце так быстро забилось лишь от мысли, что он смотрит? Отчего щёки так ало заполыхали? Почему перед взором предстаёт его образ? Александру наполнило чувство глубокой ненависти к себе, к ощущению, которого она не должна испытывать рядом с любящим её человеком. «Чем я лучше всех тех, кого презираю? Чем они хуже той, кто так бессовестно пользуется любовью?» Сатану этот маленький спектакль более чем позабавил и, когда он закончился, мужчина сдержанно произнес: — Надеюсь ваши ничем необоснованные суждения, фройляйн, коснулись только меня. Боюсь, скажи вы подобное кому-то другому, ничем бы хорошим это не закончилось. — Не переживайте, герр майор. Это высказывание касается только вас, — не унималась Александра, выдыхая большую порцию дыма в сторону сидящего Воланда. — Алеит, успокойся, — взволнованный Карл пытался встретиться с девушкой взглядом, но она не смотрела на него. — Что на тебя нашло? Пусть молодые люди дружили уже несколько лет, Лауфер никогда не позволял себе подобных слов, даже сказанных в шутку, в отношении старшего по званию. Он понимал, что никогда не предугадаешь, что может быть на уме друга, что так строго смотрел сейчас на его девушку. Немец ощущал, как все, кроме Алеит, напряглись, ощущал дрожь в коленях, видел немигающие взгляды, их неподвижные груди. Он и сам боялся совершить лишнее движение, поверхностно и часто дыша. Каково было расслабление, когда Вольф задорно и долго рассмеялся. Карл вдохнул полной грудью. — Вы бы видели свои лица, — сквозь смех проговорил Воланд, указав прозрачным бокалом, наполовину заполненным коньяком, куда-то вперед. Гелла активно что-то зашептала Петеру, сверкая зелёными глазами, ставшими ещё ярче, чем обычно. Саша не видела их, но почувствовала особую ауру, исходящую от тела женщины, схожую с той, когда она соблазняла Мишу, находясь в ванной комнате квартиры №50. — Карл, — раздался неестественно высокий голос Петера, будто что-то сдавило его связки, — не хочешь выйти? Лауфер недоуменно смотрел на приятеля, откинувшегося на спинку стула и вымученно улыбавшегося, но выйти всё же согласился, шепнув Александре на ухо: — Скоро вернусь. Люблю тебя. «А я тебя нет». — Буду ждать, — хрипло ответила она. Девушку терзала совесть. В то время, когда Лауфер признавался ей в любви, что было для него в порядке вещей, она не могла и пошевелить языком, чтобы произнести долгожданные немцем взаимные слова, ведь то было бы самой откровенной ложью. Саша не хотела делать ему больно, но изо дня в день пользовалась его чувствами. Она хотела для него счастья, но лишала всякой надежды благодаря своей жадности. Ей был нужен тот, кто заполнит безграничную и бессмысленную пустоту, возникшую после встречи с сатаной. Почему-то свет люстры начал ослеплять, и перед глазами заплясали тёмные пятна. Слишком много всего произошло за сегодняшний день. Слишком много эмоций для истерзанной, слабой души. Больше ничего не могло успокоить её. — Фройляйн Нотбек, не откажете ли мне в чести пригласить вас на танец? — от мягкого и вкрадчивого голоса Воланда, неожиданно оказавшегося возле девушки, стало не по себе. Кожу лизнул озноб. Рихард внимательно контролировал ситуацию. Его цепкие карие глаза метались то к Алеит, впавшей в ступор, то к молодому штурмбаннфюреру, подозрительно быстро изъявившему желание для танца после того, как молодой человек фройляйн пусть и ненадолго, но вышел, а недавнее неуважительное поведение альтистки должно было отбить всяческие порывы к общению с ней. Что-то не вязалось и не давало покоя, но скрипач не понимал, что именно. После стольких лет разлуки с Воландом, Александра и думать не смела, что в какой-то момент жизни им снова придется танцевать. Само его предложение казалось странным и до глупости нелепым, но изо рта почему-то вырвалось тихое: — Конечно. Шнайдер насторожился ещё сильнее, и из-за волнения начал поправлять свою безупречную укладку, наблюдая за уходящей, а затем теряющейся в толпе парой. Но тревога его быстро исчезла, как только раздался чарующе томный голос вампирши, заставляющий даже такого толстокожего человека как Рихард, залиться краской смущения: — Герр Шнайдер, как вы находите для себя мой наряд? На несгибаемых ногах Александра безоговорочно следовала за своей погибелью. Прикосновения к холодящей коже перчаток стали чем-то далеким, незнакомым, но с тем же ощущались как нечто в абсолютной степени правильное. Кончиками пальцев она почувствовала как тонкие паучьи нити обвили их руки сильнее, чем стальной прут, и гнетущее сердце чувство пустоты исчезло. В мгновение ока, так показалось Саше, оживленная, пружинистая песня сменилась плавной и томящейся, приглашая пары на медленный танец. Она не смотрела и не разговаривала с Воландом, пряча виноватый взгляд под длинными чёрными ресницами. Стараясь оградиться от крепких рук на своей талии, Александра заклинала себя думать о Карле, о его не менее крепких, но в отличие от этих, заботящихся руках, о его добрых голубых глазах, о лёгкой мальчишеской улыбке, от которой так яростно щемило сердце. Старалась не думать и о своих руках, слабо обнимающих не ту шею. «Мой милый Карл, ты не заслужил такую как я…». — Как вам этот город, Алеит? — прервал молчание Воланд. Лицо его не выражало никаких эмоций, но то с каким сарказмом он обратился к девушке, выдавало его скрытую заинтересованность. — Чудесный город, герр Вольф, — с взаимной насмешкой ответила альтистка, уверенно подняв взгляд. — Чудеснее может только быть моё попадание в него. К стати, вы верите в случайности, майор? «Не знаю, какую интригу ты задумал, но я не дам тебе выйти из неё победителем». — Мы оба не понаслышке знаем, что всё в этом мире не случайно. Под локтями девушки, что прилегали к плечам и части груди Воланда, показалось характерное для дыхания шевеление, на которое она не обратила внимание раньше. Совершенно обычное действие для человека повергло альтистку в шок, от чего её глаза округлились в задумчивом недоумении. Воланд не был человеком, но делал всё возможное, чтобы им казаться. От осознания этой истины Александре стало проще, но тревожность всё не хотела покидать её мысли. — Признаться честно, ваше эффектное появление меня удивило. Ваш облик… несколько изменился. — Разве у меня должен быть какой-то один конкретный облик? — он не смеялся, но искусственные голубые глаза блестели насмешкой. Саша ощутила себя глупой. Выдержав паузу, мужчина продолжил: — То, как мы выглядим, лишь оболочка того, что пытается скрыться внутри. Как вы думаете, Алеит, что скрывается внутри каждого человека? На ум приходило множество вариантов, от самых простых: желания, надежды, врождённое, но забытое многими сострадание, тщеславие; до более сложных, приближенных к мировоззрению Дьявола: душа, грехи. К сожалению, все эти предположения меркли перед одним единственным вариантом, что планомерно выковывался в течение всего года в голове Александры: — Страх… «Я боюсь остаться одна». Губы Воланда расплылись в удовлетворенной полуулыбке. Он не сомневался, что девушка даст правильный ответ. — Да, он и спасение, он и палач. Страх побуждает совершать страшные вещи, он же может и помочь в критической ситуации. Вы боитесь сейчас, Алеит? «Да». — Думаю, вы знаете ответ на свой вопрос, майор… — Саша сильнее сцепила пальцы за его шеей, набираясь храбрости. — А вы? Вы боитесь? Сердце подскочило к горлу, когда руки Воланда несущественно сжали её талию. Тело снова слишком остро реагировало на него. — Страх присущ даже мне, но это не значит, что я позволяю ему овладевать моим разумом. — Я помню, — девичий голос звучал уж очень взволнованно. Его слова о страхе всё ещё ясно звучали в голове Александры. Прозвучавшие впервые в её первый раз, сейчас они казались куда более значительными, нежели раньше. Тогда она страшилась обычной человеческой близости, теперь же страх разросся до катастрофических размеров, скрываясь под тонной напускной самоуверенности и обидных шуток. От былой Александры Ильиничны и правда осталась лишь оболочка. Непрошеные воспоминания со скоростью локомотива ворвались в голову: лунная ночь, кровать с чёрными простынями, завешанная красным балдахином, наполненные жгучим желанием глаза с разноцветной радужкой, требовательные ласки, граничащие с болью. Их отражение, будто всё, что она видела в своих мыслях, происходило в данный момент, альтистка заметила и в изменившемся взгляде Воланда, смотрящего на девушку также плотоядно, как то было в казавшемся далёком прошлом. Сатана точно гипнотизировал её, иначе почему она и думать забыла о Карле? Почему самодовольная улыбка так туманила рассудок? Прокуренный хриплый голос вокалистки убаюкивал, а мужские руки укачивали в ставшем невесомым танце. Голубые глаза с расширенными зрачками манили притягательностью своей бездонности, и стоит сделать лишь шаг, как уже тонешь в их глубине без возможности сделать последний вдох. Всё казалось слишком неправильным, что девушка быстро смахнула это наваждение, резко вырвавшись из лап. Пульс ускорился до каких-то нереальных значений, от чего в груди снова засела тревога. Саше хотелось задать ещё море вопросов, озвучить море претензий и ругательств, но настоящая смелость наступила слишком поздно, и время медленного танца подошло к концу. Музыка вновь сменилась — теперь на отрывистый джаз, от чего мужчины и женщины, устав, разбрелись по своим местам. Вдалеке показалась светлая макушка вернувшегося Карла, а вместе с ним и Петера, уже сидящих за столом. Александра опять ощутила себя предательницей. В голове появилась мысль что-то сделать с собой, чтобы больше никогда не чувствовать подобного, но хитрый блеск в глазах Воланда был слишком ярким, чтобы думать о причинении себе вреда. «Их поразительно близкая дружба с Карлом возникла не просто так». — Не знаю, что вы задумали, — без каких-либо размышлений начала девушка, твёрдо смотря на мужчину, — но если что-то случится с Карлом, я не оставлю это… — Сегодня вы всё больше поражаете меня, Алеит, — чуть смеясь сказал сатана, уводя альтистку обратно к собравшейся компании. — Не знай я вас, мог бы даже испугаться. Оскорбленная насмешками над её слабостью перед ним, Александра выдернула руку и дальше следовала одна, ускорив шаг. «Может я и слаба, но чувство собственного достоинства во мне ещё осталось». Напряжение стало главным лейтмотивом всей праздничной ночи в «Доме Леманна», которое, пожалуй, замечали лишь те, кто сидел за небольшим столиком недалеко от сцены. Разговоры почти сошли на нет, и в глазах многих читалась скука, граничащая с таившимся сильнейшим эмоциональным взрывом. Присутствие Воланда на этом празднике жизни, посвященному рождению сына божьего, казалось весьма ироничным и напрягало не только альтистку, но и успевшую отвыкнуть от ауры величественности вечно веселую Геллу, ставшую чересчур молчаливой, оттого и сама субботняя ночь казалась тусклой и потерявшей краски. Чего не скажешь о развеселившихся приятелях: Карле и Петере, старавшихся поддержать атмосферу праздника импровизированными шутками. Прильнув под крыло Лауфера, Саша слушала мирное биение его сердца, постепенно успокаиваясь от размеренного дыхания. Но зелёные глаза смотрели вовсе не на него. Они смотрели в бездну, а она смотрела в них в ответ. О чём был их немой диалог? Что они хотели сказать друг другу? Ничего. Ничего, ведь в отражении бездны показался чей-то раскачивающийся силуэт, буквально плывущий к ним в вальсе. Александра напряглась и встрепенулась, из-за чего Карл, сразу же среагировав, обернулся и посмотрел по сторонам. Девушка ощутила как каждая мышца под серой формой напряглась и напружинилась, готовясь к действию. Эрих Кляйн не планировал отступать. Наглая потаскушка не давала покоя его мыслям, ведь именно в них он отымел её во всех возможных позах, заставил захлёбываться в собственной крови от разбитых носа и губ, и, оставив на сладенькое, её хриплые, наполненные болью, крики и звонкий хруст тонких костей. Влажная фантазия терзала Эриха уже несколько часов. Стоит отдать должное штандартенфюреру, он держался как мог, топя горе от отказа в очередном бокале крепкого напитка. Кляйн уже не помнил кто она, чем занимается, как её зовут и почему именно он её ненавидит, но полосатая рубашка, мелькавшая в толпе, не давала покоя саднившей ране. А ещё Эрих видел, как она смотрит на того с кем танцует, готовая чуть ли не прямо сейчас нырнуть с ним в койку. Чем ближе он подходил к столику, что был недалеко от сцены, тем больше воспламенялось его эго. Несмотря на помутневшие от выпитого алкоголя глаза, полковник отчетливо видел, что девушка, не так давно танцевавшая с одним, находится в объятиях другого. Непозволительная наглость! Как она могла отвергнуть его? Чем он, штандартенфюрер, хуже офицера или даже майора?! — И снова здравствуйте, — грубо произнес Кляйн, появившись в поле зрения компании. Отлично вымуштрованные военной службой Карл и Петер сразу же отдали честь старшему по званию, в то время, как Воланд даже и глазом не повел в сторону подошедшего и, всё также сидя, расслабленно откинувшись на спинку стула, сложив на ногах руки в замок, криво улыбался одним уголком губ. Рихард взволнованно заелозил на стуле. — А вы, майор, не собираетесь здороваться? Я могу счесть это за неповиновение, — заплетающимся языком возмущался Эрих. — Мы уже здоровались с вами сегодня, герр полковник, — сладко проговорил сатана, одаривая того красноречивым взглядом, от чего мужчина засомневался и ненадолго задумался, хмуря брови. «Ничего хорошего не жди». — Я подсяду? — несколько растерянно сказал Эрих, приняв за данность слова Воланда, и, не дожидаясь ответа, сел ровно за тот стул рядом с Александрой, на который уже раз присаживался за этот вечер. Карла смутило приветствие полковника, да и сжавшаяся рядом Алеит подтверждала его мысли о том, что мужчина уже подходил, когда они ещё не приехали, и ничем хорошим это знакомство не закончилось. Девушку буквально трясло от страха, потому юноша обхватил тёплыми пальцами её ледяную ладонь, успокаивая. Он хотел дать ей понять, что она в безопасности, что она не одна. «Ситуации хуже и не представить. Какой ужас…» Эрих прожигал дыру в прикрытом прической лице Александры, но почему-то общаться с ней не торопился. — Почему вы здесь, майор, а не за столиком равных себе? — Тут мои друзья, — насмехаясь ответил Воланд, смотря на незваного гостя как минимум с легко читаемой презрительностью, словно тот был выброшенной на сушу и стухшей на солнце рыбой. — О, друзья, значит… — зацепившись за нужные слова, Кляйн не заметил смешков сатаны и со стеклянными глазами обратился уже к Лауферу, претенциозно понизив высокий голос: — И что вы, офицер, думаете о дружбе вашей невесты с майором? Сердце Саши пропустило удар. Всё начало походить на один большой и бредовый сон, от которого невозможно было проснуться. На глаза стали наворачиваться слёзы, а колено, прячущееся под столом, затряслось. Даже крепкая ладонь Карла больше не приносила ей желанного спокойствия. «Неужели он видел как мы танцуем?». — Не совсем понимаю о чём вы, герр полковник, — спокойно сказал Лауфер, твёрдо смотря в пустые голубые глаза Эриха. — Серьёзно? — расхохотался Кляйн, хватаясь за вдутый живот. — Хочешь жениться на шлюхе, так ещё и не знаешь, что она та ещё потаскушка. «Это конец». Слова полковника задели до глубины души не только подлетевшего в ту же секунду к наглому мужчине Карла, но и молчавших до этого Рихарда и Петера, поспешивших оттащить немца пока тот не натворил чего-то непоправимого. К горлу альтистки подступила тошнота, готовая вырваться наружу. Гелла, подхватив ничего не соображающую Александру, утащила за собой, скрываясь за дверью гостевого туалета. Саша медленно съехала по стене, как только щёлкнул замок, и ливень из слёз полился из потускневших изумрудных глаз. Она ревела так сильно, как ревела в первый день, когда обнаружила себя не распластавшейся от удара на тротуаре, а целой и невредимой перед незнакомой картиной с изображением Дьявола. — Гелла, хуже и быть не могло… — сквозь всхлипы лепетала она на русском. — Всё пропало, всё пропало… Он прав! Он прав! Карл… Он же не виноват, что я такая… Вампирша схватила её за плечи и с неприличной для женщины силой начала трясти. — Мессир всё решит, успокойся! От упоминания Воланда Александра ещё сильнее забилась в истерике, плача и утробно хохоча. Собственные ногти впились в тонкую кожу запястий, оставляя на них глубокие красные вмятины. Боль в сердце становилась невыносимой и Саша громко закричала. Гелла сменила тактику и обняла голову альтистки, прижимая к груди, стараясь как можно нежнее гладить густые волосы. С губ сами собой сорвались слова колыбельной, что когда-то ей пела мать:Засыпай, засыпай,
В небе уж видна луна.
Спи, откинув все печали,
Спи, забыв о боли.
Засыпай, засыпай…
Голос вампирши очаровывал своим спокойствием. Перед глазами Александры предстал смутный образ улыбающейся матери, её зелёные глаза, тёплые нежные руки, с заботой поглаживающие голову совсем юной альтистки. Было ли такое в действительности девушка уже не помнила, но так хотелось верить в это воспоминание. Саша постепенно успокоилась и вместе с тем ей стало до жути стыдно. Одно дело реветь в подушку дома, другое устроить истерику в месте, где собралось больше ста человек. Гелла выпустила её из своих объятий и помогла встать. Ноги ныли от неудобной позы. — Умойся, нам нужно возвращаться. Как и ожидалось, несколько десятков пар глаз обратились к ним, как только дамы покинули помещение, но никому не было дела до заплаканного и опухшего лица Александры. Праздник шёл своим ходом. Карл и Петер сидели в одиночестве. Широкие плечи Лауфера совершенно поникли и ссутулились, а сам он уткнулся лбом в кулак из двух рук, упираясь локтями о поверхность стола. Сердце ухнуло — Саша никогда не видела юношу таким. Ей не хотелось подходить, ей было страшно увидеть его лицо. Что он думает? Что он предпримет? «Мой бедный Карл, бей, кричи, я всё заслужила. Я приму любую твою волю». Не дожидаясь действий от альтистки, Гелла бесцеремонно схватила ту за локоть и потащила. Излишняя нежность делала женщину слишком чувствительной. Как бы Александра не страшилась этой встречи, но худшие её предположения не сбылись, теряясь в объятиях крепких рук и лёгком шелесте, слетающих с губ, ласковых слов: — Моя милая Алеит, не плачь, не плачь, я рядом… Боже, ты не заслужила всех тех мерзостей, что он произнес… Тише…. Девушка была настолько эгоистична, что до жадности залпом хватала все его слова, уткнувшись покрасневшим носом в грудь. Остатки слёз впитывались в серую форму. Саша плакала не потому, что ей были обидны слова Эриха, а потому, что чуткий Лауфер так ему и не поверил. «Почему он ему не поверил? Полковник говорил правду. Я настолько эгоистична, что не могу сама отпустить Карла. Это выше моих сил». Из глаз перестали сочиться слёзы, и прекрасное чувство опустошенности подхватило Александру. — А где остальные? — сразу же поинтересовалась Гелла. — Рихард ушёл, а Вольф увел полковника. Александра дернулась, и, как посчитал Лауфер, из-за упоминания Эриха Кляйна. Каждая мышца в его теле окаменела от напряжения, а на щеках играли желваки. — Я сейчас пойду и задушу его, — разгоряченно произнес он, мысленно уже находясь в бою с мерзавцем. — Нет, Карл, он того не стоит. Подумай о себе, — лепетала Саша, крепче обняв того. — Как я могу думать о себе, когда такие как он всё ещё ходят по земле?! — Тише, Карл, успокойся. Гелла сверкнула фосфорными глазами и, говоря плавно, чуть ли не нараспев, подчиняла своей воле немца. Он неотрывно смотрел на неё, и Александра ощутила, как сердце его успокоилось, а дыхание стало ровным. Петер добродушно похлопал Лауфера по плечу. — Ждём Вольфа и по домам? — голос приятеля не растерял озорных ноток. — Да… — несколько отрешенно ответил он, будто был сейчас в другом месте. Воланд не просто шёл по залу — он несся, и шаги его слышались мерной набатной дробью. Он был в ярости: губы сжались в тонкую линию, тело натянулось, как струна, от пяток до макушки. Если бы сатана и правда мог дышать, то его злость опалила любого несчастного, встретившегося на пути. Глаза мужчины сверкали нездоровым блеском — слишком ярким, чтобы принадлежать человеку. Он хорошо играл свою роль.***
Немного погодя, было принято решение разойтись. Вольф заверил Карла в сохранности прекрасных фройляйн и вызвался довезти до их квартиры. Юноша поцеловал Александру в макушку и шепнул, что обязательно приедет к ней завтра. Это обещание лишь усугубило печаль в душе девушки. «Нужно прекратить морочить ему голову. Завтра! Завтра я всё ему скажу». Жёлтые фары машины острыми лучами освещали запорошившую лесную дорогу. Саша, зажатая с двух сторон Воландом и Геллой, сидела в центре, ощущая как груз сегодняшнего дня постепенно спадает с её плеч, и чем дальше от них становился «Дом Леманна», тем свободнее себя ощущала альтистка. Шум мотора убаюкивал. Успокаивала и знакомая, по величественному тёмная аура сатаны. В жизни Александры была такая огромная дыра, что с возвращением мужчины, она, наконец, могла себя почувствовать всё-таки… живой? В безопасности? «Дура, о какой безопасности может идти речь, когда он без спроса ворвался в твою жизнь, всё в ней перевернул, закинул тебя в незнакомую страну, пропал на несколько лет и снова появился, а ты как верная собачка готова служить каждому его пожеланию. Дура, беспросветная дура!». Молоденький водитель Гюнтер, вечно поправляющий на переносице съезжающие кругленькие очочки, к своим девятнадцати годам успевшего дослужиться до юнтера, изредка поглядывал в окошко заднего вида. Сидящая в центре девушка уснула на плече неэмоционального майора, говорившего на непонятном, похожем на французский, языке с известной в Дрездене актрисой — фройляйн Вейсман. Любопытный немец то и дело нырял глазами в отражение, временами забывая о дороге, пока холодный взгляд голубых глаз не остудил его пыл, а в голове как-то сам по себе зазвучал низкий голос молодого штурмбаннфюрера: «На твоем месте я бы больше не смотрел сюда». Время было позднее. Гюнтеру, верно ожидавшего герра майора возле особняка, и без того весь вечер мерещилось всякое разное, например, улетающего из окна толстого мужичка в чёрном смокинге, походившего больше на воздушный шар, чем на человека, а затем, прямо в чаще леса, послышался пронзительный женский смех. Списав на усталость, немец попытался разъяснить для себя всё логически: из окна вылетал не мужчина, а большое чёрное полотно, ведь и утверждать, что то был человек Гюнтер не мог, да и женских смех вовсе им не был, а являлся всего лишь скрипом засохших деревьев, раскачивающихся от порывистого зимнего ветра. Так и убедить себя в том, что майор уж точно никак не мог забраться к нему в голову, было проще простого. Александра мирно сопела на плече Воланда, погрузившись в полное небытие. Сатана снова схитрил, успокоив девушку, забрав всю тревогу, лишая её возможности самой пережить свою печаль. Он сделал выбор за неё, боясь всего одной вещи: Дьявол больше не мог видеть будущего Саши, ведь теперь она наравне с ним или Творцом, сама была ответственна за свою судьбу, сама выбирала свой путь. Страх Воланда заключался не в том, что он боялся потерять девушку, а в том, что она откажется от тьмы и вознесётся к свету, и это будет значить лишь одно — он проиграл. Проиграл в этой заведомо бессмысленной схватке за человека.***
Долгое беспамятство было лучше даже самой мягкой перины, но, как и всё в жизни, хорошее имеет свойство заканчиваться, уступая место суровым реалиям. Так произошло и сейчас: блуждая в густой тьме сна, Александра неожиданно вышла на свет: Знакомая комната с низкими потолками, стены всё также украшали картины и фотографии семьи Кабо, стол, застеленный белой скатертью и она, пишущая что-то в своей тетради с синим переплетом. Или не она? Саше порядком надоели эти осознанные сновидения, ведь она так и не смогла найти в них ответ. Девушка снова стояла возле окна, наблюдая как Осип, Давид и Изя играют на узкой улочке, как их мама зовет домой и как дети уходят, скрываясь за стенами дома. Александре было тошно смотреть на саму себя, глупо и добродушно улыбающуюся. Эта улыбка стала для неё словно красной тряпкой для быка, от того, не выдержав, альтистка подбежала к сидящей себе и яростно закричала, множественно ударяя по столу: — Перестань! Прекрати! Ты — не я! Я отвратительна! Отвратительна! Перестань! Но псевдо-Александра её не слышала, продолжая выводить ровные буквы. Обезумевшие от злости на саму себя зелёные глаза девушки метнулись к исписанным листам бумаги и округлились ещё выразительнее, когда так тщательно выводимые ей буквы начали складываться в слова: «Природа наказывает тебя за связь с ним. Природа наказывает тебя за связь с ним. Природа наказывает тебя за связь с ним. Природа наказывает тебя за связь с ним. Природа наказывает тебя за связь с ним. Природа наказывает тебя за связь с ним…» То были не просто слова — это были слова предостережения того, чего Саша не послушала, отдавшись и телом, и духом Дьяволу. «Старуха-ведьма. Она говорила мне об этом на балу!». Вдруг девушку схватила за запястье чья-то иссохшаяся рука, обвивая его пальцами, словно цепью. Псевдо-она смотрела на альтистку пустыми, лишёнными зрачка и радужки глазами, из носа и рта текли ручьи багряной, местами застывшей крови, длинные некогда тёмно-русые волосы стали грязно-серыми и до жути короткими и больше походили на мужскую стрижку. Саша не могла и пошевелиться, внимая своей речи: — Ты сделала это со мной, — шептал беззубый рот, — ты виновата! Виновата… Александра проснулась в холодном поту. Простынь и наволочка мягкой подушки пропитались влагой. Лёгкие снежинки, что порхали сегодня днём и вечером, превратились в мелкую промозглую морось и маленькими точечками стучали по оконному отливу. «Я дома?». Девушка не помнила как попала сюда, но воспоминания праздничного вечера будто и не терялись в пучине тревожного сна, закончившегося не совсем привычно. Слова ведьмы звучали также ярко, как и тогда, когда альтистка услышала их впервые. «Повязаны? Судьбы? Наказание…». Она отчетливо понимала, что только один человек, коим он, собственно, не являлся, может дать ответы на волнующие её вопросы. Геллы не было на соседней, гладко заправленной, кровати, но через приоткрытую дверь в спальню виднелась тонкая полоска света зала. «Я тут не одна». Плотные чулки не спасали от холода деревянного пола. Александра оказалась права — в квартире она была не одна. На затёртом диване лежал источник всех её бед, умиротворенно закрыв глаза и закинув длинные ноги на подлокотник. Даже сейчас, лишенный части своего привычного для альтистки облика, дьявол выглядел поистине великолепно. Он лежал так смирно, будто бы спал, что, конечно же, было неправдой. Саша опять поймала себя на том, что сердце её стало биться чаще, а тревожные мысли покинули сознание. «Таково его природное обаяние?..». — Я заметил за вами одну примечательную особенность, — совершенно буднично начал Воланд, не открывая глаз. Александра забыла о том насколько очаровательна его русская речь, — вы так и норовите заснуть в машинах у незнакомцев. — Тогда прошу взять в расчет, что даже в «Грибоедове» мы уже были знакомы. Я бы сказала мы — друзья детства. Воланд, оценивший язвительность девушки, тихо хмыкнул и, немедля, поднялся, хитро смотря на неё сверху вниз. — Как вы могли?.. — тоскливые слова слетели с уст Саши, прежде чем мужчина успел что-либо произнести. — Мог «что»? Если вы о своих родителях, то моей вины в том, что они умерли, нет. Вы хотели быть с любящими родителями: я дал вам возможность их заиметь, но выбор делали не только вы, но и они. И, как показало время, выбор был сделан не в вашу пользу, потому теперь вы имеете то, что имеете. — Я была ребёнком… — Вы были достаточно взрослой, чтобы не вестись на уловки незнакомцев. — Нет, это не правда! — Саша тыкнула пальцем в грудь мужчине и, испугавшись, тут же одёрнула руку назад, пряча ту за спину. — Не правда?! Воланд моргнул, и глаза его приобрели знакомый оттенок горящего зелёного и загробного чёрного, а вместе с ним в комнате, отталкиваясь от стен и закрытых окон, заклубилась неиссякаемая разрушительная энергия самого Ада. Больше всего на свете сатана ненавидел ложь и уж тем более ненавидел тех, кто хотел изобличить его лгуном. — То есть вы хотите сказать, что мама не учила вас остерегаться незнакомцев? — Это не имеет никакого значения… — Стало быть не имеет? — шипел дьявол. — Вы продолжили и дальше отравлять мою жизнь. Таков ваш план? Заставить страдать меня также, как страдаете вы? — голос альтистки звучал с надрывом, а сама она отошла поближе к столу, стоящему возле большого окна в пол. — Это поистине занятно… Мужчина всплеснул руками и с силой развернул к себе стоящую спиной девушку, толкая к краю столешницы, от чего Саша слабо ударилась о неё ягодицами. Тёмно-зелёные глаза смотрели с претензией, бледные щёки опалились, а крылья носа раздулись, жадно вдыхая воздух. Она тут же попыталась вырваться, но нависающая фигура Воланда не позволяла этого совершить. — Прекраснейшая Александра Ильинична, вы надумали себе неимоверную ерунду и пытаетесь меня в ней убедить. Когда мы столкнулись с вами в Москве, ровно в тот день, когда вы спешили в Варьете, я совершенно не помнил вас. Неужели вы имеете такое огромное самомнение, что позволяете себе думать о собственной важности в моей жизни? И о каких таких страданиях, которые терзают меня, идёт речь, позвольте узнать? Александра долго молчала, свыкаясь с полученной информацией. Мысли одна за другой закружились в её голове. Ей не было обидно, что она настолько незначительна для мужчины — это было и так понятно, но многие вещи становились на свои места. Например, слова старухи приобретали всё более новые пророческие значения. Ещё тогда она сказала альтистке о том, что Воланд не знал, не догадывался о том, что свяжет себя с девушкой, и вот теперь он сам это подтвердил. Это ли не повод копнуть глубже? — Да, я знаю, что для вас я лишь временное увлечение, быть может, уже оставшееся в прошлом. Но разве вы не страдаете? Если нет, в чём я глубоко сомневаюсь, то почему вы скитаетесь среди людей?.. — Александра сделала многозначительную паузу, наслаждаясь прекрасным лицом с кривой ироничной ухмылкой и обжигающими душу глазами. — Вы же не просто так сегодня спросили меня: «что внутри каждого человека?». Но что до вас? Вы явно существо эфемерное и не можете иметь того, что имеет обычный смертный. Что же внутри вас?.. Думаю, ответ до банальности прост: вы пусты изнутри. Воланд не верил своим ушам. Она и правда сказала это? Чем больше он слушал девичий монолог, тем смешнее ему становилось, из-за чего в конце он громко раздался грудным смехом, театрально хватаясь одной рукой за живот, другой же он обхватил Сашино плечо, пригвоздив ту к столу. — Ох, вы совершенно правы, — смеялся он, но глаза резко приобрели серьезность, пугая альтистку, не знавшую куда себя деть от их близости, — да, я правда пуст, да, я ищу кого-то, кто мог бы разбавить моё одиночество, но… — обхватив подбородок Александры, Воланд продолжил: — в отличие от вас, я не пытаюсь заполнить эту пустоту mit hübsche Fräulein. Намёк был кристально понятен. Глупо полагать, что сатана не узнает о её терзаниях совести. Саше, также как в «Доме Леманна», захотелось сделать мужчине больно. Пусть Карла не было сейчас под рукой, она могла справиться и без него. Чему точно научили годы, проведённые в Дрездене, так это способности точечно бить противника обидным словом, чему альтистка неустанно училась в перепалках с Рихардом. — Молодая кровь лучше насыщает, — девушка смотрела на Воланда с вызовом, триумфально улыбаясь. — Вы поэтому так… омолодились? Неужели испугались, что с вашей игрушкой играет другой мальчик?.. Александра уже не разбирала, что говорит. Адреналин бушевал в крови и туманил рассудок. Использовать Карла было грязно и подло, но альтистка почему-то не чуралась этого делать, наоборот, ей хотелось выплевать ещё больше колких слов, закрепляя их связью с молодым офицером. Не понимая себя, она схватила кисть Воланда, держащую её подбородок, и поднесла её ко рту, цепляя ровными зубами кончик среднего пальца, скрытого под кожаной перчаткой. — Тут вы правы, он всего лишь мальчик. Зелёный глаз сатаны стал практически угольно-чёрным от расширенного зрачка, от чего вокруг непроглядной тьмы образовывался тоненький сверкающий кружок, напоминающий солнечное затмение. Его восхищала безрассудность девушки, её совершенно необдуманные поступки. Пожалуй, именно в этом заключалась вся прелесть Александры Ильиничны. Происходящее сейчас в небольшой квартирке казалось Саше чем-то очень захватывающим. Ощущение это было наравне с потусторонним балом, необычно длинной лунной ночью и собравшейся в одном месте нечистью, только в данный момент всё было куда реальнее и менее мистично, но хуже от этого оно не становилось. Запертая в клетку из плоти и костей душа рвалась к сатане, ведь именно ему она и принадлежала. — У меня есть идея, думаю, она вам понравится, — Воланд с лёгкостью вырвал свою руку, хоть мысль о грязном на словечки языке Александры вновь будоражило его воображение. — Раз уж вы изволили изъясняться подобными… словами, то почему бы нам не сыграть в игру? Как вы смели заметить, в них я — мастер. — Я ни за что не доставлю вам такого удовольствия. Александра, всё также смотрящая с вызовом, была уверена в себе, в своих мыслях и желаниях. Голова и сердце были свободны, а сама она ощущала себя необычайно легко, и в то же время тяжело от приятной заполненности. Ей казалось, что именно она контролирует ситуацию. — Снимите рубашку и брюки, — строго приказал Воланд и чуть отошёл от девушки, кинув снятые перчатки на диван. — С чего я должна это делать? «Потому что вы этого хотите». Чужие мысли влезли в голову. Саша схватила себя за волосы и, испытывая небывалую пульсирующую боль в центре лба, начала извиваться, стараясь и духом, и телом выгнать из себя непрошеного гостя. «Теперь поняла… Вот значит как работает его обаяние». — Уходите из моей головы! Не надо путать мои желания с вашими. — Разве я путаю? С диким смешком, сатана взял Сашу за трясущуюся руку и подвёл к зеркалу и, стоя сзади альтистки, обхватил подбородок заставляя смотреть в отражение. Александра напряглась, ощущая, как тело Воланда прижалось к ней, как в поясницу давит металлическая бляшка ремня, как обжигают его холодные руки, наполняя девушку сладкой, в тоже время ненавистной истомой. — Lernen Sie, nach Innen zu schauen, Fräulein Nottbeck, — губы дьявола чуть касались русых волос, растрепавшихся от беспокойного сна. Воланд прибавил чётко и вкрадчиво, показывая указательным пальцем в их отражение: — Ваша душа так истончилась, — указывающая рука переместилась на солнечное сплетение, прижав его расправленной ладонью, от чего по телу Александры от центра к перифериям прошла волна жара. — Прискорбно это признавать, но она смотрится жалко по сравнению с той, которая так страстно умоляла раскрыть все мои секреты. — Считаете меня жалкой? — на выдохе спросила девушка, заливаясь румянцем. — Отнюдь, Александра Ильинична, — ладонь поползла вниз по гладкой рубашке, ловко цепляя податливую ткань и немного выправляя её из брюк. — Несмотря ни на что, огонь всё ещё горит в ваших глазах, пытливый ум пытается разгадать загадки вашей жизни, а пламенное сердце всё также жаждет… внимания. Под пристальным хищным взглядом разноцветных глаз, Саша ощущала себя беззащитной, униженной и в то же время до абсурда сильной. Она не боялась того, что скрывается за этим взглядом. Он был нужен ей. Так давно нужен… — И всё-таки вы без зазрений совести пользуетесь моей слабостью… к вам, — Александра порывисто вдохнула, когда прокравшаяся под рубашку холодная кожа коснулась её теплого живота, из-за чего тот инстинктивно втянулся, стараясь оградиться. — Что я могу поделать с вашей порочностью, — лёгкая насмешка раздалась совсем возле уха. Длинные пальцы беспрепятственно блуждали по рёбрам, пересчитывая каждое из них, будто желая пробраться прямо под кожу, чтобы вырвать из бренных оков усталую душу. Дождь за окном усилился, барабаня по стеклу. Саша откинула голову на плечо Воланда и, закрыв глаза, отдалась во власть низменных ощущений. Думать совсем не хотелось, но совесть так и норовила проскользнуть сквозь похожую на сон пелену, подкидывая мысли разочарованным голосом Карла: «Как ты могла растоптать любовь?.. Чем ты лучше тех, кого так откровенно ненавидишь?.. Ты просто кусок похотливого мяса…». «Удивительно». Сатана ожидал чего угодно, узнав от Него о зависимости людей от его персоны, но не думал, что та будет настолько… буквальной. Если попытки самоубийства, дабы воссоединиться с любимым в Аду, казались как минимум глупыми, то отказ от моральных убеждений точно заслуживал отдельного внимания. Как далеко будет готова зайти душа, лиши ты её объекта обожания? Что будет? Что она предпримет? — Карл… Он лучший из всех людей, что я встречала, но я не смогу сделать его счастливым, когда мечтаю о другом, — пусть голос Александры отдавал щемящей тоской, грустной её не назовешь, наоборот, она была преисполнена эмоциональным подъёмом. Открыв глаза, и смотря в потрескавшийся белый потолок, девушка добавила, закидывая правую руку за шею Воланда: — Я ненавистна сама себе, но не смейте меня осуждать. Нет… Не вам меня судить. Пальцы ненавязчиво кружили вокруг чашечек лифа, дразня случайными «попаданиями», вместе с тем другая рука скользила по изгибам талии, опускаясь к округлым ягодицам, тесно прижимающихся к паху. С приоткрытых губ слетел глухой стон, когда мужская ладонь легла на тонкое кружево, грубо сжимая упругую грудь. Саша, практически не дыша, прогнулась в пояснице, подаваясь бедрами назад — разгоряченное долгожданными ласками, возбужденное тело требовало большего, но ум, истерзанный сомнениями, будто не желал поддаваться опьяняющим ласкам. «Ты отвратительна в своей похоти». — Вы ведь тоже не были тихоней все эти годы, так ведь? Уверена, ваше ненасытное любопытство не позволило сидеть сложа руки и ждать, когда я созрею, чтобы пойти против самой себя. Вы ведь в первую очередь мужчина, а потом… Дьявол. Называть вещи своими именами для Александры было всё ещё неловко, но девушка была готова вознестись от гордости, когда, наконец, смогла озвучить истинную сущность Воланда не только в своих мыслях, но и наяву. Однако мужчина не оценил момента сего торжества, резко сменяя милость на гнев. Обе его руки поднялись вверх: одна вцепилась в волосы на макушке, откидывая ту с плеча, а другая плотно обхватила горло, практически перекрыв доступ кислороду. Виднеющийся из-за головы альтистки чёрный глаз пугал своей неприкрытой яростью и смотрел глубже, чем могла позволить душа. Внутренности сжались от тревоги, а сердце заметалось сильнее, пугаясь контрастных перемен. Тонкие пальцы Саши следом легли на руку, что наказывающе душила её, прикладывая все усилия, чтобы убрать ту подальше от горла. — Отпусти… — Александра Ильинична интересуется был ли кто у меня после неё? — насмешливые, отчасти брезгливые нотки слышались в голосе сатаны. Уголки его губ обманчиво приподнялись в хищном оскале, но чёрный глаз, говорящий правду, продолжал подавлять своей тяжестью. — Интересными же мыслями кишит ваш мозг. И раз вы так желаете знать, то я виделся с парочкой до крайности страстных ведьм, — Воланд остановился и, вплотную прислоняясь губами к уху альтистки, издевательски прошептал: — К счастью, мне не нужно трахаться, чтобы не чувствовать себя пустым. Дождь за окном закончился, а Александру словно окатили ведром ледяной воды. Девушка начала отчаянно брыкаться и извиваться, царапая тыльную сторону ладони, пытаясь выбраться из мужской хватки, но сатана буквально пригвоздил её к себе. Кожа на голове болезненно натягивалась с двух сторон, а трахея испепелялась от растекающейся словно лава нехватки воздуха. Перед глазами плясали чёрные точки. «Да что у него в голове?! Ненормальный!». Спустя время, Воланд, будто бы вдоволь насладившись страданиями девушки, выпустил ту из своих объятий, и Саша, давясь кислородом, сама хваталась за своё горло, пытаясь откашляться. Возбуждение, злость, ненависть слились воедино, становясь одной эмоциональной бомбой. — Ты совсем сошёл с ума?! — истерично кричала альтистка, сверкая яростными глазами, — Пошел ты, Воланд! Твои игры мне не интересны. Если тебе так не нравится, что я выбрала кого-то другого, а не тебя, то так и нужно говорить, а не устраивать мазохистский цирк. Ты просто… просто… — Александра устало провела ладонями по лицу. — Ты как жадный маленький мальчик, у которого много игрушек, многие из которых ему не интересны, но как только кто-то проявил интерес к одной из них: жадина сразу же отбирает её, играет, а потом снова забывает. Откуда же я могла знать, что великий иностранный маг снова ворвётся в мою жизнь? Ты даже намёка не дал… Сатана, внимательно выслушав девичий монолог, не проронив ни слова в ответ, поднял с дивана перчатки и направился к выходу, вводя альтистку в ступор. Она ожидала услышать хоть слово в знак оправдания или обвинения, ожидала, что он снова что-то предпримет, быть может, накричит, но никакие её ожидания не оправдались. Чем дальше Воланд от неё отдалялся, тем ярче начинала зиять возвращающаяся пустота. В костях и мышцах началась ломка, как бывало после длительных отказов от табака, требующая вернуть всё обратно. Нет, она не могла так просто его отпустить. Он снова мог пропасть. И что, если навсегда? «Нет, нет, нет. Я ещё не всё узнала». — Как вы смеете уходить?! — голос альтистки охрип от частых криков. — Мы же условились, что я принадлежу вам, а вы мне. Я не отпускала вас! — девушка подлетела к сатане и потянула на себя за рукав серой формы. — Иронично, что вы вспомнили об этой условности только тогда, когда она может принести для вас выгоду, — мужчина не собирался останавливаться и уже дернул ручку входной двери. Он игрался с ней и вовсе не хотел уходить. «На что она пойдет, чтобы остановить меня?». Александра судорожно соображала, пытаясь придумать всё новый и новый повод, чтобы хоть как-то задержать уходящего Воланда. — Вы… — неуверенно начала она, — вы говорили про какую-то игру… — губы сатаны искривились в победоносной улыбке. — Я согласна сыграть.